Глава 10

Четвертый день четвертой десятины второго месяца зимы.

Пять дней дежурства пролетели, как один. Большей частью из-за того, что у меня, благодаря Амси, не было ни мгновения свободного времени. Ведь весь второй день она посвятила тестам, а когда определила уровень всего, что могло его иметь в принципе, составила программу обучения и вцепилась в меня, как голодный пес в мозговую косточку. То есть, терзала, не переставая, используя для «пыток» любую представляющуюся возможность. Честно говоря, вечером второго дня, выслушав не очень лестные выводы о своих реальных возможностях, я здорово приуныл. Еще бы, ведь, по словам Амси, кроме воистину невероятной реакции, скорости, силы и гибкости, похвастаться мне было нечем. То есть, я был сильным, быстрым, но очень тупым. Но, услышав ее веселое «не расстраивайся, по меркам этого мира ты почти гений!», я слегка расслабился. И пообещал себе стать хоть кем-то, но по меркам мира Ушедших. Поэтому с головой ушел в учебу. Вернее, в упражнения по развитию памяти.

Мои женщины занимались тем же самым. Только, в отличие от меня, не тратили время на исполнение обязанностей телохранителя, поэтому развивались куда быстрее. Впрочем, в этом были и положительные стороны. Например, к концу четвертого дня дежурства Найта как-то умудрилась выделить те изменения, которые начали происходить в нас с момента начала занятий, и попробовала перенести их на Тину. А все следующее утро ходила, гордо задрав нос и выпятив грудь, так как, по оценке хозяйки пляжного домика, скорость усвоения новых знаний у моей советницы выросла на треть.

То же самое воздействие, но в два Дара, удвоило уже мои возможности. А вот пробовать изменять их еще и с использованием воли Дарующие не решились, так как недостаточно хорошо ощутили процесс. Я на них, само собой не давил, прекрасно понимая, что, когда они почувствуют уверенность в своих силах, сразу же сообщат. Кстати, возникновения той самой пропасти в знаниях я пугаться перестал, так как не поленился сравнить программы обучения, и пришел к выводу, что Амси дает нам одно и то же. А избыток времени и неуемную жажду деятельности моих красавиц тратит на обучение танцам и пению, на подбор фасонов одежды, которую бы мог шить мэтр Колин, и тому подобную дребедень. Хотя почему дребедень? Те отрывки занятий Альки, которые я умудрялся подглядеть в промежутках между выполнением своих обязанностей и издевательствами личного Наставника, заставляли смотреть на движения своей меньшицы, открыв рот: каждый день в ее пластике появлялось что-то новое. И это новое поражало воображение!

С мэтром Колином тоже было… хм… интересно. Он приехал к нам домой на следующий день после нашего возвращения из дворца, слегка потерянным, сильно осунувшимся, но счастливым до умопомрачения. Причин для счастья оказалось предостаточно. Во-первых, после визита королевы Маниши его лавка превратилась в одно из самых посещаемых мест Лайвена. Правда, при этом сам портной и две его несчастные меньшицы забыли, что такое сон, так как шили почти круглые сутки, чтобы удовлетворить хоть часть потребностей благородных дам. Во-вторых, давно пропавшие поставщики вдруг воспылали к нему искренней любовью и уважением. Поэтому были готовы на все ради взаимовыгодного сотрудничества — привозить что угодно и откуда угодно, снижать цены и оставлять заказанное под слово. И, в-третьих, моя беседа с Чумной Крысой, а Конгера с главой гильдии портных в одночасье превратила Ореховую аллею в самое благополучное место Лайвена — по ней практически постоянно прогуливались волкодавы из Разбойного приказа и очень недобро поглядывали на всех тех, кто по внешнему виду не тянул на благородного.

К моей искренней радости, мэтр Колин не лебезил и теперь — поблагодарил за помощь, сообщил, что выполнил все мои распоряжения, в результате чего в его лавке не морщились даже королева Маниша и меньшицы Зейна, вернул пять золотых долга, а затем выложил на стол еще два увесистых мешочка:

— Мой заработок за эти дни, за вычетом стоимости материалов.

То, что заработок весь, чувствовалось по его эмоциям, поэтому я сказал, что эти вопросы он будет решать с моей советницей, и оставил его с Тиной. А через какое-то время с помощью комма увидел, как вытягивается лицо портного в тот момент, когда она закончила рисовать очередной набросок.

Не меньшее удовольствие мне доставляли и нормальные тренировки. Дорвавшись до возможности поработать в полную силу, я всю первую стражу изводил женщин отработкой «Кровавой Дорожки» и «Жалящего Аспида» на пределе доступных им скоростей. Первую половину второй рубился один против пятерых. А потом гонял Конгера и его парней. Естественно, успехи последних не шли ни в какое сравнение с успехами тех, кого регулярно изменяли. Но парни действительно старались, и это чувствовалось.

Кроме тренировок и занятий с Амси пришлось заниматься и менее приятными делами. Например, часть второй половины того же дня я по совету искина потратил на поездку к мэтру Колину. Заглянул, пообщался со знакомыми дамами, познакомился с женой и меньшицами портного, и заодно оставил во дворе и в лавке несколько камер. Тем же самым занимался и поздно вечером, только уже в окрестностях своего дома, дабы иметь возможность приглядывать за своим имуществом, даже находясь во дворце.

А вот посетить остров и поразвлечься в первый день отдыха не получилось, так как к нам приехала Дора. С ночевкой. И до поздней ночи веселила последними сплетнями…

…Утро второго свободного дня, если, конечно, не считать «обязательного» общения с мелкой, началось с визита ар Маггор в тренировочный зал. Явилась «ни свет, ни заря», то есть, в начале второй стражи, когда мы вшестером пытались применить в поединке один против пяти довольно сложную, но эффективную комбинацию из тех, которые посоветовала отработать Амси. Конечно же, при ее приближении скорость движений уменьшили до обычной. Но даже так наслушались охов и ахов от восхищенной женщины. А когда перешли к растяжке, услышали ее недовольное ворчание:

— Слушай, Эвис, что такого мне надо сделать, чтобы ты обратил свое внимание и на меня⁈ В куртку и штаны, вроде бы, нарядилась, нашла и заняла свободное место, покрутила головой и плечами…

Штаны и куртка действительно имели место быть. Причем одевались в моем присутствии не первый раз. И, на мой взгляд, сидели на высокой и худощавой женщине неплохо. Особенно, если учитывать ее возраст и количество рожденных детей. А вот на вращения головой и плеч я внимания не обратил — дрался. Поэтому был вынужден «виновато» развести руками:

— Может, просто озвучить свое желание?

— Хорошо. Покажи мне что-нибудь простенькое, чтобы я занималась каждый день и когда-нибудь перестала чувствовать себя старой развалиной!

Показал. Упрощенную разминку. И не только показал — сначала продемонстрировал последовательность выполнения упражнений и объяснял все тонкости, на которые надо было обращать внимание, а затем дал возможность ее повторить и исправил ошибки. Дора действительно старалась — повторяла движения медленно и очень вдумчиво, стараясь почувствовать те ощущения, о которых я говорил. С количеством повторений не баловалась, делая именно сколько, сколько я потребовал. Тем не менее, к концу разминки раскраснелась, взмокла и сбила дыхание. Поэтому, закончив заниматься, уселась на пол прямо там, где стояла, и устало, но довольно проворчала:

— Завтра не встану. Поэтому буду заниматься лежа!

Потом запустила пальцы в волосы на затылке и поморщилась:

— Мокрая — насквозь! Девки, кто составит мне компанию в бане?

Эмоции советницы обожгли испугом, а мелкая почему-то не отреагировала. Пришлось изображать мужа-самодура:

— Тину не отпущу — ее еще гонять и гонять. А с остальными уже закончил, поэтому можете забирать хоть всех.

— Спасибо, заберу. Когда перестанут дрожать ноги! — благодарно сказала ар Маггор, и с интересом уставилась на идущую ко мне дочь.

Зная увлекающуюся натуру матери, советница выбрала для отработки один из самых простых и незрелищных бросков — подсечку под «переднюю» ногу. Да еще и не с движения, а из стойки. При этом старательно повторяла вчерашние ошибки Тиммела, пытаясь меня уронить за счет грубой силы, а не точности исполнения движений. Заводиться не заводилась, то есть, выполняла требуемое монотонно, если не сказать, скучно. И «ошибалась» через два раза на третий. Поэтому повторении на тридцатом Дора не выдержала и возмутилась:

— Дочь, ты же не на Дне Поминовения, правда⁈ Добавь в движения хоть немного души!

— Души пока не надо! — перебил ее я. — Начнет спешить — вобьет в ноги что-нибудь не то, и потом я замучаюсь это «не то» исправлять.

— Ты наставник, тебе виднее. Но смотреть на этот ужас я не могу! — недовольно буркнула старуха, с помощью Альки поднялась с пола и поплелась к выходу из зала.

— Эх, если бы не мама, я бы с та-а-аким удовольствием умерла… — расстроено вздохнула Тина, из коридора перестал доноситься голос Доры и смех «ее свиты». Потом подошла к зеркалу, скинула куртку и, разглядывая свое отражение, повернулась вправо-влево: — И, возродившись с новым лицом, перестала бы оглядываться на прошлое…

— Ну, в прошлом тоже было много хорошего! — услышав ее эмоции, улыбнулся я. Потом вспомнил ночь нашей встречи, мысленно обозвал себя придурком и торопливо уточнил: — Особенно в недавнем.

— Да, вторую половину лета, осень и зиму я прожила, как в сказке! Но ты себе не представляешь, каково мне, женщине, смотреть на юное тело, понимать, что в любой момент таким же юным можно сделать лицо, шею и кисти рук, но не иметь возможности себе это позволить!

— Тебе так не хватает внимания мужчин? — осторожно спросил я.

Женщина мгновенно развернулась на месте и посмотрела на меня, как на юродивого:

— Нейл, ты чего⁈ Единственный мужчина, чье внимание меня действительно волнует, это ты, а все остальные, вместе взятые, вызывают только омерзение. Поэтому я буду рядом, пока дышу, и так близко, как ты позволишь!

— Тогда какая разница, есть на лице морщинки, или нет? Мы ведь тебя любим не за внешность! — воскликнул я и на всякий случай дал ей почувствовать свои эмоции, благо оба Дара были совсем рядом, и сделать это было совсем не сложно.

— Логики в этом желании нет. Просто хочется и все! — ответив мне такой же вспышкой чувств, объяснила она и подошла поближе: — Ладно, пока они моются, давай, что ли, немного подеремся…

Это ее «немного» затянулось на добрую четверть стражи — до момента, когда Дора с девочками закончили приводить себя в порядок. При этом, чувствуя, что у моей советницы что-то не то с настроением, я не только изображал «зеркало», но и постоянно держал душу нараспашку, позволяя Тине чувствовать все то, что чувствовал сам. То есть, удовлетворение от каждой правильно выполненной ею комбинации, гордость в те редкие мгновения, когда женщина вдруг переставала думать и начинала жить боем. И восхищение, которое охватывало меня тогда, когда в череде атак, защит и блеске стали я вдруг замечал крутое бедро, совершенный изгиб по-девичьи узкой талии или покачивание тяжелой, но на редкость упругой груди.

Советница радовалась каждой такой вспышке и жаждала их повторения ничуть не меньше, чем утопающий жаждет лишнего глотка воздуха или протянутой руки. Поэтому выкладывалась так, что эту, лишнюю часть тренировки закончила приблизительно в том же состоянии, в которое я себя загонял «Жалящим Аспидом» до появления в моей жизни Найты с Вэйлькой. Говоря иными словами, когда я сказал «все, хватит!», она еле-еле стояла на ногах, дышала, как загнанная лошадь, а окружающий мир воспринимала, словно через густой туман. Поэтому, еще раз убедившись, что Дора ощущается в гостевой спальне, я подхватил советницу на руки и вышел в коридор.

Кстати, Тина сообразила, что перемещается по дому не сама, только тогда, когда я вошел в предбанник и коленом задвинул засов на двери. Внятно заговорить смогла чуть позже — где-то через четверть кольца после того, как оказалась в бочке с горячей водой. И еле слышно выдохнула:

— Нейл, я тебя ненавижу…

Нега в ее голосе, сияющие глаза и эмоции, искрящиеся счастьем, говорили об обратном, поэтому я ухмыльнулся:

— Такая ненависть мне нравится!

— У тебя совесть есть? — кое-как собравшись с силами, продолжила она: — Я понимала, что перерабатываю, что вот-вот потеряю сознание от усталости, но не хотела останавливаться!

— Зато ты провалилась в состояние безмыслия целых четыре раза. Причем всего через полгода после начала тренировок. А это, между прочим, считается невозможным!

— Ага. А теперь не в состоянии ни двигаться, ни говорить, ни связно мыслить!

— Это мелочи! Сейчас отмокнешь в горячей воде, затем я разомну тебе мышцы, и ты придешь в себя.

— О-о-о!!! — восхитилась женщина. — Ради того, чтобы почувствовать, как глава рода собственноручно мнет мое тело, я готова выкладываться так на каждой тренировке!

Я поднял над водой руки и показал ей свои ладони:

— А ничего, что тут мозоль на мозоли?

— Ничего, я уверена, что мне понравится…

Тине действительно понравилось. Еще бы — оказывавшийся в ее состоянии не один десяток раз, я совершенно точно знал, какие именно мышцы и как именно надо разминать. А еще при прикосновениях слышал мельчайшие оттенки ее ощущений, соответственно, увеличивал силу или глубину нажатий именно тогда, когда требовалось. Кроме того, я приводил ее тело в порядок крайне добросовестно и никуда не торопясь, не пропускал ни единой мышцы, поэтому в итоге размял его до состояния киселя.

Сказать «спасибо» советница не смогла — поленилась шевелить языком. Зато, когда я накрыл ее двумя самыми большими полотенцами, дала почувствовать благодарность безумной вспышкой эмоций. И… почти сразу же задремала!

Я улыбнулся и занялся собой. В смысле поменял воду в бочке и залез внутрь. Но стоило откинуться на ее край и закрыть глаза, как ко мне обратилась хозяйка пляжного домика:

— Доброе утро, Нейл! Вы бы не могли уделить мне немного своего внимания?

— Привет, Амси! А чуть попроще можно? Мы же, вроде как, друзья⁈

— Запросто! — хихикнула призрачная хозяйка. — Приветик! Вам стоило бы послушать один разговор…

— Может, перейдем на «ты»? — предложил я. А когда она согласилась и с этим, посерьезнел: — Показывай, послушаю с большим удовольствием.

— Боюсь, что этот разговор удовольствия не доставит… — буркнула Амси, и тут же показала мне картинку — кабинет Зейна, в котором как-то странно застыли сам король, дядя Витт и Геммел Кулак.

— Что это с ними? — удивился я.

— Это запись. Стоит на паузе. Сейчас включу воспроизведение.

Через миг ар Дирг знакомо сжал десницу и мрачно уставился на Шандора:

— И еще одна новость: сегодня на рассвете в Лайвен въехал Лограт ар Эжьен…

— Торр-ан-Тильский[1] Мясник? — мгновенно помрачнев, просил король.

— Он самый… — вздохнул начальник Ночной стражи. — Только он предпочитает называть себя Логратом Великолепным.

Взгляд Зейна полыхнул гневом, а правая ладонь с силой врезала по подлокотнику:

— Мясник, Великолепный — какая, в Бездну, разница⁈ Если этот ублюдок прибыл надолго, то у нас серьезные проблемы: он опять будет шарахаться по приемам и балам, задирать всех, кто попадется под руку, и безнаказанно убивать! Где он остановился, уже знаешь?

— Знаю, что въехал в посольство. Думаю, там и останется. По крайней мере, в прошлые разы он жил именно там.

— Как считаешь, что ему могло тут понадобиться? — скривившись, как от зубной боли, спросил король.

Дядя Витт поиграл желваками, но свое мнение все-таки высказал:

— Не удивлюсь, если его приезд связан с Нейлом ар Эвис…

На этом моменте картинка снова застыла, и я снова услышал голос Амси:

— Дальше нет ничего существенного, одни эмоции и поминание Бездны. Собственно, я заметила этот разговор только из-за того, что в нем упоминается твое имя!

— Ты что, прослушиваешь все разговоры, ведущиеся во дворце?

— Все несколько сложнее, но можно выразиться и так! — подтвердил искин.

— Зачем?

— Мне объяснили, какие отношения между людьми ты считаешь дружбой! — усмехнулась Амси. — Такой подход мне нравится, поэтому делаю для семьи все, что могу. А могу, как ты, наверное, успел убедиться, многое. Так вот, по поводу записи — скажи, у тебя нет никаких соображений по поводу того, что я тебе показала?

Соображения были. Поэтому я быстренько пересказал ей разговор с Найтой, ответил еще на несколько вопросов и задумчиво потер переносицу:

— И учти еще одну тонкость: он считается вторым клинком Торрена, хотя, по сути, является первым…

— Как это? — не понял искин.

— Первым, по давней традиции, торренцы называют правящего короля, даже если он владеет клинком хуже, чем бабы скалкой. Кроме того, так как уровень подготовки мечников в Торрене существенно выше, чем у нас, желающих связываться с теми, кто входит в их первую десятку, бывает очень немного.

— Но ведь «существенно» — это не вдвое, правда?

— Не вдвое, конечно! — угрюмо поддакнул я. — Только если я его убью, то привлеку к себе столько внимания, что придется либо вешаться, либо топиться!

— Угу. И знаешь, что самое неприятное? — недовольно поддакнула Амси. — Если бы рядом с тобой не было четырех ослепительно красивых женщин, то тебя можно было бы счесть одним из тех потомков Ушедших, в которых проснулась так называемая Древняя Кровь. А их красота плюс выдающиеся навыки мечника оставляют «страждущим» всего один вариант — наличие у тебя Дарующей.

— Вот именно! — кивнул я. Потом опрокинул на голову ведро с холодной водой, чтобы взбодриться, и начал озвучивать напрашивающиеся выводы: — Игнорировать приемы и балы бессмысленно. Во-первых, потому, что пять дней каждой десятины я все равно нахожусь во дворце и посещаю все мероприятия, которые устраивает Зейн. Во-вторых, мотаюсь туда и обратно приблизительно в одно и то же время. И, в-третьих, я уже не один…

— Ну да: стоит задеть твоих женщин, вассалов или слуг, как ты тут же отправишься на поиски обидчика… — согласилась Амси. Потом сделала небольшую паузу и совсем по-человечески вздохнула: — Ладно, задачу поняла, буду думать…


…Сообщение о том, что вечером мы едем на бал, дамы встретили недовольным ворчанием, а Тина попыталась доказать, что особой необходимости появляться в свете в эти пять свободных дней у меня нет. Но когда почувствовала, что решение принято и обсуждать его бессмысленно, перестроилась на деловой лад и спросила, кто едет, в чем едет, и во сколько я собираюсь выехать из дому.

Я ответил на все вопросы, попрощался с засуетившейся Дорой и отправился к себе в кабинет решатьпримеры по арифметике. Когда закончил, выслушал небольшую лекцию по физике, разобрался с некоторыми основополагающими понятиями этой науки, потом, наконец, сообразил, что не переговорил с Найтой, и вызвал ее к себе.

Пока озвучивал свои мысли и прислушивался к ее эмоциям, чувствовал себя не в своей тарелке, так как побаивался возможного отказа, возмущения или обиды. Но, к моему удивлению, Дарующая согласилась. Мало того, предложила кое-какие дополнения к моей идее. А когда я возмутился, заявила, что так будет правильнее. Амси ее поддержала, добавила еще кое-какие нюансы и заявила, что нам пора одеваться.

Я встал с кресла, неожиданно для самого себя обнял Дарующую и дал ей почувствовать все то, что к ней испытываю. А она довольно мурлыкнула, пообещала, что все будет хорошо, и поцеловала в щеку. С душой и, почему-то, с благодарностью…

…Из дому мы выехали заблаговременно, втроем и без какого-либо сопровождения. Из-за начавшегося потепления снег на улицах раскис, и местами они превратились в грязевые озера. Тем не менее, мы не только нигде не утонули и не застряли, но и прибыли в особняк Тиеров одними из первых.

Глава рода еще не оклемался от ран, поэтому гостей встречал его наследник на пару с арессой Ситарой, которую большинство благородных Маллора предпочитали называть Склочницей. Диора наше появление обрадовало, а его мать здорово разозлило. Тем не менее, вида она не показала, поэтому совсем скоро я и обе мои Дарующие оказались в большой гостиной, примыкающей к бальному залу, и пошли по кругу, здороваясь со всеми, кто попадался на пути, и иногда останавливаясь, чтобы перекинуться парой слов с теми, кто успел вызвать симпатию.

Когда обязательная программа была выполнена, мы остановились рядом с одним из столов, и тут же оказались атакованы. Толпой женщин, жаждущих пообщаться с моими меньшицами о том шмотье, которое появится в лавке мэтра Колина в ближайшее время и, конечно же, повнимательнее разглядеть их наряды. На мой, порядком избалованный взгляд, в этот раз мои красавицы ничего особенного не надевали — облачились в платья с открытой спиной, без корсетов, кринолинов и с минимальным количеством нижних юбок. Но даже такое, не особо вызывающее «чудо портновского искусства» привело благородных дам в состояние экстаза: они делали моим женщинам комплимент за комплиментом, а сами умирали от зависти.

К концу седьмой стражи, когда в гостиной стало уже не продохнуть, в бальном зале заиграла музыка, и большая часть приехавших к Тиерам благородных переместилась туда. Мы отправились следом. А когда определились с местом, достойным побыть Уголком Вечной Стужи, разделились — я оставил там Вэйльку, а сам пригласил Найту на танец и обрадовался, услышав в ее эмоциях искреннюю радость…

…Гулкий бас церемониймейстера, объявившего о прибытии очередного гостя, заставил меня отвлечься от общения с первой меньшицей и во время следующей фигуры танца повернуть голову направо, чтобы разглядеть в дверном проеме новый «аргумент» посла Торрена в Маллоре. «Аргумент» выглядел внушительно — был высоким, широкоплечим и ширококостным, но при этом стремительным, гибким и пластичным, как клинок, выкованный великим мастером-кузнецом. На первый взгляд, радовало и лицо: высокий лоб, искрящиеся смехом яркие голубые глаза, прямой нос, чувственные губы, вечно изогнутые в насмешливой улыбке, и твердый, чуть тяжеловатый подбородок. Но уже со второго взгляда Лограт ар Эжьен вызывал желание поморщиться или вымыть руки, ибо он пылко и самозабвенно любил самого себя, позволяя остальным либо любоваться своей статью, либо трепетать от ужаса перед вторым клинком Торрена. Обе мои Дарующие оценили его приблизительно так же: самым ярким чувством, которое присутствовало в эмоциях Вэйльки, была брезгливость, а ее «сестричка» смотрела на Торр-ан-Тиля с презрением и насмешкой.

Убедившись, что страха, опасений или неуверенности в себе не испытывает ни одна из моих спутниц, я дождался завершения танца и снова поменял даму — отвел младшую Дарующую в Уголок Вечной Стужи, а старшую забрал танцевать. Вернее, взял под руку и только-только повернулся к центру зала, как из-за группы благородных, обсуждавших недавнюю охоту, выскользнула Доргетта ар Маггор и как-то уж очень целеустремленно поплыла ко мне. Пришлось останавливаться, извиняться перед Найтой и отдаваться на растерзание другу рода Эвис:

— Рад вас видеть, Дора! Как ваше самочувствие?

— Прелестно! — по своему обыкновению, сварливо пробурчала она, затем мертвой хваткой вцепилась в мой левый локоть и попросила прогуляться с ней до ближайшего алькова.

— Представляю, какие слухи пойдут о нас с вами… — пошутил я, подставляя ей локоть.

Старуха фыркнула:

— Пффф! Будь мне лет на сорок меньше — еще куда ни шло. А теперь, когда меня с нетерпением ждут в Последнем Пристанище[2] — вряд ли!

— Скажете тоже! — ничуть не кривя душой, возмутился я, проходя в альков первым. Ибо прекрасно знал, что стараниями моих Дарующих Доргетта ар Маггор отправится в родовую усыпальницу ой как не скоро. — Вы прекрасно выглядите!

— Ты забыл добавить «для вашего возраста»! — чуть менее злобно проворчала она, а затем перешла к делу:

— Торренца видел?

Я утвердительно кивнул.

— И как он тебе?

— На мой взгляд, выглядит слишком уж самовлюбленным.

— У него есть очень веские причины быть настолько уверенным в себе! — воскликнула она, и я, прислушавшись, вдруг понял, что она опять за меня боится.

— Дора…

— Чего⁈ — нахмурилась она.

— О приезде арра Лограта меня предупредили еще утром. Поэтому я успел подготовиться…

К тому времени, когда мы с хозяйкой манора Маггор вышли из алькова, ар Эжьен успел обойти добрую половину бального зала, обменяться приветствиями с теми, кого знал сам, и с теми, кого ему представлял посол Торрена. При этом он вел себя так, как будто явился не на бал, а в свинарник, то есть, поглядывал на мужчин свысока и намерено задевал их ножнами своего меча; красивым женщинам заглядывал в вырезы, даже не пытаясь скрыть своего интереса; некрасивых высмеивал прямо в лицо, да еще и не выбирая выражения. Кроме того, рассматривал фрески на потолке и стенах, обсуждал «деревенский вкус» хозяев особняка и периодически сплевывал себе под ноги. Тем не менее, его вызывающего поведения упорно «не замечали»: те, кто натыкался на ножны меча, торопливо меняли направление движения и исчезали в толпе; мужья, отцы или братья женщин, которых мимоходом оскорбил торренец, вдруг оказывались глухи или слепы. А младшего Тиера, который наверняка отреагировал бы на это хамство, куда-то благоразумно увела мать.

Меня все это «веселье» пока не касалось, поэтому я продолжал танцевать. По-очереди с каждой из двух Дарующих. Но за Уголком Вечной Стужи наблюдал практически постоянно. Либо сам, либо с помощью камер Амси, спрятанных в ожерельях моих женщин. Поэтому видел, как во время первого прохода мимо Уголка Гирлон ар Зейвен, посол Торрена в Маллоре, поймал взгляд «отдыхающей» Найты и очень многозначительно показал ей на Торр-ан-Тильского Мясника, идущего рядом.

Через три танца, когда слух о прибытии страшного и ужасного Лограта ар Эжьена докатился чуть ли не до поваров на кухне Тиеров, а я опять кружил по залу с Вэйлькой, торренцы подошли к Уголку Вечной Стужи второй раз и остановились в паре шагов от старшей Дарующей. При этом Мясник по-хамски оглядел ее с ног до головы, уперся взглядом в грудь, обтянутую тканью, похотливо улыбнулся и многозначительно постучал пальцами по рукояти своего меча.

Дарующая намека не поняла — мазнула по нему взглядом и забыла о его существовании. Чем не на шутку разозлила ар Зейвена:

— Как видишь, я сдержал свое обещание: человек, который может заставить вас почувствовать настоящее место, прямо перед тобой. Будешь хорошей девочкой — накажет, но не грубо. Взбрыкнешь — проклянешь тот день, когда выпала из утробы матери и ударилась головой об пол!

— Пошел вон, баба в штанах! — не дослушав его речь, презрительно бросила Найта. А когда посол, услышав одно из самых унизительных оскорблений для мужчины, пошел пятнами, язвительно добавила: — Любой торренский мальчишка сказал бы «я заставлю вас почувствовать» или «я накажу»! А ты, трусливый ублюдок, сбежавший из Торр-ан-Тиля в королевство слабых душ и тупых мечей, чтобы оказаться подальше от настоящих мужчин, умудрился растерять даже остатки Духа своих предков, испугался поставить на место женщину и вызвал к себе на помощь такого же ублюдка!

— Кобылка, ты забываешься! — прошипел ар Эжьен, шагнул к Найте и залепил ей пощечину. Вернее, размахнулся, а через миг зашипел от боли, когда она, стремительно качнувшись назад, правой кистью поймала его запястье. И, рванув его на себя, ударом левой ладони снизу вверх сломала руку Мясника в локтевом суставе!

В чем нельзя было обвинить ар Эжьена, так это в неумении терпеть боль. И, заодно, в медлительности: эхо от влажного хруста еще гуляло по залу, как второй меч Торрена нанес сильнейший удар ногой в живот Дарующей, и… снова промахнулся! А она, поддернув подол платья, совершенно спокойно и даже с какой-то ленцой сместилась в сторону, ударом стопы сломала колено опорной ноги, затем нанесла нисходящий удар тыльной стороной ладони по правой ключице, раздробив ее в Бездну! После чего переместилась к ар Зейвену, левой рукой оттянула на себя один ус, правой выдернула из ножен посла его же кинжал и демонстративно полоснула по ухоженному пучку волос:

— Бабам усы не к лицу! Отпустил бы лучше косу, что ли…

— Получилось! — мгновением позже радостно воскликнула Амси. И тут же затараторила: — А Найта-то умница, каких поискать: оставила Мясника за спиной только тогда, когда лишила его возможности и передвигаться, и бить!

Ее комментарии я слышал краем сознания, так как расталкивал толпу, как тяжелый таран. И успел. Вовремя: когда дважды оскорбленный посол обозвал Найту сукой и схватился за меч, он вдруг почувствовал, что его повело в сторону. Затем мир вокруг, наконец, остановился, и оказалось, что перед ним стоит не она, а я:

— Гирлон ар Зейвен, вы имели наглость оскорбить мою супругу. Я, Нейл ар Эвис, вассал короля Зейна второго, Шандора и глава рода Эвис, вызываю вас в круг Торра!

Как и следовало ожидать, на такое продолжение «беседы» посол не рассчитывал, поэтому заколебался и как-то уж очень быстро вспомнил о своей дипломатической неприкосновенности. Пришлось заметить огрызок на месте правого уса и задумчиво потереть переносицу:

— Впрочем, если вы, благородная дама, выберете скалку, то я буду вынужден выставить против вас одну из своих меньшиц!

— Мама, а почему этого дядю назвали благородной дамой? Зачем ему отращивать косу? И он что, правда будет драться скалкой⁈ — звонкий детский голосок, вдруг разорвавший мертвую тишину зала, окончательно лишил посла способности соображать. А многоголосый хохот, раздавшийся после этой фразы, заставил рявкнуть во весь голос:

— Я, Гирлон ар Зейвен, принимаю ваш вызов!

Зал заинтересованно затих.

— Бой через десятину…

Я презрительно оглядел его с ног до головы, а Найта насмешливо фыркнула.

— С тремя подменами…

Засмеялось дам десять и несколько мужчин.

— С мечом, дагой и в кольчугах…

Захохотал весь зал. А я развернулся к послу спиной и, дождавшись относительной тишины, недовольно посмотрел на своих женщин:

— Кто меня убеждал, что каждый торренец — боец по крови и духу, и что для ваших мужчин честь превыше всего, ты или ты⁈ Вот увидите, сейчас он предложит бой до первой крови.

— Дерись прямо сейчас, трус! — не выдержал ар Эжьен, до этого момента сидевший на полу и очень неплохо справлявшийся с болью в сломанных конечностях. — И насмерть! А то, клянусь Торром, встав на ноги, я первым делом вырву тебе глотку!!!

— Да ну, он не согласится! Ведь вы встанете на ноги еще не скоро… — хихикнула весьма симпатичная девушка в цветах ар Койренов, сделала небольшую паузу, выставила перед лицом ладошки со скрюченными пальцами и «в ужасе» округлила глаза: — … а страшно ПРЯМО СЕЙЧАС!!!

— Не смейте меня оскорблять! — взвыл побледневший от постоянных унижений посол.

— А то что, вы вызовете меня на поединок, но года через три? — ничуть не испугалась она. — Когда овладеете боем на скалках и отрастите косу до пояса?

— Деремся сейчас!!! — наконец, разродился ар Гирлон.

— С ар Койрен, с тремя подменами, на скалках и до первого синяка? — выкрикнул кто-то из толпы.

Посол рванул ворот своего камзола и, с ненавистью оглядев окружающих налитыми кровью глазами, хрипло перечислил:

— С Нейлом ар Эвис. Без подмен и насмерть!

Круг Торра образовался в считанные мгновения. Я отдал Вэйльке перевязь с мечом, снял камзол и вручил его Найте, неторопливо вытянул из-за голенища засапожник и вышел на свою половину:

— Я готов!

— А-а-а меч?

— Тех, кто оскорбляет его женщин, арр Нейл убивает ножом! — просветила его все та же ар Койрен. — Сначала отрезает язык, а потом закалывает, как свинью на бойне! Но вы не волнуйтесь — клинок наточен, как следует, режет легко и быстро, так что умрете почти безболезненно!

— Интересная у тебя слава! — снова подала голос Амси. Но тут же замолчала, так как ар Зейвен выхватил меч и бросился в самоубийственную атаку. Самоубийственную — в прямом смысле этого слова, так как двигался он даже не как осел. Поэтому я обошелся без лишних движений — отвел оружие в сторону левой ладонью с одновременным входом в душу, вонзил клинок под подбородок и дал противнику почувствовать его холод основанием языка. А когда увидел, как в ужасе расширяются зрачки человека, почувствовавшего скорую смерть, вбил нож по самую рукоять.

— Ну вот, как я и говорила! — гордо заключила ар Койрен. Затем подошла к Торр-ан-Тильскому Мяснику и захлопала ресницами: — А вы, пожалуйста, передайте его близким, чтобы готовили сразу два места в усыпальнице — одно для тела, а второе для языка…

[1] Торр-ан-Тиль — столица королевства Торрен.

[2] Последнее Пристанище — кладбище, на котором расположены семейные склепы Старших родов Маллора.

Загрузка...