Хладная рать

Глава 11. Благодарность великого князя

Промаявшись полночи без сна, Мера встала позже обычного. За окном слышалась какая-то возня и множество голосов. Девушка выглянула наружу. В духоту покоев тут же ворвался прохладный ветер вместе с запахами сырой земли и тины. Небо все так же затягивали рваные облака, но, судя по теням, дело близилось к полудню.

Во дворе собралась, кажется, вся дружина: и гриди, и отроки, и княжьи мужи. Одни стояли группами, шептались о чем-то, другие ходили туда-сюда по поручениям. Среди пёстрого разнообразия лиц Мера приметила Ратмира, и тот, словно почувствовав взгляд, поднял голову к окну ее терема на третьем этаже, улыбнулся и приветственно помахал рукой. Мера миг поколебалась: приличествует ли ответный жест ее положению, но все же коротко махнула в ответ.

Тут раздался аккуратный стук в дверь, а за ним извиняющийся тоненький голосок холопки:

— Княгиня! Проснись, княгиня!

Мера подошла к двери, но открывать не стала: в одной рубахе она бы никому не показалась.

— Что такое, Ясна?

— Не взыщи, что сон нарушаю, но там тебя требуют. Вестник великого князя прибыл.

— Передай, сейчас спущусь. И пусть стол накроют.

— Слушаюсь!

Застучали быстрые шаги вниз по лестнице, а Мера нахмурилась: вестей можно было ожидать каких угодно, будь то приказ о начале нового сбора войск или приглашение наведаться ко двору.

Княгиня надела богатый тёмно-синий кортел¹ поверх рубахи с тугими манжетами, венец со свисающими до подбородка ряснами и спустилась вниз.

[1] Кортел — зимний вариант летника. Длинная, сильно расширяющаяся книзу одежда со вшитыми внизу боковыми клиньями. Застёгивается до горла. Имеет широкие и очень длинные рукава, срезанные углом. Зимний вариант утеплён мехом.

Мера ничуть не удивилась, увидев Булата и Возгаря. Не теряя времени понапрасну, они заняли вестника расспросами о последних новостях из главного стольного града Белозема и о настроениях великого князя Далибора. Остальные бояре, должно быть, станут сокрушаться, что не оказались поблизости от княжеских хором во время визита посланника.

Холопы споро носили из кухни яства: горячие пироги, квашеную капусту, тельное из рыбы и томленые щеки. Пленящие ароматы наполняли помещение, но думать о еде Мера сейчас не могла.

Разговоры прекратились, стоило ей показаться на пороге. Мужчины почтительно поклонились и, как только она заняла место, расселись за столом.

— Мира и достатка твоему дому, княгиня, — поздоровался вестник. — Зовут меня Деян. Я прибыл по поручению великого князя Далибора дабы выразить его почтение и передать волю. Я буду говорит от его имени.

Посланник был явно из княжьих мужей, хоть дорожный кафтан его выглядел просто. Немолодой, плотного сложения, с козлиной бородкой и глубоко сидящими глазами мужчина держал себя так, будто давно уже привык представать перед персонами поважнее удельной княгини. Не дожидаясь приглашения, он налил себе кваса и осушил чашу залпом.

— Умаялся в дороге, — пояснил он с улыбкой.

Мера улыбаться в ответ не стала — даже из вежливости.

— Угощайтесь.

— Любезно благодарю!

Пока Возгарь, Булат и Деян накладывали кушанья и обменивались ничего не значащими фразами, Мера ждала и наблюдала. Отец время от времени принимал у себя гостей из Белозема — знатных бояр, великокняжеских представителей. Ей не приходилось лично участвовать в беседах, однако ещё с тех пор сложилось впечатление, что знать из крупного княжества смотрит свысока на знать из княжеств поменьше, пусть даже ни в положении, ни в количестве земли различий между ними не было.

Деян по манерам походил на тех, прежних гостей. Отвечал на вопросы советников охотно и вежливо, много улыбался и шутил, хвалил кухню, но угадывалось под этим всем какое-то высокомерие. Он был словно успешный городской чиновник, приехавший по зову долга навестить престарелых родителей в глухой деревушке.

Когда посланник, наконец, отставил тарелку и взглянул на Меру, у нее уже сложилось предчувствие, что ничего хорошего ожидать не следует.

— Великий князь передает сожаления о смерти твоих отца и брата, княгиня, — торжественно, как на тризне, произнес Деян. — Велимир был доблестным витязем и умелым воеводой. Великий князь благодарен ему за службу и за готовность пожертвовать собой в борьбе за правое дело. Ему и всем, кто сражался вместе с ним. Их подвиги навсегда останутся в нашей памяти и наших сердцах.

— Я ценю это, — осторожно отозвалась Мера, стараясь не выглядеть излишне угрюмо. — Но одним добрым словом детей не накормишь. Когда вдовам ждать обещанного их мужьям жалованья?

— Великий князь выплатит из казны семьям павших все, что тем причитается… — с твердой уверенностью заявил Деян, и Мера не успела выдохнуть от облегчения, как тут же добавил: — янтарем ормарров. Как только одержим победу. Да, лишних средств сейчас нет — все до последней крохи на военные нужды уходит.

На лице княгини не отразилось ничего, но в душе ее росло возмущение. Видно, не зря чутье подсказало, что добрых вестей ждать не стоит.

— Прости мое мракодумие, но что-то победы пока не видать.

Возгарь кинул на нее предостерегающий взгляд. Булат сидел мрачнее тучи с тех пор, как услышал о задержке выплат, и сам наверняка едва сдерживался, чтобы не стукнуть кулаком по столу. Деян же тяжко вздохнул и посетовал:

— Дела на границе идут неважно. Множество воинов полегло в последней битве, что наших, что ормарров. Часть войск осталась в остроге² близ границы, часть разошлась залечивать раны. Ормарры отошли далеко за реку, однако великий князь уверен, что спокойствие продлится недолго. — Он как-то странно глянул на Меру и с нажимом добавил: — Потому в скором времени он издаст новый указ о сборе рати. От княжества Калинов Яр мы будем ожидать не менее двух тысяч ратников.

[2] Острог — укреплённый частоколом город.

— Когда же?

— Когда возникнет необходимость, — пожал плечами вестник. — Может, к весне, а может и раньше.

С каменным лицом Мера проговорила:

— С последней битвы вернулась едва ли сотня. А князь просит две тысячи?

— Ну, ничего, не последняя же та сотня! Да хоть из деревенских мужиков наберётся войско, за зиму подучите их — и в бой, — с усмешкой заявил Деян и как ни в чем не бывало потянулся к пирогу.

— Деревенским мужикам на полях работать. Помрут они, кто вашу рать кормить будет?

— Брось! Раньше набирали воинов, и теперь наберёте. Главное сейчас — собрать все силы, добить врага, пока он ослаблен.

Мера прищурилась, глядя, как спокойно Деян уплетает пирог. Возгарь отчаянно дёргал бровями, вытянутое лицо его побледнело, а губы скривились. Мера и без советника знала, что вступать в спор с представителем великого князя не стоит, но колючие слова сорвались с непослушного языка:

— Силы? С каждым годом призывной возраст все меньше. Дети не успевают рождаться в таком количестве, в каком вы забираете их на войну. И ради чего? Где перемены, где подвижки?

Деян прожевал кусок, отложил остатки в сторону и серьезно, с затаенной за вежливостью угрозой отметил:

— Думать о смыслах и целях — не наше дело. Наше — исполнять приказ, а уж обо всем прочем пусть думает великий князь. Не забывай, что у вас есть повинность перед ним.

— Князь только берет и берет, но получаем ли мы что-то взамен за наши жертвы? Передай ему мои слова: не только у нас есть повинности перед ним, но и у него есть обязательства перед народом. Мы свой долг исполним, а он пусть про свой не забывает.

Мера неотрывно глядела ему в глаза все это время, желая показать, что запугать вестник ее не сможет. Однако и его самого было не пронять. Деян широко улыбнулся:

— Передам, княгиня, будь уверена! А то, может, приезжай как-нибудь в великий стольный град Белозем. Ты ведь прежде не бывала там, не видала его красот и чудес, на пирах в белокаменных палатах не гуляла. Потолкуешь с князем лично и о целях, и о смыслах, и о долге.

— Приеду, дай только время дела разобрать.

— Как же, понимаю, полюдье скоро. Вот соберёшь оброк — и приезжай, чтоб не с пустыми руками. Да, кстати. Великий князь велел сборы повысить.

— В том году повышали, — холодно напомнила Мера, пытаясь унять растущую внутри горькую злобу.

— Военное время, — развел руками Деян. — Ничего, не обеднеют от малой помощи во всеобщее благо.

С явным удовольствием он доел пирог, допил квас, причмокивая, словно бы не замечал воцарившейся за столом мрачной атмосферы. Затем повторно отодвинул тарелку, обтер руки о кафтан и поднялся.

— Ну, благодарю за угощения, а теперь бы отдохнуть не помешало! Поутру в обратный путь отправлюсь.

— Первуша! — громко позвала Мера, тиун прибежал из кухни и с низким поклоном остановился в дверях. — Проводи вестника в гостевые покои.

Когда же гость удалился, Мера обвела тяжёлым взглядом советников. Те ответили ей такой же мрачностью. Вести никому не пришлись по душе.

— Княгиня, — начал успокаивающим тоном боярин Возгарь. — мы не можем ослушаться приказов великого князя. Даже если они нам не по нраву, обязаны исполнить их. Пусть нам нравится считать людей Калинова Яра своими, но на деле все они — и мы, и ты — принадлежат великому князю.

— Знаю. Но понять его я не могу. Как мой отец справлялся с этим?

Булат и Возгарь обменялись взглядами, и витязь протянул:

— Он… смотрел на все иначе. Велимир поддерживал Далибора в стремлении обезопасить границы. Он верил только в силу и в то, что ради благого дела пожертвовать можно многим. Я тоже верю в это, пусть мне и не нравится подход Далибора.

Мера нахмурилась:

— У всего есть разумные пределы. Не биться же до последней капли крови, защищая опустевшие земли и прах родных.

— Мы можем лишь надеяться, что скоро все это закончится, — безрадостно подытожил боярин.

Мера с грустью вздохнула. Как свыкнуться с мыслью, что вскоре по твоему слову должны будут погибнуть две тысячи ратников? Хоть она и сказала на вече, что сердце у нее отцовское, на деле это оказалось не так. Она не могла слепо перенять веру великого князя, не могла безоговорочно довериться его слову и молча исполнять приказы. Всего седмицу назад справили тризну по павшим воинам Калинова Яра, и теперь, вместо того, чтобы вознаградить их жертвы, князь повышает оброк.

И она при всей своей власти ничего не сможет сделать.