Хладная рать

Глава 6. Женская доля

Боярин Возгарь откашлялся, а его лицо скривилось так, словно только что он проглотил пуд кислой вишни. Потом начал издалека, глядя на Меру тяжёлым взглядом из-под густых бровей:

— Война на границе забрала сотни мужей — обученных воинов, закалённых в боях. Население княжества знатно сократилось. Ещё и новый правитель, к которому — уж прости мои слова, княгиня — пока не присмотрелись да не притерлись. Как никогда мы уязвимы. Калинову Яру нужен муж в князьях. Такой, чтоб в бой сумел повести.

Они едва вернулись с вече и не успели толком рассесться за длинным столом, как Возгарь тут же заговорил о деле. Иного не стоило и ожидать.

— Мы советуем — но ни в коем случае не настаиваем! — присмотреться к своим, — продолжил Возгарь, как ни в чем не бывало обведя рукой старшую дружину и пустующие ныне места младшей. — Одного из бояр или дворян. Народ земляка лучше примет. Но хорошо и к младшим сыновьям прочих удельных князей приглядеться: так заполучим новых союзников. Пожалуй, это даже и лучше будет. Союзники нам сейчас ой как не помешают!

— Ты прав, конечно, — кротко кивнула Мера. Брови сидящих за столом мужчин взметнулись вверх, выражая удивление. Видно, ждали, что она сразу же начнет своевольничать. — Я уже думала об этом. Нужно выбрать хорошего мужа, союз с которым принесет наибольшую выгоду княжеству. Правильное решение требует времени. Составьте мне список имён, которые, по-вашему, лучше всего подойдут на роль князя.

Это займет их на какое-то время. Рано или поздно придется выбрать, Мера отлично понимала это. Она никогда не сможет командовать войсками так, как это делал ее отец, ведь она женщина. Ее решения, какими бы мудрыми они ни были, всегда будут подвергаться сомнениям, ведь она женщина. Женщинам не доверяют, их не принимают всерьез. А уж женщина без мужчины немногим выше челяди по положению.

Возгарь окинул Меру изучающим взглядом, в котором читалась подозрительность. Жестом подозвал холопа, чтобы тот наполнил чашу некрепким медом, шумно прихлебнул, утер бороду рукавом кафтана.

Старшую дружину составляли бояре и княжьи мужи, каждый из которых имел свою землю и свою дружину, которую мог отправить в битву по собственному разумению, поэтому ссориться с ними Мера не собиралась. В первые дни следовало присмотреться к каждому из них, понять, соперничают ли они между собой за влияние. Если нет — плохо. Проще управлять врагами, которые делают вид, что они друзья, чем сплоченной группой, согласной друг с другом во всем.

Пока княгине не слишком нравилось то, что она видит: бояре переглядывались молча, словно вели одним им понятный разговор.

Следующим к Мере повернул немолодое лицо Хотен. Его щеки покрывали оспины, на толстых пальцах красовались перстни побогаче тех, что позволял себе носить прежний князь Велимир.

— Скоро вести о тебе разлетятся по всем княжествам, и многие увидят в этом выгоду, — произнес он тем же тоном, что и Возгарь чуть ранее: словно поучает ребенка. Мере этот тон не понравился, но она до поры решила промолчать. — Одни станут добиваться руки, другие, возможно, попытаются напасть, чтобы прибрать к рукам Калинов Яр. Великий князь Далибор нам в этом деле не помощник. Более могущественные князья, например, из числа его родни, могут перетянуть его на свою сторону в конфликте. Так что следует как можно скорее обзавестись новыми союзниками и заручиться поддержкой прежних. И, разумеется, ни в коем случае не гневить великого князя, а лучше будет съездить к нему на поклон в ближайшее время.

— С кем был в союзе мой отец?

— Пожалуй, единственный надёжный союзник сейчас — князь Берграда Пересвет, родной брат твоей матушки, — хмуро протянул Булат, и остальные пятеро мужей согласно закивали. — У Велимира не осталось ближайшей родни, и когда он принимал княжение от своего отца, оказался практически без поддержки. Как и ты сейчас, княгиня Мера. Многие годы он потратил, пытаясь наладить связи с прочими удельными князьями, и хоть с соседями он был в ладу, прочных союзов не сложилось. Каждый привык быть сам за себя. Помнят ещё времена смуты, когда правители менялись чуть не ежегодно, пока великий князь силой не заставил их подчиниться.

— Вот что, княгиня, — вновь заговорил Возгарь, — лучший способ узнать человека — напиться с ним. Отправь кого-то из нас к соседским князьям от своего имени, как представителей. Потолкуем с ними. Может, удастся кого если не в союзники записать, так хоть от нападок отговорить.

— Разве не лучше будет, если я сама поеду? — возразила Мера.

Мужчины переглянулись, и снова на их лицах промелькнула снисходительность.

— В таких делах нужна сноровка. Лучше доверить переговоры более опытным мужам. Да к тому же ты… — Возгарь скривил губы в подобии вежливой улыбки и развел руками, — ты женщина.

К вечеру Мера едва не валилась с ног от усталости. Несмотря на то, что это был всего лишь первый день княжения, заботами ее обложили по горло, а постоянное присутствие рядом бояр, вставляющих слово на каждое ее действие, раздражало. Она уже затосковала по скучному и тихому одинокому существованию, когда была по большей части предоставлена самой себе. Теперь же в одиночестве можно остаться разве что в своих покоях.

Голова болела от громких голосов, от десятков новых имён и лиц. Весь день к ней приходили на поклон купцы и чиновники, дворяне и представители общин. Одни заискивали в надежде получить ее расположение, другие держались прохладно, явно не слишком довольные ее появлением. Но заметного пренебрежения или враждебности пока не было. Народ осторожничал, присматривался, как и Мера присматривалась к ним.

Как только советники разошлись на покой, Мера приказала подать сбитень и устроилась на лавке за хоромами, где в прежние времена вечерами отдыхал ее отец.

Солнце спряталось в Нави, тучи висели низко, обещая скорый снег, и ни луны, ни звёзд видно не было. Горели во тьме окна хором и отдельно стоящей просторной гридницы. Двор окутывала благословенная тишина, только ветер скреб по земле остатками листвы и всяким мусором да лаяли посадские собаки, и им изредка отвечали ворчанием отцовские гончие.

Мера сидела неподвижно, обхватив ладонями горячую кружку, и наслаждалась долгожданным покоем. Ночная прохлада покалывала щеки, пробиралась под воротник. Свежесть была приятной после духоты хором. Девушка пила пряный сбитень маленькими глотками, и изнутри от него расходилось тепло.

За углом послышались шаги и шорох одежды. Мера повернулась на звук и вскоре увидела пятно мерцающего света, а за ним и вооруженного гридина с факелом, что совершал обход. Им оказался тот самый парень, что днём перевязывал ей руку. Гридин тоже заметил ее, замер от неожиданности, а светлые брови взметнулись вверх. Потом склонился в приветствии, а на лице миг спустя появилась вежливая улыбка.

— Как рука? — спросил он, подходя ближе.

Мера повертела перед собой перемотанной тряпицей ладонью, будто только сейчас о ней вспомнила. Из центра разошлось бурое пятно, а порез саднил.

— Все хорошо, — ровным тоном откликнулась девушка.

— Сменить бы повязку. Может, позову лекаря?

— Пустое.

Парень замялся ненадолго. Видно, не знал, как вести себя с новой княгиней, но потом вновь заговорил со слабой улыбкой:

— Твой отец отдыхал здесь после многолюдных собраний и пиров. Хоть он и любил шумные компании, но даже ему иногда хотелось побыть одному.

— И я здесь за тем же, — заметила Мера.

После короткой заминки гридин ойкнул, поклонился.

— Ох, прошу прощения…

— Ничего, — поспешила заверить Мера, рассудив, что не стоит так запросто отсылать первого человека, явно расположенного к ней дружески. — Я не против компании.

Парень вопросительно глянул на нее, воткнул факел в грязь у крыльца и опустился на скамью рядом с Мерой.

— Ты ведь сын Булата?

— Ратмир, — кивнул гридин. — Мы со Светозаром росли вместе, тренировались и обучались. Он был мне другом.

Оба ненадолго притихли, предавшись воспоминаниям. Общую печаль делили. Теперь Мера по-новому взглянула на воина. Тот был одного возраста с братом. Короткие светлые волосы едва доходили до ушей, волевой подбородок явно достался ему от отца, как и сложение — под безыскусным кафтаном выделялись широкие плечи и крепкое тело. В общем-то, среди младшей дружины лишь отроки пока не отличались особой статью, но у юнцов все ещё было впереди.

— Ты был там, я помню, — нарушила молчание Мера, — бился на границе с землями Орм. Как умер мой отец?

Ратмир обратил к девушке долгий тяжёлый взгляд, полный сожаления и всего того, о чем не хотелось бы вспоминать. Облокотился спиной о бревенчатую стену, испустил вздох и начал, глядя перед собой в густую ночную тьму:

— Они напали перед рассветом. Перешли вброд пограничную реку и все мокрые, исписанные знаками и изуродованные шрамами накинулись на нас с ревом диких животных. Их глаза светились безумным огнем, они бились без устали и не замечали ран. Там был один с распоротым брюхом… Клянусь, одной рукой он держал потроха, другой рубился и выкрикивал лишь имя своего змеиного бога! — Ратмир потрясённо покачал головой, словно до сих пор не мог поверить в то, что ему довелось пережить. — Мы толком не сумели понять, что происходит, как нас уже смяли и оттеснили. Ратники рассеялись по полю, занятые спасением собственных жизней. Потом раздался сигнал к отступлению — только тогда мы и увидели, что среди оставшихся на ногах мужей нет твоего отца. Его мы забрали после, когда враг отступил за реку и все уже было кончено.

— Значит, ты не видел его смерти?

— Прости, Мера. Вряд ли хоть кто-то что-то видел в том сражении, кроме собственного скорого конца.

Мера нахмурились, вспоминая разговор с невидимым ночным гостем — или самой собой. Хоть она очень хотела просто поверить на слово Булату, но не могла. Не было ясного ответа на вопрос о смерти отца, и потому оставались сомнения. Может, все это совсем неважно, и в прошлое глядеть смысла нет, когда в настоящем проблем хватает.

— А почему ты спрашиваешь? — вклинился в ее размышления гридин. — Думаешь…

Однако договорить он не успел. Ночную тишь вспорол пронзительный далёкий крик, полный отчаяния и страха. Тут же ему вторили собаки. Крик быстро оборвался, оставив после себя вязкую тревогу и предчувствие нехорошего.

Мера и Ратмир переглянулись. Гридин вскочил, лицо его сделалось мрачным и полным решимости.

— Я соберу людей посмотреть, что там такое. Может, помощь нужна.

— Я тоже поеду, — заявила княгиня.

Ратмир с сомнением оглядел ее длиннополый опашень, совсем непригодный для верховой езды.

— Не нужно рисковать. Скорее всего, это нападение нечисти, а нечисть всегда непредсказуема. Лучше оставаться под защитой оберегов и гриди. — Ратмир отвёл взгляд и смущённо добавил: — Да и, если заберешься на лошадь, будут видны колени кому попало…

Мера на миг опешила, потом и сама смутилась оттого, что едва знакомый парень озаботился ее благочестием, когда она о том не подумала.

— Ты прав. Отправляйся.

Ратмир коротко поклонился на прощание, все так же не смея поднять глаз от земли, и поспешил в гридницу созывать людей. А Мера могла только стоять на крыльце, глядеть ему вслед и думать о том, что снова осталась в стороне.

Ночью Мера опять увидела тот странный сон. Вначале кожей ощутила чье-то присутствие, взгляд в упор, от которого по телу бежали мурашки и делалось не по себе. Потом раздался и голос. Такой приятный, мягкий, совсем не похожий на грубые и отрывистые голоса местных мужчин.

— О, бедное, бедное дитя, — певуче донеслось из темноты. В голосе чувствовалась улыбка, а ещё сожаление и нечто похожее на заботу. — Власть в твоих руках, но все кому не лень пытаются ограничить ее. Я вижу, с каким пренебрежением они смотрят на тебя. Слышу их черные мысли. Женщина никогда не будет достойна править этим народом. Разве ты согласна с ними?

Мера напомнила себе, что это всего лишь сон, а голос скорее всего принадлежит ее разуму. Но до чего же все происходящее казалось реальным: и завывание ветра за закрытыми ставнями, и запах нагретого печью дерева, даже шершавость плотного шерстяного покрывала.

— Снова ты, — произнесла Мера, потому что не обращать внимания на голос отчего-то казалось неправильным. — Я не звала тебя. Уходи.

— Не обязательно меня звать, ведь я вижу, когда ты нуждаешься в помощи, — тут же откликнулся невидимый ночной гость, словно он не был плодом ее воображения.

— Мне не нужна помощь.

— Правда? Так чего же ты безропотно соглашаешься с чужими словами, когда сама желаешь совсем иного?

Мера и сама задавалась этим вопросом парой свечей ранее, однако уже знала на него ответ:

— Какой смысл перечить всем и каждому? Так я лишь потеряю ту малую поддержку, что ещё осталась после отца, и не приобрету ничего.

— Они должны подчиняться тебе, а не ты им. Ведь это ты здесь княгиня, — с лёгким упрёком произнес неизвестный.

— Да что ты! Я лишь девчонка, — хмуро заметила Мера. Только в этих ночных беседах она могла позволить себе проявить чуть больше чувств, чем обычно. Ведь они нереальны. — Если б я знала, как заполучить уважение целого княжества…

В голосе, доносящемся из тьмы, проступили нотки стали. Больше не чувствовалось ни улыбки, ни заботы, была только таящаяся внутри сила:

— На одном уважении власть не держится. Тебя должны бояться. Бояться так, что даже и мыслить не посмеют о предательстве.

Мера горько усмехнулась.

— Я не враг моему народу и не захватчик. Не хочу, чтобы меня боялись.

— Ох, деточка, ты ещё так мало понимаешь. Скоро люди осмелеют. Станут позволять себе все больше вольностей.

Тьма словно бы сгустилась посреди покоев, и голос, теперь жёсткий и безжалостный, шел прямо из ее центра.

— Не нужно ждать, пока они вовсе перестанут считаться с твоим словом. Проведи границу.

Тьма оформилась в силуэт. Расплывчатый, изменчивый, словно состоял из клубов черного тумана, однако вполне человеческий.

— Покажи им, что у тебя тоже есть голос, — властно прогремело из мрака.

Мера не смела шевельнуться. Сидела, затаив дыхание, а голос нечисти заполнил собой все, отскакивал от стен, звенел в ушах, и негде было спрятаться от этих безжалостных слов:

— Иначе раздавят тебя, раздавят как букашку, и все заберут, все, все, все!

Мера проснулась и рывком подскочила на постели. Она едва могла соображать, сердце громко колотилось о ребра, на лбу выступил холодный пот. Слова ночного гостя принесли лишь новые сомнения, посеяли смуту в душе. Она повторяла себе, что страхи сильно преувеличены, что ни один человек пока не давал повода сомневаться в верности ее семье, что зря она ищет подвох в каждом слове и искру недовольства в каждом взгляде. Все это в голове. Мера всегда была излишне подозрительной, и теперь ее недоверчивость мешает спокойно жить.

Так и не сумев успокоиться, Мера скинула покрывало, зажгла свечи и принялась шить.