Хладная рать

Глава 22. Надежда

Слухи о том, что чужеземец-змеепоклонник в одиночку отправился ночью в лес сражаться с нечистью быстро разлетелись по Калинову Яру. К полудню, когда Мера спустилась в трапезную после крепкого, пусть и недолгого сна, среди холопов из уст в уста передавались подслушанные на площади истории. Мера приказала подать томленый с тыквой ячмень и позвала Ясну рассказать, о чем толкуют на улицах.

Девица расставила на непривычно пустом столе плошку с горячей кашей, любимый княгинин сбитень и сласти и встала чуть в стороне. Пальцы ее тут же принялись мять край опрятной, пусть и недорогой запоны¹, которую та носила поверх рубахи.

[1] — Запона — женская одежда, представляющая собой прямоугольный кусок ткани, сложенный пополам, с отверстием для головы, короче рубахи. Всегда подпоясывалась.

— От одной бабы слышала, — пролепетала она, опустив глаза к полу, — будто та с мужем на крыльце в ночь стояли, глядели, чтобы нечисть на двор не забралась и не пожрала снова свиней. Они и костер распалили и длинные жерди туда сунули, чтоб горящим концом было удобнее нечисть отвадить. И вот смотрят: резвятся ночницы в полях, а по тропам за заборами шастают анчутки с кикиморами, ищут, через какую бы щель в чужой двор забраться. Но вдруг разом замерли все, носом по ветру водить стали. К лесу развернулись и сгинули. Все до последнего! И больше за всю ночь ни одна нечисть не показалась. Многие так говорят, княгиня. Будто бы давненько подобных тихих ночей не бывало. — Ясна робко, с виноватым видом, но нескрываемым любопытством склонилась к Мере и прошептала: — А что, и правда это все чужак? Я слыхала, будто ты добро ему дала выйти за ворота. Неужто он нечистей так распугал, что те попрятались куда подальше? Или даже… убил их?

Ясна была немногим младше Меры. Когда-то Велимир купил ее, чтобы дочь не чувствовала себя такой одинокой во время их с сыном долгих поездок, чтобы Мера могла поиграть хотя бы с безродной девчонкой, ведь других девочек в ее окружении не водилось. Однако так и не смогли они подружиться. Ясна всегда побаивалась княгиню, а Мере всегда проще было одной.

— Да, правда. Ингвар искусный воин. Он захотел попробовать свои силы в борьбе с нечистью. И, раз в городе говорят, что ночь была тихая, у него получилось.

— Но как же так, княгиня, — растерянно и все так же шепотом продолжала Ясна. — Он же… он же наш враг! Зачем ему помогать нам?

— Вчерашний враг завтра может стать другом.

Ясна с недоумением похлопала светлыми ресницами и оставила княгиню в одиночестве. Мера не спеша трапезничала, наслаждалась тишиной, какой не бывало в хоромах уже давно, и размышляла.

Хорошо, что люди быстро подхватили слух о чужаке, который решил выступить против нечисти. Народу такие истории нравятся. Мера надеялась, что это поможет всем взглянуть на ормарра по-другому, не как на врага. Мало-помалу они начнут видеть в чужаках не безумных жестоких полудиких захватчиков, какими выставляли их обычно, а таких же людей, как они сами. А там, кто знает, может, и приживется в народе мысль о мире.

Не успела княгиня завершить трапезу, как двери со скрипом распахнулись, а помещение тут же наполнилось шорохом одежд, шарканьем ног и негромким разговорами. Боярин Возгарь, который шел впереди всех, остановил на Мере цепкий тяжёлый взгляд из-под густых бровей и проговорил:

— Ты здесь, княгиня. Хорошо.

По тому, с каким выражением он это произнес, Мера поняла, что ничего хорошего ждать не стоит. Благостное настроение с остатками восторга после вчерашней ночи тут же улетучилось. Она отставила недоеденную кашу и тихо вздохнула, пока старшая дружина проходила в трапезную и рассаживалась на скамьях.

Перебив прочие голоса своим низким и сильным, Булат начал хмуро:

— Мы слышали, будто посланник ходил сражаться с нечистью. — Он не спрашивал, так ли это, а утверждал. В тоне его сквозило едва скрытое недовольство. — Не стоит позволять ему этого. Нам не нужно, чтобы врага считали героем, это плохо для всех нас кончится.

— Если великий князь узнает, — тут же вставил Возгарь, прежде чем Мера успела хоть слово сказать, — что наши люди — и уж, не приведи Сварог, мы — поддерживают ормарра, восхищаются его деяниями, а то и перестали считать врагом, то немедленно пришлет к нашим стенам войско. Далибор не терпит неповиновения. И если он сказал, что мы должны считать ормарров врагами, то мы будем. До тех пор, пока он не прикажет обратного.

Хотен возложил пухлые ладони на столешницу и подался вперёд, перегнувшись через Булата:

— Мы с боярами потолковали, и так и эдак повертели ситуацию, но все одно получается. Лучше всего нам как можно скорее прогнать чужаков с нашего княжества, от греха подальше. Ведь даже в одном твоем согласии принять их в качестве гостей великий князь может разглядеть предательство. А уж если он разглядит, то титулы наши, места и земли — далеко не все, чего мы можем лишиться. И с первой он спросит с тебя.

Мера тихонько вздохнула, изо всех сил стараясь не застонать от отчаяния. Только начало казаться, что между нею и боярами установилось кое-какое взаимопонимание, так те снова лезут с непрошенными советами. Ещё и все вместе набросились, словно заранее сговорились.

Княгиня обвела всех холодным взглядом.

— Вот если спросит, я ему и отвечу. А вы шум рано подняли — разве же я хоть слово сказала, что желаю в союз вступить? Никто из чужаков не имеет ни политического веса, ни статуса. Просто странники. Не станет Далибор ради них свою рать созывать.

— Так тем лучше! — заявил Горазд, подкрепив слова негромким ударом ладони по столу. — Повесим их — и дело с концом! Так великий князь увидит, что не завелось у нас крамольных мыслей.

— Ну, уж как меньшее, следует их просто выгнать.

От этих слов в душе Меры заскреблась обида. Пусть на самом деле Ингвар пришел на помощь лишь ей, а не всему народу, его поступка не следовало забывать.

— Вот как мы за добро платим? Ингвар единственный решился бороться с нечистью, а не прятаться от нее, а вы вместо благодарности предлагаете “как меньшее — выгнать”?

Бояре переглянулись тем особым взглядом, который означал их единство. Хотен взглянул на Меру, на его круглом лице сложилась снисходительная улыбка:

— Будем честны. Нам от этой нечисти ни жарко ни холодно. — Он постучал унизанными перстнями пальцами по столу, огляделся в поисках кувшина с питьем или хотя бы холопов. Не найдя искомого, вновь обернулся к Мере. — Обереги защищают наши вотчины, а что там с теми, кто услуг жрецов себе позволить не может — не наше дело. — Снова наклонился над столом и с нажимом продолжил: — А вот если народ поверит, что ормарров не следует считать угрозой, вот тогда проблем не оберешься. Тогда уж войско Далибора все княжество вырежет, чтобы ни одного человека не осталось, кто ему поперек слово осмелится сказать.

Княгиня нахмурилась, глядя на него, а в душе все возрастал гнев. Гнев на такое открытое равнодушие к нуждам прочих людей и такую одержимость своими собственными нуждами.

Хоть слова бояр не были безосновательны, Мера не могла с ними согласиться, ведь говорил в них не здравый смысл, а боязнь перемен.

— Это глупо. Посмей он сделать нечто подобное, против него объединятся удельные князья.

— Ты плохо знаешь его, княгиня, — с мрачной убежденностью заявил Булат. — Как и удельных князей. Никто не станет выступать против великого князя. Он предусмотрителен. Его личное войско, его рать во много превосходит любую, и даже все войска князей вместе взятые. Особенно после…

Витязь вдруг замолк, сомкнул губы и отвёл взгляд, словно коря себя за то, что едва не высказал вслух.

Мера же все поняла. Сощурилась. Гнев и боль растеклись по внутренностям холодной и вязкой чернотой.

— После войны? Может, он специально посылает на границу войска князей, чтобы никогда не терять собственное превосходство?

Возгарь одарил Меру тяжёлым взглядом и предостерёг:

— Мы сейчас совсем о другом. Не пытайся оспаривать решения великого князя, особенно вслух. Он карал и за меньшее.

— Я знаю, Мера, ты желаешь для своего народа лучшего, — снова вступил Булат, стараясь придать тону доброжелательности. — Поверь: ничего не изменится, если ты поддержишь предложение посла. Никто больше не поддержит его. Поэтому лучше сразу спровадить их. Мы и так не в лучшем положении сейчас, не нужно ухудшать ситуацию.

Мера тяжко вздохнула. Как бы хотелось сейчас обернуться птицей. Оставить далеко внизу этих людей с их фальшивой заботой и снисходительностью, с их упрямством и непокорными взглядами. Оставить все заботы и тревоги. Если бы она была не княгиней, а простой девицей, то так бы и сделала. Но она не могла.

— Что ж, я понимаю, — спокойно проговорила Мера, будто вовсе не кипела внутри злоба, которой она не собиралась давать выход. — Страх неудачи заставляет вас держаться изо всех сил за то, что знакомо и понятно. За Далибора, которого заботит лишь собственный достаток и ощущение власти. Ведь это не вам приходится платить оброк, собирать последние крохи и думать, купить ли еды или зимнюю обувь. Это не вам приходится смотреть в глаза матерям и женам, которые вместо своих мужчин получили обещание выплатить последнее жалованье когда-нибудь потом. Будто бы их жизни ничего не стоят, будто их жертвы не достойны награды. Может быть, это шанс прекратить многолетнее истязательство собственного народа. Зажить, наконец, без удавки на горле. А вы готовы так запросто от него отказаться? Из-за страха сделать хуже, чем есть сейчас?

За столом повисло напряжённое молчание. Советники глядели то на княгиню, то друг на друга. Никому не нравился этот тягостный разговор. Но они пришли сюда не слушать — Мера видела это по их лицам. Они пришли убедить ее.

— Это не страх, а уверенность, — нарушил молчание Возгарь. — Мы все советуем выгнать ормарров, пока не поздно.

Бесполезно спорить, когда каждый уверен в своей правоте. Княгиня твердо поглядела советникам в глаза, чтобы напомнить, что последнее слово все равно за ней.

— Они — мои гости. И останутся здесь до тех пор, пока сами не пожелают уйти или пока я не уверюсь, что их присутствие действительно может доставить проблемы.

Боярин Возгарь вдруг изменил своей обычной сдержанности, лицо его потемнело от гнева, в голосе показалась угроза. Сквозь зубы он процедил:

— Мы не станем спокойно наблюдать, как ты ведёшь княжество к гибели из-за своей детской убеждённости, что порядки можно изменить! Ничего ты не изменишь, либо прогнешься, либо сгинешь. Твой отец понимал это. Но ты не так уж похожа на него, как тебе хочется думать.

— Забываешься, боярин, — холодно бросила княгиня, неотрывно глядя ему в глаза.

Несколько мгновений они сидели в полной тишине. Никто не желал уступать и отводить взгляд первым. Остальные же замерли, пораженные, сбитые с толку, и даже дышать не смели.

Возгарь не выдержал и опустил глаза, поджал разочарованно губы, а Мера обернулась к остальным.

— Вы все. Хватит строить домыслы. Я уважаю ваши советы, но только когда они прошенные.

Княгиня махнула рукой — дружина безмолвно поднялась и потянулась к выходу. Только и слышны были шорохи кафтанов, скрежет лавок по полу и тяжёлые вздохи. Расходились они мрачные и встревоженные, а на некоторых лицах мелькало и недовольство.

Как и бояр, Меру одолевали мрачные мысли. Сомнения. Она не понимала, почему слова советников вызвали в душе такой протест, ведь совсем недавно она и сама могла бы согласиться с ними. Хотелось верить, что все и правда можно изменить к лучшему, что не придется больше посылать людей на бессмысленные битвы, лишать семьи кормильцев, забирать совсем ещё юных мальчишек, потому что иного выхода нет. Но что, если и правда она сделает лишь хуже, поддавшись этой крохотной, ослепляющей надежде?

Девушка испустила тяжкий вздох и потянулась к кружке. Есть больше не хотелось, и сластей не хотелось. Хотелось только чтобы это все поскорее закончилось.

— Почему ты позволяешь им так говорить с тобой? — раздался любопытный голос Любавы. Ее полупрозрачная фигура возникла из тени Меры, не видимая никому, кроме хозяйки. Нечисть подцепила пальцами кусочек печеного яблока в меду, принюхалась и разочарованно опустила обратно. — У тебя ведь есть сила! Будь у меня такая, — мечтательно протянула она, — я бы каждого, кто на меня плохо посмотрит, проклинала бы язвой или, там, проказой. Как и поступают все колдуны!

Любава злобно усмехнулась. Видно, и при жизни не раз думала о подобном.

— Не все так просто, — терпеливо объяснила Мера. — Когда от твоего слова, от любого твоего действия зависят судьбы тысяч людей, волей-неволей приходится быть сдержанной.

Нечисть наморщила веснушчатый нос.

— Не понимаю.

— Кажется, дружина как никогда близка к тому, чтобы попытаться взять власть в свои руки… — подавленно протянула княгиня с ответ на собственные мысли.

— Так напугай их! — не унималась Любава. — Покажи свою силу. Зная, что ждёт их, если пойдут против тебя, они не осмелятся больше перечить.

Мера покачала головой. Не раз уже она и сама об этом задумывалась. Все было бы намного проще, если бы людей можно было подчинить так же, как и нечисть прошлой ночью.

— Это крайний случай. Я не хочу быть захватчицей. Я должна оберегать людей, а не устрашать. Может, правы бояре? Может, мое необдуманное решение приведет всех нас к гибели?

— Брось! Смерть — это не так уж плохо. Смертью ничего не заканчивается. В конце концов ты своей силой можешь поднять убиенных из праха — и заживёте лучше прежнего!

Сквозь высокие, затянутые слюдой окна вместе с полуденным солнцем в трапезную летели голоса и обрывки песен. Мера накинула на плечи зимний опашень и вышла во двор, посмотреть, что там такое происходит. Заодно хотела поговорить с Ратмиром, спросить, какие настроения среди дружины. Тяжко придется, если каждый настроен к ее гостям враждебно.

Яркое солнце, уже по-зимнему холодное и далекое, впервые за долгое время пробилось сквозь тучи. Снег, что нападал за ночь, лежал теперь повсюду тонким хрупким слоем и от каждого ветерка сыпался с крыш. Черные птицы кружили высоко на фоне светло-синего, почти прозрачного неба.

А на улицах люди становились в процессии и следовали за запевалами, что наигрывали мелодии на гуслях. В руках они несли зажженные несмотря на солнце факелы, свечи или лучины и пели.

Свечи напомнили о том, что сегодня день Морены, и следует провести особый обряд, пока не село солнце.

До заката ещё оставалось время, и княгиня отправилась на задний двор, где стояла гридница. Однако, едва повернув за угол, она застыла, не веря глазам.

Акке, светловолосый спутник Ингвара, сидел на ступенях в компании двоих дружинников и с безмятежным лицом что-то рассказывал. На коленях его покоилась секира, к которой и были прикованы все взгляды. Другие гриди упражнялись с мечами на некотором расстоянии, но видно было, что им тоже интересно поглядеть на диковинное оружие ормарра и послушать его истории.

От сердца немного отлегло: Мера привыкла ожидать худшего.

На ее обычном месте — лавке у черного входа — сидела Кельда. Девушка со скучающим видом наблюдала за воинами и за своим другом. Потом вдруг взгляд ее наткнулся на княгиню, она будто оживилась, даже поднялась со скамьи и неуклюже поклонилась. Мере это показалось забавным, так что даже едва удалось улыбку сдержать. Не спеша она двинулась к Кельде и опустилась рядом с ней, плотнее укутавшись в подбитый мехом опашень.

— Княгиня! — с улыбкой воскликнула Кельда.

Взгляд ее был прямой и свободный, словно обращалась к подруге или, по крайней мере, к равной. Мало кто обращался к Мере так. Чаще она видела страх, заискивание, пренебрежение или равнодушную вежливость.

Мера попыталась выглядеть чуть менее холодной, чем обычно. Приподняла в полуулыбке уголок рта.

— Можешь звать меня по имени. Как вас здесь приняли? Были проблемы?

— Ну, Акке вроде уже нашел себе приятелей, — проворчала Кельда, махнув в сторону друга. — А меня твои парни почему-то избегают. Вчера под вечер пыталась подбить их выпить вместе — отказались. Сегодня предложила провести тренировочный бой — тоже отказались. Что это с ними такое?

Кельда откинула с лица выбившиеся из кос рыжие пряди. Волосы ее были выбриты на висках, глаза подкрашены черным. Она разительно отличалась от всех, с кем Мере приходилось общаться. И если ее спутник ещё смог бы сойти за своего, то Кельда выделялась в любой компании и неизменно привлекала внимание, ведь каждая ее черта, каждая деталь вплоть до обрубков пальцев и болтающихся на шее костей — все говорило о том, что она чужеземка.

— Должно быть, не привыкли видеть женщин с оружием, — улыбнулась Мера. — А может, боятся, что ты одержишь верх. Дай им время.

— Ваши порядки совсем другие, самой бы привыкнуть. — Кельда вздохнула, поглядела внимательно на княгиню и с любопытством заметила: — Я думала, что женщина не может править в одиночку.

— Обычно так и есть. Почему-то все думают, что это нам не по силам. К тому же, нет среди нас воинов, а люди охотнее подчиняются силе, а не мудрости. — Мера с грустью вздохнула, вспоминая собственную мать, которая совсем не желала быть правительницей, а только матерью. — Но умная женщина найдет способ сделать по-своему. Умная женщина правит так, чтобы об этом никто не догадался, всегда находясь в тени мужа или сына.

— Но у тебя нет мужа, так ведь?

— Это чистая случайность. Я вообще не должна была занимать место отца и никогда не думала о том, что стану действительно править.

Мера помрачнела, вдруг осознав, что слишком разоткровенничалась с Кельдой. Должно быть, всему виной то, как расслабленно девушка держалась рядом с ней, как внимательно слушала и глядела в глаза. Хотелось и самой стать ненадолго просто Мерой и поболтать с подругой, которой у нее никогда не было. А не княгиней, которая обязана следить за каждым своим словом.

Кельда откинулась назад, подняла к небу светлое острое лицо.

— У нас говорят, что не бывает случайностей. Все, что происходит, служит какой-то цели, о которой мы можем даже не узнать. Ингвар понимает в этом больше моего, а я так, плыву по течению и стараюсь не думать о том, что мне все равно недоступно. — Девушка усмехнулась и пожала плечами, потом взглянула на Меру, хитро прищурившись, а улыбка ее стала шире. — Кстати, он до сих пор спит, да и ты встала поздно. Вы что, вместе звездами любовались?

Мера, смущённая такой прямотой новой знакомой, поджала губы и проговорила:

— Ингвар сражался с нечистью.

— Слышала такое. Но почему без нас? Нет, явно здесь что-то ещё. Ну да ладно, я в чужие дела не лезу. Со своими бы разобраться. Неужели, так и буду здесь сидеть все время?..

Кельда разочарованно вздохнула. Явно не привыкла к такому и не ожидала, что ее здесь станут избегать. Мере захотелось подбодрить ее как-то, но в разговорах по душам опыта у нее было совсем немного.

— Ты такая… необычная. Уверена, что гриди просто трусят заговорить с тобой.

Она сама понимала, что ее тусклая улыбка совсем не выглядит дружеской, однако Кельде она, похоже, пришлась по душе.

— А ты не такая, как я вначале думала, — широко улыбнулась девушка.

К площади за двором постепенно стягивались все больше народа. Жалейки хором выводили трели, в такт им трещали ложки и женщины звонко распевали обрядовые песни. Своим весельем они, прямо как на тризне, желали показать, что не боятся смерти, а шумом отпугивали нечисть.

Кельда с интересом разглядывала проходящие мимо процессии, сверкающие огнями и белыми одеждами.

— Что это там празднуют?

— Сегодня день Морены, богини Зимы и Смерти. Осень заканчивается и настает ее время. Она встречает души в Нави и провожает их к Калинову мосту — испытанию, которое покажет, достойна ли душа переродиться вновь или останется в Нави в качестве нечисти. — Мера помрачнела, припоминая предыдущие года и то, что сулит зима простым людям. — Обычно после дня Морены и до конца зимы смертей становится больше — нечисть, холод, дикие звери. Поэтому люди сегодня показывают богине, что не боятся ее прихода. К вечеру они пойдут с горящими головнями на болота или заводи, потушат их в воде и до самого рассвета не станут зажигать огня.

Кельда приподняла брови и вполне искренне удивилась:

— Но зачем все это, если ваши боги даже не говорят с вами?

Мера не слышала, чтобы хоть кто-то из ранндов спрашивал, зачем проводить обряды. Она и сама не задумывалась об этом. Просто повелось так с давних пор, возможно, с тех самых, когда боги ещё говорили с людьми.

— Думаю, людям просто важно знать, что они здесь не сами по себе. Что кто-то приглядывает за ними, бережет.

Кельда только неопределенно хмыкнула.

Тем временем на дворе началось какое-то оживление. Ещё несколько человек собралось вокруг Акке. Все громко что-то обсуждали с азартом на лицах. Их голоса казались весёлыми, что немало порадовало Меру после недавнего разговора с боярами.

Гриди разошлись в стороны, освободив место в центре двора, куда вышел Акке с уложенной на плечо секирой. Вдруг он резко перехватил ее за рукоять, крутанул в воздухе и сделал несколько размашистых ударов одновременно с выпадами, будто рубил невидимое дерево с одной стороны, с другой, а потом довершил ударом сверху. Движения его были точными и быстрыми — ничего лишнего. Воины с одобрением загалдели, один из парней взял из рук Акке оружие и сам попытался повторить за ним.

Они веселились, и у Меры потеплело на душе. Пока все шло куда лучше, чем можно было рассчитывать. Мера опасалась, что ее люди так и не смогут принять чужаков, но вот они свободно общаются, смеются. Пусть многие ещё держались настороженно, холодно, однако это вселяло надежду на лучшее.

Пара воинов принесли из гридницы мишень, установили ее в центре и принялись вместе с Акке метать кинжалы.

— Наконец повеселюсь! — обрадовалась Кельда и собиралась было встать, но Мера положила руку ей на плечо. Тихо сказала:

— Позволь дать совет. Не нужно показывать свою силу. Промахнись — и тогда они захотят научить тебя, помочь. Мужчинам важно чувствовать себя лучшими. Нужными. Так ты скорее поладишь с ними.

— Какие всё-таки странные порядки!

Кельда кивнула на прощание и поспешила к остальным. Во дворе собралось уже достаточно народу, одни просто наблюдали, другие участвовали в состязании. Раздавались громкие возгласы, шутки и смех.

За чужими спинами на другом конце двора Мера заметила Ратмира. Тот стоял в одиночестве и хмуро глядел на своих людей. Княгиня хотела позвать его, поговорить. Почему-то было для нее важным, чтобы и он принял ормарров, чтобы понял, как важно то, что происходит сейчас. Разделил с ней надежду. Но сухой скрипучий голос жреца опередил ее:

— Пора готовиться к обряду. Волхв собирает всех на вечевой площади.

Коротко кивнув, княгиня поднялась и последовала за жрецом. Придется ненадолго отложить разговор.