“Ты что себе позволяешь? — мысленно обратилась Мера к своей внутренней нечисти. Она злилась и негодовала и одновременно пыталась придумать, что сказать Ингвару. — Тебя никто не должен ни видеть, ни слышать!”
“Ох, ладно тебе, — как всегда легкомысленно откликнулась Любава. На этот раз голос ее слышала только хозяйка. Странно это было — в собственной голове звучал чужой голос, будто Мера пыталась думать за двоих разных людей. — Он смотрит на тебя как на божество. На меня бы кто так смотрел! У его людей такая сила, наоборот, восхищение вызывает”.
“Вдруг кто-то ещё услышит?”
“Никого здесь нет! Хозяйка, возьми его с собой. Нечисть бывает своевольной. Иные сотни лет бродили по земле свободно, и кто знает, на что они готовы, чтобы и дальше принадлежать лишь себе. Парень выглядит крепким, он справится с нечистью, если будет такая нужда. Конечно, я не хочу, чтобы духи пострадали, но ещё меньше мне нужно, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я ведь теперь только благодаря тебе почти живу!”
Мера в сомнениях пригляделась к Ингвару и неожиданно для себя предложила:
— Я иду в лес. Хочешь прогуляться?
Сказала — и тут же пожалела. Одной все куда проще. Мера даже думать боялась о том, что́ о ней завтра станут судачить люди, если узнают, что она в компании мужчины, да к тому же чужака, выбралась в ночь за ворота. Подозрения в тайной связи — меньшее из того, что смогут вообразить охочие до сплетен умы. Но даже если никто их вместе не заметит, Мера боялась, что не справится со своей новой силой. Меньше всего ей хотелось показаться слабой, и тем более не хотелось, чтобы Ингвар увидел, как что-нибудь идёт не так.
Однако сказанного не воротишь. Ингвар тут же согласился на ее предложение и даже не стал задавать вопросы. Похоже, ему и впрямь было интересно. Может, он и не станет шарахаться от нее после того, что предстоит увидеть, но Мере все же было непривычно и неловко посвящать в страшную тайну человека, с которым знакома едва ли полдня.
Но сожалеть бессмысленно. Остаётся только сделать вид, что нет никаких страхов.
“Колдуны ведь умеют обращаться в животных и птиц?” — вдруг вспомнила Мера рассказы брата.
“Умеют”.
“А я смогу?”
“Попробуй — узнаешь!” — шутливо отозвалась нечисть. Никакой помощи от нее.
Мера сняла с пальца один из перстней и протянула Ингвару, надеясь, что не совершает сейчас очередную ошибку. Приглушённым голосом, чтобы никто не подслушал, сказала:
— Пойдешь один к воротам, покажешь мою печать дозорным и скажешь, что я позволила тебе выйти. Скажешь, что идёшь охотиться на нечисть. А потом обойди посад стороной, по берегу, и жди меня там, на полосе перед лесом.
— Хорошо.
Ингвар спрятал перстень под плащом и снова не стал задавать вопросов. Должно быть, сказывалась его привычка следовать заветам Владыки, не зная ни целей бога, ни мотивов.
— Возьми оружие и лошадь. Так будет быстрее.
— Хорошо, — снова кивнул ормарр.
Напоследок Мера длинно оглядела его, все ещё не уверенная в правильности решения, ругая себя за то, что поддалась на уговоры нечисти, и скрылась в хоромах.
В покоях ее дожидались заранее припасенные вещи: лёгкий и тонкий железный меч, с которым обучался Светозар когда был ребенком, трут, кремень и кресало в мешочке, чтобы разжечь огонь. Мера прикрепила меч к поясу — тот болтался в неподходящих ножнах, потому что для тренировочных мечей никто ножен не делает. Аккуратно вытащила слюду из окна вместе с рамой, внутри которой та крепилась, и поставила сбоку. А потом принялась мерить шагами комнату, пока сердце трепетало от волнения перед тем, что́ предстоит сделать. В страхе, что не получится.
Мера ощущала внутри себя что-то новое, но как применить это новое, пока не знала. До всего нужно было доходить самостоятельно, на ощупь. Пробовать и уже в процессе понимать, как поступить. Но любое действие неизменно начиналось с мысли.
Потому Мера остановилась у дальней от окна стены, сосредоточилась. Потянулась мыслью к силе, нащупала ту ее часть, что откликнулась на возникший в голове образ.
Затаила дыхание.
Разбежалась и прыгнула.
В прыжке тело ее за краткий миг претерпело множество изменений. Оно стало легче, сжалось в комочек и распрямилось уже в новой форме. Руки превратились в крылья, кожа покрылась перьями, а угол обзора сместился.
Мера обратилась сорокой и выпорхнула в окно.
Самым странным казалось даже не то, что она действительно смогла это сделать, а то, что она ощущала теперь, будто всю жизнь была птицей, будто все это правильно и обыденно.
Она облетела двор кругом, вернулась обратно и так же быстро обратилась человеком, стоило лишь пожелать. Босые ноги опустились на голый пол, Мера не удержала равновесия и упала на колени. Ее кафтан и меч валялись посреди комнаты, там, где девушка приняла облик птицы. Она подтянула их к себе неосознанно, пока пыталась перевести дыхание и поверить, что все это происходит на самом деле.
Восторг от первого полета, от ощущения собственной силы затмевал все прочее. И даже разочарование, что нельзя превратиться вместе с одеждой, оказалось не столь сильно. Но потом вдруг Мера вспомнила про Ингвара, и предложение пойти вместе в лес показалось ещё более глупым и ошибочным, чем четвертью свечи ранее.
Однако отступать уже было некуда.
Мера быстро собрала вещи, связала их узлом и подошла к окну. Дождалась, пока Ингвар вместе с запряженной лошадью выйдет из конюшни и громко зашептала:
— Эй, Ингвар! — Когда тот обратил внимание и подошёл поближе, слабым человеческим зрением щурясь на очертания окна, Мера скинула ему узел. — Прихвати и это с собой.
“Вот видишь, — тут же самодовольно заявила Любава, — не позови я его, кто бы тебе одёжку принес? Бродила бы голышом по лесу, соблазняла нечисть!”
Ночница расхохоталась, и Мера вторила ей нервным смешком. Слегка пошатываясь от кипящей внутри энергии, от пьянящего ощущения полета, которое снова хотелось ощутить как можно скорее, она отошла немного от окна. Прыгнула вперёд и вверх, как будто пытается взлететь — и взлетела, в мгновение ока обернувшись сорокой. Это уже выходило само собой, без всяких усилий, без раздумий и страхов. Сила сама устремлялась навстречу мысли, словно жаждала быть примененной.
Мера взлетела в ночное небо выше самых высоких крыш, рассекая крыльями плотный воздух, раскидывая снежинки. Она не чувствовала ни холода, ни страха высоты — только переполняющий душу восторг и свободу от оков тяжёлого, вечно привязанного к земле тела.
Вторая душа в ее теле ликовала вместе с ней, чувствовала вместе с ней, жила вместе с ней. Впервые Мера ощутила такое единение. Они не противоречили друг другу, а почти слились, потому что превращение требовало усилий обоих: живого тела и разума — и навьей силы, что текла сквозь мертвое сердце нечисти.
Внизу остались темные прямоугольники крыш, покрытых дранкой или соломой, припорошенные снегом, ветки дорог и тропинок между ними, черные провалы печных труб, оставленные на ночь медленно остывать. У Меры было предостаточно времени, и она сделала круг над всем городом, который в неровное кольцо заключала высокая деревянная стена. С высоты Калинов Яр казался таким тесным! Мера удивилась, что не замечала этого там, внизу.
Она перелетела через крепость как раз к тому времени, когда Ингвару открывали ворота. С одного бока показалась широкая лента реки, а с другого рассыпались по подножию холма избы с просторными дворами, с тонкими полосками заборов и кривыми дорогами.
Мера кружила над крохотными человеческими жилищами и не понимала, почему люди загоняют себя в такую тесноту. Будь она человеком, не удивлялась бы, но сейчас… Сейчас она могла только наслаждаться простором, безлунной ночью с ее густым мраком и ощущением безграничной свободы. Тревоги и заботы впервые оставили ее, они были чем-то, что принадлежало другой Мере. Она ни о чем не думала и ничего не желала. Важными оставались только взмахи крыльев и ветер.
Но это не могло длиться вечно.
Когда Ингвар остановился на полосе скошенной жухлой травы перед лесом, Мера с сожалением и тоской по вышине спланировала к земле. Обернулась человеком и снова не устояла на ногах. Все плыло перед глазами от головокружения, грохотало сердце, ускорившееся едва не до боли, и кровь шумела в ушах.
Но восторг затмевал все. Хотелось смеяться от радости, кричать, чтобы весь мир услышал, как здорово быть колдуньей. Но она молчала. Стояла на коленях на мёрзлой земле, пока ледяной ветер обдувал кожу, и ждала, когда успокоится сердце и выровнится дыхание.
Ингвар то ли ее силуэт заметил, то ли услышал шумное и частое дыхание, спрыгнул с лошади и направился было к Мере, но она дрожащим от холода голосом приказала:
— Стой там! Подай мои вещи.
Парень послушно бросил к ее ногам узел, но на этот раз от вопроса не удержался:
— Как ты здесь оказалась?
— Птицей обернулась.
Мера быстро натянула рубаху, кафтан и сапожки. Ноги уже начало покалывать от снега, тело дрожало, но теплый кафтан скоро должен согреть.
— Вот так диво! — радостно воскликнула Любава. — Мы летали, хозяйка! Правда летали! Ух-х, ну разве не весело?
— Не для того я душу свою обрекла на вечную Навь, чтобы веселиться, — отрезала княгиня.
— Одно другому не мешает!
Собравшись, она вышла к Ингвару, потянулась озябшими пальцами к теплой лошадиной шее. Животное фыркнуло и мотнуло головой.
— Так это и есть твой дар?
— Только часть его. — Мера тяжело вздохнула и повернулась к Ингвару, который, возможно, даже не видел ее в такой темноте. Сама она видела хорошо — с появлением нечисти передалось и ее ночное зрение. — Идём. Нужно разжечь костер. Нечисть боится огня и каленого железа.
Девушка вложила в его руку мешочек с кремнем, подхватила поводья и повела за собой лошадь. В лес, сквозь поросль молодых деревьев и низко нависающие ветки. Не хотела, чтобы из посада кто-то случайно заметил костер. Хотя если и заметят, подумают скорее, что это болотные огни собрались в хоровод. Ингвар молча последовал за ней.
Через пару десятков шагов Мера остановилась, привязала повод к ветке и принялась собирать валежник для костра. Нужно иметь возможность отбиться, если вдруг что-то пойдет не так, хотя недавний полет и превращение в птицу вселили окрыляющую уверенность, что она способна на все.
Ингвар тоже присоединился к ней, на ощупь сложил костер и высек искру. Опустившись на землю неподалеку, Мера следила, как медленно, нехотя разгорается огонек, как густо дымятся промерзшие ветки и как теплые блики танцуют на стволах ближайших деревьев. А из лесной чащи уже слышались далёкие, невнятные пока голоса и звонкий смех.
Ормарр молча опустился рядом и взглянул на Меру в ожидании. Его лицо, освещённое рыжим пламенем, было таким спокойным, словно он сидел во дворе у дома, под защитой оберегов, а не посреди леса с незнакомкой, которую следует опасаться едва ли не столь же сильно, как и саму нечисть.
Они знакомы так мало, но волей случая Ингвар стал первым из людей, кто узнал ее тайну. Мера не знала, что он станет делать с этой тайной, использует ли против нее, или ему можно верить.
Страшно было верить, но, похоже, ничего другого не остаётся.
Она уложила свой меч в огонь и, пока он нагревался, тихо начала, глядя Ингвару в глаза:
— Таких, как я, называют колдунами. Помнишь, что я говорила тебе недавно?
— Одних уважают, других ненавидят?
— Да. Вот поэтому нельзя говорить никому. Ясно? Даже своим друзьям. Пока я могу держать это в тайне… — Она протяжно вздохнула. Говорить о важном всегда непросто. — У нас принято, что колдовская сила это зло, с которым нужно бороться. Колдуны испокон веков насылали хворь на поселения, поднимали упырей, чтобы поквитаться с недругами, отравляли посевы. Кто знает, зачем. Не встречала ни одного. И хоть я не собираюсь как-то вредить моим людям — наоборот, я заключила сделку, чтобы суметь им помочь — однако никто не станет разбираться. Если кто-то узнает, я лишусь всего.
Мера ожидала от своего спутника новых вопросов, боялась, что он отреагирует так же, как любой знакомый ей человек — неприязнью. Однако он совсем не изменился в лице. Обдумал сказанное и тихо, в тон ей, проговорил:
— Прости, что чуть не раскрыл твою тайну. И спасибо за доверие.
Меру эти слова отчего-то смутили. Поведение ормарра казалось странным — не предугадать — и девушка не знала, нравится ли ей это или беспокоит.
— Я не собиралась говорить тебе… так скоро. Я ещё не доверяю тебе. Это просто случай.
Ингвар вдруг приподнял уголок рта в полуулыбке.
— Ну а я доверяю тебе. Каким бы злом не считали люди твой дар, для меня это чудо. Никто из наших избранных не умеет превращаться в птицу.
Мера невесело усмехнулась:
— Наверно, потому что никто из них не впускал в свое тело нечисть.
— Так это ее голос я слышал? Нечисти? В наших землях нечисть не водится, и я ничего о ней не знаю.
— Как это? Думала, духи повсюду…
— Владыка Змей охраняет нас.
— Может, стоит и нам начать молиться ему? — снова усмехнулась Мера.
Она немного нервничала из-за предстоящего. А еще потому, что так легко раскрыла тайну незнакомцу. Однако почему-то в его компании она не чувствовала себя чужой. Казалось, они давно знакомы. Мере нравилась его молчаливость, как и то, что без лишних вопросов он последовал за ней неизвестно куда, не зная при этом, что она собирается делать. Подумалось вдруг, что, если бы она решила убить его или крови выпить, сейчас был бы самый подходящий момент.
При мысли о крови одна ее часть — навья — зашевелилась, отозвалась странным желанием, чуждым человеку, другую же часть охватило волнение. Мера знала, что когда-нибудь душа нечисти изменит ее, но не ожидала, что станет меняться так быстро.
Чтобы отделаться от нежеланных мыслей, она пригляделась к железному клинку в костре, который постепенно накалялся, и заговорила:
— Сегодня я впервые буду пробовать силы — я только прошлой ночью их получила.
— Значит, я стану свидетелем чего-то невероятного?
— Не знаю, что будет. Не отходи от костра. И не слушай голосов духов. Они на всякое способны.
— Почему духи вредят людям? — удивился Ингвар. — У нас мертвые, наоборот, защищают живых, своих потомков. Поэтому мы часто носим кости родных с собой — как талисман.
Он вытащил одну из многочисленных веревочек на шее и показал Мере два бежевых круга, вырезанных из кости.
— Кем они были для тебя?
— Это кости родителей.
Значит, и он остался совсем один.
Мера помолчала немного, глядя на трескучее пламя. Оно согревало жаром лицо и руки, заставляло тени вокруг плясать. Выбрасывало вверх яркие искры, которые быстро гасли, не долетая до земли.
— Раннды верят, что мертвые, над которыми совершены все обряды погребения, тоже охраняют живых. Прах моих родных — отца, матери и брата — стоит в домовинах вдоль западной дороги вместе с сотнями других сосудов с прахом. Хочется думать, что они перешли на ту сторону с миром. Но есть души, запятнанные злыми поступками, те, кто жил не по заветам богов, или те, кто умер страшной смертью и не смог смириться с ней. Такие души превращаются в нечисть и возвращаются в Явь. — Мера снова перевела взгляд на Ингвара и ровно закончила: — Я тоже стану одной из них.
— Почему?
— Потому что запятнала свою душу связью с нечистью. Мой дар — это не то, что ты думаешь. Не божественная сила. Это совсем другое.
В спокойных глазах Ингвара блестели отсветы костра. В них так не появилось ни страха, ни неприязни, несмотря на все, что сказала княгиня.
— А есть ли на самом деле разница? Это всего лишь название, точка зрения. Ты сама говорила, что порой сложно отличить волхва от колдуна.
Мера вскинула удивлённо брови. Поняла вдруг, что ей нечего ответить. В конце концов, и правда неважно, как ей досталась сила, важно только то, как она ее применит.
Девушка скупо улыбнулась, повернувшись к костру. Обернула горячую рукоять меча поясом и подняла перед собой. Последняя четверть клинка раскалилась до буро-красного. Пора приступать.
Прежде чем двинуться в чащу, она предупредила:
— За мной не ходи, — отвернулась и быстро пошла прочь.
На миг за ее спиной возникла Любава. Ее призрачный лик вынырнул из теней, чтобы показаться Ингвару. Она широко улыбнулась, обнажая щербинку, и громким шепотом заметила:
— Хозяйка слишком горда, чтобы просить о помощи. Но я-то нет! Если дело пойдет плохо, я позову тебя, ладно? Больно не хочется помирать второй раз.
— Что ты задумала, Мера? — с беспокойством в голосе окликнул ее Ингвар, но она не ответила.
Впереди между деревьями возник темный силуэт.