Хладная рать

Глава 7. Лес требует жертв

В одном из крайних дворов посада собралась целая толпа. Хозяин в потрепанном залатанном армяке и сползшей на затылок шапке сидел на крыльце, понуро уронив голову на руки. Соседские мужики переминались с ноги на ногу рядом с ним и изредка перекидывались фразой-другой. За закрытой дверью избы то и дело слышался разноголосый тонкий детский плач. В ответ женщина тихо напевала колыбельную дрожащим голосом, в котором тоже были слезы. Отдельно от всех стояли трое из числа княжеской гриди. Один из них беспокойно мерил шагами двор, двое других молча вглядывались в тени между деревьями.

Все ждали рассвета.

Ночью пошел снег. Редкие белые хлопья падали в чуть прихваченную морозом вязкую грязь, на покрытые инеем остатки бурой травы за забором и соломенные крыши изб. Таяли на горячих лошадиных боках и хмурых лицах людей.

Предрассветное серое безмолвие нарушил топот копыт. Воины и соседские мужики обернулись на звук, даже хозяин избы кинул в сторону дороги пустой взгляд.

Приближались двое всадников. Скоро стали видны их лица, и все присутствующие замялись на мгновение, не веря своим глазам, потом поспешно согнулись в поклоне.

— Княгиня! Как ты здесь… — заговорил Ратмир и подскочил к лошади Меры ещё до того, как та успела остановиться. — Почему? Опасно тебе, я ведь говорил…

Гридин, который следовал за Мерой, кинул беспомощный взгляд на товарищей, развел руками, мол, пытался вразумить, да не вышло. Сама же княгиня промолчала, внимательно оглядывая двор.

Ратмир одной рукой взял под уздцы лошадь, а вторую протянул Мере, чтобы помочь спуститься. Девушка холодно взглянула на протянутую руку и ловко спрыгнула на землю сама.

На этот раз одежда на ней была подходящая: от пояса кафтан расходился на длинные полосы ткани, которые не сковывали движений во время езды, а при ходьбе скрывали под собой заправленные в сапоги шаровары. Теперь никто не посмел бы сказать, что выглядит она неподобающие.

— Что здесь случилось? — обратилась Мера к Ратмиру.

— Ночью нечисть бродила по округе. По словам мужиков — леший. Он проломил изгородь, задрал пару свиней. — Гридин указал на дыру в заборе, потом на лежащие в загоне розовобокие тушки. Остальные свиньи как ни в чем не бывало копались в грязи неподалеку. — Хозяева решили, что это воры, выбежали на двор, а тут нечисть. Схватила девчонку и скрывалась в лесу. Ждём рассвета, чтобы отправиться на поиски.

Мера кивнула. Остановилась на границе двора и окинула взглядом припорошенные снегом земли. Старую деревянную изгородь покрывали наполовину стёртые обережные символы. За забором простиралось широкое поле с низкой, скошенной загодя травой. Забытые стожки тут и там сиротливо гнили от сырости, на воткнутых в землю высоких жердях висели посеревшие черепа — и лошадиные, и рогатые. Все они глядели пустыми глазницами на лес, отпугивали нечисть. Видно, не слишком хорошо отпугивали.

Лес начинался за полем и уходил на многие дюжины вёрст. Темнела в предрассветном сумраке влажная хвоя, голые корявые ветки тянулись в стороны, и тьма под ними притаилась такая, что ни один муж не решился бы ступить туда в неурочное время.

— Вы прибыли сюда, как только услышали крик, — обернулась Мера к гриди. Постаралась, чтобы в голосе не слишком много было осуждения. — И все это время просто ждали рассвета? А вдруг она ещё жива?

Воины переглянулись. На лице каждого отразилось что-то своё: стыд, равнодушие, печаль.

— Ночью в лес опасно, — напомнил Ратмир. — Такие чудища из Нави поднимаются, что простым мечом с ними не сладить. Даже волхв по ночам по лесу не бродит, хотя он знает о нечисти побольше нашего. Побежали бы за девчонкой — лишь сами бы сгинули.

— Это вообще не наше дело, княгиня, — заявил другой гридин, сверкнув недобрым взглядом в сторону убитого горем отца семейства. — Защитой местных и поисками должен заниматься посадский охранный полк. Но где они? Пришли, осмотрелись, сказали, мол, сам виноват, сам и выручай, и отправились на боковую, будто бы им за сладкий сон из казны платят. А мы что? Мы должны княжий двор охранять.

— Все так? — прищурила серые глаза Мера. — Посадский полк отказался от поисков?

Ратмир ответил что-то, но княгиня вдруг уловила среди шепота у избы такое знакомое “Стужа” и сосредоточила внимание на нем.

— …только бабы и не хватало, — хмуро сетовал крестьянин. — Долго лешего не видали, а тут… Точно, дурной знак…

Воины замолкли и обернулись к избе, следуя за взглядом княгини. Тоже расслышали шепот крестьянина и напряглись. Замолчал и мужик, оборвав себя на полуслове. Тут же побледнел и подобрался, вытянулось тощее лицо, когда поймал на себе долгий изучающий взгляд Меры.

Она размышляла. Пыталась понять, что делает и зачем. Зачем явилась сюда, вместо того чтобы днём заслушать рассказ Ратмира? Что и кому пытается доказать — мёртвому отцу, который ограждал ее от опасностей и тем не подготовил к настоящей жизни, или ночному гостю, который упрекал ее в излишней кротости? Ответов не было, зато было явственное ощущение, что, если хочет показать свою силу миру, начинать нужно с малого.

Кольнула обида, и страх разыгрался в душе. Но Мера обожгла крестьянина холодным жестким взглядом и ровно проговорила:

— Хочешь что-то сказать, говори в лицо. Я слушаю.

Побледнев пуще прежнего, мужик задергал глазом, попятился, сорвал с себя шапку и рухнул на колени. Лоб его коснулся земли, а из уст полетели мольбы о прощении.

Девушка не ждала такого и на миг растерялась, испытав одновременно и удовлетворение, и сожаление. Потом отвернулась от крестьянина, словно потеряла к нему всякий интерес, и обратилась к хозяину избы:

— Почему не обновили обереги на изгороди?

Тот поморгал растерянно и затравленно, покосился на соседа, раздумывая, стоит ли и ему пасть ниц, но потом откашлялся и удручённо ответил:

— Ну так… дорого это. Жрецы вон какую цену нынче заломили — и все им нипочем, ведь знают, что больше-то и не к кому обратиться.

— Деньги не ценнее жизни дочери, — заметила Мера, и крестьянин горестно всплеснул руками:

— Кто ж спорит! Да мы небогато живём, шесть ртов голодных. Вот и приходится выбирать, на что сначала потратиться. Все откладывали обереги до лучших времён, а где они, времена-то лучшие?

— За землю одному отстегни, за скот другому, охранному полку тоже, и жрецам на содержание, и на военные нужды, — посетовал второй крестьянин. — Вот так глядь — а у самого-то на жизнь ничего и не осталось!

Хозяин избы грустно кивнул в подтверждение слов соседа, вздохнул:

— Потому и не обновил обереги. Думал: столько лет беда стороной обходила, и впредь не коснется… Ох, дурень я! Бедная моя Любава! Уже почти пришел срок замуж выдавать…

Мера отвела взгляд, чтобы не видеть боли на лице потерявшего дочь отца. Она почти ничего не знала о жизни за пределами крепости. Даже не задумывалась прежде, какие у простых людей проблемы и заботы.

— Зима скоро, ночи длинные, — проговорила княгиня. — Нечисть чаще станет появляться. Лучше сделать защиту, пока новой беды не случилось. А я со жрецами поговорю.

Хозяин лишь молча кивнул. Чувствовалась в этом обречённость: дочку вряд ли вернёшь, а молодая княгиня что может сделать с устоявшимися законами?

— Рассвет, — указал Ратмир, и все, кто был во дворе, обернулись к востоку, где за серыми тучами обозначилась тусклая малиновая полоска. — Ты, Мера, с нами в лес пойдешь?

— Пойду, — кивнула девушка. — Давненько в лесу не бывала.

По лицу Ратмира сложно было сказать, рад он этому решению или нет, но прочие гриди заволновались.

— Опасно, княгиня! Неизвестно, кого мы там встретим.

— Днём нечисть не показывается, так чего страшиться?

— Но вдруг на дикого зверя наткнемся или ещё на кого?

— Вы же со мной, — скупо улыбнулась Мера, и воины не нашлись, чем возразить.

Отец пропавшей Любавы и соседские крестьяне тоже собрались идти: кто топор прихватил, кто крепкую палку.

— На лошади в лес не пройдешь, — предупредили мужики. — Ветки низкие.

Решено было оставить животных. Привязали их к хлипкому забору и двинулись через поле. Иней похрустывал под ногами, снег сыпался медленно и редко и почти сразу таял. А со стороны посада слышались уже первые петушиные крики и сонная возня людей, что готовились к дневной работе.

Как подошли к границе леса — тут же стало не по себе. Сыростью и холодом веяло из чащи — и еще опасностью, таящейся в тенях. И гриди, и мужики замерли на несколько мгновений, прежде чем ступить на территорию нечисти, где не слишком жаловали людей. Каждый испытал необъяснимый трепет перед неизведанным, неподвластным человеку. Страх и благоговение впитывали с молоком матери ещё с тех времён, когда жители совершали кровавые ритуалы и приносили жертвы лесным духам, чтобы умилостивить их.

Осторожно, стараясь особо не шуметь, пока солнце не вошло в полную силу, люди зашли в лес. Высокие ели с раскидистыми ветвями, древние дубы и приземистые вязы стояли не слишком близко друг к другу, и в погожий день к земле, должно быть, проникало достаточно света. Но утро выдалось сумрачным из-за гуляющих по небу облаков, так что тени не спешили рассеиваться.

Никаких следов в том месте, где ночью скрылась нечисть, прихватив с собой девушку, обнаружено не было. Решили разойтись в разные стороны, чтобы осмотреть как можно больше. Ратмир вызвался сопровождать Меру, и княгине оставалось лишь гадать, хочет ли гридин выслужиться перед ней, или ему действительно не в тягость ее компания.

— Вряд ли найдем ее живой, — сообщил парень спустя несколько сот шагов тягостного молчания. — Если вообще найдем. Столько народу в лесах пропадает: иногда теряются, но чаще нечисть их уносит. Помнят еще, как в старые времена здесь жертвы приносили. Лишних детей отдавали и стариков, а взамен люди могли жить себе спокойно.

Они шли по пружинистой лесной подстилке, уворачиваясь от низких ветвей, которые так и норовили выколоть глаз. Под ногами хрустел валежник и опавшая хвоя, густо пахло сыростью, грибами и мокрым деревом.

— Лишних детей? — удивилась Мера.

— Ну. Когда в крестьянской семье по десятку голодных ртов, отдавали одного из них волхвам, и те уносили детей в лес. А в благодарность с каждого двора собирали кое-какую снедь для той семьи. Так они оставшихся детей прокормить могли и сами умереть не боялись от ночного визита оголодавшей нечисти. — Ратмир придержал ветви раскидистого куста, пропуская Меру вперёд. — Говорят, кое-где все ещё живы эти старые обычаи.

Потом гридин сложил у рта ладони лодочкой и что есть мочи прокричал в чащу:

— ЛЮБА-А-ВА-А!

Немного постояли в тишине, прислушиваясь, не появится ли среди скрипа сосен и птичьих голосов какого отклика. Все было тихо, и ни свежих следов в округе, ни обломанных веток. Только где-то в другой стороне леса слышалось, как зовет свою дочь отец.

— Сложно поверить, — продолжила начатый разговор Мера, когда они двинулись дальше, — что вот так запросто люди готовы отправить детей на смерть.

— Тяжёлые времена требуют тяжёлых решений… Да и были эти решения таким уж тяжёлыми? Когда у тебя детей как собак нерезаных, и называешь их просто: Первак, Вторак, Третьяк, чтоб не запутаться, если умрет один — не жалко, все равно на следующий год рожать. — Ратмир усмехнулся пренебрежительно и развел руками. — Крестьяне, что с них взять.

Мера лишь хмыкнула. О том, как живут общинники и смерды, она знала поверхностно, по рассказам отца. Он иногда объезжал отдаленные деревни и села своего удела, но дочь с собой не брал.

Чем дальше в лес они заходили, тем гуще росли деревья и плотнее смыкались ветви над головой. Змеились узловатые корни, ноги глубоко проваливались в прелую листву и мох, а отпечатки сапог тут же наполнялись влагой.

Помолчав немного, Ратмир взглянул на Меру смущённо и тихо проговорил:

— Я тут думал… не сказал ли вчера лишнего?

— Разве? — нахмурилась Мера.

Гридин замялся, подбирая слова. Потом осторожно начал:

— Мы привыкли к твоему отцу и брату за долгие годы службы и знаем, как с ними вести себя. Но с тобой… — Он беспомощно и будто извиняясь развел руками. — Дружина в растерянности, боится лишний раз рот раскрыть в твоём присутствии. — Слабо улыбнулся. — Я вот вроде на язык легче, но тоже боюсь подступиться.

Мера серьезно кивнула. Оценила по достоинству его честность и сама решила ответить честно:

— Понимаю. Другом, как Светозар, я вам все равно не стану. Мне просто нужно, чтобы дружина исполняла свой долг.

— Но дружина — это не просто охрана и личное войско. Это люди, которым доверяешь, с которыми стоишь плечом к плечу перед лицом опасности. Они как семья.

— Я не воин и не мужчина.

Ратмир улыбнулся снова. Видно, и ему пришлась по душе честность княгини.

— Первое можно исправить. В седле ты держишься уверенно, осталось научиться меч держать.

— Я подумаю, — уклончиво откликнулась Мера, и Ратмир бодро кивнул:

— Помогу с тренировками, если вдруг что. Вот и кафтан твой очень… подходящий. В таком удобно будет не только в седле сидеть.

— Что, не видно коленок?

Ратмир вдруг зарделся и смущённо отвёл взгляд:

— Прошу прощения за это, княгиня. Видно, я все же сказал лишнего…

— Прощаю, — улыбнулась Мера впервые за весь их разговор. Должно быть, стала потихоньку привыкать к обществу Ратмира.

— Что-то подсказывает, что ты не такая черствая, как хочешь казаться, княгиня Мера.

— Ты плохо меня знаешь.

— Да. И надеюсь все же исправить это.

Гридин широко улыбался, и Мера подумала вдруг, что так открыто улыбался ей только брат. Тоска по душевным беседам с ним, или затянувшаяся отчуждённость, или дружелюбие Ратмира — что-то заставило ее сказать больше, чем положено:

— Я не хочу казаться черствой. Я просто… не умею по-другому.

Ратмир задумчиво оглядел ее.

— Может, это проклятие так сказывается?

— Что? — нахмурилась Мера.

— Прости. Лишнее болтаю.

— Нет уж. Начал — говори.

Ратмир поморщился, явно сожалея о своих словах, и нехотя рассказал:

— Князь Велимир как-то давно поведал в пьяном разговоре моему отцу, что ты родилась мертвой и не дышала сначала, а потом открыла глаза. Были они холодные точно лёд. Может, потому и прозвали тебя, ну…

— Княжна Стужа, — протянула Мера задумчиво. — А я и не знала об этом.

— Ох, что ж это я… Все болтаю. От усталости совсем соображать перестал.

— Ничего. Кроме холопов и бояр мне и поговорить-то теперь не с кем. Первые боятся меня, а вторые как с малым ребенком. Брат был единственным, с кем я чувствовала себя свободной.

— Да, и мне его не хватает. Но… со мной ты тоже можешь говорить свободно, — слабо улыбнулся Ратмир и вдруг вспомнил: — А бояре-то не хватятся тебя?

— Они будут только рады обсудить дела без меня.

Княгиня и гридин забрели в лес уже так глубоко, что не слышали больше чужих голосов. Решено было сделать крюк и возвращаться. Ратмир то и дело звал по имени пропавшую, но видно было, что делает это лишь для порядка. Надежды найти ее живой после ночи, проведенной в компании нечисти, не было почти никакой. В подобных ситуациях на поиски выходили, чтобы отыскать хотя бы тело.

— Если не найти тело, не провести погребальный обряд как полагается, девушка ведь и сама может превратиться в нечисть? — припомнила Мера.

Гридин мрачно кивнул:

— Скорей всего так и будет.

Мера представила, как покойница ночью выйдет из леса и станет бродить у границ родного двора. А семье останется лишь беспомощно наблюдать за той, кто носит облик Любавы, но уже ею не является. Сердце сжималось от таких мыслей и ещё оттого, что она совсем ничем не может помочь.