Хладная рать

Глава 24. Похожи

Ингвар сидел на ступенях у двери в покои княгини. Хоромы застыли в ночной тиши и полнейшей темноте. Не слышалось ни шорохов, ни скрипов. Так непривычно безлюдно было здесь. Огромный дом в три этажа высотой и шириной в несколько комнат, почти все из которых пустовали. Ингвар уже знал, что основная часть холопов проживает в людской на нижнем этаже, эта половина дома полностью принадлежит княгине, а гости разместились в другой половине, соединенной проходом. И больше здесь никого. Да и вряд ли найдется ещё хоть один человек, который, как и он, решит проверить, все ли в порядке на этаже княгини. Так почему же она закрылась в одиночестве и не желает принимать помощь?

Он тяжело вздохнул и попытался пригладить растрёпанные волосы. Мысли и поступки Меры пока ещё были для него столь же непостижимы, как и замыслы Владыки.

Иногда Ингвару снились сны. Они отличались от пророческих видений, за которыми он специально приходил на капище, хоть сны тоже отчасти оказывались правдивы. Вот и сегодня он видел Меру. Видел, как растекается кровавое пятно по ее рубахе. До того сон казался реальным, что при пробуждении Ингвар немедленно двинулся к ее покоям. Даже мысли не появилось о том, как он будет выглядеть, если потревожит княгиню из-за простого дурного сна. Плохое предчувствие давило на сердце, а страх опоздать затмевал собой все.

И когда он заметил тусклую полоску приоткрытой двери, когда увидел то кровавое пятно на одеждах Меры — он застыл, не желая верить, что Владыка позволит этому вот так вот закончиться. Чему — он и сам пока не знал, видел только, что миссия уже переросла в нечто большее. Что он становится свидетелем великих перемен.

И что Мера, именно Мера сейчас важнее всех.

За ее дверью послышался шорох, и какое-то время спустя девушка вышла на лестницу со свечой в руке. На ней уже была чистая рубаха с широкими рукавами и поверх цветная подпоясанная накидка. Небрежная коса лежала на плече, а пряди блестели влагой в теплом оранжевом свете. Даже в такой ситуации она не забывала о том, что княгиня всегда должна выглядеть подобающе.

— Как твои раны? — тут же спросил Ингвар, не заметив ни следа крови на ней.

— Почти затянулись. Колдунью сложно убить.

Мера оставила свечу на полу, опустилась рядом с ним на широкую скрипучую ступень и спокойно взглянула в глаза.

— Ты и твои люди в опасности из-за наших разногласий с боярами. Они против вашего пребывания здесь и не оставят попыток навредить, пока я не узнаю, кто за этим стоит. Думаю, они хотели подставить вас, обвинив в моей смерти, чтобы потом по закону осудить и покарать прилюдно. Чтобы лишний раз напомнить ранндам, кто их настоящий враг, а Далибору доказать, что все ещё преданы ему. — Она помедлила немного, давая Ингвару время осмыслить сказанное, и так же твердо продолжала: — Я не могу просить вас остаться. За свою жизнь я постою, но быть ответственной за ваши… Решать только вам.

— Смерть давно смотрит мне в спину, — откликнулся Ингвар с детства заученной фразой. — Я поступаю, как велит Владыка, а он велит мне быть здесь.

— Владыка… — нахмурилась княгиня. — А чего хочешь ты?

— И я хочу того же.

Мгновения они глядели друг на друга. Мягкий трепещущий свет блестел в глазах Меры. Ингвар даже мог видеть в них свое отражение — темное и перевернутое. Ещё одна загадка.

Мера пожала плечами, принимая его ответ.

— Не знаю, как можно так запросто отдать свою жизнь на волю бога. Мне сложно понять тебя, но, если ты хочешь остаться — оставайся. Вы все ещё желанные гости в моем доме.

— Благодарю, — склонил голову Ингвар. — Мне тоже непросто понять тебя, Мера. Похоже, ты не желаешь принимать помощь. Почему? Не все можно решить в одиночку.

Ее настрой вмиг переменился, она отстранилась немного, ощетинились. Холодно бросила колючим голосом, в котором таилась тщательно скрытая злоба:

— Мои люди только что пытались убить меня. Как думаешь, могу я хоть кому-нибудь верить и не ждать, что тот при первом же удобном случае решит мне кишки вспороть?

— Мне верить можно, мы ведь с тобой…

— Похожи? Оба не понимаем, что делать, и оба можем умереть? Прости, Ингвар, но мы знакомы всего пару дней. Если бы не моя нечисть, я не рассказала бы ни о чем.

Ее безжалостные слова могли бы задеть, но Ингвар чувствовал, что не на него она злится, а на себя саму. Будь он в ее ситуации, сам бы не стал доверять случайному знакомому, пусть даже их пути свёл Сернебок. Потому он откликнулся спокойно, желая лишь объяснить свою истину:

— Что ж, понимаю. Ты, верно, боишься, что когда-нибудь и мне твоя сила покажется… черной, неправильной. Отталкивающей. Но ведь и наш бог кажется вам жестоким, а наши традиции, — он обвел рукой шрамы, — бессмысленными. Мне неважно, используешь ли ты силу для защиты или в свою угоду, проклинаешь кого-то или убиваешь. Она все равно будет восхищать меня.

Миг они провели в молчании, потом Мера нахмурилась и тихо, жёстко рассмеялась. Выпалила чуть громче, чем следует:

— Я только что пила кровь. Чужая жизнь в обмен на клочок могущества. Как это может восхищать?!

Ингвар слышал в ее голосе боль, видел, что ей самой слишком тяжело принять свою суть. Когда с детства внушали, что такие, как она, — зло, волей-неволей начнёшь в это верить.

Он не знал, что сказать ей, как выразить, что лежит на сердце. Как показать тот трепет, что он испытывает, просто находясь рядом, как помочь ей увидеть себя его глазами. Тогда бы она поняла…

Ингвар взял ее руку в свои, заглянул в глаза. Холодные глаза, холодные руки. Но сердце ее теплое, большое, он видел это в каждом ее поступке, в решениях, которые она принимала не для себя, а для других.

— И что же в этом неправильного? — тихо проговорил он.

Девушка несколько мгновений глядела на него слегка прищурившись, будто искала в его лице ложь. Потом отвела глаза в сторону. Маска холодной безразличности на миг дала трещину, и за ней показалась другая Мера, растерянная и напуганная, уязвимая. Губы ее дрогнули, будто она готова то ли заплакать, то ли рассмеяться. Свободной рукой она осторожно провела по тыльной стороне ладони Ингвара. Мягкие холодные пальцы оставили пылающие теплом дорожки на сбитых костяшках, на грубой, покрытой следами многочисленных сражений коже. Мера задержала ненадолго прикосновение — но потом ее рука выскользнула из его ладони.

— Ладно, — выдохнула она, пряча взгляд. Вся ее злоба и обида, недоверие и настороженность ушли. Осталось смирение. — Ты иди оденься, а я позову кого-нибудь. — Она помедлила, прежде чем уйти. Негромко добавила, наконец взглянув на него: — Полагаю, я снова должна поблагодарить тебя.

— За что? Я не успел помочь тебе.

— За то, что попытался.

— Ну и дела! — заключила Кельда. — Значит, все обошлось?

Когда Ингвар вернулся в гостевые покои, друзья уже ждали его, разбуженные и немало озадаченные его внезапным уходом: видно, в спешке слишком громко хлопнул дверью. Пришлось рассказать и про сон, и про покушение, но силу Меры по ее просьбе он сохранил в тайне.

— Да, Мера в порядке.

Ингвар спрятал глаза и принялся одеваться. Поверх ночных штанов надел кожаные, нижнюю льняную рубаху на голое тело и сверху ещё одну, плотную шерстяную. Натянул высокие сапоги, с которых на пол нападало немало уличной грязи, и подошёл к окну. Хотелось распахнуть его и впустить немного свежести в духоту покоев, но Ингвар побоялся неосторожным движением повредить хрупкую слюду.

Кельда с подозрением оглядела его. Обычная кривая усмешка уступила место тусклому подобию, а в голосе ее звучало наигранное легкомыслие:

— Хм-м… Она не производит впечатление человека, способного справиться со взрослым мужиком голыми руками. Либо ты что-то недоговариваешь, дружище, либо тот подосланный убийца какой-то неудачник.

Ингвару совсем не нравилось недоговаривать друзьям правды, особенно когда те интересуются сами. С появлением этой тайны он будто бы отдалился от них, отгородился. И это тяготило его. Но предавать хрупкое доверие Меры ради своей чистой совести он не посмел бы. Довольно и того, что ни разу не соврал друзьям.

— Я говорю как есть: Мера убила его ножницами.

Акке, казалось, вообще нет дела до их разговора. Тот лежал на широкой лавке, закинув руки за голову, и глядел в потолок с отсутствующим видом. Как и Ингвар, он спал в одних тканевых нижних штанах, не привычный к такой жаре. Кожа туго обтягивала его ребра и поджарый живот, а нанесенных на нее рун было ничуть не меньше, чем у самого Ингвара.

В противоположность ему Кельда говорила больше обычного. Похоже, нападение на Меру переполнило чашу ее накопленных вопросов и сомнений. Девушка хохотнула, вряд ли до конца поверив словам Ингвара.

— Раз так, я зауважала ее ещё больше! Но, Ингвар… — Она со вздохом поднялась с лавки и приблизилась к другу. Тусклая ухмылка сошла с ее лица, а тон сделался неожиданно серьезным и тихим. — Все эти разговоры бояр за столом в первую нашу встречу, и эта попытка… Тебе не кажется, что мы явились сюда не в лучшее время? Мне нравится Мера, но нужно быть глупцом, чтобы не заметить, в каком шатком она сейчас положении. Из того, что я успела за пару дней узнать от местных, следует, что ее не слишком-то любят. И раз начались попытки убить ее — дело совсем плохо.

— Видно, наше появление для некоторых стало последней каплей, — лениво заметил Акке.

— Вряд ли бояре успокоятся, пока не добьются своего. Какие ж они скользкие, ну прям под стать Далибору! Теперь я совсем не удивляюсь, почему мы до сих пор воюем. — Кельда скривилась в презрительной гримасе. — Ну так вот. Раз даже собственный народ не поддерживает Меру, боюсь, что нам нечего больше здесь делать. И так ясно, что союзу не бывать, и она ничем не сможет помочь нашему плану. Предлагаю убраться, пока нас не втянули в борьбу за власть, а то так и помереть недолго.

— Нет, — твердо отрезал он, одарив девушку хмурым взглядом. Внутри всколыхнулось неожиданное возмущение из-за ее слов. — Владыка показал мне этот город и Меру. Если он прислал нас сюда — значит, на то были причины. И пока мы не получим нового знака, пока не поймём, чего хочет от нас Владыка, останемся здесь.

— Никто не знает, чего он хочет, — веско возразила Кельда, и, разумеется, была права, но Ингвар соглашаться с ней не желал. Спокойным примирительным тоном продолжал:

— Мы здесь всего два дня, а ты уже готова плюнуть на надежду прийти к миру, потому что нас не встретили с распростёртыми объятиями? Никто не говорил, что будет просто. К нам повсюду будут относиться с одинаковым недоверием и опаской. С ненавистью. Но это не значит, что мы имеем право повернуть назад.

— А я не про нас толкую, сама знала, что встречу здесь. А про то, что бессмысленно заключать союз с княгиней, которая завтра может лишиться титула, если не жизни.

— Ты этого не знаешь. Все может измениться в любой момент, и мы увидим ту возможность, к которой вел нас Сернебок.

— Он не помогает тем, кто не помогает себе сам. А мы… Я даже не знаю, что мы вообще делаем!

— Кельда. Давно ты должна была смириться, что за всю жизнь можно так и не узнать, что мы делаем и для чего. Мы просто следуем воле Владыки Змей. Сейчас он хочет, чтобы мы были здесь.

— Он хочет, или ты? Признай уже. Это очевидно.

Ингвар замер. Ее слова были словно ушат ледяной воды. Неприятные, но отрезвляющие. Он столько лет жил лишь по заветам Змеиного Владыки, во всем следовал его воле, что перестал отличать ее от своей. Да и были ли у него когда-нибудь собственные желания? Сколько себя помнил, он желал только служить богу, потому что таков долг каждого ормарра. Таков долг избранного. Нести людям слово Владыки и первым исполнять его. После стольких лет могли ли остаться у него свои желания, или все они были продиктованы богом и созвучны его желаниям? Ингвар не знал, но по-прежнему твердо верил, что сейчас его место здесь. Однако это совсем не означало, что путь, предназначенный ему, он должен пройти вместе с друзьями.

— Хотите уйти — уходите.

— Нет, дружище, — спокойно проговорил Акке. — Просто не дай своим желаниям запороть миссию, возложенную на тебя главами общин.

Но что, если и правда Ингвар подстраивает собственные желания под ниспосланные владыкой знаки? Пытается отыскать смысл там, где его нет? В душе впервые за долгие годы зародились сомнения.

— Ладно, — тяжело проговорил он наконец. — Я приму вещий отвар и попрошу Сернебока послать мне новый знак.

Нельзя ставить свои интересы превыше интересов бога. И если они вдруг разошлись, он обязан был это выяснить.