Хладная рать

Глава 16. Темный ритуал

После такого насыщенного переживаниями дня даже выпитый мед не помогал заснуть. Мера глядела в потолок, укутавшись покрывалом, и слушала, как воет ветер за окнами и как перелаиваются собаки.

Угроза купца, пусть тот и не высказал её прямо, вызывала беспокойство. Реши он и впрямь пригнать свое войско в Калинов Яр, защититься будет нечем. Деревушки, разбросанные тут и там в полудне пути друг от друга, станут лёгкой добычей. После их разорения Мера ни оброк собрать не сможет, ни те две тысячи ратников, что требует великий князь. А уж если Земовит решит вдруг брать саму крепость — тогда княгине вряд ли придется беспокоиться о выполнении обязательств перед Далибором. Единственный союзник, князь Пересвет, приходящийся Мере родным дядей, находился сейчас в похожем положении: тоже потерял множество воинов и тоже ломал голову над тем, откуда бы взять новых. Может, он и согласился бы отправить к Мере пару десятков ратников при возникновении угрозы, но это не поможет против сотен Земовита. И где он только набрал войско?..

Но даже и без вспыльчивого купца проблем хватало. Нечисть, еженощно досаждающая крестьянам. Недовольство, которое потихоньку возрастало после известий о повышении налогов. Да и от бояр Златомира и Торчина, которых Мера отправила от своего имени на переговоры с соседями, тоже пока хороших вестей не приходило.

Хотелось выть от отчаяния. Что бы ни делала Мера, этого оказывалось недостаточно. Да и что она могла? Она поручила холопам потихоньку распродавать украшения и платья — так тех денег не хватит, чтобы доложить недостающее к оброку великого князя и не поднимать налогов хотя бы год. Как ни крути, поднять все равно придется. Она поручила жрецам проверить защиту на окраинах — оказалось, что и обереги не могут считаться надёжной преградой для нечисти. Она отправила часть дружины по деревням искать добровольцев — тех было ничтожно мало, да и то все юнцы зелёные, которых в прошлом году не стали забирать.

Кажется, с каждым днём положение ее становилось лишь хуже, и как справиться со всеми навалившимися вдруг проблемами, как защитить народ и родное княжество, она не имела понятия.

Разве что…

Мера поднялась на постели, сердце гулко застучало от пришедшей вдруг мысли. Она глубоко вдохнула и выдохнула пару раз прежде чем робко позвать:

— Эй? Навий дух, нечисть, или кто бы ты ни был.

Но никто не откликнулся, тьма вокруг осталась неподвижной, и не было того холодящего кожу ощущения чьего-то присутствия, какое обычно приходило вместе с ночным гостем. Мера проглотила подступивший к горлу ком и тихо прошептала:

— Я… кажется… в отчаянии…

Слова давались с трудом. Обретя форму, они словно стали более реальными, чем когда крутились в мыслях. Тяжело было признавать их, как и то, что собственными силами Мере не справиться.

— Ты что-то говорил о силе? Теперь я готова слушать.

Но дух молчал.

Мера посидела ещё немного, приглядываясь к тьме, прислушиваясь к любому шороху в слепой надежде, что тот действительно выйдет из ее снов и возникнет перед ней. Поможет. Ведь он в конце концов оказался единственным, кто предложил ей помощь.

Однако ночной гость не появился. Мера не понимала, испытывает ли она больше разочарование или облегчение, но простая высказанная вслух правда отняла последние силы, и заснуть ей удалось без труда.

Как и во все их прошлые встречи, сон казался больше не сном, а каким-то странным отражением действительности. Мера понимала, что спит, но в то же время это не был обычный бесконтрольный сон, в котором как бы наблюдаешь со стороны, что делает твое тело. Нет, она ощущала запахи дерева и натопленной печи, чувствовала холодок на коже и могла сама решить, что сделать, что сказать. Поэтому, как только сгустилась мгла у дальней стены покоев, Мера села на постели, по-прежнему не понимая, испытывает ли облегчение или разочарование.

— Наконец ты позвала меня, дитя. Долго же пришлось ждать, — разлился по комнате знакомый мягкий голос.

— Пришел всё-таки… — прошептала в ответ Мера.

— Как не прийти, я ведь обещал. Вот только не могу я появиться в Яви. Пришлось ждать, пока заснешь.

— Почему?

— Почему… — протянул ночной гость задумчиво и как-то печально. — Самому хотелось бы знать. В давние времена братья и сестры, испугавшись, что могу затмить их силу своей, заперли меня в Нави, сковали. Ограничили правилами и законами, прямо как тебя хотят ограничить бояре. И у них получилось, потому что много их было, а я один. Но я нашел лазейку. Сны. — Силуэт из тьмы полностью оформился в человеческую фигуру, приблизился на шаг. — Во сне человек ближе всего к Нави, и мне хватает сил дотянуться.

— Вот как… Говорят, я уже бывала в Нави однажды.

— Правда, была. — Ещё шаг. Его тело непрестанно колыхалось, клубилось, словно вот-вот растворится. — Но нет никакого проклятия, разумеется. Ты ведь не всему веришь, что болтают?

— Я никогда не считала себя проклятой. Только другие… Но это неважно. — Мера решительно вздернула подбородок. — Ты говорил, что можешь помочь мне.

— Наделить силой, да. А уж как распорядиться ею, решать тебе. Хочешь, прикажи нечисти убраться в леса, а хочешь, обрати в нечисть врага своего.

Дух приблизился ещё на шаг. От него явственно веяло холодом, не здешним, не таким, какой идёт из открытого окна в зимний день. Этот холод словно пробирался до самых глубин души. Он не пугал, а казался чем-то… чем-то знакомым, но давно забытым.

Сердце Меры застучало быстрее от осознания, что в этот самый момент решается ее будущее — и, возможно, всего Калинова Яра.

— И что же ты хочешь взамен? — севшим голосом спросила она.

— О, сущий пустяк. Стань вестником моего слова, моим жрецом. Возводи мои идолы везде, где пройдешь. Напомни людям обо мне — вот и все, что я прошу взамен.

— Идолы? — удивилась Мера. — Жрецом? Ты… Кто ты?

Дух подступил уже совсем близко. Протяни руку — и можно коснуться. Он улыбался, хоть и не было видно его лица.

— Думаю, ты уже сама догадалась. Холод — мое дыхание, тьма — мое сердце, нежить — слуги мои в царстве вечного морока. Скажи мое имя вслух, позови, чтобы я мог явиться.

Севшим от волнения голосом, сбитая с толку и слегка напуганная Мера прошептала:

— Неужели… Чернобог?

Тьма, из которой состоял силуэт, вдруг расползлась, рассеялась, открывая постепенно бледный лик высокого мужчины и его статную фигуру, облаченную в темные одеяния. У него были длинные черные волосы, шевелящиеся под потоками нездешнего ветра, улыбка, в которой пряталось что-то хищное, и серые глаза, такие же холодные, как у Меры. Взгляд проникал в самую душу и, казалось, читал в ней все самое сокровенное.

Мера глядела на него с трепетом, расширенными от изумления глазами, все ещё не до конца уверенная, правда ли это. Гадала, как быть, что сказать, или, может, поклониться? Никто не готовил ее ко встрече с богом.

— О, не нужно ничего говорить, — словно прочитав ее мысли, протянул Чернобог. — Мы ведь уже так давно знакомы. Почти союзники и точно друзья! Осталось лишь провести ритуал, который свяжет нас накрепко и позволит мне дать тебе силу.

Голова уже кружилась от всего этого и мысли путались, но Мера попыталась сосредоточиться на главном:

— Ритуал?

— Ну разумеется! Без него никак. Одного желания мало, чтобы стать колдуньей. — Бог весело прищурился и склонил голову набок. — Но скажи-ка мне, разве тебя больше не беспокоит, что подумают твои люди? Что сделают они, узнав о твоей силе?

Мера нахмурилась. Ее взгляд скользил по лицу бога в поисках чего-то, за что бы зацепиться. Его черты странным образом притягивали, но одновременно неправильным казалось глядеть на него в упор.

— Волнует, конечно. Но я ведь не собираюсь использовать ее во зло — лишь для защиты княжества.

— Зло понятие слишком неопределенное. Даже в чем-то личное. Для кого-то злом является лишь нечисть, для кого-то враги внешние. А для кого-то все вокруг зло, и мир зло, и жизнь дана только для того, чтобы с этим злом бороться.

— Я понимаю, к чему ты, — сказала Мера его улыбке — тонким бескровным губам. — Возможно, люди станут ненавидеть меня лишь за то, что у меня есть та сила, которой не должно быть у простых людей. Но ведь и сейчас так. Меня ненавидят, потому что я княгиня. Потому что завидуют, и думают, что все так легко мне даётся, и что все мне позволено. Переживу. Я поклялась защищать княжество и сделаю все, что в моих силах.

На последних словах Мера всё-таки подняла взгляд к его глазам, сквозь которые проглядывал морок Нави.

— Какая искренность, какое благородство! Но будь готова разочароваться в людях. Вполне возможно, те, кого ты желаешь защитить, не достойны твоего покровительства. Итак, дитя. Готова заключить со мной сделку?

Чернобог вытянул перед собой руку, ожидая решения Меры. Та поднялась с постели, потянулась было, но замерла, сжала пальцы. Из головы все важное словно бы вылетело разом, но осторожность все же взяла свое:

— Погоди… А что за ритуал? Нужно принести жертву?

— Без жертвы никак! Ты принесешь в жертву свою бессмертную душу: не сможешь после смерти попасть в долину Предков и возродиться вновь в человеческом облике. Обернешься нечистью и станешь скитаться по миру живых и мертвых до скончания времён. А чтобы связать себя с Навью, напишешь свое имя на коже мертвеца кровью из левого мизинца и впустишь в свое тело нечисть — любую, это не имеет значения. Сила придет, как только появятся две души в теле.

— Нечисть не сможет занять мое место?

— Нет, она лишь будет досаждать иногда шепотом и жаждой крови.

— Человеческой?

Бог незлобно рассмеялся, будто вопрос показался ему забавным:

— Необязательно.

— А вдруг ты обманешь меня?

— Я ведь бог, я не обманываю. Буду твоим самым верным союзником и никогда не предам, если и ты не предашь меня. Итак?

— Хорошо, — наконец кивнула Мера. — Я готова.

Она вложила ладонь в протянутую руку Чернобога, бледную, почти белую, хорошо видимую даже в темноте. Она оказалась холодной, словно рука мертвеца. Чернобог провел по ее ладони тонкими пальцами, обхватил чуть выше запястья и сжал. Мера сжала его руку в ответном жесте. После бог откинул другой рукой пряди с ее лица и коснулся губами лба. По телу пробежали холодные мурашки, Мера застыла в изумлении, а в голове промелькнуло, что именно так и прощаются с умершими — поцелуем в лоб. Только в этот раз живая и мертвый будто поменялись местами.

В следующий миг Чернобог выпустил ее ладонь и отстранился, а улыбка его стала шире.

— Мы связаны обещанием. А теперь проснись и соверши ритуал, пока не взошло солнце!

Его лицо стало расплываться, все потускнело, словно затянутое темным непрозрачным туманом. Мера закрыла глаза — и открыла, уже снова лёжа в постели. Сердце громко стучало то ли от волнения, то ли от страха, а на коже ещё остался прохладный отпечаток губ Чернобога. Она отшвырнула в сторону покрывало, вскочила с кровати и надела первое, что попалось под руку. Сунула в карман ножницы, потому что идти в кухню за ножом не хотелось. Не так много времени оставалось до рассвета, а ей ещё нужно найти мертвеца и нечисть. Как? Где? Мера пока не очень хорошо понимала, но почему-то была уверена, что все должно получиться.

С распущенными волосами, в одном кафтане поверх ночной рубахи Мера тихо спустилась вниз. Ступени поскрипывали, но это ничего, ведь холопы спали в людской далеко от хозяйских покоев.

Ночь встретила ее холодом и свежестью. Под ногами похрустывала покрытая инеем грязь, едва слышно доносился шелест волн с реки, и больше ничто не нарушало тишины окутанного сном города. Мера нашарила факел около конюшни, в его тусклом свете торопливо запрягла лошадь, вскочила в седло и устремилась по темным улицам к воротам крепости. Растолкала дозорных, чтобы те отворили ворота, и, не отвечая ни на какие их вопросы, поехала дальше, в посад, к дому покойной Дары. Если окажется, что ее родственники живут далеко отсюда, то, возможно, над ней ещё не успели провести погребальный обряд.

Как в полусне она добралась до нужной избы. В голове все смешалось, померкло, и не было ни одной ясной мысли. Никакие опасения, что кто-то заметит ее, тоже не тревожили. Только холод доставлял неудобство — перчатки Мера оставила дома, и пальцы потихоньку начали леденеть.

А думать о том, что она действительно вот-вот станет колдуньей, совсем не хотелось. Может быть, потому что в глубине души Мера понимала, что если остановится ненадолго, обдумает все как следует, то может и растерять решимость. Да к тому же какая-то ее часть не верила, что все происходит наяву.

Она остановилась у изгороди, спрыгнула на мерзлую землю. Калитка оказалась заперта. Девушка распахнула ее и оставила свободно болтаться под слабыми потоками ветра. Нечисть она по дороге не встретила, но подумалось, что правильнее будет оставить защитный круг незамкнутым.

Дверь избы поддалась легко. Внутри темно и тихо, и пахло все так же, только чуть гуще. Мера постояла в сенях, чтобы глаза привыкли. Вдруг обуял неожиданный страх вместе с пониманием, что она одна посреди ночи в доме покойницы. Вспомнились страшные истории брата, которыми тот пытался напугать Меру в детстве.

В горле пересохло, руки дрожали то ли от холода, то ли от волнения. Мера осторожно ступала по сухо шелестящей соломе и прислушивалась после каждого шага, не пройдет ли кто снаружи, не заскребет ли когтями покойница, решившая вдруг обернуться упырем. Одной рукой она держалась за бревенчатую стену, другой водила впереди себя, чтобы не наткнуться на что-нибудь случайно. Жидкий лунный свет не мог проникнуть в густой мрак избы сквозь крохотные волоковые окна. Быстро пришлось признать, что на ощупь Мера не сможет написать свое имя, ещё и левой рукой. Она пошарила у печи в поисках лучины. Зажечь ее получилось не с первого раза: пальцы не слушались. Но когда искра превратилась в огонек и осветила избу, стало чуть спокойнее.

Покойница лежала на том же месте. Видно, родня пока не добралась до ее жилища, или, может, не было у нее никакой родни. Кровь загустела, почернела. Пятно под соломой расползлось едва не на половину комнаты и наверняка запачкает сапоги.

Мера приблизилась к телу женщины. Спросила себя, действительно ли собирается сделать задуманное, или, может, бросить все, повернуть назад и попытаться решить проблемы своими силами? Но нет, новая сила вот-вот станет ее собственной, и теперь, находясь всего в шаге от нее, Мера желала этой силы больше всего. Удивлялась даже, почему не решилась на ритуал раньше.

Она воткнула лучину в щель между брёвнами, оглядела женщину и потом, испытывая некоторый стыд перед ней — хоть и глупо это, ведь мертвой уже все равно — подтянула ночную рубаху, оголив бедро. Написать имя на нем будет удобнее, чем на руке или на лбу. Раскрыв ножницы, Мера прорезала ими подушечку левого мизинца, пока не выступила кровь, и принялась медленно выводить свое имя на холодной коже.

Едва закончила — все вокруг словно бы замерло. Воздух сделался вязким, тяжёлым. В нем появились запахи речной воды и сырой земли, пепла, смешанного с грязью. Запах тумана и хвойного леса. По всему телу пробежали мурашки. Холодно стало, и холод этот дотягивался до самого сердца.

Мера обернулась, почувствовав взгляд в спину, коротко вздохнула в испуге и отступила на шаг.

Избу заполняли духи — дюжины духов! Они молчаливо взирали на Меру светящимися желтыми глазами с кошачьими зрачками, или тусклыми, подернутыми пеленой смерти, или темными провалами на месте глаз. Смотрели в ожидании, с мольбой, с радостью и равнодушно.

Мера впервые так близко видела нечисть. Она различила в неподвижной толпе утопленниц в мокрых одеждах, стариков со спутанными бородами, босых и нагих детей, молодых девушек в погребальных рубахах с сухими цветами в волосах и существ, совсем непохожих на людей. Мера не знала, что должна делать теперь, но что-то внутри словно подталкивало ее, вело, и потому любое ее действие становилось именно тем, чего и требовал ритуал.

Она снова прошлась взглядом по лицам. Чернобог сказал, что нет разницы, кого выбрать, но все же Мера медлила. Любой из этих навьих духов хотел оказаться вновь в человеческом теле, ощутить тепло, подобие жизни, пусть пришлось бы наблюдать за ней со стороны. А остальные должны будут сгинуть — Мера сама прогонит их со своей земли.

Наконец, взгляд ее остановился на девушке с тусклыми веснушками, худым лицом и растрёпанными косами. В ее глазах явственнее всего читалась тоска. А ещё она казалась более четкой, яркой. Мера подумала, что это признак недавней смерти.

— Любава? — тихо спросила она.

Девушка сбросила оцепенение, услышав имя, улыбнулась широко, так что показалась щерба между зубами.

— Да, да, когда-то так звали меня, — певуче откликнулась нечисть, — матушка звала Любавой, и батюшка звал. Иногда ещё дочкой звали, занозой, и сестрицей тоже звали. Но теперь не зовут. Теперь я ночница.

— Хочешь со мной пойти?

— Колдунье нужна подсаженная нечисть? Отчего же не пойти, если кормить меня будешь. Не люблю быть мертвой!

Мера протянула руку так, как недавно протягивала Чернобогу, заключая с ним договор. Ночница с широкой улыбкой бесшумно шагнула навстречу. Ее холодные пальцы скользнули по коже Меры, ногти впились в запястье.

— Теперь мы связаны, княгиня Мера, — прошептала нечисть, глядя в глаза. — Связаны до конца твоей жизни.

Ее силуэт пошел рябью, сделался расплывчатым, словно марево над погребальным костром. В следующий миг Мера обнаружила, что держит пустоту — рука нечисти потеряла плотность. Нечисть прошла сквозь живое тело и осталась там, сжавшись до размера тени, а душа ее — холодная, черная, искажённая — вплелась в душу Меры.

Сделалось жарко и холодно одновременно. Перехватило дыхание, а тело стало лёгким — вот-вот обернется дымом и развеется. Но почему-то не вверх оно устремлялось, а вниз. Такая вот лёгкость была, как при падении с огромной высоты.

В следующий миг Мера обнаружила себя стоящей на колене посреди липкой от крови соломы. Рука тоже была вымазана — она оперлась на нее, чтобы не потерять равновесие.

Изба пустовала. Духи разошлись куда-то незаметно для Меры. Она вообще мало замечала происходящее вокруг. Куда больше ее волновали перемены внутренние.

Душа нечисти ощущалась расходящимся по телу покалыванием. Какой-то неведомой прежде тоской. Разливалась жаждой и гневом, и бескрайней печалью, которую ничем не утолить.

Мера поднялась, покачнувшись. Поняла, что ужасно устала, и больше всего сейчас ей хочется закрыть глаза, подремать хоть пару свечей, можно даже и прямо здесь, на соломе, по соседству с покойницей.

Но княгиня заставила себя собраться с мыслями. Нашла тряпку на столе, вытерла руки, испачканный кафтан, а потом и свое имя стерла с кожи мертвой, чтобы слухи не пошли. Выглянула наружу. Ночной сумрак медленно утекал, прятался в углы и под крыши, и на смену ему приходила серость скорого осеннего утра.

Мера с трудом взобралась в седло и помчалась к крепости, пока никто из местных не заметил ее.