Хладная рать

Глава 40. Город, который ее ненавидит

Крепостная стена светилась огнями, безуспешно борясь с темнотой безлунной ночи. Слабый теплый свет лился из окон дозорных башен, а цепочка огоньков поменьше тянулась по верху стены через каждый десяток шагов, словно сверкающее на черном бархате янтарное ожерелье. Пламя в жаровнях трепетало под порывами ветра, оно не могло никого согреть и ничего осветить. Густая ночь подбиралась к огням со всех сторон, будто живая.

Будто это не ночь вовсе, а ненависть, что вышла за пределы души колдуньи и разлилась по миру.

Там, за деревянными стенами, за свежими обережными символами, в избе с жарко натопленной печью скрывался тот, кто предал ее отца, убил брата и пытался убить ее.

Кровь текла из ран на ладони в окрашенный красным снег. Мера смотрела вверх, на огни в башнях, и гадала, спит ли сейчас предатель сладким сном или нервно глядит в окно, слушает каждый шорох под дверью, как она недавно, в ожидании, что вот-вот случится что-то плохое. Знает ли, что никакие обереги и никакие стены не защитят его от мести, на которую она имеет теперь полное право?

Мера сделала несколько глотков из бурдюка — и порезы на ладони тут же принялись затягиваться. Ещё теплая кровь какой-то ночной птицы оставляла на языке мерзкое послевкусие, как и сама необходимость эту кровь пить. Зато ликовала ночница, которой кровь казалась слаще меда. А сила, что вмиг наполнила измученное тело после первого же глотка, по-прежнему опьяняла, дарила восторг и ощущение свободы. Затмевала собой все угрызения совести и заставляла делать один тошнотворно желанный глоток за другим.

— Они готовы к твоему появлению и знают, как сражаться с нечистью, — предупредил Ратмир.

Он стоял рядом, за плечом, и Мера не видела его, но слышала в голосе беспокойство. По другую руку молчаливо и неподвижно возвышался Ингвар. Тяжёлая секира Акке лежала на его плече, он придерживал ее за рукоять и тоже глядел вперёд, на огни Калинова Яра. Кельда тоже стояла неподалеку, скрестив руки на груди, а на губах появилась такая привычная кривая усмешка.

Был здесь и Акке, по-прежнему раздетый по пояс. На руке не хватало пальца, который теперь покоился в мешочке на груди Кельды. Его место заняла тьма, что рвалась из бледно-синеватого, как кусок мрамора, тела Акке. Та же тьма рвалась тонкими струйками из приоткрытого рта, наполненного теперь острыми зубами, и проглядывала сквозь рану на шее. Его тусклые мертвые глаза слепо смотрели перед собой, как и глаза десятка других мертвецов.

— Вон, сколько жаровен расставили по стене, — снова заговорил Ратмир. — Наверняка в каждой греется железо. А ещё смола. Нужно быть осторожными, чтобы не начался пожар.

Мера убрала бурдюк и вновь полоснула кинжалом по ладони.

— Зачем?

— Если загорится стена, сгорит и весь город.

— Зачем мне беречь его? — Мера повернула голову к Ратмиру. В глазах ее не осталось ни капли жалости, а лицо было такое же холодное и мертвое, как лица ее упырей. — Город, ради защиты которого я отдала свою душу Нави, обрекая себя на вечную тьму. Город, который с лёгкостью отрекся от меня из-за слухов, сказанных одним и радостно подхваченных другими. Город, который прославляет тиранов и лжецов, но никогда не примет колдунью. Стоило послушать Чернобога с самого начала. Люди понимают только страх.

— Но они ни в чем не виноваты! Ты не можешь карать их за то, что поверили старшей дружине!

— Могу. Я теперь все могу.

— Мера…

— Но я здесь не за тем.

Горячая кровь срывалась с немеющих пальцев. Колдовская сила текла по ней сквозь мерзлую землю, все дальше и дальше разнося призыв. Мера чувствовала, как ей навстречу тянутся остатки чужих жизней, как духи рвутся из тьмы, предвкушая пир.

Она сделала шаг вперёд и повернулась. Люди, которых можно было назвать своими, стояли перед ней и ждали. Всего лишь трое, кто пока не проклинал ее, не ненавидел и не боялся. Она оглядела каждого из них чуть дольше, чтобы запомнить такими на случай, если месть окажется ей не по плечу. Сказала:

— Я теперь не княгиня и не могу никому приказывать. Но прошу: оставайтесь здесь. Незачем вам снова рисковать, ввязываясь в чужую битву. Это лишь моё дело. За предательство платят кровью. И я заберу, что причитается, но не хочу больше никого терять.

— Наши судьбы давно связаны. — Ингвар снял с плеча секиру, вручил ее Кельде, а сам потянулся к вороту, за которым пряталась веревка с оберегом. — Твои деяния значат гораздо больше, чем тебе кажется. А видеть своими глазами твою силу, быть рядом, когда творится история, — величайшая честь.

Ингвар снял с тонкой веревки что-то и протянул Мере, вложил в открытую ладонь. Перстень ее отца.

Девушка оглядела его, сжала до боли в кулаке. Подняла удивленный взгляд на Ингвара, но не стала ничего говорить, лишь кивнула.

— А мне плевать на историю, — мрачно заявила Кельда, возвращая Ингвару секиру. — Просто хочу увидеть, как они получат по заслугам.

— Ну а я не могу просто ждать в стороне, пока все кончится. Ведь я все ещё твой гридин, — твердо произнес Ратмир.

Мера кивнула и ему. Скользкой от крови рукой надела перстень на палец и вновь обернулась к крепости. План уже созрел в голове, осталось подождать, пока поднимутся все мертвецы, до которых она смогла дотянуться колдовской силой, пока стянется к городу нечисть со всех окрестных лесов.

— Прими душу мою… — зашептала Мера тьме. — Хоть она и так уже твоя. Прими кровь мою и даруй мне силы… А я дам тебе ещё крови и ещё душ. Потому что не достойны они в Правь перейти, с богами и Предками пировать. А достойны вечной тьмы и холода. Как и я.

Чернобог откликнулся воем ледяного ветра и вороньим граем, что внезапно донёсся со всех сторон. Густая мгла дрожала, наполненная силами Нави, и Мера тянула из нее, из холода, из-под земли, взамен отдавая свою кровь.

В лесу затрещали деревья, зашевелились их макушки, обозначая путь громадных размеров существа.

Мера вновь обернулась к остальным.

— С той стороны крепости есть ещё малые ворота. Ратмир знает. Идите к ним, я открою их изнутри. Встретимся в хоромах. — Она помедлила миг, а потом стянула с пальца перстень — все, что осталось у нее от отца. Протянула Ратмиру. — Сохрани его.

Отцовский перстень упал в протянутую ладонь, и прежде, чем удивленный гридин успел что-нибудь сказать, Мера отвернулась, залпом осушила остатки крови. Сделала несколько шагов по рассыпчатому снегу, густо приправленному кровью. Все быстрее и быстрее.

Миг — ее воля оформилась в мысль, а сила Нави, что до краев наполняла тело, потянулась навстречу мысли, чтобы воплотить ее. Миг — и упали в снег тяжёлые меховые одежды, пропали оковы тела, привязанного к земле. Мера взмахнула крыльями, ощущая лёгкость и восторг. Свободу, которая не продлится долго, но оттого такую желанную и ценную. Она взлетела высоко над крышами и башнями, над городом, который никогда не принадлежал ей, который ненавидел ее. Но который она почему-то не могла ненавидеть в ответ.

Ингвар глядел ей вслед, хоть давно уже не было видно черно-белую птицу. Он доверял ее решениям, но все же тревога прокралась в сердце от мысли, что он не может защищать ее всегда, от неизвестности, которую предстоит пережить до новой встречи.

— Что она собралась делать? — спросил встревоженный Ратмир, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Откроет нам ворота, ты же слышал, — пожал плечами Ингвар. — Идём.

Он двинулся в сторону, указанную Мерой. Следовало обойти стену по широкой дуге, держаться кромки леса, чтобы не попасть под стрелы и оставаться невидимыми для дозорных как можно дольше. Упыри молча потянулись следом. Только снег хрустел под их ногами и скрипели иногда старые кости.

Ратмир поравнялся с Ингваром и вновь заговорил:

— Да, но они ведь тоже охраняются. Дозорных на стене сейчас в разы больше.

— Не бойся, Мера может постоять за себя.

— Любит же она все решать в одиночку… — Парень с досадой вздохнул, помолчал немного, но, видно, разговоры помогали ему справится с напряжением: — Так значит, ты и с секирой управляться умеешь?

Ингвару же, наоборот, легче было молчать, чтобы ничто не отвлекало от мыслей о грядущем. Однако он терпеливо ответил:

— Лучший способ почтить память павшего товарища — искупать его оружие в крови врагов.

— Враги… снова. Когда же все это закончится…

Ингвар и сам не раз задавался этим вопросом. Ответа не было, и завершение конфликта все ещё казалось недосягаемо далеко.

— Мера верит в мир между нашими народами, но она одна не сможет изменить чужие убеждения, когда ваша власть лишь разжигает ненависть.

Скрипы, треск и ритмичный грохот все приближались, а за деревьями уже виднелись два огромных жёлтых глаза, горящих злобой и неутолимым голодом. Леший несся вперёд, сметая на своем пути низкие ветки и тонкие стволы. Вот, наконец, его громадная фигура с раскидистыми рогами и мощными лапами показалась на открытом пространстве. Нечисть поднялась на задние лапы, вытянулась во весь рост и заревела, запрокинув голову. Рев этот разнёсся над всем холмом, над городом и посадом, ворвался в каждую избу и в каждую голову. Хоть не было слов в этой дикой смеси волчьего воя, рева медведя, грохота надвигающейся бури, но каждый, кто слышал его, понимал — это идёт смерть.

Ингвар видел, как одно за другим зажигались окна в избах посада и как все больше людей поднимались на стену с волнением и криками, чтобы заглянуть за ее край и увидеть силу Меры, ее гнев, который для многих из них обернется погибелью.

Кто-то поджёг первую стрелу и пустил ее в сторону лешего. Та просвистела дугой во тьме, оставляя за собой яркий хвост, упала в снег и тут же потухла, не преодолев и половины пути до границы леса.

Леший вновь опустился на землю, а за его спиной к лесной кромке уже стянулась нечисть. Десятки, сотни глаз светились во мгле желтыми огнями, а кроме них ничего было не разглядеть, и казалось, что огни просто парят в воздухе на разной высоте. Часть из них постепенно вклинилась в строй мертвецов, потянулась за людьми, а часть приблизилась к незримой линии, обозначающей дальность полета стрелы. В безопасности, где их никто не мог достать.

Леший схватил одно из сломанных им деревьев, в пару взмахов оборвал ветки, приблизился насколько возможно и швырнул ствол в крепость. Воины хлынули в стороны или попытались пригнуться. Дерево с оглушительным треском врезалось в стену, смело часть парапета и нескольких воинов, что не успели отбежать, а потом с не меньшим грохотом обрушилось вниз на другой стороне. Раздались надсадные крики и почти сразу зазвучал рог, созывая людей к воротам. На стене началась сумятица, кто-то оттаскивал раненых, кто-то готовил стрелы, кто-то тушил угли, что расплескалась из сбитой жаровни. Подумалось, будет чудом, если стена так и не загорится этой ночью.

С неповрежденного участка стены посыпались горящие стрелы. Точно огненный дождь они пронзали ночную тьму, но бессмысленно гасли в снегу, не долетая до нечисти всего каких-то пяти шагов. Нечисть — всевозможные духи, похожие на людей и непохожие — заливались хохотом, рычали и свистели в ответ. Мороз бежал по коже от их голосов. А леший тем временем выломал новое дерево, швырнул его о ворота крепости. Полетели обломки и щепки во все стороны. Ворота дрогнули, и башня над ними, казалось, качнулась тоже.

Воины не могли ничего сделать. Их раскаленные клинки были бесполезны на таком расстоянии, стрелы не долетали до врага, а подготовленные бочки со смолой могли скорее навредить городу, чем помочь.

Ещё один ствол ударился в ворота и свалился грудой обломков под стеной. Другой снёс крышу башни, завалив тех, кто прятался внутри. Потребовалось время, чтобы пламя из жаровни охватило наваленные сверху бревна и дранку с крыши. Постепенно, медленно оно разрасталось, жадно пожирало все, что попадалось на пути.

Прежде, чем ворота и нечисть скрылись из виду, Ингвар успел заметить, что леший больше не швыряет бревна. Просто стоит и смотрит. Он будто ждал, пока воины потушат огонь и уберут со стены пострадавших.

Нечисть, что питается болью и смертью, не стала бы ждать. Чувствовалась в этом воля Меры. Ведь этой ночью все происходило лишь по ее приказаниям.

Ратмир вел людей и нежить за собой на достаточном расстоянии от крепости. Они уже зашли на территорию посада и узкими тропами огибали чужие дворы. В окнах изб, затянутых мутным пузырем, виднелись темные силуэты напуганных людей. Те видели за заборами такие же темные фигуры и, должно быть, думали, что нечисть снова заполняет улицы.

Необозримая толпа мертвецов и духов молчаливо следовала за людьми. Мера должна была разорвать обережный круг, чтобы нежить смогла зайти внутрь. Пока все заняты обороной главных ворот, упыри займут улицы города.

Мера влетела через разбитое окно в свои покои и обернулась человеком. Здесь все осталось почти нетронутым, только на месте тел и луж крови остались четыре темных пятна. Кровь пропитала половицы, ее уже не оттереть мокрой тряпкой.

Первым делом Мера нашла на столе ножницы, резанула по ладони и окропила кровью двор через окно. В городе, внутри защитного круга, тоже обитала нечисть — слабая, задобренная людьми. Но и ее Мера могла подчинить своей воле, заставить исполнять приказы.

Она нащупала колдовской силой мар — духов, что питаются кошмарами, — и приказала им. Убить мары не смогут. Но достаточно будет просто задержать во сне тех, кого ищет Мера, пока она сама за ними не придет.

Сквозняк коснулся голой кожи, заставив поежится. Выстуженные покои с давно потухшей жаровней и холодным полом казались неприветливыми, словно даже родной дом не хотел ее принимать. Мера быстро отыскала в сундуках рубаху и шаровары, надела сверху любимый кафтан, который перешивала ночами, потому что не могла показаться на людях в мужском, более удобном. Теперь совсем не имело значения, что о ней подумают люди — и так уже подумали самое худшее.

Из отдельного сундука достала мягкие сафьяновые сапожки и заплела свободную косу. Подумала, не надеть ли венец, или серьги, или ещё какие украшения. Почему-то вдруг так захотелось почувствовать себя обычной.

Ночь длинная. Времени было предостаточно, чтобы в последний раз насладиться теми мелочами, которые в прежние времена составляли ее жизнь.

Скоро послышался далёкий утробный рев, а за ним и грохот, разбудивший, наверно, всю округу. Остатки дружины выбежали, сонные, из гридницы и поспешили к воротам по зову рога.

Пока леший атаковал стену, Мера перебирала в темноте остатки жемчужных ожерелий, кованые рясны и расшитые камнями накосники. Вспоминала, как просила Ратмира обменять украшения на защитные обряды и роспись обережными символами. Тогда она и подумать не могла, что сама приведет в город нечисть, нарушит защитный круг. Сама навлечет на людей ту беду, от которой пыталась защитить.

Что-то дрогнуло внутри, зашевелилось какое-то сомнение. Всего на миг Мера почти пожалела о том, что не ушла, когда был такой шанс. Но миг прошел — а вместе с ним и сомнения. Есть поступки, которые нельзя прощать, и долги, которые нужно исполнять во что бы то ни стало.

Мера бесшумно спустилась вниз, прокралась через двор и вышла на дорогу, что вела к малым воротам. Темень стояла такая, что вряд ли ее кто заметил бы и в пяти шагах перед собой.

По пустым и тихим улицам она быстро добралась до другой части города. Люди, напуганные грохотом и слухами о хладной рати колдуньи, прятались по избам, под защитой воткнутых в окна и пороги колючих растений — ежевики, шиповника или чертополоха — и жгли обережные травы в надежде, что они смогут отогнать беду. А дружина и городское ополчение поднялись по сигналу рога на стену, чтобы усилить оборону. Скоро ли они поймут, что леший не собирается нападать всерьез?

Мера притаилась за углом ближайшей к воротам избы и огляделась. Внизу у ворот осталась дежурить стража — четверо, но все в доспехах и со шлемами, в руках тяжёлые рогатины и мечи в ножнах. Наверху, в надвратной башне, тоже наверняка остались дозорные. А по ту сторону стены уже ждали молчаливые мертвецы и нечисть.

Только эти люди сейчас стояли между Мерой и взятием города под контроль. Она глубоко вздохнула и громко произнесла:

— Сложите оружие и останетесь живы.

Стражи тут же напряглись, ощетинились оружием и слепо пригляделись к тьме, из которой слышался голос Меры.

— Колдунья, — сквозь зубы процедил кто-то, а другой зашептал:

— Что делать-то, мужики?..

— Делай свое дело! — рявкнул третий, явно стараясь храбриться.

Но Мера чуяла их страх.

Рогатины никто не опустил. Воины выстроились полукругом перед воротами и медленно двинулись в ее сторону.

Мера закрыла глаза.

А когда открыла — это уже были глаза ночницы. Ее хищная улыбка расплылась по холодному лицу Меры. Слабое человеческое тело наполнилось силой, когда нечисть полностью обрела над ним власть.

Воины приблизились ещё на шаг, шаря взглядами по тьме перед собой. Колдунья пригнулась и резко метнулась вперёд, прямо под копьё. Сбила с ног воина, тот выронил оружие и они вместе покатились по земле. Противник не успел даже осознать, что происходит, как ночница выхватила меч из ножен на поясе и с силой вогнала его сквозь кольчугу в грудь, пригвоздив к месту. Противник вскрикнул, задёргался, попытался схватить рукоять и вытащить меч, но колдунья больше не обращала на него внимания.

Остальные трое уже направлялись к ней. Не мешкая, нечисть в теле Меры подобрала рогатину, шутя отмахнулась от стремительного выпада противника, а потом, словно шестом, со звоном заехала ему тупым концом по голове. Воин пошатнулся, потянулся поправить шлем. В этот миг колдунья увернулась от нового колющего удара, перехватила копьё противника, удерживая на месте, и одновременно вогнала рожон сквозь отверстие для глаз.

Почувствовала толчок — третий воин проткнул ее плечо и теснил теперь своим весом, заставляя отступать. Ночница усмехнулась, оставила копье падать вместе с мертвым телом и резко ударила по торчащему из плеча искепищу. Дерево с треском сломалось, она вытащила обломок с рожоном и подскочила вплотную к ошарашенному противнику. Проткнула защищённую бармицей шею, будто то была всего лишь ткань, и тут же обернулась к последнему стражу.

Едва успела отклониться — рожон проткнул воздух там, где миг назад была ее голова. Колдунья схватилась за искепище и с силой дернула на себя. Воин с шумным выдохом подался вперёд вместе с копьём, но из рук не выпустил. Ночница толкнула его ногой в грудь, воин выпустил древко и потянулся к мечу, но с кряхтением согнулся от удара тупым концом в живот. Несколько быстрых толчков заставили его отступить и пошатнуться, руки безуспешно пытались ухватить оружие. Он кинулся в сторону в попытке сбежать, но ночница резко крутанула в руке рогатину, будто та весила не больше ивового прутка, и проткнула бедро насквозь. Наконечник вошёл в землю, ноги воина подогнулись и он истошно завопил.

Любава отряхнула руки и довольно протянула:

— Этот будет жить. Гляди, какая я добрая! Теперь-то можно нормальной кровушки, хозяйка?

“Только без следов”, — сдалась Мера, прекрасно осознавая, что этой ночью сил ей потребуется много.

Ночница издала радостный всклик, в несколько быстрых прыжков между распластанными телами стражей преодолела оставшееся до ворот расстояние, один за другим сняла тяжёлые засовы. Створки с пронзительным скрипом медленно поползли в стороны, открывая взору десятки темных неподвижных фигур. В один миг они сорвались с места и хлынули к бреши в защите города.

Из башни наверху послышалась возня, дозорные затрубили сигнал, означающий прорыв обороны, и несколько горящих стрел полетели вниз.

Ночница не обращала на них внимания. Она опустилась на колени у тела стража, выдернула обломок копья из его шеи и припала к ране губами. Вкус чужой жизни, настоящей, а не этого полумертвого существования во тьме, наполнил ее тело, согрел ненадолго черный холод искажённой души.

Пока ночница жадно глотала теплую кровь, недобитый воин слабо скулил от боли. Нежить молчаливой толпой огибала их и текла в город, заполняла улицы и поднималась на стену. Стрелы больше не сыпались с неба, не гудел рог, только раздавались крики со всех сторон, а меж ними — хриплый радостный грай.