Хладная рать

Глава 14. Мертвая

Калитка была распахнута настежь. Болталась на скрипучих петлях и билась о забор с каждым порывом ветра. Вороны, что облепили жерди и столбы, крышу крохотной, наполовину утопленной в земле избы и покосившийся от времени сарай, казалось, не замечают ни резкого стука, ни мрачных молчаливых людей. Впрочем, люди держались на расстоянии от забора, а во двор никто заходить не решался.

Дверь избы тоже оказалась незапертой, тоже покачивалась и скрипела, оставляя приоткрытой щель в густой и тихий сумрак дома. Соседи то и дело приглядывались к нему — не покажется ли кто внутри, но быстро отводили взгляды, ощутив неприятную и липкую ничем не подкрепленную тревогу. Не нужно было заходить в дом, чтобы понять: что-то не так.

Вороны, слетевшиеся поутру на тихий двор, стали первым подтверждением. Птицы вертели головами, то ли в доме что-то высматривая, то ли в толпе между притихших людей, блестели черными глазами-бусинками, хлопали крыльями и изредка оглашали морозный воздух хриплыми криками. Соседи, как только увидели птиц и распахнутую дверь, побежали сообщать жрецам и посадскому полку, а те уже донесли вести до дружины.

Крестьяне стояли группами на покрытой рытвинами дороге и тихо перешептывались, строили предположения о произошедшем. Они замолкали и расступались в стороны с опущенными головами, едва заслышав топот копыт. Княгиня приближалась в окружении гриди, спокойная и равнодушная ко всему. Она не глядела по сторонам, не обращала внимания ни на редкие приветствия, ни на тихое и такое ненавистное “Стужа”, что звучало лишь чуть реже, чем ее настоящее имя.

Выглядеть спокойной стоило Мере больших усилий. Сердце болезненно перебивалось от страха перед тем, что предстоит увидеть.

Жрец и пара воинов прибыли к избе чуть раньше Меры и уже успели все осмотреть. Теперь они стояли неподалеку и обсуждали что-то, но, как и все прочие, смолкли, едва только показалась княгиня. В этом не было ничего необычного — наоборот, неуважением стало бы продолжать разговор несмотря на появление правителя. Однако Мера, которой и без того чудился подвох в каждом взгляде и жесте, отнеслась к этому с подозрением. Ночные разговоры с неизвестным духом лишь подливали масло в огонь ее излишней мнительности.

Княгиня спрыгнула с лошади и накинула повод на столб забора, спугнув пару птиц. Полы ее тёмно-синего кафтана распрямились едва не до самой земли, из-под меховой шапки выглядывали светлые волосы, а тонкие руки обтягивали перчатки из мягкой кожи. В последнее время значительно похолодало, и пришлось открыть сундуки с зимней одеждой, хотя до праздника Морены оставалось ещё несколько дней.

— Княгиня, — поздоровались ожидающие ее мужчины.

Воины из посадского полка поклонились в пояс, а жрец лишь слегка склонил голову, будто приветствовал равную себе. Мера решила это запомнить, однако пока только скользнула безучастным взглядам по лицам и сосредоточила внимание на приоткрытой двери.

— Что произошло?

— Похоже на нападение нечисти, — откликнулся жрец. — Тебе не о чем беспокоиться, княгиня. Мы обо всем позаботимся.

— Я и не беспокоюсь. Любопытствую. — Мера устремила холодный немигающий взгляд на жреца. — Обереги на изгороди свежие. Как же нечисть попала во двор?

— Мы думаем, хозяйка сама их впустила. Открыла калитку и тем нарушила защитный круг. Так говорят соседи: и калитка, и дверь были распахнуты с ночи.

— А хозяйка?

Жрец указал на избу.

— Там.

В окружении гриди княгиня приблизилась к избе. Сердце стучало громко, и каждый шаг приходилось совершать с усилием, потому что страх перед неизвестным сковывал мышцы, шептал предостерегающе, что в доме случилось нечто плохое. И это плохое оставило ощутимый след. Он отдавался холодом на коже и возрастающей в душе тревогой.

Но Мера не собиралась показывать своего страха. Она решительно дернула ручку двери и ступила в холодный полумрак избы. В сенях пахло слежавшейся соломой, укрывающей земляной пол, старым деревом и мхом, что торчал из щелей между брёвнами. В каждой избе так пахло. Но скоро стал заметен и ещё один запах — запах металла.

Из сеней в жилое помещение вела узкая дверь с низкой притолокой, тоже приоткрытая. Мера потянулась к двери, но Ратмир опередил ее и первым заглянул внутрь. Шагнул в сторону, освобождая проход, но так и остался у проема.

Старая дверь с протяжным стоном отворилась, в нос ударило зловоние. Так пахло на капище в дни жертвоприношений. Тусклый свет проникал в избу сквозь приоткрытые волоковые окна. В углу стояла холодная печь, напротив небольшой стол, заваленный утварью. На полке́ у стены лежала женщина с вытянутой в сторону рукой и свесившимися вниз растрёпанными волосами. С кончиков ее пальцев медленно, с тихими шлепками капало что-то чёрное в блестящую от влаги солому на полу.

— Мертвая… — прошептал один из воинов за спиной, а другие принялись совершать отгоняющие злые силы жесты.

Она лежала в одной ночной рубахе и глядела вверх. На стопах остались следы уличной грязи. А на лице застыло странное спокойствие, даже умиротворение, словно она давно ждала смерти.

Когда глаза Меры привыкли к полумраку, она подобрала полы кафтана, чтобы не запачкать, и приблизилась к телу. Под ногами захрустели глиняные черепки, а на стенах кое-где при ближайшем рассмотрении стали заметны следы когтей. Такие же следы — тонкие набухшие полоски с запекшейся кровью — покрывали и шею совсем ещё молодой женщины, и бледные руки посреди темных пятен синяков.

— Похожи на человеческие, — заметила Мера и обернулась к Ратмиру. Тот нехотя оглядел тело и кивнул.

— Не звериные. Явно нечисть постаралась.

Мера повнимательнее присмотрелись к запястью, нахмурилась, заглянула под полок.

— Что ты ищешь? — с недоумением спросил Ратмир, и Мера указала на едва заметный блеск металла посреди утопленной в крови соломы.

— Нож. А вот здесь — видишь? — посреди следов когтей ровный порез. Неужели, она сама это сделала?

— Давай спросим у жреца. Он в таких делах разбирается.

Мера выпрямилась и хмуро взглянула на гридина.

— В самоубийствах?

Тот угрюмо повел плечами.

— Нечисть на многое способна. Помнишь, я говорил, что какие-то из них умеют действовать на человека на расстоянии? Думаю, это как раз такой случай.

В тягостном молчании они покинули избу с ее густым въедливым запахом ржавого железа. Глубоко втянули свежий воздух за порогом в надежде избавиться поскорее от последних следов смрада, от которого начала кружиться голова и к горлу подступал ком. Мере все это было в новинку: она и мертвых животных видела крайне редко, ведь на кухню их приносили уже разделанными безликими кусками мяса. А покойников приходилось видеть разве что на краде, уже обмытых, очищенных от крови и грязи.

Княгиня украдкой взглянула на Ратмира. Должно быть, он привык к виду мертвецов, ведь самому убивать приходилось. Есть ли разница между мертвым врагом на поле боя и мертвой женщиной, найденной в постели собственного дома? Этого Мера не знала.

Крестьяне, что собрались за забором поглазеть да разузнать новости, впились в княгиню жадными взглядами, будто ждали какой-то реакции от нее. А может, и не ждали, но Мере казалось, что если она хоть на миг даст слабину, все увидят это и сложат свое мнение о ней. Мера не была ни слабой, ни впечатлительной, как иные девицы, и собиралась доказать это всем. Отчасти для того и явилась сюда, но в большей степени — чтобы собственными глазами увидеть следы нападения нечисти.

Жрец обходил двор, бормоча то ли молитвы, то ли очистительные заговоры, и Мера приблизилась к ожидающим в стороне воинам из посадского полка.

— Что местные говорят, спрашивали? Видел ли кто, как это произошло?

— Никто не видел, княгиня, — живо откликнулся один. — Но соседей мы поспрашивали. Звали хозяйку Дара. Она недавно здесь, вышла замуж и к мужу в избу перебралась. Детишек наделать не успели, муж ее с последней битвы не вернулся, и тело его тоже не привезли на родину. Говорят, она сильно тосковала эти седмицы. Может, потому нечисть и привязалась — она на горе как мотылек на свет слетается.

— Сложно поверить, что скорбящая вдова выбрала умереть от ножа в собственном доме, а не в огне, чтобы и после смерти быть с мужем, — с сомнением заметила Мера.

Воины переглянулись, явно удивлённые.

— А ее разве не…

— Мы нож нашли и порезы на запястье, — хмуро объяснил Ратмир, а Мера в задумчивости скользнула взглядом по лицам за изгородью, вроде бы таким разным, но в то же время удивительно похожим.

— Мог ли ее убить человек?

— Во дворе только ее следы были. Да к тому же вороны — явный признак вмешательства навьих сил.

— Тут все ясно, — с уверенностью заявил подошедший жрец, пряча озябшие руки в широких рукавах. — Мужа ее не проводили как следует, тот обратился упырем и прибыл к порогу родного дома. Мертвецы ведь так устроены: первым делом родных забирают, чтобы вместе по ночам бродить. Дара узнала мужа, с горя впустила его, и тот приказал жизнь оборвать, чтобы душа точно нечистью обратилась. Теперь-то ей путь в долину Предков заказан…

— Упыри ведь плотью питаются? А у Дары ни одного укуса, — припомнила Мера.

— Ну, может, не упырем, а каким другим навьим созданием.

— Звучит убедительно, — кивнул гридин. — И нечисть, и убитые горем люди способны на такое.

— Боюсь, подобное может повториться. Никакие обереги не защитят, если народ сам станет нечисти в объятия кидаться.

— А что начнется, если кто-то откроет ночью ворота крепости? — Ахнул вдруг один из воинов. — Внутри ведь дворы не ограждены заборами.

Жрец будто оживился и как-то странно глянул на княгиню.

— И верно. Не лишним будет на избы обереги нанести.

Мера ответила ему холодным молчаливым взглядом. Больших усилий ей стоило держать язык за зубами и не начать упрекать за лёгкость, с которой жрец наживался на страхах и горестях других людей. В сердце зажглась неожиданная злоба, которую Мера ни к кому обычно не испытывала за те годы, что была простой дочерью князя.

Вороны вдруг разом поднялись с жердей и крыш и устремились в небо. Серый холодный воздух наполнился скрипучим карканьем, хлопаньем крыльев и возгласами изумленных крестьян.

— Позаботьтесь о теле, — бросила Мера жрецу и воинам под крики удаляющихся птиц и отвернулась, не дослушав вежливого ответа. Забралась в седло и направила лошадь обратно к городу неспешным шагом. Когда Ратмир поравнялся с ней, тихо сказала: — Ты слышал? Хочет выклянчить у меня ещё жемчуга в обмен на защиту города! Не удивлюсь, если жрецы сами же и подпитывают страхи жителей.

— Может, жрецы и алчны, — возразил Ратмир, — и во всякой беде ищут возможность обогатиться, но нет сомнений, что нечисть разгулялась в последнее время. Ты ведь сама видела ночью, как ее много.

— Не стоит нечисть во всех бедах винить и высматривать ее происки за каждым углом. Может, жрецы оборачивают истории так, как выгодно им, и преподносят доверчивым слушателям. Ведь куда страшнее звучит история, как нечисть заставила бедную женщину открыть калитку, чем та, в которой этот выбор был ее собственным.

— О чем это ты?

Мера бросила взгляд за спину, туда, где мужчины из посадского полка расспрашивали соседей о родственниках покойницы.

— Заметил, какой бедный двор? На столе только пустая посуда — ни хлеба, ни свежих яиц. Ночная рубаха старая, с заплатами, как и армяк. Думаю, она едва сводила концы с концами. — Девушка вздохнула, нахмурилась. Хоть судьба мертвой Дары никак не зависела от нее, вина все равно легла камнем на сердце. — Муж зарабатывал войной, но вот его не стало, обещанное жалованье не выплатили. Скоро придет время за землю платить — а ей нечем. Выгнали бы на улицу. Потому она решила от безысходности покончить с жизнью, а чтобы достоинство сохранить, открыла калитку и впустила нечисть, надеясь так спрятать следы ножа.

— Вроде бы не лишено смысла, но как-то сложно для смерда. Да и с чего бы ей улыбаться от такой смерти?

Мера лишь пожала плечами. Теперь неважно, как умерла женщина на самом деле. Важно было, что жрецы используют эту смерть себе во благо, рассказав людям любую историю, в которую те обязательно поверят. Кто знает, сколько раз они прежде подправляли правду, раздували слухи, а то и приписывали нечисти лишние заслуги? Верить им нельзя. В то же время их обереги давали хоть какую-то защиту тем, кто в ней действительно нуждался. Вот был бы способ обезопасить людей без их участия…

В голове эхом отозвались слова ночного гостя, сказанные им несколько дней назад: “Сила, которая позволит самой решать, кого защитить… Сила, с которой не сравнятся жрецы и волхвы”.

Теперь предложение духа не казалось таким уж бессмысленным.