Изгой с когтями дракона. Кровь Веиров 1

Глава 1. Каторга Стального Века

Вонь. Она въелась в стены, в потрескавшийся бетон пола, в саму кожу. Смесь пота, ржавчины, химической смазки машин и чего-то сладковато-гнилостного — запах «Рудников Скорби». Запах безнадеги.

Игнат «Коготь» Драконов прижался спиной к холодной металлической стене штрека, пытаясь поймать ртом жидкую грязь, что они тут называли воздухом. На груди тускло мерцал ошейник «Усмиритель» — техномагический хомут Конклава «Стальной Век», подавляющий любую попытку манипуляции эфиром. Тяжелый, натирающий шею в кровь. Символ его падения. Изгнанник. Безродный. Раб.

— Двигайся, шлак! — рев механического усилителя разорвал гул машин. Надсмотрщик Жила, груда мышц, втиснутых в потрескавшийся экзоскелет «Молот-3», приближался. Его лицо, изуродованное оспинами и шрамом через левый глаз, кривилось в злобной ухмылке. В руке — эфиро-зарядный стимулятор, короткая дубина с контактами на конце. — План выполнен на семьдесят три процента, Драконышко. Твой род бы заплакал от гордости. Или от смеха?

Игнат молчал, сжимая кулаки. Грязь под ногтями, но это не главная грязь. Главная — внутри. Позор. Предательство. Мать…

— Я с тобой разговариваю, выродок! — Жила взмахнул стимулятором. Искры синего электричества щелкнули по влажному воздуху. Удар пришелся по ребрам. Боль, острая и унизительная, пронзила тело, заставив согнуться. «Усмиритель» на шее Игната жалобно запищал, подавляя даже инстинктивный крик.

— Артем Драконов… — прошипел Жила, наклоняясь, чтобы его гнилое дыхание обожгло лицо Игната. — Наследник. Чистая кровь. Вот кто настоящий боярин! А ты? Пятно. Отброс. Зачем князь не добил тебя в колыбели?

Слова, как раскаленные иглы, вонзились глубже удара. Артем. Имя брата вызвало не боль, а ярость. Темную, густую, как смола рудников. И вместе с ней — вспышку памяти. Яркую. Жгучую. Непрошеную.

Флешбек: Десять лет назад. Родовое поместье Драконовых, Кремнеборье.

Солнце палило. Воздух над вулканическими склонами дрожал от жары. Двенадцатилетний Игнат стоял на тренировочном плацу из закаленного черного базальта, чувствуя, как поджилки предательски трясутся. Перед ним, в ослепительно белых тренировочных одеждах с вышитым золотом гербом Драконовых — дракон, обвивающий гору — стоял Артем. Наследник. Старший брат. На год старше, но казавшийся взрослее на десять. Его лицо, красивое и холодное, как ледник Кремнеборья, выражало лишь скучающее превосходство. В руке — тренировочный «Коготь», деревянный меч, имитирующий легендарный артефакт рода.

Вокруг, на резных каменных скамьях под навесом, сидели члены Малых Домов — вассалы. Горюны, Ястребы. Их взгляды — любопытство, пренебрежение, едва скрываемая насмешка — жгли Игнат спину сильнее солнца. Князь Драконов, его отец, огромный и грозный в плащанице из шкуры лавового дракона, наблюдал с высокой трибуны. Его лицо было каменной маской. Лишь глаза, холодные, как сталь клинка, были устремлены на сыновей. Вернее, на одного сына. На наследника.

— Начинаем, — голос отца гулко прокатился по плацу. — Поединок до первого касания. Показать чистоту крови и честь рода. Артем. Игнат.

Артем легко взмахнул деревянным «Когтем». В воздухе свистнуло. Игнат попытался скопировать стойку, которую показывал учитель фехтования. Ноги заплетались.

— Боишься, выродок? — шепот Артема достиг лишь Игната. Насмешка в голосе была тоньше и острее лезвия. — Маменька твоя, служанка, научила только полы мыть?

Гнев, внезапный и белый, ударил в виски. Игнат бросился вперед, забыв все уроки, забыв стойку. Просто вперед, с криком, который больше походил на визг. Он занес свой деревянный меч…

Артем даже не сдвинулся с места. Легкое движение запястья — и «Коготь» наследника плавно описал дугу. Точный удар пришелся по запястью Игната. Боль! Деревяшка вырвалась из пальцев и с глухим стуком откатилась по базальту.

— Ой! — сорвалось с губ Игната. Стыд сжег щеки докрасна. Он потер запястье, опустив голову, стараясь не видеть насмешливых ухмылок вассалов, презрительного взгляда отца.

— Позор, — громко произнес Артем, обращаясь к трибуне, но глядя на брата сверху вниз. — У Драконовых не должно быть слабаков. Особенно с грязной кровью.

Игнат поднял глаза. Взгляд отца был хуже тысячи ударов. В нем не было ни гнева, ни разочарования. Только… пустота. Как будто Игнат перестал существовать. В тот момент что-то внутри Игната — маленькое, хрупкое, что еще теплилось надеждой — оборвалось и разбилось, как его деревянный меч о камень. Заменилось ледяным комом стыда и ненависти. Ненависти к брату. К отцу. К этому плацу. К своей собственной слабости и крови, которая оказалась недостаточно «чистой».

Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Боль от укусов была ничто по сравнению с болью в душе. И тогда — впервые — он почувствовал это. Не боль. Не гнев. Нечто… иное. Глубоко внутри, где-то за грудиной, под левой реберной дугой, будто проснулась крошечная, спящая зверушка. Она заурчала, зашевелилась. Тепло. Непривычное, почти обжигающее тепло разлилось оттуда по жилам. Не по крови, нет. Глубже. По… чему-то.

Игнат взглянул на свои сжатые кулаки. И замер. Между пальцами, сквозь грязь и царапины, на миг вспыхнули… искры. Крошечные. Алые. Как капли самой горячей крови. Они мелькнули и погасли так быстро, что Игнат подумал — показалось. Игра света на поту. Но ощущение тепла, этого странного, бурлящего тепла внутри — осталось. И страх. Необъяснимый, первобытный страх перед тем, что только что проснулось.

Настоящее. Рудник Скорби. Штрек 7 «Слеза Веирии».

— …а тебя следовало выкинуть на помойку вместе с твоей шлюхой-матерью! — голос Жилы, как напильник по стеклу, вернул Игната в ад настоящего.

Удар стимулятора в живот выгнул его дугой. Игнат рухнул на колени в липкую черную жижу, смешанную с обломками породы и эфирной пылью. Боль. Унижение. Слова о матери. И — воспоминание. Тот самый стыд. Та самая ненависть. И то… оно. Спящее тепло под ребрами.

— Встань, тварь! — Жила пнул его сапогом, усиленным экзоскелетом. — Поработай за свою ублюдочную кровь! Эфирные кристаллы сами себя не добудут!

Игнат застонал, пытаясь вдохнуть. Воздух обжигал легкие. Он уперся руками в липкий пол, пытаясь подняться. Перед глазами плыли пятна. Багровые. Как те искры… из прошлого. Артем. Отец. Мать в темнице…

Жила засмеялся, грубый, хриплый смех. «Смотрите, люди! Потомок драконов! Ползает в грязи! Как свинья!» Он повернулся к другим рабам, тускло копошившимся в полумраке штрека с кирками и тачками. Их лица под слоем грязи были безликими масками отчаяния. Никто не поднял глаз. «Вот что бывает с теми, кто забывает свое место!»

Надсмотрщик снова повернулся к Игнату, поднимая стимулятор для удара по спине.

— Научим уважать старших, Драконышко?

Тепло. Оно вдруг сжалось внутри Игната в тугой, раскаленный шар. Не просто тепло. Ярость. Дикая, первобытная, сжигающая все на своем пути ярость. Та самая, что он чувствовал на плацу. Но теперь — сильнее. В тысячу раз сильнее. Она рвалась наружу, как лава из кратера, искала выход. Его руки, все еще упирающиеся в грязь, задрожали. Не от слабости. От напряжения. От этого чудовищного давления изнутри.

— Не трогай меня, — прохрипел Игнат. Голос был чужим, низким, с каким-то металлическим дребезжанием.

Жила замер на миг, удивленный. Потом расхохотался.

— Ого! Заговорил! А что ты сделаешь, выродок? Заплачешь? Или…

Игнат поднял голову. Его глаза, обычно серые и потухшие, горели. Не метафорой. Буквально. В их глубине заплясали крошечные алые огоньки, как угольки в черном пепле.

Жила отступил на шаг, инстинктивно. Его рука со стимулятором дрогнула. «Что? Ты…»

Он не договорил.

Игнат не помнил, как вскочил. Это было мгновение. Одно движение — из позы на четвереньках в стремительный рывок вперед. Его тело двигалось само, ведомое этой бушующей внутри энергией. Он не думал. Он рванул.

Жила взревел, замахиваясь стимулятором. Синие искры зашипели.

Но Игнат был быстрее. Он не уворачивался. Он врезался в надсмотрщика, всей силой отчаяния и ярости. Не кулаком. Грудью. Туда, где под ребрами пылал тот шар.

БА-БАХ!

Не громкий звук. Скорее глухой хлопок, как от лопнувшего мешка. Но последствия…

Из точки удара — из груди Игната — вырвался сноп алых искр. Не просто искр. Коротких, яростных, рвущихся молний! Они шипели, как раскаленное железо в воде, и ударили в экзоскелет Жилы.

ШШШ-ТИК-ТИК-ТИК!

Металл задымился там, где алые молнии коснулись его. Оплетка проводов вспыхнула и расплавилась в мгновение ока. Гидравлика в суставах экзоскелета завизжала и заклинила. Жила дико заорал — не от боли, а от ужаса и неожиданности — и рухнул на спину, как подкошенный, его массивный костюм вдруг ставший беспомощной ловушкой. Стимулятор вылетел из его руки и с лязгом покатился по камням.

Тишина.

Гул машин казался теперь приглушенным, отдаленным. Все рабы на штреке замерли, уставившись на сцену. На Игната, стоящего над поверженным надсмотрщиком, сжавшего кулаки, из-под которых все еще сыпались на грязный пол алые искры. На его глаза, в которых плясало алое пламя.

На шее Игната «Усмиритель» бешено замигал красным светом и завыл пронзительной, ледяной сиреной. Волна подавляющей энергии, холодной и чуждой, ударила по нервам, пытаясь погасить бушующий внутри пожар. Боль! Острая, как удар ножом в мозг. Игнат вскрикнул, схватившись за ошейник. Алые искры погасли, как перегоревшие лампочки. Тепло под ребрами схлынуло, оставив ледяную пустоту и дрожь во всем теле. Он едва устоял на ногах.

Но эффект был достигнут. Жила лежал, беспомощно дергаясь в своем сломанном экзоскелете, лицо перекошено животным страхом.

— Ч-чудовище! — выдавил он. — Он… он колдует! Сквозь «Усмиритель»!

Игнат выпрямился, игнорируя дрожь в коленях и пронзительный вой ошейника. Он посмотрел на свои руки. На ладонях, там, где ногти впивались в кожу, остались маленькие, почти незаметные ожоги. Алые точки. Как отметины. Он сжал кулаки снова. Ничего. Пустота. Но… он помнил. Помнил силу. Помнил ярость. Помнил страх в глазах Жилы.

Это было не показалось. Не сон.

Дикое Пламя.

Оно было реальным. И оно было в нем.

Где-то в глубине штрека раздались тяжелые шаги и крики. Сирена «Усмирителя» сделала свое дело. Шли другие надсмотрщики. С более серьезным вооружением.

Игнат окинул взглядом замерших рабов. В их глазах теперь читалось не только отчаяние. Читался… шок. Искра. Неуловимая искра чего-то, что не было страхом.

Он повернулся и, не глядя на орущего Жилу, схватил свою кирку. Руки все еще дрожали. Шея горела под ошейником. Но внутри, под слоем ледяной усталости и боли, тлел уголек. Маленький. Алый. И смертельно опасный.

Работа только начиналась. Но Игнат «Коготь» Драконов впервые за долгие месяцы каторги почувствовал не безнадегу. Он почувствовал… огонь. И понял одну простую вещь.

Чтобы выжить в этом аду, нужно было не тушить этот огонь. Нужно было дать ему разгореться.