Глава 4. Пирог Отчаяния

Пирожок расплавился во рту. Не сладостью. Холодом. Странным, пронизывающим до костей холодом, который обволок язык, спустился по горлу и ударил в желудок ледяным шаром. Игнат аж подпрыгнул, выронив недоеденный кусок.— Что это?! — выдохнул он, чувствуя, как мурашки побежали по коже.— «Ледяная мята», милок! — Лисовик Светозар весело подпрыгнул на корнях, его хвост вихрем закрутился. — Для таких огнедышащих, как ты! Остужает нутро, чтоб не спалил себя изнутри. Вижу же — пламя в тебе бурлит, как лава в Кремнеборье накануне извержения!

Холод внутри действительно унимал жар под ребрами. Уголек «Дикого Пламени» притих, словно придавленный снегом. Но боль в обожженной руке осталась — пульсирующая, невыносимая. Игнат посмотрел на почерневшую кожу, на трещины, из которых сочилась сукровица. Рука напоминала головешку.

— А…, а рука? — спросил он, с трудом разжимая челюсти. Холод от пирожка сковал их.

— Рука-то? — Лисовик склонил голову набок, его золотистые глаза-бусинки внимательно изучили повреждение. — Опа-на! Серьезненько так. «Дикое Пламя» штука строптивая. Рвется наружу, а сосуды-то человеческие не рассчитаны. Эх, горяченький ты парень, прям беда! — Он хлопнул себя лапкой по лбу. — Совсем запарился! Держи второй пирожок! Для наружного применения!

Из корзинки он извлек еще один пирожок. Совсем иной. Матово-белый, испещренный голубыми прожилками, словно морозные узоры на стекле. От него веяло арктическим холодом.

— «Снежный ком» зовется! — объявил Лисовик, протягивая пирожок. — Приложи к ожогу. Не бойся, не прилипнет! Шучу, прилипнет! Но зато боль как рукой снимет.

Игнат колебался. Говорящая лиса. Волшебные пирожки. Безумный лес, чей шепот теперь походил на ворчливое бормотание:

«…Светозар… дурак… ледяная мята… заморозит…».

Но боль перевешивала недоверие. Он прижал белый пирожок к черной, обугленной коже у запястья.

Эффект был мгновенным. Ледяное жжение пронзило плоть, заставив его вскрикнуть. Но это была хорошая боль — чистая, вытесняющая адский жар. По руке поползли белесые паутинки инея. Пузыри сдулись, трещины стянулись ледяной пленкой. Боль стихла до терпимой ноющей тяжести. Рука не исцелилась — она была закована в ледяной саркофаг, но хоть не горела.

— Видишь? — Лисовик похлопал в лапки. — Гораздо лучше! Теперь ты не тлеющий уголек, а этакий… холодный огонек!

— Спасибо… — прохрипел Игнат, не веря своим глазам. Он сжал пальцы замороженной руки — они слушались, хоть и скованно. — Ты… ты знаешь, что это за сила? «Дикое Пламя»?

Лисовик внезапно стал серьезен. Его уши прижались к голове, хвост замер. Золотистые глаза прищурились, изучая Игната с непривычной проницательностью.

— Огонь в крови знаю, — произнес он тихо, без обычной шутливости. — Чистый. Ясный. Как у Драконовых с их вулканами да лавой. Но твой… — Он постучал лапкой себе по носу. — Чую я его. Он другой. Дикий. Безродный. Как будто… — Лисовик замер, подбирая слова. — Как будто сама Веирия злится у тебя внутри. Или… кто-то древнее.

Древнее. Слово отозвалось эхом в памяти. Голос в кошмаре: «Дикое Пламя — ключ к Бездне».

— Кто? — вырвалось у Игната. — Что это значит?

Лисовик махнул лапкой, снова став прежним весельчаком.

— Философии потом! Сначала — выжить. А то твои железные дружки не дремлют. Чую, «Пауки» уже близко. И не только они.

Как по сигналу, из чащи донесся знакомый цокот металлических когтей. Потом — громкий, механический лай. Не один. Два. Три. Техногончие нашли их! Шепот деревьев поднял панику: «…Железо… вонь… больно корням… гони их!..» Корни вокруг зашевелились, как разбуженные змеи.

— Ох, задергались мои старички! — Лисовик схватил Игната за рукав здоровой рукой. — Бежим, огонек! Пока лес в ярость не впал и нас заодно не прихлопнул!

Он рванул вглубь зарослей, ловко петляя между гигантскими светящимися стволами. Игнат едва поспевал, спотыкаясь о клубки корней. Замороженная рука тянула вниз, как гиря. За спиной нарастал лай техногончих, мешавшийся с пронзительным воем эфиро-шокеров. Красные лучи сканеров пробивали чащу, выхватывая то мохнатый хвост Лисовика, то спину Игната.

— Куда?! — крикнул Игнат, чувствуя, как в груди снова зашевелилось тепло. Холод «Ледяной мяты» ослабевал.

— Туда, где ниточки потолще! — закричал в ответ Лисовик, ныряя под низко нависающую арку из переплетенных ветвей, покрытых густым, серебристым мхом. — Держись за мой хвост, не потеряйся!

Игнат схватил пушистый рыжий хвост. Лисовик взвизгнул:

— Эй, аккуратнее! Он у меня не для тягания!

Они выскочили на небольшую поляну. В центре ее возвышалось нечто невероятное — дерево, но не из плоти и коры. Его ствол и ветви были сплетены из чистого, мерцающего голубым светом хрусталя. Он переливался, как замерзший водопад, отбрасывая на землю и листву призрачные блики. Воздух вокруг звенел тихой, едва слышной мелодией. Это было сердце Хрустального Леса — Шепчущий Ствол.

— Вот! — Лисовик торжествующе указал лапкой. — Старичок-хранитель! Он не любит железо. Сейчас устроим сюрприз!

Цокот когтей и лай были уже у самой поляны. Из чащи выскочили три техногончие. Их сенсоры тут же сфокусировались на Игнате и Лисовике. Эмиттеры шокеров загудели, накапливая заряд.

— Стоять! — раздался хриплый голос надсмотрщика, выбежавшего следом. Он был без шлема, лицо — в крови и саже. — Сдавайся, выродок! И твою шельмецовую крысу тоже!

Лисовик обиженно топнул лапкой:— Крыса? Я — Лисовик, хранитель уюта! А ты — невоспитанный кусок железяки! Старичок, накажи его!

Он подбежал к Хрустальному Стволу и что есть силы стукнул лапкой по его мерцающему основанию.

Дерево ответило.

Голубой свет вспыхнул ослепительно ярко. Воздух затрепетал, наполнившись высоким, чистым звоном, как тысяча хрустальных колокольчиков. Звук ударил по ушам, по нервам. Игнат зажмурился, почувствовав, как вибрирует земля под ногами.

Техногончие взвыли. Не от злости — от боли. Их сенсоры вспыхнули и погасли. Металлические корпуса задрожали, покрываясь сетью трещин. Механизмы внутри завизжали и захрипели. Один «Паук» рухнул на бок, дергаясь в конвульсиях. Второй начал бешено крутиться на месте, стреляя шокерами наугад. Третий попятился, натыкаясь на деревья.

Надсмотрщик вскрикнул, схватившись за голову. Кровь пошла у него из ушей.

— Колдовство! Проклятый лес! Отступай! — Он отчаянно замахал руками, пятясь к чаше.

Лес вокруг зашумел, возбужденный звоном. Корни поднялись, как копья, преграждая путь отступления. Ветви сомкнулись над головами надсмотрщиков и гончих, создавая живую клетку. Шепот стал громким, торжествующим:

«…Поймали… железные крысы… отдать корням… на корм…»

— Ну вот, — Лисовик удовлетворенно потер лапки. — Пусть теперь пошепчутся с моими старичками. Пойдем, огонек, пока они заняты.

Он снова потянул Игната за собой, но уже не вглубь леса, а вдоль края поляны, к зарослям гигантских папоротников, светящихся мягким зеленым светом. Звон Хрустального Ствола постепенно стихал, сменяясь тревожным гулом леса и отчаянными криками людей.

— Куда теперь? — спросил Игнат, оглядываясь. Его рука под ледяной коркой все еще ныла, но теперь это была терпимая боль. Холод «Снежного кома» сдерживал жар, не давая «Дикому Пламени» вырваться.

— К моей лавочке! — ответил Лисовик, продираясь сквозь папоротники. — Там и поговорим. И руку твою долечим. А то гляжу — лед-то таять начинает.

Действительно, иней на руке Игната покрылся капельками воды. Боль возвращалась.

Они вышли к небольшому холму, скрытому в чаще. У его подножия, вплетенное в корни огромного дуба, пряталось уютное жилище. Стены были из сплетенных ветвей и живого мха, крыша — из широких листьев, покрытых серебристым налетом. Из трубы, сделанной из полого стебля, вился дымок, пахнущий свежей выпечкой и травами. У входа висел кривой фонарь, внутри которого светился живой светлячок размером с кулак.

— Добро пожаловать в «Уголок Уюта»! — Лисовик широко распахнул плетеную дверцу. — Не дворец, зато от железных вредителей спрячет. И пирогов вдосталь!

Внутри было тесно, но невероятно уютно. Пол устлан сухим папоротником и шкурами неведомых зверей. На полках из коры стояли глиняные горшочки, пучки сухих трав, связки грибов. В углу тлел очаг, над которым висел котелок с булькающим содержимым. Воздух был густым и теплым, пропитанным ароматом хлеба, трав и чего-то сладкого. На грубом столе из пня уже дымился пирог — румяный, золотистый.

Лисовик усадил Игната на лежанку из мха.

— Сиди, не дрыгайся. Сейчас ручку долечим.

Он достал из корзинки еще один «Снежный ком» и аккуратно приложил его к тающей ледяной корке на руке Игната. Холод снова обнял ожог, глуша боль. Потом Лисовик сунул лапку в котелок над очагом, вытащил комок липкой, теплой, темно-зеленой массы и наложил ее поверх пирожка, аккуратно приматывая широким листом.

— Мазь «Корень Жилы»! — пояснил он. — Лечит что угодно. Даже обожженное диким пламенем мясо. Теперь сиди, отдыхай. А я пока чайку заварю. С «Медуницей Лесной»! Отлично мысли проясняет.

Игнат откинулся на мягкую шкуру. Усталость навалилась на него, как каменная плита. Боль в руке притупилась. Страх перед погоней отступил. Даже навязчивый шепот леса здесь, в хижине, звучал приглушенно, как шум дождя за окном. Уют и тепло очага окутывали его, вымывая ад рудника и ужас бегства.

— Почему ты мне помогаешь? — спросил Игнат, глядя на Лисовика, который возился с глиняными чашками. — Ты же видел… что я могу.

Лисовик налил из котелка темный, ароматный отвар в две чашки.

— Видел. «Дикое Пламя». Штука опасная. Для тебя. Для леса. Для всех. — Он поставил чашку перед Игнатом. — Но я чувствую не только пламя, огонек. Я чувствую боль. Твою. Глубокую. Как у корней, когда их железом режут. И еще… — Он прищурился. — Чувствую кровь. Драконью. Да, да! — Лисовик махнул лапкой на немой вопрос Игната. — Чую роды. Драконовы. Вранцы. Змеины. Волховы. Твоя кровь… она Драконова. Но… — Он постучал лапкой по столу. — …испорченная. Смешанная. Как будто в нее влили грязи из Бездонных Топей. Или… звездной пыли.

Ключ в крови. Слова галлюцинации матери всплыли в памяти.

— Что это значит? «Ключ в крови»? — вырвалось у Игната. — Мать… в видении… она сказала так.

Лисовик замер. Его веселое выражение лица сменилось настороженностью. Он отпил из своей чашки.

— Видение в лесу? Голос металлический, ошейник на ней? — Игнат кивнул. Лисовик тяжело вздохнул. — Ох, беда. Значит, не просто галлюцинация это была. Значит, Конклав «Стальной Век» не просто так тебя держал. И мать твою… — Он посмотрел на Игната с внезапной жалостью. — …они вплели ее в свою Сеть. Через боль. Через страх. Чтобы найти тебя. Или… контролировать.

— Контролировать? Меня? Зачем? — Игнат сжал здоровую руку в кулак. Уголек под ребрами встрепенулся, но холод «Ледяной мяты» и успокаивающий чай удержали его.

— Зачем? — Лисовик усмехнулся, но без веселья. — Потому что «Дикое Пламя» — это не просто сила, милок. Это угроза. Для их машин. Для их «прогресса». И… — Он понизил голос. — …ключ. К чему-то очень старому. И очень опасному. Что скрыто в Веирии. Под вулканами. Или под болотами. Или… — Он махнул лапкой в сторону невидимого неба. — …в звездах.

Тишина в хижине повисла густая. Треск дров в очаге казался громким. Шепот леса за стенами усилился: «…Древние… спят… не буди…»

— Кто такие Древние? — спросил Игнат.

— Те, кто был до Веиров. До кланов. До людей и техномагов. — Лисовик отпил чаю. Его глаза стали мутными, как у старца. — Те, кого Веиры загнали обратно в Бездну. А твое пламя… оно пахнет ими. Или ключом к их тюрьме. Вот почему Конклав хочет тебя. Вот почему лес боится тебя. И вот почему… — Он вдруг улыбнулся своей обычной бесшабашной улыбкой. — …я тебе пироги пеку! Чтобы пламя не спалило ключ раньше времени!

Внезапно светлячок в фонаре у входа замигал тревожно и часто. Лисовик насторожился.

— Беда. Гончие вырвались. И не одни. Чую железного монстра. И злобу. Чистую.

Как бы в подтверждение, снаружи донесся оглушительный рев. Не механический. Животный. Яростный. Земля содрогнулась. Стены хижины затрещали.

— Громада… — прошептал Игнат, узнавая рев. Капитан стражи Горюнов. В новой броне. С новой ненавистью.

Лисовик вскочил, схватив корзинку.

— Отдых окончен, огонек! Пироги кончились — начинается война! Хватай чай, если не допил! Бежим через корни!

Дверь хижины с треском распахнулась. В проеме, освещенный багровым светом аварийных фонарей снаружи, стоял Громада. Его экзоскелет «Молот-5» был покрыт свежими вмятинами и царапинами, но гидравлика шипела исправно. В руках он сжимал не шокер, а огромный эфиро-топор, лезвие которого горело синим пламенем. Его лицо, искаженное бешенством, светилось в полумраке.

— Нашел, выродок! — проревел он. — И твою лисью сторожку тоже! Сейчас сожгу!

За его спиной метались красные лучи сенсоров техногончих. Шепот леса взвыл в панике: «…Громада… гнев… огонь… спасайся!..»

Лисовик вздохнул.

— Ну что, горяченький? Пора показать этому увальню, что «Дикое Пламя» — не только для ворот годится! Но сначала… — Он швырнул в лицо Громаде маленький мешочек. — …«Перец Веселун»! На закуску!

Мешочек лопнул у самого лица Громады. Облако желтой пудры окутало его. Капитан заревел, но теперь это был рев чихания и бешенства.

— Бежим! — Лисовик рванул к задней стенке хижины, где в сплетении корней зиял темный лаз. — Через корни — к реке! Там мои друзья-бобры мост сгрызли! Железные увальни утонут!

Игнат вскочил, чувствуя, как ярость и страх разрывают ледяную оболочку внутри. Под ребрами тлеющий уголек вспыхнул ярко. Алые искры заплясали на его здоровой руке. Он бросил последний взгляд на Громаду, который, чихая и ругаясь, замахивался топором на хижину. На свою замороженную руку. На Лисовика, уже исчезающего в лазу.

Мать. Сеть. Ключ. Древние.Слишком много загадок. Но чтобы найти ответы, нужно было выжить. Сейчас.

— Иду! — крикнул Игнат и нырнул в темноту корневого туннеля, чувствуя, как «Дикое Пламя» с нетерпением ждет своего часа.

Загрузка...