Глава 12. Тени над Болотом

Воздух в Бездонных Топях висел не просто влажным — он был жидким. Густой, теплый, пропитанный запахом гниющих водорослей, сероводорода и чего-то металлического, едкого. Каждый вдох обжигал легкие, оседая на языке горьковатой слизью. Под ногами чавкала не грязь, а нечто среднее между киселем из тины и разложившейся плотью. Кочки, обещавшие твердую опору, предательски проваливались, засасывая сапоги по щиколотку, а то и по колено. Черная, пузырящаяся жижа шипела при контакте с кожей, оставляя мелкие, зудящие ожоги.

Игнат шел вторым, следом за Лютом, который прокладывал путь, сверяясь с татуировкой на своем мускулистом предплечье — запутанной картой из синих линий, точек и значков черепов. Каждый шаг давался Игнату через боль. Правая рука, от запястья до локтя, была замотана в пропитавшуюся сукровицей и гноем повязку. Под ней тлел адский жар «Дикого Пламени», напоминавший о цене побега. Боль пульсировала в такт сердцебиению, раскачивая мир перед глазами. Он стискивал зубы, заставляя ноги двигаться. Мать. Камера № 7. Ошейник «Удавка». Эти слова были его мантрой, его якорем в море боли и усталости.

— Тверже тут, Коготь! — Лют хрипло бросил через плечо, тыкая палкой в зыбкую поверхность перед собой. — Эта гадость может засосать как трясина. Держись левее, где корни видны. — Его лицо, покрытое сетью шрамов и свежих царапин от веток, было напряжено. Цинизм куда-то испарился, осталась лишь сосредоточенная злоба на болото, пытавшееся их поглотить.

Зарина шла следом за Игнатом, молчаливая как тень. Ее зеленые глаза, цветом похожие на ядовитые глубины самих Топей, беспрестанно сканировали окружающую мглу. Правое плечо было перевязано грубо — после засады Горюнов, когда стрела пробила легкую чешуйчатую броню. Она не жаловалась, но бледность лица и чуть замедленные движения выдавали боль и потерю крови. Время от времени ее рука непроизвольно касалась пояса, где висели маленькие флакончики с разноцветными жидкостями — ее арсенал алхимика.

— Ой, ножки замочил! Совсем не уютно! — раздался звонкий голос сзади. Лисовик Светозар, балансируя на толстом, полупогруженном в трясину корне, тщетно пытался отряхнуть лапки от липкой черной жижи. Его рыжая шубка была испачкана, уши подрагивали от отвращения. В крошечной корзинке за спиной аккуратными рядами лежали пирожки — единственное пятно цвета и порядка в этом хаосе гнили и тумана. — Вот бы сейчас теплую печку, да чайку с малинкой… А не эту вонючую похлебку под ногами!

— Тише, пушистый трикстер, — проворчал Лют, не оборачиваясь. — Шум привлекает не только Горюнов. Тут и своих тварей хватает, которые с радостью перекусят болотным философом.

Ярик, алхимик, шел последним. Его лицо, обычно выражавшее либо напускную слабость, либо подобострастие, сейчас было закрытым, нечитаемым. Глаза, цвета болотной тины, скользили по спинам впереди идущих, по мрачному пейзажу, по странным, искривленным деревьям с корнями-щупальцами. Его одежда, когда-то белый балахон, теперь представляла собой лохмотья, пропитанные грязью и неизвестными субстанциями. Он шел осторожно, словно боялся разбудить само болото. Иногда его губы шевелились беззвучно. Лют ловил на нем взгляд чаще других — старый контрабандист нутром чуял ложь.

Туман, вначале просто дымка, сгущался, превращаясь в молочно-зеленую стену. Видимость упала до десятка шагов. Звуки искажались — всплеск воды мог раздаться прямо рядом, а источник быть за полсотни шагов; шелест листьев превращался в зловещий шепот. Воздух стал еще тяжелее, в нем появился сладковато-приторный оттенок, от которого кружилась голова.

— "Дыхание Лича", — тихо произнесла Зарина, первый раз за несколько часов. Она достала небольшой кусок ткани и смочила его из одного из флакончиков — прозрачной жидкостью с резким запахом камфоры. — Не вдыхайте глубоко. Протирайте виски, если закружится голова.

Она протянула тряпицу Игнату. Он кивнул в благодарность, прижал мокрую ткань к носу и рту. Холодок и резкий запах ненадолго отогнали тошноту и прояснили сознание. Мать. Она дышала этим?

— А у меня есть лучше! — объявил Лисовик, доставая из корзинки пирожок странного серо-зеленого цвета. — "Стойкость Стога"! Ингредиенты: мята болотная, корень валерианы Веирийской и капелька перца для бодрости духа! Кому? Всего пять медяков! — Он лукаво подмигнул.

— Сохрани свой стог, лис, — буркнул Лют, протирая лицо грязным рукавом. — Лучше скажи, чую я… жужжание? Или это в голове от твоей болтовни?

Лисовик насторожил уши, нос задрожал.

— Не в голове… И не жужжание. Это… сверление. Как будто тысяча крошечных дрелей работает. — Его шубка вдруг встала дыбом.

Игнат тоже услышал. Сначала едва уловимо, как далекий гул трансформатора. Но звук быстро нарастал, превращаясь в пронзительный, нервирующий визг, от которого сжимались зубы и стыла кровь. Он шел со всех сторон, из самой зеленой мглы.

— Комары! — выдохнула Зарина, ее рука мгновенно схватила флакон с мутной желтой жидкостью. Ее лицо стало жестким, как камень. — Не просто комары. "Сверлильщики". Мутанты Змеиных. Их укус… он не сосет кровь. Он просверливает плоть до кости, чтобы отложить яйца в рану.

Лют выругался сапожным сквернословием, срывая с плеча компактный арбалет. «Где?! Я черта не вижу в этом супе!»

— В тумане! — крикнул Игнат, инстинктивно прижимая больную руку к груди. Здоровой он схватил короткий, кривой нож — трофей с конвоя Горюнов. Адреналин на миг приглушил боль. — Они близко!

Звук достиг апогея — оглушительный, всепоглощающий гул тысячи дрелей. И из зеленой стены тумана вырвалось оно. Не стая, а живое, бурлящее облако. Комары размером с человеческую ладонь. Их тела были хитиновыми, блестящими, черно-зелеными, словно вылитыми из нефти и яда. Но главное — хоботки. Не тонкие иглы, а конические, закрученные, как сверла буравов, из черного металла или кости. Они вращались с бешеной скоростью, издавая тот самый леденящий душу визг.

— Веиры-хранители!» — прошептал Ярик, отступая и чуть не падая в трясину. Его лицо побелело. «Их же должно быть мало! Их выводили только для охраны лабораторий!»

— Значит, мы на верном пути к одной из них, сволочь? — рявкнул Лют, не отрывая взгляда от нависающей тучи. Он выстрелил из арбалета. Болт исчез в облаке, не вызвав заметного эффекта. — Черт! Их слишком много!

Первые комары спикировали. Цель — Лют, как самый крупный и шумный объект. Он отбивался прикладом арбалета, но хитиновые твари были проворны и живучи. Одна впилась ему в предплечье. Не укусила — засверлилась.

Металлический хоботок с визгом вонзился в кожу и мышцы. Лют заорал от неожиданной, адской боли. Кровь брызнула фонтанчиком. Он с яростью смахнул тварь, оставив на руке аккуратную, кровоточащую дырку.

— Не дайте им сесть! — крикнула Зарина. Она швырнула флакон на землю перед собой. Желтая жидкость, попав на влажную почву, вспыхнула ярким, но безжарким пламенем и испустила облако едкого желтого дыма. Комары, попавшие в дым, завизжали пронзительнее и отлетели, их сверла замедлились. — Дым ядовит для них! Но ненадолго!

Игнат увидел, как несколько комаров направили свои вращающиеся хоботки в его сторону. Особенно их привлекло тепло, исходящее от его обожженной руки. Инстинкт самосохранения вступил в яростную схватку с запретом использовать силу. «Дикое Пламя» сожжет их…, но оно может вырваться снова… рука… В его глазах мелькнул страх — не только за себя, но и за то, что он может натворить неконтролируемо. Он отчаянно замахал ножом, отгоняя насекомых. Один комар прорвался, спикировав на его больную руку. Игнат успел лишь резко дернуть рукой — сверло скользнуло по мокрой повязке, разорвав ее и оставив глубокую царапину на предплечье. Боль, острая и свежая, пронзила его, заставив вскрикнуть.

— К Игнату! Прикрыть его! — скомандовал Лют, сквозь стиснутые зубы. Он уже стрелял второй болт, отбрасывая комара, который целился в лицо Зарине. «Его кровь и эта проклятая рука — как маяк для них!»

— А вот и решение!» — неожиданно весело прокричал Лисовик. Он лихо проскользнул между ног Игната, выхватывая из корзинки не пирожок, а целую связку маленьких, сморщенных, коричневатых шариков, похожих на орехи. «„Комариный Пир“! Ловите! Быстро! По одному! Раздавить и натереть открытые участки кожи! Особенно ты, огненный!» Он швырнул шарики каждому: Игнату, Луту, Зарине и даже Ярику.

Игнат поймал липкий шарик. Он пах… остро, пряно, как смесь гвоздики, полыни и чего-то невероятно кислого. Не раздумывая, он с силой раздавил его в здоровой ладони. Липкая, маслянистая паста выступила наружу. Следуя указанию лиса, он стал быстро втирать ее в лицо, шею, руки — везде, где кожа была открыта. Запах был настолько сильным, что перебивал даже вонь болота и сладковатый яд тумана. Лют и Зарина последовали его примеру, морщась от аромата. Ярик колебался лишь мгновение, прежде чем размазать пасту по своим щекам и рукам.

Эффект был почти мгновенным. Комары, уже готовые спикировать на Игната и других, вдруг замерли в воздухе. Их сверлящий визг сменился растерянным, высоким писком. Они кружили, но не приближались, словно наткнувшись на невидимую, вонючую стену. Несколько особей, слишком уж рванувших вперед, резко развернулись, столкнувшись с облаком запаха, и улетели прочь.

— Фууух! — Лют прислонился к кривому стволу болотного дерева, тяжело дыша. Он смотрел на свою рану — кровь все еще сочилась из аккуратного отверстия. «Что это за адская пакость? Она работает!»

— Это не пакость, это кулинарное искусство! — гордо заявил Лисовик, поглаживая усы. Он сам тщательно натер лапки и мордочку. «Секрет в феромонах болотной жабы-горгульи. Комары их на дух не переносят! Кушай — и тебя съедят в последнюю очередь! А точнее — вообще не тронут!

Игнат опустился на корточки, опираясь здоровой рукой о кочку. Боль в руке снова накатила волной, усиленная адреналином и свежей царапиной. Размазанная паста щипала порезы. Он смотрел на кружащих, но не решающихся приблизиться комаров. Облегчение смешивалось с горечью. Его спас не огонь, не ярость, а вонючая мазь и маленький лис-трикстер. Слабость. Он сжал кулак здоровой руки. Нет. Это выживание. Ради нее.

— Долго это продлится? — спросила Зарина, перевязывая порванный рукав своей одежды. Ее голос был ровным, но взгляд бдительно следил за тучей насекомых.

«Пока запах держится! Часика два, не меньше!» — ответил Лисовик, уже снова копаясь в корзинке. «Но лучше не задерживаться. Эти твари могут вернуться с подкреплением. Или привлечь кого похуже». Он достал пирожок в форме гриба. «„Сила Древа“? Для восстановления сил? Всего три медяка после такой стрессовой ситуации!»

Лют фыркнул, но протянул руку. «Дай сюда, пушистый шарлатан. Только без твоих сказочных цен. Записывай в долг». Он откусил пирожок и скривился. «На вкус как сырая кора!»

— Зато полезно! — парировал Лисовик, передавая пирожки Игнату и Зарине. Игнат машинально взял его. Есть не хотелось, но теплая дрожь, пробежавшая по телу после первого куска, заставила проглотить еще. Зарина молча кивнула в благодарность, спрятав пирожок в складки одежды — видимо, на потом.

Ярик стоял в стороне, нервно потирая руки, испачканные вонючей пастой. Он смотрел не на комаров, а вглубь Топей, туда, куда вели синие линии на карте Лута. «Нам нужно двигаться, — сказал он тихо, но так, что все услышали. — Чем глубже, тем опаснее становятся аномалии. И… патрули Змеиных. Они знают эти тропы».

— Знают? Или ты их предупредишь, как только отвернешься? — резко бросил Лют, доедая пирожок.

Ярик вздрогнул, его глаза метнулись к контрабандисту с искренним, обидчивым выражением. «Я принес Клятву! На Крови! Я на вашей стороне!»

— Клятвы, — проворчал Лют, вставая и проверяя тетиву арбалета, — как и эти тропы, гнилые. Продашь за глоток чистой воды.

— Хватит! — Игнат поднялся, превозмогая дрожь в ногах и боль в руке. Его голос, хриплый от усталости и боли, прозвучал с неожиданной твердостью. — Мы движемся. Лют — веди. Я — за тобой. Зарина, смотри в оба. Ярик… — Он посмотрел на алхимика. — …иди рядом со мной. Лисовик, держись в середине. Быстро и тихо. Эти твари, — он кивнул на все еще кружащих комаров, — не единственная опасность.

Его взгляд упал на свою замотанную руку. Повязка была разорвана, обнажив страшный ожог — почерневшую по краям, воспаленную, сочащуюся сукровицей и гноем рану. Под кожей, казалось, слабо пульсировал багровый свет. «Дикое Пламя»… оно близко. Очень близко. Он резко натянул уцелевший край повязки, стараясь прикрыть виднеющуюся плоть. Больно. Но терпимо. Пока.

Лют кивнул, его цинизм на миг уступил место уважению к решимости. «Пошли. Тут впереди, по карте, должен быть относительно сухой островок. Можно передохнуть». Он снова пошел первым, осторожно прощупывая путь палкой.

Отряд двинулся дальше, утопая в зеленом тумане, под неусыпным взглядом «Сверлильщиков», чей визг теперь звучал как угрожающий гул где-то позади. Вонь от пасты смешивалась с ядовитыми испарениями болота. Напряжение висело в воздухе гуще тумана. Каждый шаг глубже в Топи был шагом в неизвестность, где опасность подстерегала не только в виде тварей или ядов, но и в сердцах тех, кто шел рядом. Игнат чувствовал, как жар в руке нарастает синхронно с тревогой. Мать. Мы идем. Держись.

Относительная тишина, наступившая после отступления «Сверлильщиков», была обманчива. Гул их крыльев затих, растворившись в общем фоновом шипении, бульканье и шепоте Бездонных Топей, но ощущение слежки не покидало. Каждый шорох в густой, ядовито-зеленой растительности по краям зыбкой тропы заставлял вздрагивать. Воздух, густой от испарений и запаха репеллента, давил на грудь.

Лют шел впереди, его движения стали резче, злее. Рана на предплечье от «сверла» комара саднила, и каждый взмах палкой, которой он прощупывал путь, отзывался тупой болью. Он молчал, сосредоточенный только на карте, вытатуированной на коже, и на коварстве болота под ногами. Временами он резко останавливался, прислушиваясь, его взгляд метался по туману, выискивая невидимые угрозы.

Игнат следовал за ним, каждый шаг давался через усилие. Боль в руке превратилась в монотонное, изматывающее гудение, слившееся с гулом в ушах от усталости. Пирожок Лисовика дал лишь временный прилив сил, сменившийся еще большей опустошенностью. Разорванная повязка плохо прикрывала ужасный ожог. В трещинах почерневшей кожи пульсировал тусклый багровый свет, слабый, но неуклонный. Он чувствовал, как «Дикое Пламя» копошится под кожей, слове живой уголь, тлеющий в ране. Контроль… Теряю контроль… Мысль была холодной и четкой сквозь туман боли. Образ матери — бледный, с перекошенным от ужаса лицом за решеткой — был единственным, что удерживало его от крика.

Зарина шла рядом, ее внимание было разделено между периметром и Игнатом. Она видела, как он шатается, как его здоровая рука непроизвольно сжимается в кулак. Ее зеленые глаза, обычно такие нечитаемые, светились тревогой. «Держись, Драконов,» — прошептала она так тихо, что слова едва долетели до него сквозь чавканье грязи под сапогами. Она коснулась флакончика с синей жидкостью на поясе — стимулятором? Обезболивающим? Но не применила. Слишком дорого, слишком рискованно в этих топях.

Лисовик, напротив, старался поддерживать подобие бодрости. Он шел между Игнатом и Яриком, болтая без умолку, словно пытаясь разрядить напряжение. «А знаете, почему болотные жабы такие вонючие? Они эфирные гурманы! Поглощают самые мерзкие испарения и перерабатывают в… ну, в этот чудесный аромат! Настоящие алхимики природы! Вот бы мне их рецептик…» Но даже его голос звучал приглушенно, а уши были прижаты к голове. Он чувствовал боль Игната и страх, витавший над группой, как второй туман.

Ярик шел последним, его шаги были осторожны, почти бесшумны. Его глаза не отрывались от спины Игната, от пульсирующей повязки. В них читался не страх, а… жадный интерес? Расчет? Он ловил каждый стон, каждый сдавленный вздох, каждое проявление слабости. Временами его губы складывались в едва уловимую, странную улыбку. Когда Лют резко оборачивался, подозрительно вглядываясь в туман, Ярик мгновенно принимал выражение усталой покорности.

— Вот он! — наконец хрипло выдохнул Лют, указывая палкой вперед. — Островок. По карте — "Костяная Отмель".

Из тумана выступил участок земли, резко контрастирующий с окружающей трясиной. Он был действительно относительно сухим и твердым, покрытым не мхом, а странным сероватым лишайником, похожим на пепел. Но название было точным. Вся поверхность островка, размером с небольшую комнату, была усеяна костями. Не грудами, а аккуратными, выложенными концентрическими кругами и спиралями. Черепа неизвестных животных и, что было страшнее, фрагменты человеческих скелетов — ребра, берцовые кости, фаланги пальцев. Они были выбелены временем и погодой, но сохранили жутковатую чистоту. В центре островка возвышался невысокий холмик, тоже сложенный из костей, увенчанный крупным, почерневшим от времени черепом с неестественно длинными клыками.

— Уютненько, — процедил Лют, переступая на твердую поверхность. Он немедленно присел на корточки, осматривая периметр. — Типа алтарь? Или сигнал "проходите, кушайте" для местных тварей?

— Стоп! — резко скомандовала Зарина, не ступая на кости. Ее нос сморщился. — Чуете запах? Не гниль… Сладковатый. Как переспевшие ягоды. И… металл.

Лисовик настороженно заворчал, шерсть на загривке встала дыбом. «Не просто металл… Кровь. Старая, засохшая, но… много. И страх. Здесь умерло много живого. Их кости кричат.» Он подобрался поближе к Игнату, как бы ища защиты.

Игнат ступил на край островка. Твердая земля под ногами была неожиданным облегчением после часов борьбы с трясиной. Но странный сладковато-металлический запах, о котором говорила Зарина, ударил в нос, смешиваясь с вонью репеллента и вызывая тошноту. Багровый свет под повязкой на руке вспыхнул ярче, отозвавшись на эту энергию смерти. Боль усилилась, пронзительная, почти невыносимая. Он застонал, схватившись за предплечье здоровой рукой.

— Игнат! — Зарина сделала шаг к нему, но остановилась, ее взгляд прикован к костяным узорам. — Не двигайся! Эти кости… они уложены не просто так. Это знаки. Знаки Змеиных. Охранный круг. Или… ловушка.

Ярик, стоявший на самом краю топи, осторожно ступил на край островка, минуя кости. «Она права,» — сказал он тихо, но так, что все услышали. Его голос дрожал, но в глазах снова мелькнул тот же странный блеск. «Это 'Круг Вечного Дозора'. Место силы… или проклятия. Его используют для… концентрации энергии жертв. Тех, кто осмелился вторгнуться во владения клана.» Он посмотрел прямо на Игната. «Твоя сила… она реагирует. Чувствуешь?»

— Что ты знаешь, алхимик?! — рявкнул Лют, вскакивая. Он навел арбалет на Ярика. — Говори сразу! Или я проверю твои кости на прочность!

Прежде чем Ярик успел ответить, земля под ногами Игната дрогнула. Не сильно, но достаточно, чтобы он потерял равновесие и упал на колени. Его здоровая рука рефлекторно уперлась в кости перед ним — в реберную дугу какого-то крупного животного. В тот же миг пульсирующая боль в обожженной руке взорвалась белым светом сознания. Не своей болью. Чужой.

Он увидел мглистый рассвет. Патруль Горюнов, человек пять, осторожно ступает на островок. Они смеются, тычут мечами в кости. Один из них поднимает череп с холмика. Внезапно кости под их ногами начинают светиться тусклым зеленым светом. Сладковато-металлический запах становится удушающим. Из черепов, из щелей между костями выползают черные, блестящие, как ртуть, тени. Они обволакивают Горюнов. Крики обрываются почти мгновенно, сменяясь хриплым бульканьем. Когда тени отползают, на земле остаются только доспехи и влажные пятна… и новые, свежие кости, аккуратно вписывающиеся в узор.

Видение исчезло так же резко, как и появилось. Игнат отдернул руку от кости, как от раскаленного железа. Он задыхался, пот стекал по лицу, смешиваясь с грязью.

— Ловушка… — выдохнул он хрипло. — Тени… Они съедают… Оставляют кости…

Его слова были прерваны леденящим душу звуком. Не визг сверла, а тихое, мерзкое шуршание. Как будто тысячи крошечных лапок скребут по камню. И по костям.

Костяные узоры на островке начали светиться. Сначала слабо, едва заметными зелеными точками в глазницах черепов, на концах длинных костей. Затем свет усилился, превратившись в мерцающее, ядовито-зеленое сияние, заполняющее линии кругов и спиралей. Сладковато-металлический запах стал невыносимым, физически давящим.

— Вон! С острова! Сейчас же! — заорала Зарина, отпрыгивая назад в трясину. Она уже держала в руке флакон с мутной белой жидкостью.

Лют не раздумывал. Он схватил Игната за ворот и рванул назад, в зыбкую черную жижу, едва не падая сам. Лисовик визгливо пискнул и прыгнул следом, цепляясь за плащ Игната. Ярик отступил последним, его лицо было бледным, но глаза все так же пристально следили за островком.

Из светящихся костей, из щелей между ними, из самого лишайника начали вытекать тени. Не просто темнота, а нечто плотное, вязкое, чернее самой ночи в Топях. Они пульсировали, принимая нечеткие, ужасающие формы — с множеством щупалец, клешней, безглазых морд. Они не издавали звуков, кроме того жуткого шуршания, но их движение было целенаправленным. Они ползли к краю островка, к группе, застрявшей в трясине.

— Они не уйдут с костей! — крикнул Ярик, его голос сорвался на визг. «Но их щупальца могут дотянуться!»

Одна из теней, быстрее других, «выплюнула» длинное, жидкое щупальце. Оно метнулось, как черная молния, к ноге Лута. Контрабандист едва успел отпрянуть. Щупальце шлепнулось в грязь в сантиметре от его сапога, оставив дымящееся пятно.

— Яд! Едкий! — предупредила Зарина. Она швырнула свой флакон на островок, в центр костяного круга. Стекло разбилось, белая жидкость вспыхнула холодным, ослепительно-белым пламенем. Тени завизжали беззвучно, отпрянув от вспышки. Их зеленое свечение померкло. Но ненадолго. Пламя погасло, не причинив им видимого вреда, лишь замедлив на мгновение.

— Обычный огонь не работает! — прокричал Лют, отстреливая из арбалета болт, обмотанный промасленной тряпкой, которую он поджег от фитиля. Болт вонзился в одну из теней. Она вздулась, зашипела, но не рассеялась, лишь стала медленнее. — Нужно что-то мощнее!

Взгляд Лута, Зарины, даже Лисовика, невольно упал на Игната. Он стоял по колено в черной жиже, согнувшись пополам от боли. Повязка на руке тлела, сквозь разрывы прорывался не просто свет, а маленькие, алые язычки пламени. Они лизали грязную ткань, шипя при контакте с влагой. Его глаза были закрыты, лицо искажено гримасой нечеловеческих страданий. «Дикое Пламя» бушевало внутри, реагируя на близость смерти, на энергию ловушки, на его собственный ужас. Оно рвалось наружу, обещая очистительный костер и… полную потерю контроля. Возможно, гибель всех, кто рядом.

— Игнат! Держись! — Зарина бросилась к нему, рискуя попасть под щупальце другой тени, вытянувшееся в их сторону. Она схватила его за здоровое плечо. — Не отпускай его! Ты сильнее!

— Он сожжет нас заживо, змея! — завопил Лют, отпрыгивая от нового жидкого щупальца. — Или привлечет всю нечисть Топей!

Лисовик, дрожа, полез в свою корзинку. «Не время для пламени, Игнатушка! Держи! 'Ледяная Оковка'!» Он сунул Игнату в здоровую руку не пирожок, а небольшой гладкий камень, холодный, как кусок льда, и испещренный синими прожилками. «Сожми! Думай о снеге, о льде, о тишине!»

Игнат инстинктивно сжал камень. Ледяной шок пронзил его ладонь, поднялся по руке и впился в раскаленный шлак боли в обожженном предплечье. Шипение! Алое пламя под повязкой дрогнуло, уменьшилось, словно обожженное холодом. Игнат вдохнул судорожно, открыл глаза. В них были боль, паника, но и проблеск сознания. Холод камня сдерживал огонь, но не гасил его. Это была лишь отсрочка. Тени, оправившись от вспышки Зарины, снова собирались в смертоносные формы на краю островка. Их зеленое свечение стало зловеще ярче.

— Карта! — Игнат выдохнул, его голос был хриплым, но твердым. Он показал головой на Лютову татуировку. — Обход! Должен быть обход! Ярик! Ты знал о ловушке? — Его взгляд, полный боли и ярости, впился в алхимика.

Ярик замер. Он стоял в стороне, почти в трясине, наблюдая. Его лицо было маской ужаса, но в глубине глаз… было понимание.

— Я… я слышал легенды! 'Костяная Отмель' — страж границы! Но путь… путь должен быть!

Он отчаянно оглядел туман, затем указал вдоль края топи, в обход островка, туда, где вода казалась чернее и спокойнее, а туман — гуще.

— Там! Где вода черная и тихая! Там тропа! Но… она опасна!

— Всё здесь опасно! — рявкнул Лют. — Веди, алхимик! Первым! Если это ловушка — сгоришь первым! — Он грубо толкнул Ярика в указанном направлении.

Ярик пошатнулся, но пошел, погружаясь по бедра в черную, беззвучную воду. За ним двинулись остальные. Игнат шел, сжимая ледяной камень до боли в здоровой руке, чувствуя, как «Дикое Пламя» бьется под холодной уздой, как дикий зверь в клетке. Он оглянулся на последний раз. Тени на островке сгрудились на самом краю, их щупальца тянулись к группе, но не сходили с сияющих костей. Их беззвучный вой вибрировал в воздухе. Костяной дозор… Вечный дозор…

Группа углубилась в черную, тихую воду, огибая проклятый островок. Туман сомкнулся за ними, скрыв мерцающие кости и безглазых стражей. Но ощущение, что их проводят прямо в пасть к чему-то более страшному, не покидало никого. А Игнат чувствовал, как лед камня тает в его ладони, а ярость огня в ране растет, подпитываясь страхом и близкой тьмой. Мать… Прости… Я иду… Сквозь ад.

Загрузка...