Кольцо Небулона

Глава 23

Мои пальцы безвольно лежат на платформе, хотя буть моя воля, скорее всего метал бы уже прогнулся от того напряжения, что пронихывает мое тело. Грудь сжимается, как в тисках, дыхание рвётся, и я хочу кричать, рваться к ней, разорвать «Кронос» голыми руками, разбить их флот, их машины, их ложь. Но я бессилен. Моя СИСТЕМА все еще востанавливается, её сигнал угас, как звезда, что рухнула в чёрную дыру. Моё тело, истерзанное боями, предаёт меня, каждая попытка двинуться отдаётся болью, что сковывает кости. Я могу только смотреть, как она умирает, как моя вина становится её смертью.

Лира стоит у платформы Рагны, её эфирианские глаза, голубые, светящиеся, как звёзды, полны слёз, что стекают по её прозрачным щекам. Её волосы, тонкие, как водопад, дрожат, будто под ветром, а руки сжимаются в кулаки так сильно, что я слышу хруст её суставов. Она смотрит на экран, её губы дрожат, и я вижу, как её душа ломается.

— Скверна… нет, пожалуйста… — Её голос ломается, хриплый, почти шёпот, но он режет меня глубже, чем плазма.

Шестерня стоит у стены, его металлическая рука сжимает панель, вмятина гудит, как далёкий взрыв. Его жёлтые глаза под капюшоном потухли, их свет гаснет, как у андроидов, которых он потерял. Он смотрит на экран, его челюсть сжата, и я вижу, как его разум борется с бессилием.

— Проклятье! Мы должны что-то сделать! — Он рычит, его голос хриплый, полный ярости, но он замирает, его рука дрожит, как будто он хочет ударить снова, но знает, что это бесполезно.

Он знает, как и все тут, что мы все тут бессильны. База трещит под ударами «Кроноса», стены гудят, как раненый зверь, красные жилы в металле мигают, как угасающее сердце. Каждый удар флота Федерации отзывается в моих костях, каждый сигнал тревоги — как нож в груди. Мы все чувствуем, как наш мир рушится, как надежда умирает вместе со Скверной.

Я смотрю на неё, её крики разрывают меня, каждый звук — как удар молота по моему сердцу. Её кровь на полу — это моя вина, моя слабость, моя неспособность защитить её. Я вспоминаю её слова перед уходом, её грустную улыбку, её твёрдый взгляд, когда она надевала шлем.

«Я спасу всех. И тебя тоже», — Она сказала это тихо, но её голос был как клятва, и я поверил, потому что она была Скверной, моей Скверной, той, кто никогда не сдавался.

Теперь она умирает, а я не могу даже встать. Моя грудь рвётся, я напрягаю каждый мускул, игнорируя боль, что сжигает меня, но тело предаёт, как и всё остальное. Экран показывает Грейс, её коварная улыбка режет эфир, её серо-стальные глаза блестят, как у хищника, что наслаждается добычей.

— Пусть насладятся шоу — Она говорит, и её голос, холодный, ядовитый, звучит в эфире, будто прямо в моей голове.

Она знает, что мы смотрим, знает, что каждый её удар, каждый её жест ломает нас. Лира вскрикивает, её колени подгибаются, она падает к терминалу, её прозрачные волосы падают на лицо, а слёзы блестят, как звёзды в красном свете. Шестерня отворачивается, его металлическая рука сжимается с хрустом, но он не может заглушить крики Скверны, что эхом отдаются в отсеке. Я смотрю, моё дыхание останавливается, пустота в груди растёт, как чёрная дыра, поглощающая всё, что я знал. Грейс приставляет пистолет к её лбу, её голос холоден, как вакуум.

— Прощай, Небулонка — Она смотрит в эфир, будто прямо на меня, её улыбка — это вызов, это обещание, что она уничтожит всё, что мне дорого.

Бах. Звук выстрела Грейс, оборвавший жизнь Скверны, врывается в мой разум, как раскалённый клинок, разрывая всё, что держало меня в сознании. Я лежу на платформе в медицинском отсеке базы Небулонцев, моё тело — сплошной узел боли, израненное, неподвижное, словно чужое. Кости ноют, мышцы горят, каждый вдох режет грудь, но мои тёмные глаза прикованы к экрану, что парит над терминалом. Скверна, моя последняя надежда, моя вина, моя семья, падает на пол генераторной «Кроноса». Её кровь растекается тёмной лужей, блестящей в зелёном свете, её броня с красными вставками разорвана, чёрные волосы прилипли к бледному, почти мёртвому лицу. Её клыки, её алые глаза — всё, что делало её живой, гаснет. Я вижу, как Грейс, с её стальными глазами и ядовитой улыбкой, хватает её за волосы, рвёт вверх, швыряет к металлической стене. Скверна не сопротивляется, её тело сломано, но её взгляд, гаснущий, будто ищет меня через эфир. Или мне так кажется, потому что я не могу вынести правды — я не спас её.

Тьма рассеивается, но она оставляет холод, что сковывает мои кости, как ледяной вакуум. Я открываю глаза, но это не мои глаза. Тело чужое — сильнее, тяжелее, кожа слегка светится, будто пронизана звёздным светом, а руки покрыты тонкими линиями, как встроенные цепи, что пульсируют слабым голубым сиянием. Я не на базе Небулонцев, не в своём привычном теле, что осталось на платформе. Мой разум кричит, бьётся в клетке, пытаясь понять, где я, кто я. Комната вокруг незнакомая, но её красота режет, как ложь: просторная, с белыми стенами, усыпанными голографическими узорами, что текут, как галактики, переливаясь мягкими оттенками синего и серебра. Потолок высокий, почти бесконечный, с парящими светящимися сферами, что отбрасывают тёплый, но обманчивый свет, как звёзды в мёртвом космосе. Я сижу за столом, вырезанным из какого-то кристаллического материала, его поверхность холодна, как лёд, и отражает моё лицо… Нет не моё. Это лицо совершенно другого сузества, лицо создателя СИСТЕМЫ, гения и презренного Федерацией человек, Небулона.

Я чувствую его мысли, его боль, его силу, и осознание накрывает меня, как удар. Это не просто сон, это воспоминание — моё воспоминание, врезанное в мой разум, как осколок прошлого. Я — Небулон, запертый в этом моменте, в этом теле, а то что сейчас происходит, начало того, что сломало когда-то. Мой разум кружится, пытаясь ухватиться за реальность, но всё, что я вижу, — это три женщины передо мной, их голоса звенят, как музыка, но в них фальшь, как в треснувшем колоколе, что не может держать мелодию. Они сидят вокруг стола, их одежды струятся, как жидкий металл, их лица — совершенство, но их глаза выдают яд, что сочится из их душ.

Это мои жёны, три старшие. Золотая, чьи волосы сияют, как расплавленный янтарь, падают на плечи, как солнечный свет, но её глаза холодны, как лёд на астероиде. Чёрная, с короткими локонами, что обрамляют её лицо, как ночь, говорит тихо, но её слова остры, как лезвия, что режут без крови. Серебристая, чья кожа мерцает, как звёздная пыль, а глаза меняют цвет, смеётся, но её смех пустой, как эхо в заброшенной станции. Они болтают о звёздах, о планах, о будущем, что мы якобы построим вместе, но их взгляды избегают меня, скользят по стенам, по узорам, по всему, кроме моих глаз. Их улыбки ядовиты, как газ, что медленно душит, и я чувствую, как моё сердце сжимается, предчувствуя удар. Но не в теле Небулона, нет. Прошлый я полностью им доверяет, даже не предполагает что может случится что то страшное, в глазах Небулона, это семья, те, кто не способны предать. Большая ошибка

— Ты слишком занят, любовь моя — Золотая говорит, её голос сладкий, как мёд, но сейчас я слышу в нем тщательно скрываемую ложь, её пальцы касаются моей руки, но прикосновение холодное, как металл в вакууме.

Я хочу отшатнуться, но тело не слушается. Оно тяжёлое, неподвижное, как будто я прикован к стулу невидимыми цепями. Небулон никогда не откажет своим женам, готовый выслушать их и найти компромис.

— Может, тебе стоит больше доверять нам — Чёрная добавляет, её глаза сузились, как у хищника, что ждёт момента для прыжка. Небулон не понимает что она имеет ввиду. Я всегда доверял им, доверял как самому себе… То есть Неублон. Или…

Её слова режут, и я чувствую, как мои инстикты хотят дернутся, спастись, но что-то держит меня, сковывает, как яд, что течёт по венам. Серебристая хмыкает, её насмешка — как осколок стекла, что впивается в кожу, её смех звенит, но он пустой, как космос без звёзд.

Я хочу ответить, крикнуть, спросить, что они задумали, но мой голос мёртв, мой разум кричит, но тело остаётся статуей. И только сейчас в сознании Небулона просыпается оссознание. Паралич сковывает тело, как невидимая сеть, что душит силы. Мои способности все еще при мне, я чувствую их, но они молчат в овтет, как мёртвые звёзды, подавленные чем-то, что я не могу понять. Моя СИСТЕМА, мой якорь, моя сила, гаснет, и я чувствую себя голым, уязвимым, как никогда раньше. Мой разум бьётся, пытаясь найти выход, но всё, что я вижу, — это их лица, их улыбки, их ложь. Это вводит в сметение, непонимания, чем Небулон их обидел, что он не сделал для этих женщин?

Я вспоминаю Скверну, мою младшую жену, её алые глаза, её клыки, её верность. Она не здесь, и это даёт мне искру надежды. Где она? Я тянусь к ней через СИСТЕМУ, посылаю сигнал, крик, предупреждение, но сигнал гаснет, как свеча под ветром. Что-то блокирует меня, что-то мощное, и я чувствую, как паника, чуждая мне, начинает расти. Небулон, создатель системы, скрывающийся в тени, что б поддерживать хрупкий баланс этого мира, но сейчас я пленник в собственном теле, в собственном прошлом.

Дверь распахивается с грохотом, что эхом отдаётся в комнате, и бойцы Федерации в чёрной броне врываются, их шаги тяжёлые, как удары молота. Их винтовки гудят плазмой, визиры горят красным, как глаза демонов, и я вижу, как их оружие нацелено на меня. Мой инстинкт орёт — защитить, драться, уничтожить, — но паралич держит меня, как стальные цепи, что впиваются в плоть. Я рвусь к жёнам, моё сердце бьётся, как двигатель, но они не кричат, не бегут, не зовут меня. Они встают, их движения плавные, почти театральные, и их лица озаряют надменные улыбки, что режут глубже, чем любой клинок.

— Ты думал, мы будем терпеть твою холодность вечно? — Золотая говорит, её голос ядовит, как газ, что душит медленно, её глаза блестят торжеством, как будто она уже победила.

— Мы сделали выбор — Чёрная добавляет, её тон холоден, как вакуум, её взгляд — как лазер, что прожигает насквозь.

Серебристая смеётся, её смех режет, как стекло, что дробится под ударом, её глаза меняют цвет, но в них нет тепла, только насмешка. Моя грудь сжимается, как будто кто-то вырвал моё сердце. Они предали меня. Ревность, глупые мысли, что я их не любил, толкнули их к этому. Я вспоминаю их слова, их жалобы, их взгляды, что я игнорировал, думая, что любовь — это не слова, а дела. Я строил для них миры, я дал им звёзды, но они хотели большего, и теперь они продали меня Федерации, как трофей.

Я тянусь к Скверне, моя воля бьётся, как птица в клетке. Я посылаю сигнал, крик, мольбу, чтобы она бежала, чтобы спаслась, но СИСТЕМА молчит, блокированная параличом, что сковал меня. Мой разум кричит её имя, я вижу её лицо, её алые глаза, её твёрдую улыбку, но связь рвётся, и я чувствую, как надежда умирает. Бойцы хватают меня, их перчатки сжимают мои руки, металл наручников защёлкивается, холодный, как смерть. Иглы вонзаются в мою шею, транквилизатор течёт по венам, и я чувствую, как сознание ускользает. Последнее, что я вижу, — пистолет у макушки Золотой. Её улыбка дрогнет, её глаза расширяются, и я понимаю, что Федерация предаёт даже предателей. Тьма глотает меня, как бездонный космос, но я цепляюсь за Скверну, за её образ, за её верность.

Я прихожу в себя в лаборатории, окружённый стальными стенами, что блестят, как лёд под прожекторами. Машины гудят, их низкий гул отдаётся в моих костях, датчики мигают зелёным и красным, как пульс умирающей звезды. Запах озона режет ноздри, смешиваясь с металлическим привкусом страха. Мои руки скованы магнитными наручниками, что жужжат, как рой насекомых, на шее туго сидит ошейник, его холодные края впиваются в кожу, гася СИСТЕМУ, мою связь с миром. Я чувствую, как она умирает, как мой разум отрезан от всего, что делало меня мной. Киборги в чёрной броне стоят вдоль стен, их визиры горят голубым, винтовки нацелены на меня, и я вижу, как их пальцы дрожат на спусковых крючках. Напряжение в воздухе густое, как перед взрывом, и я чувствую их страх — они боятся меня, даже связанного, даже сломленного. Это даёт мне искру, слабую, но живую.

Дверь шипит, как змея, и входит Аркана. Её тёмные волосы качаются, как волны ночного моря, глаза блестят триумфом, как звёзды, что я когда-то обещал ей. Она — архитектор Федерации, мастер манипуляций, чья воля ломала умы сильнее, чем любой флот. Её шаги уверенные, её улыбка — оружие, но я вижу в ней трещину, слабую, но реальную.

— Небулон — Она говорит, её голос ядовит, как газ, что душит незаметно.

Я стискиваю зубы, раздражение вспыхивает, как искра в пустоте.

— Аркана — Отвечаю я, насмехаясь, но мой голос хриплый, усталый, как будто годы плена уже выжгли меня.

Она хмыкает, её улыбка становится шире, но в её глазах я вижу тень сомнения.

— Твои жёны помогли, но их уже нет. Порча, Тьма, Заря — их жизни кончились. А ты слишком ценен, чтобы умереть — Её слова бьют, как молот, но я не показываю боли.

Я вспоминаю их лица, их улыбки, их предательство, и ярость сжимает мою грудь, но я молчу, мои глаза горят, как угли. Она подходит ближе, её пальцы скользят по моему плечу, но я не дрогну, хотя её прикосновение — как яд, что хочет проникнуть в мою душу.

Аркана стоит передо мной, её тёмные глаза сверлят меня, как лазеры, но я не отвожу взгляд. Лаборатория вокруг гудит, как живое существо: стальные стены блестят, как лёд, отражая резкий свет прожекторов, что режут мои глаза. Машины вдоль стен издают низкий гул, их датчики мигают зелёным и красным, как пульс умирающей звезды, а провода, что змеятся по полу, жужжат, как рой насекомых. Запах озона и машинного масла душит, смешиваясь с металлическим привкусом страха, что витает в воздухе. Мои руки скованы магнитными наручниками, их холод впивается в кожу, а ошейник на шее, тяжёлый, как цепь, гасит СИСТЕМУ, мою связь с миром. Я чувствую, как она умирает, как мой разум отрезан от всего, что делало меня мной. Киборги в чёрной броне замерли вдоль стен, их визиры горят голубым, винтовки нацелены на меня, и я вижу, как их пальцы дрожат, будто они ждут, что я разорву оковы одним движением. Их страх — это искра, что держит меня в сознании, но она слабая, почти угасающая.

Аркана наклоняется ближе, её дыхание касается моего лица, и я чувствую, как её слова, как яд, пытаются проникнуть в мой разум.

— Уничтожить тебя — глупо — Она говорит, её голос тише, как шёпот змеи, что гипнотизирует добычу. — Ты гений, Небулон. Мы перепрограммируем тебя, сделаем послушным, верным. Ты выследишь своих Небулонцев, уничтожишь их. А потом станешь нашим.

Я смеюсь — горько, коротко, звук рвётся из моего горла, как хрип умирающего. Но ошейник сдавливает шею, его металлические края впиваются в кожу, и я чувствую, как СИСТЕМА молчит, как мой разум голый, уязвимый. Я хочу плюнуть ей в лицо, сказать, что она никогда не сломает меня, но слова застревают, как камни в горле. Моя ярость горит, но она бессильна, как огонь в вакууме. Я вспоминаю Скверну, её алые глаза, её твёрдую улыбку, её обещание, и это держит меня, как якорь в бурю. Аркана машет рукой, и киборги двигаются, их шаги гудят по полу, как удары молота. Меня хватают, их перчатки сжимают мои руки, и я чувствую, как наручники жужжат, усиливая хватку. Они тащат меня к столу в центре лаборатории — стальному, холодному, окружённому проводами, что шипят, как змеи. Ремни защёлкиваются на моих запястьях, груди, ногах, их холод впивается в кожу, как когти. Иглы входят в вены, их уколы жгут, как плазма, и я чувствую, как что-то чужое течёт в мою кровь, как яд, что хочет переписать меня.

Мой разум мутится, мир кружится, как корабль, что теряет орбиту. Я цепляюсь за Скверну, за её образ, за её голос, но он ускользает, как песок сквозь пальцы. Воспоминания хлынули, но они не мои — или мои, но искажённые. Я вижу свои войны, свои победы, свои Небулонцы, но они тонут в тумане. Я вижу Скверну, её клыки, её верность, но её лицо расплывается, как голограмма, что гаснет. Затем приходят другие образы — яркие, чёткие, но фальшивые. Детство на планете, которой я не знаю, с песчаными бурями и красным небом. Служба в Федерации, где я якобы был солдатом, командиром, героем. Друзья, которых я никогда не встречал, их лица — как маски, что не держат форму. Эти воспоминания — как паразиты, что вгрызаются в мой разум, пытаясь стереть Небулона, заменить его кем-то другим.

Тьма рассеивается, и я просыпаюсь снова, но теперь я Дарен. Мой разум в клетке, как зверь, скованный цепями, но тело сильнее, кожа пульсирует светящимися линиями, что горят, как звёзды. Мои глаза видят больше — каждый шов на броне киборгов, каждый взгляд учёных, что суетятся вокруг. Лаборатория всё та же, но теперь она кажется меньше, теснее, как будто я перерос её. Аркана стоит в стороне, её тёмные глаза следят за мной, её улыбка — как маска, что скрывает сомнение.

— Добро пожаловать обратно, Дарен — Она говорит, её голос сладкий, но ядовитый, как газ, что душит незаметно. — Новый, улучшенный. Наш.

Я хочу возразить, ярость вспыхивает, как сверхновая, но что-то в моей голове щёлкает, как выключатель, и я замираю.

— Дарен? — Слово режет, как нож, и я чувствую, как оно пытается прилипнуть ко мне, как грязь.

Воспоминания — чужие, фальшивые — хлынули, как поток, что хочет утопить меня. Я вижу детство на планете с красным небом, где я якобы бегал по песчаным дюнам, смеялся с братьями, которых у меня не было. Я вижу службу в Федерации, где я якобы командовал отрядами, получал медали, смотрел на звёзды с чувством долга. Я вижу друзей, их лица — как голограммы, что мигают, не держа форму. Эти воспоминания яркие, но искусственные, как декорации, что рушатся под взглядом. Я вижу Скверну, но её образ размыт, как будто кто-то стёр её, оставив только тень. Мои жёны — Порча, Тьма, Заря — всплывают, но их предательство приглушено, как будто меня заставляют забыть, простить, принять.

Я сжимаю кулаки, линии на коже горят, и я чувствую, как мой разум борется, как Небулон цепляется за правду. Я вспоминаю их улыбки, их слова, их ложь, и ярость растёт, как огонь, что пожирает всё. То что я вижу, видел ли я это раньше? Первый ли это раз, когда мои воспоминания стараются пробратся наружу? И каждый раз я сталкиваюсь с этим образом?

— Нет… я Небулон — Мой голос хриплый, но твёрдый, как сталь, что не гнётся.

Аркана смеётся, её смех — как звон стекла, что дробится, её рука касается моего плеча, но я отшатываюсь, как от огня. А на голову буд то приземляется груз, что пытается выбить мое сознание

— Дарен — Она повторяет, её тон жёстче, как приказ. — Ты наш командир, наш солдат. Пойдём, познакомишься с командой.

Она ведёт меня через коридоры станции Эдем, холодные, безликие, где стены блестят, как полированный металл, а свет прожекторов режет глаза. Каждый звук — гул машин, шаги киборгов, что идут за нами, — режет слух, как нож. Я вижу фальшивые воспоминания, пробелы, где должна быть Скверна, где должны быть мои Небулонцы.

В ангаре меня ждёт команда — пятеро бойцов, их лица знакомы, но чужие, как отражения в кривом зеркале. Мужчина со шрамами, чьи глаза горят подозрением, женщина с холодным взглядом, что держит руку на оружии, андроид с красными линзами, чьи движения слишком механичны. Они зовут меня Дареном, их голоса звучат, как заученные строки, но их глаза выдают страх, недоверие. Я вижу это яснее, чем раньше: лёгкое напряжение в их плечах, быстрые взгляды, которыми они обмениваются, думая, что я не замечаю. Они не верят мне, и я не верю им. Я вижу пробелы в их словах, в их движениях, в моей памяти. Предательство жён, пленение, перепрограммирование — всё складывается в ужасающую картину, как пазл, что показывает мою сломанную жизнь.

А затем что-то вспыхивает. СИСТЕМА оживает, её сигнал слаб, как далёкая звезда, но с каждой секундой я чувстую как пламя разгорается внутри. Эмоции чт оя испытываю, все то что я только что пережил. Да СИСТЕМА всегда была такой, такой я ее задумал, в моменты сильнейших эмоций, она откликается ярче, чем когда либо еще. Уведомления мелькают в моём сознании:

Мои линии на коже загораются, их голубое сияние пульсирует, и я чувствую, как сила возвращается, как мой разум приходит в норму, как тело насыщается силой. Я вижу Скверну, её обещание, её жертву, и понимаю, больше нельзя сидеть сложа руки. Я не Дарен. Я — Небулон. И я не позволю больше ничего у меня отнять