Меткий стрелок. Том IV

Глава 21

Наш состав, укутанный в сырой туман ноябрьского утра, медленно вползал на пограничную станцию. За окном вагона, мы еще недавно наблюдали аккуратные немецкие поля и чопорные городки, теперь проносились совсем иные пейзажи — польские деревеньки, шляхи… Привислинский край, встретил нас сильным ветром и ощущением глубокой провинциальности.

Едва поезд окончательно остановился, издавая шипящий, протяжный вздох, в купе постучали. Дверь отворилась, и на пороге возникла высокая, статная фигура в парадном мундире. Это был офицер, совсем еще юный, лет двадцати пяти, с гладким, безукоризненно выбритым лицом и розовыми, словно спелое яблоко, щеками. Его светлые, аккуратно зачесанные волосы блестели в тусклом свете вагона, а в голубых, широко распахнутых глазах читались любопытство. Мундир, расшитый золотыми аксельбантами, плотно облегал его подтянутую фигуру, на лице красовались маленькие усики. В руках, обтянутых белыми перчатками, визитер крепко держал толстую папку из красной кожи, украшенную двуглавым орлом.

— Разрешите представиться — его голос был звонким, но чуть дрожащим от волнения. — Флигель-адъютант Его Императорского Величества, ротмистр Василий Александрович Орлов. По поручению Государя Императора и Государыни Императрицы, имею честь встретить вас, граф ди Сан-Ансельмо и вас… господин Менелик — взгляд ротмистра остановился на Калебе, зрачки расширились — И препроводить до Санкт-Петербурга.

— Из каких же вы Орловых? — поинтересовался я, пожимая руку ротмистру — Тех самых?

— Нет, нет — смутился Василий, отмирая — Дальняя ветвь

— Очень рад, ротмистр, — ответил я, стараясь придать своему голосу максимально доброжелательный тон. Мне теперь с этими людьми работать.

В этот момент, словно по сигналу, в коридоре показались пограничники и таможенники. Их суровые лица при виде флигель-адъютанта мгновенно преобразились. Глаза расширились, спины выпрямились. Василий Александрович, не говоря ни слова, достал из папки какой-то официальный документ, показал его. Все формальности были тут же отброшены. Никто не потрудился проверить наши вещи, никто не задавал лишних вопросов — лишь проверили паспорта. Слишком много власти оказалось у одного розовощекого Орлова с именным приказом.

— Ваше купе уже готово, ротмистр, — произнес проводник, пожилой мужчина с густыми усами, низко поклонившись. — Сразу за купе графа.

Орлов кивнул, еще раз взглянул на меня, на Менелика, удалился в свой вагон привести себя в порядок. Он был молод, неопытен, и я чувствовал, что им можно будет… да, легко манипулировать.

Через полчаса, когда поезд уже набрал ход, равномерно покачиваясь на стыках рельсов, я велел проводнику спросить Орлова не хочет ли он «откушать чаю» со мной. На столик я выставил коробку с монпансье — вдруг ротмистр окажется сладкоежкой — ну и бутылку французского коньяка пятилетней выдержки. Кто же откажется от подобного угощения?

Василий Александрович появился в дверях купе спустя пару минут. Он выглядел чуть более расслабленным, без той излишней официальности, что была при первой встрече. Его мундир был расстегнут, а в руках он держал аккуратно свернутую газету.

— Вы очень любезны, граф, — произнес он, улыбаясь. — Я был бы не прочь разделить с вами этот приятный досуг. Вот, читаю, что про вас пишет немецкая пресса!

Флигель-адъютант помахал берлинской газетой Aviso.

— Вас принимал сам кайзер⁈

— И не только он — туманно ответил я, разливая коньяк по рюмкам

Проводник, быстро расставив фарфоровые чашки и блюдца, разлил ароматный, крепкий чай, добавив ломтики лимона и сахар. Воздух в купе наполнился тонким, чуть терпким запахом.

— Расскажите, Василий Александрович, — начал я, делая глоток чая. — Какие новости в столице? Как там двор?

Орлов еще шире улыбнулся, его щеки вновь порозовели. Ну чисто кисейная барышня… Он был явно рад возможности поговорить с кем-то, кто не требовал от него постоянной строгости и официальности.

— О, граф, — начал он. — В столице все только и говорят о вашем с Менеликом приезде. Весь Петербург буквально гудит. Наша аристократия записывается в очередь на ваши сеансы.

— У кого же⁈ — удивился я

— Самые популярные спиритические сеансы в салонах Великих княгинь Станы и Милици. А также у госпожи Матильды Кшесинской.

Ага, знакомые все лица. Значит, я все правильно просчитал по столице.

Ротмистр сделал паузу, затем, чуть понизив голос, добавил:

— Его Императорское Величество, Государь Николай Александрович, и особенно Государыня Императрица Александра Федоровна, очень ждут вашего приезда. Последние дни Государыня, нужно сказать, не в лучшем расположении духа. Ее Величество чувствует себя неважно, раздражена, и, по слухам, снова страдает от своих обычных недугов. Ей очень не хватает душевного равновесия, и она возлагает большие надежды на господина Менелика.

Я внимательно слушал. Информацию о состоянии императрицы, о ее «недугах», я уже знал из досье Пинкертона. Все это было благодатной почвой.

— Да, — произнес я, вздохнув. — Мир духов очень требователен к медиуму. А господин Менелик… он очень чувствителен к чужим страданиям. Ему необходимо будет некоторое время привыкнуть к России.

В этот момент я постучал по двери соседнего купе. Через пару секунд дверь распахнулась, и на пороге появился Калеб. Он был облачен в свой индиговый балахон с золотыми вышивками, его лицо было скрыто глубоким капюшоном, а в руках он держал золотой анк, который загадочно поблескивал в тусклом свете вагона. Если при первой встрече с ротмистром медиум был в обычном костюме, то для второй я попросил надеть парадное облачение. Было любопытно, как отреагирует Орлов.

Василий Александрович, до этого спокойно пивший чай, уронил чашку. Благо она оказалась пустой. Его глаза расширились, рот приоткрылся. Он смотрел на Калеба, словно на призрака, явившегося из иного мира. Его розовые щеки мгновенно побледнели, а в глазах читался почти детский ужас, смешанный с восхищением. Менелик, до этого лишь стоявший на пороге, медленно шагнул вперед, его глаза, едва различимые в тени капюшона, скользнули по Орлову, словно оценивая. Затем, он кивнул мне, произнес на суахили: «Какой молоденький, небось чей-то любимчик при дворе». Я честно сказать, тоже так подумал, подтвердил.

— О чем… о чем вы говорили? — Орлов аж привстал. Есть эффект!

— О вашей сильной ауре. Менелик сказал, что она притягивает духов.

— Но… я не замечал подобного.

— Это потому, что вы не владеете высшими знаниями — снисходительно объяснил я — Заглядывать в потусторонний мир не так-то просто.

Калеб, сохраняя свое бесстрастное выражение лица, протянул ему анк. Василий Александрович осторожно, почти трепетно, коснулся золотого символа, и в этот момент его глаза расширились еще больше. Он, кажется, ощутил некую энергию, некое прикосновение к неизведанному. Или скорее всего придумал ее себе.

— Господин Менелик обладает даром видеть то, что скрыто от обычных глаз, — продолжил я, стараясь говорить максимально убедительно. — Он — мост между мирами, и его присутствие… всегда оставляет глубокий след.

— Да, да, я что-то чувствую…

— Прошу вас, извинить Менелика, — произнес я, давая знак Калебу удалиться. Наша тренировка явно удалась. — Ему нужно отдохнуть.

— Все понимаю. Очень рад знакомству. Я… я никогда не видел ничего подобного, граф. Это… это невероятно.

Калеб бесшумно вышел из купе, закрыв за собой дверь. В купе повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь равномерным стуком колес. Василий Александрович, кажется, все еще был под впечатлением. Его дыхание было учащенным, а взгляд — затуманенным. Я налил ему еще одну рюмку, мы выпили не чокаясь.

Отмякнув, Орлов начал расспрашивать меня о Менелике, о его даре, о том, какие духи являются ему. Я отвечал уклончиво, придерживаясь нашей легенды, но время от времени вбрасывая интригующие детали, которые должны были еще больше закрепить веру придворных в необыкновенный дар африканского провидца.

Распив со мной полбутылки, Орлов откланялся:

— Прошу прощения, граф, — пробормотал он, пошатываясь. — Мне… мне пора. Отдохнуть. Завтра будет тяжелый день.

А я глядя ему в спину, вдруг вспомнил кое-что важное о царской семье. Хотелось не просто впечатлить Николая и Аликс, но полностью покорить ее, заставить поверить в то, что Менелик — это их луч света. Это должно было быть нечто большим, чем просто сеанс, нечто более тонким, более глубоким. Может быть ключом к их сердцам. И эту идею нужно было немедленно отрепетировать с Менеликом. Надеюсь он еще не спит.

Николаевский вокзал встретил нас привычной суетой. А еще оцеплением из казаков на перроне, на который прибывал наш поезд.

— Дабы газетчики не надоедали — пояснил нам одетый с иголочки Орлов.

Выйдя из вагона, я почувствовал на своем лице холодный, пронизывающий ветер, который нес мокрый снег, который, впрочем, тут же таял. Санкт-Петербург, этот город на болотах, предстал передо мной во всей своей мрачной, осенней красе.

Едва мы вышли с вокзала, я увидел дворцовые экипажи, выстроившиеся в ряд, словно на параде. Лакированные кареты, запряженные четверками вороных. Гривы лошадей, украшенные перьями, развевались на ветру. Кучера, в расшитых золотом ливреях и высоких цилиндрах, стояли навытяжку, словно солдаты. Возле них, словно тени, сновали офицеры в парадных мундирах. Все это выглядело торжественно, но в то же время слегка нервировало. Чем дальше — тем выше ставки.

— Граф, — произнес Орлов, подойдя ко мне. — Дворцовые экипажи ждут вас.

Я окинул взглядом наш небольшой отряд: Калеб, облаченный в свой балахон, стоял чуть позади, его лицо было скрыто капюшоном. Артур и Картер, сопровождаемые охраной, подгоняли носильщиков багажа и нашего спиритического столика. Мне предстояло принять решение.

— Артур! — я подозвал к себе парня, принялся инструктировать его — Отправляетесь в Гранд-отель — там для вас забронирован целый этаж. Как разместитесь, ищи маклера — нам нужно арендовать собственный дом в центре города. Мы здесь надолго, так что…

— Я все знаю — покивал Артур — Мы обговаривали планы, займусь поиском сегодня же.

— Можешь слать мне телеграммы в Царское Село — во дворце есть собственный телеграф, думаю, мне разрешат им пользоваться.

Раздав все инструкции, я вместе с Калебом направился к одному из экипажей. Его двери распахнулись, и мы поднялись внутрь. Мягкие сиденья, обитые бархатом, поглотили нас. Кучер, не дожидаясь команды, тронул лошадей, и карета плавно, бесшумно, тронулась с места.

Мы довольно быстро выехали из города, покатили по Царскосельской дороге. Я смотрел в окно, поражаясь контрасту. Сразу после блестящего, парадного города, с его величественными дворцами и широкими проспектами, начались маленькие деревеньки. Их темные, покосившиеся избы, дымящиеся трубы, бегающие беспризорные собаки — все это выглядело убого, неприглядно, словно выхваченное из другой, более далекой эпохи. Это было не просто соседство роскоши и бедности, это была бездна, разделяющая два мира, два измерения, существующие в одной стране. Мой взгляд цеплялся за детали: завалившиеся плетни, грязные, обветшалые стены, бородатые лица крестьян.

И спустя пару часов, словно по мановению волшебной палочки, снова началось блестящее Царское Село. Дорога, до этого грязная и ухабистая, внезапно стала ровной, вымощенной камнем. По обеим сторонам от нее выстроились аккуратно подстриженные деревья, их кроны, до этого голые, теперь были усыпаны первой изморозью, которая искрилась в тусклом свете дня. Ухоженный парк, его широкие аллеи, чистые дорожки, величественные скульптуры, покрытые тонкой коркой льда, создавали ощущение величия. Мы въехали на территорию дворца, к карете подошли казаки из конвоя ЕИВ. Осмотрели все, раскрыли ворота.

Наконец, перед нами предстало парадное крыльцо Александровского дворца — массивное, с широкими ступенями, отделанное белым мрамором. Его колонны, увенчанные резными капителями, уходили высоко вверх, поддерживая балкон.

Едва экипаж остановился, лакеи распахнули двери, и мы вышли наружу. На крыльце нас уже ждали. Высокий, грузный мужчина в генеральском мундире, с аксельбантами, с орденами на широкой груди.

— Разрешите представиться, граф, — произнес он, его голос был низким, почти бас. — Генерал-лейтенант Петр Павлович Гессе. Комендант Царского Села, возглавляю дворцовую полицию. Рад вас приветствовать!

— А это знаменитый Менелик Светлый? — Гессе с удивлением разглядывал Калеба, одетого в свой индиговый балахон — Хорош, хорош… Мне сообщили, что вы говорите по-русски, а вот медиум владеет только суахили?

— Да, это так. Ну еще и языком духов.

— Весьма любопытно!

Мы прошли внутрь дворца, слуги начали заносить наш багаж и упакованный столик.

— Ваше сиятельство, — продолжил Гессе, его голос стал чуть мягче, но в нем все еще чувствовалась стальная твердость. — Прошу прощения за неудобства, но я вынужден велеть обыскать вас и вашего спутника. Таков заведенный порядок.

— У меня в багаже револьвер Кольт.

— Придется на время изъять. Как соберетесь выходить в город — буду вам лично его возвращать.

Гессе дал команду полицейским агентам, которые, не теряя ни секунды, приступили к делу. Они не только тщательно прощупали нашу одежду, но и досконально досмотрели саквояжи, переворачивая каждую вещь, проверяя каждый карман. Забрали револьвер и патроны к нему. А вот трость с кинжалом внутри пропустили. Не нашли тайной кнопки.

Калеб, до этого державшийся с показным спокойствием, заметно напрягся. Его пальцы, лежащие на золотом анке, чуть подрагивали.

— И еще одно, граф, — произнес Гессе, когда досмотр был закончен. Его голос стал тише, почти доверительным. — Прошу вас, не прикасайтесь к Его Императорскому Величеству и Его Августейшей Супруге. Только поклоны. Рукопожатия — только по личному желанию Николая Александровича. Это строгое правило. Переведите медиуму.

Я произнес на суахили:

— Все хорошо, Менелик, не нервничай. Веди себя, как мы репетировали.

Парадные двери распахнулись, мы пошли по коридорам. Они были украшенны лепниной и позолотой, на каждом шагу, куда бы я ни бросил взгляд, была роскошь, невероятное богатство. Лакеи в старомодных ливреях и напудренных париках бесшумно скользили по коридорам, словно привидения.

Мы шли по анфиладам — бесконечным чередам комнат, расположенных на одной оси, так что двери одного зала открывались прямо в следующий, создавая перспективу, уходящую вдаль. Высокие, арочные окна, завешанные тяжелыми бархатными шторами, чередовались с огромными зеркалами в золоченых рамах, которые отражали свет хрустальных люстр, висящих под потолком, и бесконечное количество картин. На стенах, отделанных шелковыми обоями, висели портреты императоров, сцены из охотничьей жизни, батальные полотна. В воздухе витал тонкий аромат старого дерева, воска и дорогих духов. Каждый зал, каждая комната были уникальны, но в то же время объединены единым стилем, единым ощущением величия.

Наконец, мы подошли ко входу в Палисандровую гостиную. Долговязый, чопорный дворецкий, с церемониальным посохом в руках стоял у двери. Створки распахнулись, дворецкий громким голосом сообщил присутствующим:

— Их Императорским Величествам представляются… граф ди Сан-Ансельмо и господин Менелик Светлый.

Мы вошли, поклонились. Николай, невысокий, с аккуратной бородкой, производил впечатление сельского учителя. Он был ухоженным, в мундире, с дымящейся папиросой в руке. Его глаза были добрыми, но слегка уставшими. Рядом с ним, на небольшом диванчике, сидела Александра Федоровна. Она была холеной, ее тонкие черты лица, породистый нос, капризные, нервические губы выдавали в ней аристократку до мозга костей. Я не мог оторвать взгляд от нее. В Аликс было явно что-то притягательное, какая-то скрытая сила, которая, несмотря на ее внешнюю хрупкость, завораживала. В то же время она была очень бледна, ее глаза, окруженные темными кругами, казались большими, печальными, и было видно, что она явно чувствовала себя не очень хорошо.

Царская чета встала, подошла к нам. Начали разглядывать Менелика, который поглаживал свой анк на груди.

Николай, чуть улыбнувшись, произнес по-английски, его голос был мягким, но уверенным:

— Господин граф, мне сообщили, что вы владеете русским.

— Да, ваше величество. У меня русские корни, из староверов, что переехали на Аляску.

— У вас очень чистое произношение — заметила Александра Федоровна. Сама то она кстати, говорила с явным акцентом.

Сценарий светской беседы нужно было ломать, шокировать царское семейство, выбить их из привычной колеи, и мы были готовы к этому с Менеликом. Не дожидаясь окончания моей речи, Калеб внезапно, словно по невидимому сигналу, вышел вперед. Его движения были быстрыми, но плавными, лишенными суеты. Он наклонился к животу царицы, как бы что-то рассматривая. Затем он резко повернулся ко мне и быстро заговорил на суахили, размахивая руками, его голос был низким, гортанным.

Все присутствующие напряглись. Николай так и вовсе впал в ступор, даже уронил папиросу на пол. Гессе, раздувая ноздри, рванул вперед и схватил Менелика за локоть.

— Что, что происходит? — удивилась Аликс

— Ваше величество, — я повернулся к Николаю, развел руками. — Не знаю, уместно ли такое говорить, но духи сообщили Менелику, что, похоже, ваша августейшая супруга беременна.

Надо было видеть лицо Аликс. Она еще больше побледнела, ее глаза широко распахнулись от шока, а затем она поднесла платок к губам, пытаясь сдержать подступивший к горлу крик. Похоже, она и сама не знала об этом.