Мое нью-йоркское поместье постепенно стало местом, где скорбь по Марго уступала место деловой лихорадке, где звуки плача Джона и спокойные голоса Джозайи и Сары смешивались с шелестом бумаг, стуком пишущих машинок и приглушенными телефонными звонками. Я работал до изнеможения, пытаясь заглушить боль делом, погружаясь в водоворот цифр, патентов и стратегий. Это было моим способом жить дальше.
Утром пятого мая, когда раннее нью-йоркское солнце только начинало заливать золотистым светом широкие окна кабинета, я уже сидел за массивным столом, перебирая последние бумаги. Мне предстояла одна из ключевых встреч, способная определить будущее мировой автомобильной промышленности. Но сначала — еще одно, не менее важное рандеву.
Я ждал Генри Форда. Мои люди нашли его в Детройте, оплатили дорогу, лучший номер в отеле «Уолдорф-Астория», но я специально не раскрывал всех карт, чтобы сохранить элемент неожиданности. Пусть недоумение станет его первым шагом к принятию, минуя стадию торговли.
Джозайя доложил о его прибытии. Я велел провести гостя в кабинет. Через минуту в дверном проеме появился невысокий, крепко сбитый мужчина, одетый в добротный, но явно не модный костюм. Его лицо, обветренное, с глубокими морщинами вокруг глаз, выдавало человека, привыкшего к тяжелому труду. Взгляд его голубых глаз был цепким, пытливым, но в то же время в нем читалось замешательство.
— Мистер Форд? — произнес я, поднимаясь ему навстречу и протягивая руку. — Итон Уайт.
— Мистер Уайт, — его рукопожатие было неожиданно крепким, рабочим. — Очень удивлен нашей встречей. Но я в недоумении. Ваши люди не объяснили мне ничего толком.
Я жестом указал ему на одно из кресел напротив моего стола.
— Садитесь, мистер Форд. Кофе, чай? Может чего покрепче?
— Нет, благодарю.
Он сел, ерзая в роскошном кресле, явно чувствуя себя неуютно в такой обстановке. Его взгляд скользнул по стенам, по тяжелым книжным шкафам, по дорогой мебели, словно он пытался найти разгадку моего странного приглашения.
— Как вы меня нашли? — наконец, спросил он, и в его голосе прозвучало искреннее недоумение. — Оплатили поездку, отель, но для чего все? Я обычный детройтский инженер, каких тысячи.
Я спокойно посмотрел на него.
— Нет, мистер Форд, — возразил я, и мой голос был негромким, но уверенным. — Таких, как вы, единицы. Я слежу за вашими успехами, изучил ваш Квадрицикл. Мои инженеры, считают, что на его базе можно сделать отличный автомобиль. Надо только немного его усовершенствовать.
Я пододвинул к нему папку с документами. На верхней странице лежали копии патентов. Рядом находились мои наброски по конвейеру, которые люди Финча уже превратили в полноценные заявки.
— Посмотрите вот эти документы, — сказал я, указывая на бумаги.
Форд взял папку, его брови нахмурились. Он осторожно открыл ее, и пробежался глазами по чертежам, схемам, по написанным мелким шрифтом формулировкам. Сначала его лицо выражало лишь любопытство, затем — сосредоточенность. Он читал быстро, его глаза бегали по строкам. Я наблюдал за ним, отмечая, как постепенно его лицо меняется. Его челюсть сжалась, а глаза расширились от удивления. Он перевернул страницу, затем еще одну, еще. Его дыхание стало прерывистым.
Когда он добрался до моих чертежей сборочного конвейера, он замер. Его пальцы, до этого нервно перебиравшие бумаги, остановились. Он долго смотрел на схему, на которой тележки с рамами автомобилей двигались по рельсам, где каждый рабочий выполнял одну, строго определенную операцию. На его лице отразился целый спектр эмоций: шок, неверие, затем — что-то похожее на благоговение, смешанное с прозрением. Он поднял на меня взгляд, и в его глазах, до этого пытливых, теперь горел огонь.
— Но… это же… это же гениально, — пробормотал он, его голос был глухим. — Это… это изменит все.
— Именно, — кивнул я. — Я хочу, чтобы вы работали на меня, мистер Форд. Знаю, что у вас есть разногласия с другими совладельцами «Детройтской автомобильной компании», готов выкупить их доли. Или основать новое предприятие. Разумеется, у вас будет там доля. Я собираюсь привлечь людей из Ассоциации производителей лицензионных автомобилей и урегулировать споры с Селдоном. Никто не будет мешать конструировать новый автомобиль.
Форд продолжал смотреть на меня, словно пытаясь разгадать какой-то сложный ребус. В его глазах я видел, как рождается новая идея, новая перспектива, которая, возможно, до этого момента была лишь смутной, неосознанной мечтой. Я знал, что он уже принял решение, еще до того, как открыл рот.
— Я согласен, мистер Уайт, — произнес он, и в его голосе прозвучала твердость. — Это просто невероятно.
Я улыбнулся. Первая часть моего плана была выполнена.
Наконец наступил час «Ч». Мои юристы и секретари трудились всю ночь, готовя презентацию, выкладки, копии патентов и договоры о намерениях. Я же, переодевшись в строгий, безупречный костюм, провел последние часы за размышлениями, еще раз прокручивая в голове все возможные сценарии переговоров.
Встреча с автопроизводителями и патентным троллем Селдоном была назначена в конференц-зале отеля «Уолдорф-Астория». Это был один из самых престижных отелей Нью-Йорка, и его роскошные интерьеры должны были придать моим словам дополнительный вес.
Когда мы с мистером Дэвисом и Генри Фордом вошли в зал, там уже собрались все ключевые фигуры автомобильной индустрии. За длинным полированным столом сидели мужчины в строгих костюмах, их лица были сосредоточенными, а взгляды — настороженными. Атмосфера была наэлектризована, словно перед грозой.
В центре стола, напротив меня, расположился Селдон. Высокий, худощавый, с острым, как бритва, взглядом. Его лицо было бледным, почти аристократическим, но в то же время в нем читались хищность и холодный расчет. Его идеально уложенные волосы, гладко зачесанные назад, и безупречный костюм лишь подчеркивали его образ человека, привыкшего к власти и деньгам.
По правую руку от него сидели трое представителей ассоциации автопроизводителей, которых я выбрал заранее, после изучения биографий.
Здесь были люди из Пакарда, Винтона, Олдс Моторс…
Я занял место во главе стола, напротив Сэлдона. Дэвис сел рядом со мной, разложив бумаги. Форд, по моей просьбе, остался стоять за креслом Дэвиса, словно он был лишь наблюдателем, а не одним из ключевых игроков.
— Господа, — начал я, и мой голос прозвучал спокойно, но уверенно, заполняя зал. — Благодарю вас за то, что вы нашли время для этой встречи. Я собрал вас здесь, чтобы обсудить будущее автомобильной промышленности.
Сэлдон снисходительно улыбнулся.
— Мистер Уайт, — произнес он, и в его голосе прозвучало нечто среднее между вежливостью и скрытой угрозой. — Мы прекрасно понимаем, зачем вы здесь. У вас есть интерес к нашим патентам, не так ли? Не сомневаюсь, вы хотите получить лицензию на производство автомобилей. Что ж, мы готовы к переговорам. Однако, как вы, вероятно, знаете, наши условия довольно жесткие.
Я не стал развивать его тему, а махнул Дэвису, чтобы тот раздал папки.
— У меня для вас есть кое-что интереснее, чем просто лицензия, мистер Сэлдон. И для вас, господа, — я обвел взглядом присутствующих. — Я предлагаю не просто партнерство, а новую эру в автомобилестроении.
Дэвис начал раздавать всем папки с документами. На верхней странице — копии моих патентов: свечи зажигания, ремень безопасности, бампер, сигнальные фонари, стеклоочистители. А также патент на рулевое колесо, выкупленный у Вашерона, и, что особенно важно, патентная заявка на автомобильный конвейер, поданная всего несколько дней назад.
Автопроизводители, Сэлдон, начали листать бумаги. Их лица, до этого полные настороженности, постепенно менялись. Вэнс из Олдс Мотор, нахмурившись, рассматривал чертежи свечей зажигания. Грей из Паккарда, проницательным взглядом изучал патент на бампер. Судя по лицам, их шок был также столь силен, как у Форда.
— Какие простые, но эффективные решения! — воскликнул Вэнс, словно прозревший. — Это невероятно. Как мы раньше об этом не догадались?
Сэлдон, до этого уверенный в своей доминирующей позиции, постепенно бледнел. Его тонкие пальцы дрожали, когда он перелистывал страницы. Он видел, что я пришел не просить, а диктовать условия. Мои патенты, каждый из которых был сам по себе важным элементом будущего автомобиля, теперь были у меня в руках. Это была мощная заявка на лидерство.
И тут он дошел до описания сборочного конвейер. Его глаза расширились. Он поднял взгляд на меня, и в его глазах читалась смесь отчаяния. Он понял, что его монополия на «устройство легковой машины» теперь ничего не стоит. Мой конвейер, описанный в деталях, был революцией, которая смела все предыдущие юридические конструкции.
— Я не только даю деньги, — продолжил я, давая им время осмыслить прочитанное. — У меня работают талантливые инженеры, которые постоянно ищут новые решения. В мои планы входит создание огромного предприятия, которое поточным способом будет делать десятки тысяч автомобилей в год.
Вэнс с Греем переглянулись.
— Десятки тысяч? Но кому нужно столько автомобилей? Лошади в разы дешевле продаются на рынке и содержать их дешевле.
Они все еще мыслили старыми категориями, не видя дальше своего носа. Я знал, что это их последняя попытка удержаться за прежние представления.
— Это пока, мистер Вэнс, — ответил я, и мой голос стал жестче. — До тех пор, пока не начнет работать эффект масштаба. Много машин — это много автозапчастей, которые резко подешевеют в больших тиражах. Много машин — это спрос на дороги, на сервис, на бензин. Это целая новая отрасль экономики, которая будет расти с невероятной скоростью. И я предлагаю вам стать капитанами этого коробля. Эпоха сборки машин сериями по двадцать, тридцать штук в каретных сараях прошла.
Я кивнул Дэвису, и тот раздал новые бумаги — выкладки, таблицы с цифрами. Они показывали, насколько получится удешевить типовой легковой и грузовой автомобиль при массовом производстве. Я привел сравнительные данные, демонстрируя, как цена одной машины, произведенной на конвейере, будет в несколько раз ниже, чем цена штучного производства. Как снизится стоимость обслуживания, благодаря унификации деталей и доступности запчастей.
Новая порция шока. Цифры говорили сами за себя. Они были убедительнее любых слов. Вэнс, Грей, Сэлдон — все они склонились над таблицами, их глаза бегали по строкам, а брови поднимались от удивления.
— Мое предложение таково, — продолжил я, давая им время прийти в себя. — Мы создаем консорциум. Вы, господа, — я указал на Вэнса, Грея и Мейсона, — даете своих инженеров, площадки и свои производственные мощности, которые будут модернизированы под конвейер. Вы, мистер Сэлдон, — я повернулся к нему, — вносите свои патенты на устройство легковой машины. Взамен вы получаете доли в новом предприятии, а также места в совете директоров. Я вношу свои патенты, капитал для строительства новых заводов и самое главное — план развития и управление.
Наступила тишина. Каждый из них просчитывал свою выгоду, взвешивал риски, оценивал перспективы. Я видел, как в их глазах загорается алчность, смешанная с благоразумием. Они поняли, что я предлагаю им не просто сделку, а шанс попасть в новый мир, где они могли бы стать лидерами.
— Мы готовы обсуждать доли, — произнес Грей, его голос был глухим. — Но как вы это все будете контролировать? Кто будет управлять таким огромным предприятием?
— Управлять предприятием будет талантливый инженер, который уже доказал свою преданность делу и видит будущее автомобильной индустрии так же ясно, как и я, — ответил я, поворачиваясь к Форду. — Господа, позвольте представить вам будущего директора нашего предприятия — мистера Форда.
Генри, до этого скромно стоявший за спиной Дэвиса, шагнул вперед. Его лицо было серьезным, но в глазах читалась едва сдерживаемая гордость. Он кивнул собравшимся, его взгляд был твердым и уверенным.
Автопроизводители и Сэлдон смотрели на него, затем на меня, и в их глазах читалось новое удивление. Этот человек, которого они, возможно, даже не знали, теперь должен был стать их руководителем. Это был неординарный ход.
— Что ж, — произнес Вэнс, его голос был задумчивым. — Это интересно.
— Какое будет название у предприятия? — спросил Форд, его голос был глубоким, с нотками нескрываемого интереса. — И где мы будем строить заводы?
— Называться будет «Русмобиль», — ответил я, и в моем голосе прозвучала нотка гордости. — Я сам родом из России, так что прошу пойти мне навстречу в этом вопросе. А где базироваться? Форд живет в Детройте, там уже налажено производство. Пусть головное предприятие будет там. Возражений нет?
Я обвел взглядом всех присутствующих. Их лица выражали согласие, хотя и с легким оттенком недоумения. «Русмобиль» — это было что-то новое, экзотическое, но в то же время звучало достаточно весомо. А Детройт станет автомобильной столицей мира. Я это знал. И теперь они тоже это почувствовали.
Поторговавшись за доли, в тот же день мы подписали протокол о намерениях. Бумаги были переданы юристам, чтобы они подготовили все необходимые документы для создания консорциума. Будущее началось.
После триумфальной встречи в «Уолдорф-Астории», когда все основные пункты протокола о намерениях были согласованы, и я пожал руки своим новым, пусть и настороженным, партнерам, вернулся в поместье.
Я вошел в дом, сбросил пиджак. В гостиной, куда я направился, уже горел камин, отбрасывая на стены причудливые тени. На низком столике стоял графин с виски и стакан, но я лишь кивнул Джозайе, показывая, что пока обойдусь без алкоголя. Мне нужна была полная ясность мысли.
— Где мистер Эшфорд? — спросил я, разминая шею.
— Он и его семья ждут вас в библиотеке, сэр, — ответил Джозайя. — Я проводил их туда, как вы и просили. Они, кажется, напуганы. Особенного, когда вы к ним обращается так официально. Цветные так не привыкли.
— Что ж, это вполне понятно. — я ослабил галстук.
Библиотека встретила меня запахом старых книг, а также испуганными глазами семьи Эшфорд.
Калеб стоял посреди комнаты, сжимая в руках соломенную шляпу. Рядом с ним, словно сбившиеся в кучку птенцы, стояли его жена Айда и семеро детей. Их глаза, некоторые красные, как у альбиносов, другие темные, испуганно смотрели на меня. Они все были вымыты, переодеты в чистую, хоть и скромную одежду, которую, по моей просьбе, приготовил Джозайя. Их вид был куда более опрятным, чем тот, что я видел в Саттоне.
— Вас покормили? — поинтересовался я
Дружный кивок.
— Я обещал вам полмиллиона долларов, мистер Эшфорд, — перешел я сразу к делу, не растягивая вступление. — Эта сумма будет внесена на ваш счет в банке «Новый Орегон» частями, как только вы успешно выполните поставленную задачу. Первый транш в подтверждение серьезности своих намерений я сделаю прямо сегодня. Но нам надо будет подписать конракт.
— Вы сказали, сыграть роль, — откашлялся Калеб, его голос был едва слышен. — Какую именно? Я должен это знать, прежде чем соглашаться.
Я сел в кресло, откинулся на спинку, сложив пальцы веером.
— Вам предстоит сыграть медиума. Спирита. Перед… одним очень влиятельным человеком. В России.
Калеб вздрогнул. Он посмотрел на меня, его красные глаза расширились от ужаса.
— Медиума? — его голос дрогнул. — Но я же, поймите меня правильно, простой актер, сэр. Ну какой из меня спирит? Это же шарлатанство! Меня разоблачат! И тогда просто пошлют к медведям в Сибирь!
Я усмехнулся. В его словах была искренняя паника, и это было хорошо. Он понимал серьезность ситуации.
— Не разоблачат, мистер Эшфорд, — произнес я, и мой голос стал холоднее, жестче. — Потому что говорить за вас буду я. Как переводчик. А вы сделаете вид, что никакого языка, кроме суахили, не знаете.
Эшфорды переглянулись, жена незаметно кивнула.
— Что же… Я согласен.
— Ну же, Калеб, — произнес я. — Покажите мне, как вы это делаете. Закатите глаза. Скажите что-нибудь на суахили. Как будто в вас вселился древний дух.
Калеб колебался всего мгновение. Затем, словно по щелчку, его голова откинулась назад. Глаза медленно закатились, обнажая белки, и лишь тонкие красные прожилки были видны, словно раны. Его тело начало подрагивать, словно его била лихорадка. Изо рта вылетели низкие, гортанные звуки, совершенно незнакомые, но наполненные какой-то древней, первобытной энергией. Это было действительно жутко. Голос его, до этого мягкий, теперь звучал совершенно иначе — глухо, с шипящими согласными, с долгими, тягучими гласными. Он говорил, словно погруженный в транс, а его тело, худощавое и гибкое, извивалось, но не падало, удерживаясь на ногах каким-то внутренним усилием. Он даже начал покачиваться, словно в ритуальном танце.
Испугались все. Его жена, дети… Последние даже заплакали.
— Все, хватит! Я вам верю. Вам вообще все поверят. Вот договор, читайте. Нотариуса сейчас секретарь вызовет. Одно из условий договора — ваш переезд. Будете жить здесь — оставаться вам в трущобах Саттона опасно. Заодно подучите меня суахили, чтобы я мог делать вид, что общаюсь с вами на древнем языке.
Я подал Калебу бумаги, вышел в гостинную. Поднял трубку телефона, вызвал Картера. Уже через четверть часа я в кабинете рисовал безопаснику чертеж столика медиума.
— Мне нужен лучший столяр, Картер. Тот, кто способен работать в абсолютной секретности. И мне нужна портная. Пригласите их сюда немедленно.
— Будет сделано, сэр. Но что именно нужно сделать?
— Мне нужен специальный столик медиума, — начал я, рисуя первые линии. — Темный, из дорогого, тяжелого дерева, возможно, черного дуба или красного дерева. Круглый. Поверхность должна быть инкрустирована. Звезды, лучи Солнца, фазы Луны. Пусть это будет выглядеть как древний астрологический календарь, выполненный из перламутра или тонких полосок латуни. Эти элементы должны быть вдавлены, чтобы не мешать.
Я рисовал быстро, детально прорабатывая каждый элемент, объясняя Картеру, который внимательно слушал, склонившись над столом.
— Внутри столика, — я начал набрасывать схему внутреннего устройства, — должен быть тайный механизм. Он будет производить стук. Отчетливый, громкий, как будто дух отвечает.
Я нарисовал два небольших, скрытых рычага.
— Вот здесь, — указал я на край стола, под поверхностью, — и вот здесь. Две тайные педальки. Они должны быть сделаны так, чтобы их было совершенно незаметно откинуть и вернуть обратно к ножк. Удобные.
Затем я начал рисовать систему тросиков, которые должны были соединять педальки с молоточками.
— С помощью этих педалей и тонких, прочных тросиков, — объяснил я, — будет производиться стук. Один молоточек будет бить прямо в центр стола, создавая звонкий, мистический звук. А второй… — я показал на область под предполагаемым местом медиума, — второй будет производить стук по ноге Калеба. Это должно быть достаточно сильно, чтобы вы почувствовали.
Так я планировал отдавать приказания медиуму. Один или два удара, короткое нет или да на суахили, много ударов — что-то быстро говорит, без разницы что. Такой вот код.
Картер достал блокнот, начал записываь. Его лицо было сосредоточенным, он понимал важность задачи.
— И еще, — продолжил я, откладывая карандаш — Для мистера Эшфорда нужен особый балахон. Необычный.
Я задумался, представляя себе этот образ.
— Цвет — глубокий индиго. Или, может быть, даже черный бархат, который поглощает свет. Ткань должна быть тяжелой, плотной, чтобы скрывать фигуру и движения, но при этом давать свободу действий. Рукава — широкие, ниспадающие, с разрезами, чтобы можно было высунуть руки, но чтобы они тут же снова прятались в складках. Воротник — высокий, стоячий, чтобы обрамлять лицо.
Я сделал паузу, затем добавил.
— По всей поверхности балахона, особенно на рукавах и по подолу, должны быть вышиты символы. Не просто звезды, а зодиакальные созвездия. Древние, мистические символы, которые ассоциируются с предсказаниями и тайными знаниями. Возможно, изображения африканских божеств, стилизованных под европейский оккультизм. Глаза. Много глаз, разных размеров. Глаза, которые смотрят во все стороны, словно видят невидимое. Они должны быть вышиты золотыми и серебряными нитями, чтобы мерцали в полумраке, создавая эффект движущегося, живого полотна.
Картер кивнул, делая пометки в блокноте.
— А еще, — добавил я, вспомнив о чувствительных глазах Калеба, — черный капюшон. Глубокий, чтобы его можно было накинуть так, чтобы он почти полностью скрывал лицо.
— Как быстро это нужно?
Я прикинул сроки. Месяц или два на изучение языка, треннировки.
— К середине лета мы должны быть готовы выехать в Париж.
— Во Францию⁈ — удивился Картер — Я думал…
— Путь в Санкт-Петербург лежит через Париж. Я в этом уверен!