Меткий стрелок. Том IV

Глава 23

Когда я с Менеликом появился в Палисандровой гостиной, там уже собрались Николай с Аликс и «черногорки». Гардины были задернуты, горели свечи, в центре стоял наш спиритический столик. Его инкрустированная перламутром поверхность, изображающая зодиакальные созвездия и фазы Луны, загадочно мерцала в полумраке.

Напряжение витало в воздухе, словно едва уловимый аромат. Царь выглядел бледным, его глаза были слегка воспалены. Императрица сидевшая рядом, была еще бледнее, ее тонкие руки нервно сжимали кружевной платочек с монограммой, а взгляд был прикован к Менелику. Она смотрела на него буквально, как кролик на удава.

— Граф, — начал Николай — мы… мы очень впечатлены. Ваши слова, утром… они оказались правдой.

— Духи, Ваше Величество, — произнес я, стараясь придать своему голосу максимально торжественный и загадочный тон, — они не обманывают. Они лишь открывают то, что скрыто от наших глаз. Правда, не всегда. Иногда духи бывают капризны, даже недобры. Хочу сразу об этом предупредить.

— Но… как? — прошептала Александра Федоровна. — Как господин Менелик… смог узнать… о моей ситуации без спиритического сеанса? Так быстро?

Я пожал плечами, изображая глубокую задумчивость. Мне нужна была красивая, но туманная легенда, которая бы еще больше возвысила Калеба в их глазах.

— Это, Ваше Величество, — начал я, — тайна. Такие медиумы, как Менелик видят скрытое от нас — нити судьбы, эманации тонких энергий. Они видят свет новой жизни, которая только зарождается.

Наступила тишина. Николай и Аликс переглянулись с «черногорками», их лица выражали смесь удивления и глубокой, почти благоговейной веры.

— Мы хотим узнать больше, граф, — произнесла Александра Федоровна. — О господине Менелике. О его даре, о его происхождении. Расскажите все, что знаете.

К этому разговору я был готов:

— Ваше Величество, — начал я, — господин Менелик, необыкновенный человек. Он родился в глубинах Африки, в племени балуба. Его мать, великая жрица, произвела его на свет во время великой грозы, когда небо раскололось молнией. В тот миг ослепительная вспышка озарила хижину, и все присутствующие увидели, как дух-молния на мгновение вошел в тело младенца. Старейшины истолковали его альбинизм не как проклятие, а как знак. Он был отмечен самим небом. Его кожа и волосы — цвет облаков и лунного света, а глаза — как вода, в которой отражается небо. Он был неприкасаем для солнца, но стал родным для духов. С детства Менелик видел то, что было скрыто от других: тени предков у костра, шепот духов в листве. Его дар был одновременно благословением и тяжким бременем.

Я говорил медленно, размеренно, словно читая древнюю легенду, вгоняя царскую чету в некое подобие транса. Лица Николая и Аликс были полны благоговения. Черногорки тоже «поплыли».

— Он обучался у слепой целительницы, которая говорила: «Ты видишь мир таким, каким его видят духи, без цвета плоти, только цвет души». Однажды, когда в деревню пришли чужеземные охотники за слоновой костью, старейшины попросили Менелика обратиться к духам предков за защитой. В трансе он объявил, что духи требуют, чтобы чужеземцы ушли, иначе река высохнет. Охотники, насмехаясь, остались. На следующее утро река и впрямь обмелела. Испуганные и разгневанные чужеземцы обвинили мальчика в колдовстве. Племя, опасаясь мести белых людей, было вынуждено изгнать его, дабы он не навлек на них гибель. Дар Менелика спас его жизнь, но лишил дома. Изгнанный, он бродил по саванне, живя предсказаниями. Его путешествия затронули всю Африку. Он посетил копии царя Соломона, был в Гизе. Там он в полнолунье, поднялся на пирамиду Хеопса, прося у духов предков благословения. Заночевал на вершине. В ту же ночь ему явился дух-сфинкс и даровал вот этот анк, — я указал на золотой символ на груди Калеба.

Дальше я рассказал о нашем «знакомстве» во время моего визита в Египет, о приглашении посетить Европу. Все присутствующие слушали, не отрывая от меня глаз, их лица были полны изумления. Они, кажется, полностью погрузились в эту историю, приняв ее за чистую монету.

— А… а он не может… — начал Николай, его взгляд скользнул по черногорским княгиням, затем по жене, — не может ли он призвать… кого-то из… наших предков? Например, моего отца?

Вот он! Самый опасный, самый рискованный запрос. Но мы были готовы. Я медленно покачал головой, изображая легкую озабоченность.

— Ваше Величество, духи — не всегда приходят по зову. Но мы можем попробовать. Сила и искренность нашего намерения, чистота наших помыслов — вот что служит ключом.

— Граф, — перебила меня Александра Федоровна, ее голос был полон отчаяния, — мы так нуждаемся в его совете. Так нуждаемся в наставлении!

— Менелик сделает все, что в его силах.

В этот момент Николай, видимо, решив подстраховаться, произнес:

— Может быть, нам стоит пригласить кого-то из ученых? Специалистов по Африке, кто владеет суахили? Они может быть могли бы нам помочь. Я пошлю флигель-адъютанта в Академию наук.

Мое сердце ухнуло в пятки. Так… Спокойствие, только спокойствие. Вряд ли в Питере быстро найдется специалист по суахили.

— Ваше Величество, — произнес я, стараясь говорить максимально убедительно, — ученые… слишком привязаны к рациональному миру. Они не понимают тонких материй, они не верят в загробный мир. Вы и сами знаете, сколько среди ученых атеистов. Их присутствие лишь отпугнет духов.

Я сделал паузу, затем, не дожидаясь ответа, повернулся к лакеям:

— Погасите все светильники, — произнес я, — Пусть останется лишь одна свеча на столе. И зажгите ладан.

Слуги, словно подчиняясь невидимой команде, поспешно принялись выполнять мои указания. Запах ладана, терпкий и сладкий, наполнил воздух, смешиваясь с ароматами старого дерева и дорогих духов. Мы сели за столик, приготовились. Я откинул педали, медленно кивнул Менелику:

— Соединим руки. Образуем круг. Энергия должна течь беспрепятственно.

Я почувствовал, как рука императрицы, лежащая в моей левой, слегка дрожит. Волнуется! Рядом с ней сидела Стана, ее взгляд был прикован к Менелику, а на лице читалось лихорадочное предвкушение. Справа от меня, через Милицу, сидел Николай. Калеб закатил глаза, оставив лишь белки, прорезанные тонкими алыми прожилками, начал говорить гортанным голосом. Все дружно вокруг вздохнули.

— Мы взываем к тем, кто обитает за завесой — начал «переводить» я — Мы, собравшиеся здесь с открытыми сердцами, просим вас — явитесь. Дайте нам знак.

Я нажал правую педаль. Раздался чистый, металлический стук, прозвучавший прямо из-под столешницы. Александра Федоровна вздрогнула, черногорки ахнули. Николай тоже слегка дернулся.

— Мы взываем императора Александра Третьего, — повторил я, и снова раздался стук — на этот раз двойной.

Менелик начал издавать низкие, гортанные звуки. Сначала это был просто протяжный стон, затем он перешел в поток быстрых фраз. Его голос изменился, стал более глубоким, дребезжащим, словно исходящим не из человеческих легких.

— Дух здесь, — перевел я, и тут же «вдарил» по аудитории:

— Никса, несчастный, зачем ты вызвал меня из небытия?

Глаза Николая расширились, он затрясся, попытался вырвать руку из захвата, но Милица ему не дала. Смелая!

— Papa, почему я несчастный⁈ — его голос был полон испуга.

Я дал педалью знак Менелику на долгую, пространную тираду. Тот, войдя в раж, закатил глаза еще сильнее:

— Страшные испытания ждут тебя и Россию, — начал я вещать, стараясь придать своему голосу максимально мрачный, пророческий тон. — Умолкнет слово истины, и останется лишь эхо в медных устах. И будет эхо то звать к славе, но слава обратится ржавчиной. Перестанут плакать матери, ибо слезы их превратятся в лед в очах. И возьмут сыновей на страшную, небывалую войну. Остановятся реки, и обратятся они в кровь. Все твоим безволием Никса.

В гостинной воцарилась гробовая тишина. Николай затрясся еще сильнее, начал кусать губы. Моя цель — напугать их до смерти — была достигнута. Как бы даже не переборщить…

— Что… что же мне делать⁇

— Молиться. Бог милосерден, может простит.

— Я молюсь! Почти каждый день хожу к причастию, прошу Бога о помощи.

— Проси о просветлении ума! Много зла вокруг тебя, много порчи.

— Порчи⁈

— Наговоры и проклятия. Берегись сглаза!

— Дух… дух уходит, — произнес я, стараясь придать своему голосу драматизма. — Ему тяжело находиться в нашем мире.

В этот момент Александра Федоровна, до этого сидевшая в оцепенении, внезапно проявила смелость. Ее лицо, бледное и осунувшееся, было полно решимости.

— Родится ли летом наследник⁈ — воскликнула она, ее голос был сдавленным, но твердым.

Это был явно,ее главный вопрос, самая сокровенная мечта и надежда. И я был готов дать ей ответ, который она запомнит надолго.

Я нажал педаль, заставляя столик стукнуть один раз. Менелик издал короткий, гортанный звук.

— Будет еще одна девка, — произнес я, стараясь сохранить максимально бесстрастное выражение лица. Александр 3 был грубоват, должно зайти. Так и случилось, никто даже не возмутился.

— Дух почти ушел, — произнес я, пользуясь замешательством. — Можно задать последний вопрос.

Николай, словно очнувшись от транса, поднял голову. Его глаза были полны отчаяния.

— Папа! Не уходи! — громко прошептал он. — Что мне делать? Мне так трудно одному… Что мне делать⁈

Это был его крик о помощи, крик потерянного ребенка. И я был готов дать ему «отеческий» совет. Я просигнализировал Менелику, тот, словно по команде, издал пронзительный крик, согнулся, изображая нестерпимую боль.

— Медиум уже не может удерживать дух Александра, — перевел я, стараясь, чтобы мой голос звучал максимально трагично. — Он на пределе своих сил.

Менелик продолжал корчиться, его тело сотрясалось от «боли». Калеб явно переигрывал, но в полумраке этого никто не замечал. Или не хотел замечать.

Что же… Как говорил Штирлиц, всегда запоминается последняя фраза.

— Вестники посланы! Услышишь ли ты их глас?

Туманно, но сойдет. Остальное Никса сам додумает.

Едва я закончил говорить, Менелик, словно сраженный молнией, разорвал круг и рухнул со стула на ковер. Аликс вскрикнула, Николай вскочил на ноги.

В гостиной началась суматоха, забегали лакеи.

— Унесите его — скомандовал я, чувствуя, как внутри меня все ликует. Сработало! — Ему необходим покой!

Слуги осторожно подняли Калеба, вынесли его из гостиной. Я, пользуясь всеобщим замешательством и не спрашивая разрешения, скользнул за ними. И правильно сделал. Ибо лакеи вызвали доктора. Не кого-нибудь, а лейб-медика двора — Николая Александровича Вельяминова. Лысый, с казацкими усами доктор оказался весьма деловым, активным. Послушал сердце Калеба, замерял пульс.

— Частит — вынес вердикт Вельяминова, поинтересовался кто я такой. Представился другом Менелика, обрисовал его приступы.

— Покой. Только полный покой — вынес диагноз врач — Никаких посетителей, сеансов. Выпишу настойку пустырника, еще успокаивающих препаратов. Как встанет на ноги — прогулки по парку, рыбалка. Сеансы запрещаю, да-с. Эта экзальтация не доведет до добра!

Как лейб-медик ушел, я пожал руку Калебу, прошептал на ухо:

— Отлично сработано. Ты был великолепен. Отдыхай, теперь ты не скоро понадобишься.

— Что же мне делать⁈

— Читай книги, гуляй, ты вроде писать планировал? Только давай, на суахили. Я уверен, что все бумаги тут досматривает Гессе.

— Вот тебе моя «микстура»! — я достал из кармана небольшой пузырек — внутри, разумеется, был дорогой французский коньяк.

— Выпей, — произнес я. — Тебе сейчас это необходимо. Восстановить силы.

Калеб сделал большой глоток, его лицо тут же расцвело.

— Благодарю, Итон. Это как никогда кстати.

Я оставил его на попечение охраны и слуг. Сам же, глубоко вздохнув, вернулся в гостиную. Предстоял второй тайм нашего матча.

Атмосфера в Полукруглом зале была наэлектризованная. В центре образовалось несколько кружков. Самый большой — вокруг бледного и осунувшегося Николая. Он, с трясущимися руками, размахивая горящей папиросой, рассказывал, как прошел сеанс. Рядом его дублировала супруга. Возле окна щебетали «черногорки».

Стоило мне появиться в дверях, как вокруг меня образовался общий круг. Все взгляды были прикованы ко мне, аристократы ловили каждое мое слово.

— Граф, граф! — восклицали они, — Что это было? Невероятно! Потрясающе!

— Как себя чувствует Менелик? — самый главный вопрос задал Николай

— Его осмотрел лейб-медик. Он очень истощен. Сказал мне, что таких тяжелых сеансов у него еще не было. Да и духов императоров он еще не вызывал. Думаю, ему понадобится неделя на восстановление.

Меня начали знакомить с аристократами, генералами, великими князьями. Каждый хотел узнать о своем будущем, каждый хотел договориться, как и черногорки, о сеансе с Менеликом. Тут же составили «лист ожидания» — кто первый получит медиума, кто второй… Сразу стала понятна местная иерархия.

От обещал никто не обнищал. Я всех расплывчато обнадеживал: все будет, ко всем заглянем, но энергия Менелика не безгранична, прошу понять и простить.

Лакеи начали разносить шампанское. Струнный квартет, до этого тихо сидевший в углу, заиграл легкую, ненавязчивую музыку. Напряжение, до этого витавшее в воздухе, немного спало, но общая атмосфера все еще не соответствовала празднику. Никто не пошел танцевать, все разбились опять на несколько кружков, но на сей раз по гендерному признаку. Женщины окружили царицу и черногорок, обсуждая пророчества и свои надежды. Мужчины же потащили меня в курительную комнату.

Она оказалась огромной, с тяжелыми кожаными креслами и резными дубовыми панелями, украшающими стены. На низких столиках, расставленных по периметру, стояли хрустальные графины с темным ромом «Гавана», коробки с кубинскими сигарами.

Камин, сложенный из темного мрамора, уютно потрескивал, отбрасывая на стены причудливые тени.

Все присутствующие четко разделились на две группы. Первую составляли великие князья. Слева, рядом с царем, сел великий князь Владимир Александрович — дядя Николая. Высокий, громогласный, командующий гвардией, он подавлял присутствующих своим напором. Рядом с ним, словно противовес, сидел толстый и отдышливый великий князь Алексей Александрович — генерал-адмирал, хозяин русского флота. Его лицо было красным, а дыхание — прерывистым. Он постоянно вытирал пот со лба платком и очень быстро начал наливаться ромом. Еще быстрее, чем Николай. Третьим был председатель Государственного совета — великий князь Михаил Николаевич. Седой, самый старший из всех присутствующих. Он, кстати, больше всех интересовался спиритизмом и мистикой — сразу попробовал меня «на зуб». Начал задавать мне вопросы о Менелике, его даре, происхождении.

Вторая группа — высшие чиновники империи — четко отделилась от великих князей, засев в креслах напротив них. Это был председатель Комитета министров Иван Николаевич Дурново, настоящий патриарх с густой бородой а-ля Ной, расчесанной на две стороны. Рядом с ним сидел барон Фредерикс — министр императорского двора. Растительность на его лице тоже впечатляла — усы были распушены и вытянуты в сторону, как у персонажа мультфильма про барона Мюнхгаузена. Эти двое мало интересовались Менеликом, больше расспрашивая о страшных пророчествах Александра III. Оба были настроены крайне скептически, пытаясь подловить меня на противоречиях.

— Граф, — начал Дурново, его голос был низким, раскатистым, — вы говорите о великой войне, о крови, о реках, которые остановятся. Но ведь это, как бы сказать, это слишком обще. Такое можно сказать о любой войне. Неужели дух Императора не мог быть… более конкретным? Какая война? С кем и когда?