Напарник обмену и возврату не подлежит

ГЛАВА 1. Одинокая фея в лазоревой чаще

– Космо?

Медиум сидел прямо на холодной земле, глядя прямо перед собою широко раскрытыми глазами. И даже не моргал. Его остекленевший взгляд пугал уже по-настоящему. Зато чувство неловкости, мучившее Ферру вплоть до того, как они спели бабулину песню, само собой прошло.

– У нас получилось? – спросила Нетте-Дженца, необычно бледная и какая-то растерянная.

– Да получилось, конечно, – уверенно сказал капеллан Амадини, хотя его-то никто и не спрашивал. – Я прямо почувствовал! А теперь, пока никто оттуда не смотрит, идём в дом, Ферра, я бы с удовольствием пропустил пару стаканчиков.

Леона Аурелия при этих словах фыркнула, словно негодующий кит, и, поспешно попрощавшись, ушла. Космо же сказал, как во сне:

– Я посижу тут… ещё немного. Мне надо прийти в себя. Простите, Камилла…

– Эрманика, – поправила Ферра.

– А… да, в самом деле, – Космо не смотрел на неё, его взгляд по-прежнему был пустой и отсутствующий. – Дайте мне минут десять, чтобы немного…

Ферра не стала дожидаться окончания фразы, тем более, что медиум явно и не собирался договаривать. Она вытерла испачканные руки тряпицей, заранее заготовленной специально для этого, и окинула «могилу» хозяйственным взглядом. Гиацинты в маленьких глиняных горшочках ждали пересадки, но Эрманика решила, что сделает это потом. Завтра.

– Так чего тебе налить, Бенцо? – спросила она у капеллана, когда они вошли в пустой дом.

– У тебя тут… как будто ещё пяток призраков живёт, – окинув взглядом просторную общую комнату, сказал Амадини. – Не пахнет хорошим домом.

– Ты в общем-то можешь выпить и в баре, – угрюмо ответила на это Ферра.

– У тебя есть кофе? – спросил падре.

– А как же пара стаканчиков?

– Я не пью в пост, – скупо улыбнулся Амадини. – Но иногда обожаю выводить из себя таких, как наша кама Нетте-Дженца. Это действительно смешно.

– Смешно смеяться над верующими? – покачала головой Ферра.

– Смешно смотреть, как ханжи борются с собой, не зная, что правильнее: праведно вознегодовать или мудро сдержаться, – улыбка Амадини стала ещё шире. – А ты думала, священники всегда должны ходить с лицом, постнее прошлогоднего сена и с мыслями только о Боге? У нас есть чувства, и не в последнюю очередь – чувство юмора.

Эрманика была вынуждена признаться самой себе в том, что действительно считала священников исключительно «постными». Ей и встречались в основном такие, к примеру, приходской священник, к которому дед обожал ходить на проповеди по воскресеньям. Скучнее для маленькой Эрманики ничего не было, даже школа казалась куда веселее. Умел ли улыбаться святой отец из местной церкви? Были ли у него всяческие чувства, оставалось для всех секретом.

Амадини точно был не таким, и что бы он сейчас не говорил, спиртным от него частенько попахивало. Но в пост или нет – настолько Ферра не принюхивалась.

– Так что? Не жалко тебе твоего воображаемого напарника? – спросил Амадини, когда Ферра принесла из кухни свежесваренный кофе.

– Не такой уж он и воображаемый, как выяснилось, – ответила она. – Космо сказал, что такие вот фантомы получаются из неупокоенных душ детей, которые могли бы стать магами, если б не умерли.

«Меня убили», – сказал Альтео.

В этом была какая-то загадка, и внезапно Эрманика задумалась именно об этом. Кто и когда мог убить ребёнка, совсем маленького, судя по обрывочным сведениям? И нельзя ли пошарить по всяческим архивам, чтобы выяснить судьбу семьи ди Маджио? Только неизвестно, с какого города Ремии начинать.

Впрочем, она в любом случае начала бы с Ситтарины. Здесь он появился впервые, в этом самом доме, где так страшно было маленькой Эрми.

– Ферра, – окликнул Амадини. – Ты засыпаешь.

– Я? Нет, – встрепенулась Эрманика. – Задумалась, извини.

– Я говорю: если твой воображаемый маг совсем не то, о чём ты раньше думала, если не ты его придумала, то почему он должен был исчезнуть силой твоего внушения и воображения?

– А я не думаю, что он исчез насовсем, – спокойно ответила Ферра. – Я думаю, для него это некая игра. Вернётся через пару дней.

Или через пару лет. Она как-то даже забыла спросить, где, собственно, мог находиться ди Маджио, когда его не было. Хотя он мог и не помнить. Он говорил, что многое не помнит.

– Ладно, я пойду. Завтра утром дела, надо бы выспаться.

– Кофе тебе не помешает уснуть? – усмехнулась Ферра.

– А почему он должен помешать?

Амадини ушёл, а Ферра выглянула в окно. Космо так и сидел под деревом. Заподозрив неладное, она вышла и потрогала медиума за плечо. Тот взвился так, что Ферра едва не прихлопнула его магией – первым порывом было обездвижить, прижать к земле, а уже потом разбираться.

– Что-то не так? – спросила она у медиума.

– Простите, кама Ферра, – пожилой мужчина попросил помочь ему подняться, зашёл в дом и только там сказал, что немного закоченел.

Новая чашка кофе согрела его, и Космо немного расслабился.

– Что случилось? Почему вы после сеанса вели себя так странно?

– Вам разве известно, как должен вести себя медиум после сеанса? – иронично засмеялся старик.

– Вы уходите от ответа, Космо. Если не хотите, чтобы я применила к вам какую-нибудь технику допроса, говорите прямо, не увиливайте.

Она устала и хотела остаться одна. Но Космо, уйди он сейчас, непременно стал бы причиной бессонницы. Этакой занозой, которая мешает сосредоточиться или расслабиться. Эрманика то и дело бы возвращалась к его странному поведению и не сумела бы сомкнуть глаз. А наутро была бы вся нервозная и злая, и тогда занятие с Леоной Аурелией пройдёт плохо, что ещё отдалит получение вожделенного допуска к работе.

– Я не увиливаю, – сказал Космо. – Можно ещё кофе?

Она сварила очередную порцию, но сама воздержалась. Если всякий раз пить кофе с собеседником, то точно глаза не будут закрываться.

– Эрманика, мы все ошибались, – сказал медиум, отпив немного кофе. – Эта грань всё меняет. Все наши представления. И если Кристо сумел вернуться оттуда, то и кто-то ещё… может.

– Что вы увидели?

– Я увидел луг, реку и солнце с той стороны, – сказал Космо. – Но это не была та река, через которую я помогал переправляться потерявшимся теням. Это была самая обычная речка и самое обычное солнце, только как будто не из нашего мира. Даже не знаю, что подсказало мне… Разве что показалось, что солнце заходит не с той стороны?

– Почему вы решили, что это именно та грань, о которой говорил Альтео? – заинтересованно спросила Ферра. – Что дало вам понять?..

– Я должен вам признаться. У меня была тень, фантом, – сказал Космо. – В юности. После того, как священник провёл обряд экзорцизма, Камилла ушла, и она сказала, что уходит именно за грань. Ни про реку, ни про дорогу, ни про двери она не говорила. Очень хорошо помню, речь шла именно о грани. Я увидел её там, за рекой. Камиллу. Она была готова вернуться, но потом… просто махнула рукой. За эту грань ушел и ваш друг Альтео. Я видел, как они поздоровались, Альтео и Камилла, а я никогда раньше не видел, чтобы духи или фантомы вот так… встречались.

Космо помолчал и сам себе кивнул:

– Это была грань, о которой говорила Камилла. Та самая грань, за которую она ушла.

– А она возвращалась? – решила уточнить Ферра, вспомнив, что совсем недавно Космо оговорился и назвал её этим самым именем: «Камилла».

– Нет, – покачал головой старик. – Но я и по сей день жалею об этом, я любил Камиллу и хотел бы, чтоб она вернулась.

– Мне кажется, я тоже буду жалеть об уходе Альтео, – пробормотала Ферра.

– Нет-нет, не стоит расстраиваться, Эрманика. Ведь ваше решение было верным, а прощание – правильным. Вы погорюете о нём, как о покойнике, а затем утешитесь. В некоторых странах… в некоторых конфессиях принято поминать человека, да и в нашей вере многие еще вспоминают о сороковинах.

– Ну да, тут попробуй не вспомнить, пост-то как раз сорокадневный, – вздохнула Ферра. – Аккурат в Пасху…

– Так вот, лучше не поминать, – сказал Космо серьёзно. – Мало ли каким он вернётся.

– Вообще-то тут вы правы, – ответила Эрманика, которая уже начала рассматривать такую возможность. – В детстве Альтео был тем ещё озорником. А вернувшись взрослым, показался мне безответственным, словно подросток. Как будто ему не тридцать лет, а всего лишь тринадцать. И больше вредил, чем помогал.

– Но вы захотите его видеть. Я знаю, – с нажимом сказал Космо. – Знаете, Эрманика, я, конечно, не Лео… Не Леона Аурелия, не психолог. Но я бы посоветовал вам найти себе близкого человека. Настоящего, живого, а не фантомного. Вам нужно уйти от одиночества, расстаться с прошлым.

– И жить дальше, – спокойно кивнула Ферра. – Я знаю все эти советы наизусть. Я подумаю.

– Вот и хорошо, – медиум допил кофе и посмотрел на донышко чашки.

– Умеете гадать по кофейной гуще? – спросила Эрманика.

Космо вздрогнул и отставил чашку подальше.

– Прощайте, кама Ферра. Надеюсь, больше не встретимся, – сказал он быстро.

Когда он ушёл, Ферра с любопытством заглянула в его чашку. Но там, разумеется, было лишь немножко осадка да кружевной узор пенки.

В ту ночь она спала хорошо, но видела грань – ту самую грань, о которой столько говорилось. Только трава была сизовато-голубая, подёрнувшаяся росой, а за рекой цвела целая роща деревьев с незнакомыми лазоревыми цветами. Они сливалось бы с небом, не будь оно зелёным, а не голубым.

И на берегу реки стояла одинокая фигура с крыльями. Было очень далеко, но Ферре всё-таки показалось, что крылья эти, похожие на стрекозиные, а не птичьи, отблёскивают металлом в лучах закатного розового солнца.

Которое должно было заходить там, за рощей, но медленно падало за горизонт за спиною Эрманики.

На другой день у Эрманики был законный выходной среди недели, а в пятницу пришлось выйти из дома. И уже собравшись, она протянула руку к звонким хрустальным трубочкам.

Колокольчик…

– К чёрту, – сказала Ферра, отдергивая руку. – Хватит этого. Это уже напоминает, как его, какое-то там очередное расстройство.

«Не какое-то, а обсессивно-компульсивное», – непременно подсказал бы Альтео ди Маджио.

Нет, это невыносимо.

Рука так и тянулась коснуться колокольчика, но вместо этого Ферра схватила с вешалки шляпу.

– Дед когда-то говорил: не выходи из дома без бумажника, зонтика и шляпы, – сказала она вслух. – Так и ходил с зонтиком даже в самый ясный день. Да. И вот я тоже вместо всех этих лишних движений лучше буду брать шляпу. Каждый день. Не буду выходить без неё, и даже пару новых куплю к лету! Из соломки и шёлковую!

Она посмотрелась-таки в зеркало – нельзя было не посмотреть на платье, сидит ли оно по фигуре. Похудевшая, даже осунувшаяся, с лихорадочно блестящими глазами, Ферра себе не понравилась.

Проверять, защёлкнулся ли замок, она не стала. Нарочно.

На улице оказалось необычайно жарко для марта. В автобусе стояла духота. Всё казалось каким-то не совсем обычным, как будто что-то неуловимо переменилось, и Ферра впервые за день подумала: мир изменился. Это как войти в давно знакомую, привычную комнату и обнаружить, что шкаф зачем-то передвинули на пару сантиметров, на кровати переложили подушки, стулья поменяли местами – вроде бы всё на месте. Но не как всегда.

В полицейском участке было как-то непривычно тихо. Леона Аурелия отказалась проводить с Феррой очередной сеанс. Она сказала, что им обеим сегодня нужна передышка. Шеф Солто сообщил, что никаких новостей пока нет. Однако немного позже настырный адвокат Джустино Мартини заглянул к Эрманике лично и сообщил:

– Я забираю Орнеллу Канова.

– Как это вы можете её забрать? – взвилась Ферра. – Она вам что, ридикюль?

Она и сама не знала, с чего вдруг сравнила девушку с ридикюлем и откуда вообще выскочило это глупое слово. Приземистому адвокату больше подошёл бы какой-нибудь пузатый чемодан, они составили бы гармоничную пару.

– Она выходит под залог, – важно сказал Мартини, раскачиваясь на носках щегольских ботинок и заложив пальцы за ремень. – А вы не знали, что залог был назначен этим утром? Думал, ваш начальник поставит вас в известность и вы прибежите оспаривать решение.

Ферра скрипнула зубами.

В самом деле, отчего это Солто ничего не сказал про залог? Теперь она чувствовала себя отвратительно беспомощной. Что же делать? Как обезопасить Орнеллу?

– Вы не подождёте буквально пять минут, пока я перекинусь с камой Канова парочкой слов? – спросила Эрманика, с трудом засунув бессильный гнев куда подальше.

Очень хотелось поджечь на Мартини шляпу! Но она сдержалась.

– Хоть парой десятков слов, детектив, – сладко улыбнулся адвокат Братства.