Напарник обмену и возврату не подлежит

ГЛАВА 15. Везунчику снова везёт

В прошлый раз ему удалось записать кое-что прямо в очереди на приём к инспектору в администрации города. Он нарочно записался на этот приём, наплёл про социальное жильё, которое ему положено как инвалиду. Фальшивую справку инвалида по слухам и неработающий слуховой аппарат раздобыл заранее. И сидел, развесив свои уши, слушал. Маленький диктофон размером чуть больше бумажника, готовил на особый случай. И внезапно такой случай предоставился!

Увидев, как член городского совета, Марчелло Габарра, быстрым шагом прошествовал через просторный зал, где за разными столами велся приём по различным вопросам, Везунчик встал со стула и попросил соседа подержать его место. Чутьё не обмануло воришку: следом за Марчелло поспешали два представительных мужчины с заколками в виде маргариток на галстуках.

– Не здесь, – процедил чиновник, не оглядываясь на этих двоих. – Через минуту. В уборной.

И только замечательно слухастые уши Везунчика помогли ему не пропустить эти слова!

Габарра задержался у стола одного из клерков, делая вид, что ему есть дело до работы социальной службы, мужчины с маргаритками встали неподалёку, не выпуская нужного им человека из виду. Ну, а Везунчик ужом проскользнул в туалет, где притаился не в кабинке, а крошечном закутке за ними. Тут было полутемно, стояли швабры и вёдра и пахло соответственно: тряпками. Вот говорят, настоящие-то маги из числа «скрытых» отлично умеют становиться невидимыми. Ну, а мелким воришкам без магического дара остаётся лишь забиться в угол, прикрываясь тёмно-серым халатом уборщицы, а ноги скрывая чёрным пластиковым ведром. И дыхание затаил, и руку в карман сунул, где таился заветный диктофон.

Отличное устройство! Везунчик его купил в магазинчике современных диковинок. Деньги за диктофон и малюсенькие кассеты с него стрясли немалые. Но оно того стоило!

Громилы клана Де Ритта зашли в туалет и принялись распахивать туалетные кабинки, а в закуток уборщицы лишь заглянули и недовольно запыхтели от неприятных запахов. Один из парней приблизился, ворча что-то о том, что в туалете городского совета отнюдь не розами пахнет. Мад Гервас на секунду подумал, что сейчас-то ему и придёт крышка, но тут от входа раздался голос:

– Ну? У меня мало времени, господа.

– Ой да ладно, – сказал тот парень, который стоял чуть дальше от везунчика. – У нас нет желания надолго задерживаться в таком вонючем месте, как это. Правда, Душка?

– Никого, – буркнул Душка, так и не коснувшись халата. – Давай к делу, Габбара.

И оба громилы наконец-то отошли от запашистого угла.

– Давайте, – согласился Марчелло. – Чего вы от меня на этот раз хотите?

– Всего лишь твой голос за будущего мэра, – пояснил Душка – у него был менее грубый голос, повыше и позвонче, чем у его сотоварища. – А лучше всего, если голоса за Сеньо отдадут ещё и твои друзья по прошлым прегрешениям. С кем вы там веселились в компании сопливых девчонок?

– Может, вам ещё и Дульче Понтедро нужна? – ядовито осведомился Габбара. – Ничего не выгорит, парни. Дважды отвечать за один грешок…

– Надо будет – ответишь и трижды, Марко, – сказал первый мордоворот.

– Красавчик, – предупреждающе сказал Душка, – на первый раз можно без рук.

– Ты слишком добрый к этим тваринам из совета, – буркнул тот, чьё прозвище не отличалось большой оригинальностью. – У меня дочь такого же нежного возраста, как девчонки с той оргии.

– Ну так и что же? Дочке Марко всего на пару лет больше, – хмыкнул Душка.

– Только не Кара, – придушенно просипел чиновник.

– Хорошо, – покладисто согласился Красавчик. – Тогда, быть может, просто согласишься, что за Сеньо проголосует вся твоя шайка? Тогда Кара останется невинной до свадьбы с её парнем, как его там?.. А, не имеет значения. Кстати, ты не слишком спешишь? Или Понтедро на тебя наседает, чтобы её сын поскорее остепенился? Намекни ей при случае, что ли: таким дурачкам, как её мальчонка, женитьба не помогает. Им вообще уже ничем не поможешь, кроме хорошей порки.

Что-то неразборчивое, видимо, Габарра очень осторожно выругался. Везунчик же задумался о том, где он совсем недавно слышал эту фамилию – Сеньо. Уж не в приморском ли городке? Да, в порту… Однофамилец или даже родственник кандидата в мэры, который связан с Безголовым. Все они, эти ребята из Братства, так или иначе мазаны одним миром…

А задушевный разговор с Марко всё продолжался.

– Ты ведь всё понял, дружище? Чикко пока не требует слишком многого с городского совета… ведь так? Ведь правда? – задушевно спросил Душка, и на каждый вопрос Марчелло слегка кряхтел.

Везунчик не слышал звуков ударов или чего-то похожего, не исключено, что парни просто затягивали на чиновнике галстук или, к примеру, уши ему крутили. Да мало ли что ещё можно сделать без особого шума…

– Скажи, что понял, – наконец, произнёс Красавчик, и диктофон исправно записал судорожный вдох и рваный выдох.

– Я… я всё понял.

– Что ты понял? – уточнил Душка.

– С городского совета – как можно больше голосов в пользу кандидаты в мэры Сеньо, – скороговоркой ответил Марчелло. – Пожалуйста, могу я уйти?

– Конечно, Марко, ты можешь, – ответил Красавчик. – Пописай, умойся и беги пастись среди девочек… Только не забудь на этот раз убедиться, что они совершеннолетние. А лучше переходи на женщин постарше, чтобы не пришлось влипать в истории. И не забудь, что ты обещал голос даже неподкупной Дульче Понтедро! За язык мы тебя не тянули. Пока не тянули, кх-кх…

Везунчик был уверен, что историю эти же парни из Де Ритта и подстроили. Просто так, на пустом месте, никто не станет устраивать подозрительные оргии.

Но как бы то ни было, а у него появилась отличная запись любопытного разговора. А потом и другая – не менее интересная! – беседа между парочкой членов городского совета. Кассету он сразу переправил Железной фее.

А сам на другой день отправился добывать третью запись в маленькое уютное кафе, где сам Чикко собирался беседовать с Сеньо. О встрече Гервас узнал благодаря своему невероятному везению: поглядывая за парочкой мордоворотов, услышал обрывки разговора. А сам снова остался незамеченным.

Герваса едва не спалили – счастье, что он не забыл нацепить слуховой аппарат, да ещё притворился немым. Широкомордый с шрамом через нос, уже известный воришке под кличкой Красавчик, посоветовал Везунчику пересесть за столик подальше, а когда тот показал, что ничего не понимает, да и мест нигде больше нет, сломал и без того уже неработающий аппарат.

– Он глух, как пробка, босс, – сообщил Красавчик, честно глядя капо Де Ритта в волчьи глаза.

– Так зачем ты раздавил его штучку? – благодушно спросил капо, подавая официанту еле заметный знак.

Почти моментально за спиною Везунчика с грохотом уронили поднос. Но Гервас отлично заметил переглядки капо и официанта, поэтому даже бровью не повёл на жестяной лязг позади.

– Дай этому парню денег за испорченный слуховой аппарат, Красавчик, чтобы он понял, что нам очень жаль, – вполголоса велел Чикко. – А ты, Душка, закажи инвалиду коктейль.

Везунчик изобразил недоумение и затем горячую благодарность, изо всех сил пожал руки сначала Душке, а затем Красавчику, восторженно отсалютовал Чикко бокалом «джози». А после отвернулся от своего благодетеля, вроде как чтобы не глазеть, и потихоньку включил свой диктофон.

Лючано Сеньо, «человечек» Де Ритта и кандидат в продажные мэры, всю эту сцену вёл себя достаточно беспокойно. Везунчик даже не глядя на него, чувствовал эту нервозность.

– Что-то не так, Франческо? – спросил кандидат, когда инцидент с глухонемым был исчерпан и все принялись за еду и питьё.

– Беда всегда может прийти откуда не ждали, – сказал Де Ритта. – Полиция по-прежнему рыщет кругами, да и не только она. Старые стервятники из других кланов тоже хотят урвать свою долю внимания дона.

– Старые стервятники?

– Помнишь такого – Безголового, Лючано? Из Понто-Виэсты, – спросил Чикко, и Везунчик, вот ей-богу, чуть не подпрыгнул, на миг забыв о своей роли инвалида.

– Ну допустим, – ответил Сеньо с осторожностью. – Я когда-то бывал в Понто-Виэсте. Ты должен помнить это время лучше меня.

– Мы ездили туда не так давно налаживать старые связи. И как думаешь, насколько скоро в этом городишке сразу же начались археологические раскопки среди дел двадцатилетней давности?

– Это для меня новость, – сказал Сеньо осторожно. – Но ведь я собираюсь управлять Ситтариной, а не Понто-Виэстой.

– Если мысль управлять Ситтариной появится в голове Сенца-Теста, он явится, – пообещал Чикко с угрозой.

– Да ведь уже поздно что-то переигрывать, кандидаты утверждены, совет будет голосовать на следующий день после Пасхи, – начал Сеньо.

– Переигрывать, может, и поздно, а вот испортить игру тебе в самый раз, – буркнул Чикко. – Сорвать голосование. Исподтишка нагадить. Втереться в доверие к дону – он уже это проворачивал. Будто ты не знаешь?

– Слушай, это ведь не…

– Ты был там, в Виэсте.

– Но и ты был! И ещё много кто! – засепетил Сеньо. – К тому же я-то был ещё совсем мальчишкой.

– Ты помогал.

– Тебя беспокоит не только это? – спросил Сеньо.

– Ты не ошибся. Нам придётся расплачиваться за собственную мягкотелость.

– О чём ты? Совсем не мягкотело было оставить после себя три трупа, и…

– Я зацепился интересами с некоей Феррой из детективного отдела, – сказал Чикко, не слушая, что там бормочет Сеньо. А Везунчик при звуках этого имени чуть не откусил от бокала кусок стекла. – Недавно я узнал, что та притащила из Понто-Виэсты свидетеля. Мы оставили в живых одну женщину. Помнишь?

– Но она по сути ничего не видела, она ничего не знает, – нервно пробормотал Сеньо. – Я оставил её в живых, потому что она ведь даже не знала, что там делает её сын. Его жена и сын кое-кого видели и кое-что слышали, но пожилая кама…

– Я понимаю тебя, Лючано. Тебе было всего семнадцать лет, ты ходил в подручных у Мясоеда Тони, и когда тебе поручили такую работку, ты не смог тронуть бабушку. Но меня беспокоит не то, что было тогда. Меня сейчас больше занимает вопрос… зачем Ферра привезла старуху сюда? Спустя столько лет. А?

– Я разберусь, – ещё более нервно ответил кандидат в мэры.

– Уж изволь разобраться. Потому что мне, видишь ли, некогда. Приходится обрабатывать тех, кто будет за тебя голосовать, а это, шутка ли, больше сорока человек.

– Достаточно набрать больше двадцати одного голоса, – намекнул Сеньо.

– Никогда не знаешь, кто соскочит, поэтому я решил позаботиться о тебе как можно лучше. Ну а ты уж не подведи.

Везунчик кое-как допил коктейль, а к ризотто едва притронулся, так обеспокоил его этот разговор.

Дженна была в опасности. Ферра, конечно, тоже – но Ферра, как-никак, настоящая Железная Фея, она сумеет за себя постоять. А вот славная старушка Дженна ди Маджио ничего не сможет. И значит, Ферру надо предупредить как можно скорее.

Он дождался, пока опасные посетители покинут кафе, а затем потихоньку выскользнул наружу с чёрного входа, пройдя через кухню. Его там пару раз окликнули, но Гервас буркнул:

– Полиция. Под прикрытием! – и поскорее смылся.

Оказывается, снаружи уже успело стемнеть. Вот и хорошо, ворам ночь на руку! Везунчик услужливо помог пьяному толстяку избежать драки за такси, сев вместо него на пассажирское сиденье. Второй претендент на это место незаметно лишился пары купюр – Гервас нынче был добрый и почти честный, взял только то, что торчало из кармана, на бумажник покушаться не стал.

– Гони, – сказал, назвав адрес участка.

Но вот беда, Ферры там не оказалось. Как всегда, если только речь хотя бы заходила о Железной Фее, удача расставалась с Мадом Гервасом.

Эрманика Ферра снова посмотрела на календарь, чтобы убедиться, что Пасха уже скоро. Слишком скоро! А ещё ничего не готово. Хоть бы Везунчик принёс что-нибудь полезное в копилку компромата на Сеньо! Тогда всё сложится отличным образом.

– Пасха уже меньше, чем через две недели, – сказала Дженна за ужином. – Если бы я была дома, наготовила бы много вкусного. Панеттоне, сырный пирог, запечённое мясо… Может быть, я уже могу вернуться в Понто-Виэсту?

– Побудьте здесь ещё немного, – взмолилась Ферра. – Иначе я буду сходить с ума, думая, как вы там.

– А я схожу с ума, гадая, не нашлись ли мои ребятки, – возразила Дженна. – Особенно если найдётся только Альтео. Что тогда? Его ведь сдадут в приют! Он ведь маленький, несамостоятельный.

Сегодня с утра Ферра поговорила с Леоной Аурелией насчёт состояния камы ди Маджио.

– Скорее всего, если вы ей расскажете о произошедшем, она опять об этом забудет, – сказала психолог. – Этот цикл так просто не прервать. Её мозг всячески избегает самого страшного. И вы ничего нахрапом не сделаете – двадцать лет прошло в таком режиме.

– Так мне избегать таких бесед с нею? – спросила Ферра.

– А вам так хочется разрушить её и без того хрупкую психику до основания, с гарантией, что уже ничто не восстановится? – спросила Нетте-Дженца. – Для чего вам это?

– Я хочу рассказать ей о том, что Альтео был со мной много лет, – сказала Ферра, – может быть, это наведёт её на мысли о том, что произошло с самим Альтео в его детстве, отчего ему стал являться Лаэртэ.

– Не забудьте пояснить, что Альтео у вас был фантомный. Как и Лаэртэ у него, – с нажимом сказала Леона. – Я бы даже несколько раз об этом упомянула, кама Ферра. Хотя нет, если честно – я бы не стала заводить этот разговор.

– Вы не считаете, что ей стоит выйти их этого цикла? Хотя бы дожить, что осталось, в ясном сознании. Она даже может успеть чему-то порадоваться, – не очень-то уверенно спросила Эрманика.

– Как мозгоправ, я согласна: ясное сознание важно. Но как человек, Эрманика, я боюсь что-то советовать. Сможет ли пожилая женщина порадоваться чему бы то ни было и захочет ли жить дальше? Быть может, вам лучше привести её ко мне на приём. Кроме участка, я принимаю вот здесь, – Леона Аурелия написала адрес. – Вам сделаю скидку. Но…

– Не думаете, что ей останется хоть что-то, чему радоваться, да? – проницательно спросила Ферра.

– Думаю, что вы нуждаетесь в ней, даже больше, чем она в вас. Дженна ди Маджио первая, кого вы захотели не просто впустить в свой дом, а приютить, сделать частью своей жизни. Что ж, это хорошо и похвально, но теперь вам, видимо, хочется больше.

– Хочу, чтобы её кошмар прекратился. Это яд, смешанный с надеждой, отчего он не перестаёт быть ядом. Каждый раз ей приходится заново переживать потерю и надеяться, что семья жива, и бог знает, сколько раз она там, в полиции Понто-Виэсты, слышала об их смерти. При этом, Леона, иногда она помнит меня, иногда нет, но всегда относится ко мне так тепло, словно я часть её семьи. И это тепло, оно делает мне больно, но заставляет чувствовать себя живой.

– Приводите, приводите Дженну ко мне, – вздохнув, сказала Нетте-Дженца. – Завтра, восьмого апреля. Я посмотрю, что можно сделать.

Такой вот у них этим утром был разговор. А этот вечер следовало потратить на уговоры Дженны.

– Хотите посидеть со мной на заднем дворе? – спросила Ферра. – Я там поставила скамеечку. Вечер тёплый, возьмём туда чай, если хотите, и посидим вдвоём. Конечно, морем и не пахнет, но зато зацветает абрикос.

– Что у тебя там? Могила любимой собаки? – спросила Дженна. – Я видела, как ты разговариваешь с землёй под тем деревом.

– Видите, ли Дженна, – сказала Ферра решительно. – Там могила, но не собаки. Это кенотаф.

– Пустая могила? Но чья? Выглядит очень маленькой, – сказала Дженна, оглядывая крошечный холмик, поросший юной травой.

– Моего… нет, нашего Альтео, – усаживаясь на скамеечку, произнесла Ферра. – Выслушайте меня, Дженна. Дело в том, что ваша трагедия произошла не несколько дней назад. Прошло двадцать лет.

Кама ди Маджио помолчала, подумала, покусала губы, стоя возле старого абрикосового дерева, а потом выговорила с явным затруднением:

– Эрманика, девочка… А ты уже… Ты не говорила мне этого раньше? Один или несколько раз?

– Н-нет, такой беседы у нас ещё не было, – покачала головой Ферра.

– Хорошо. На минуту мне показалось, что я знаю это место. Этот холмик, дерево и дом… И тебя как будто вижу не впервые. Но мы же знакомы дня два, три, как я приехала в Ситтарину, чтобы добиться правды? Так?

– Нет, Дженна. Вам не кажется. Ваш разум двадцать лет отказывался принимать ту правду, которую вы узнали через несколько дней после того, как потеряли семью.

– Двадцать лет, – прошептала Дженна. – Это многое объясняет, – сказала она после небольшой паузы. – Да, многое объясняет. Но и многое меняет, ведь так?

– Да, пожалуй, – сказала Ферра, немного сбитая с толку тем, что всё получается как-то слишком просто. – Не пугайтесь, Дженна, я всё расскажу по порядку. Вы помните Лаэртэ?

Дженна села на землю возле скамейки, уставившись куда-то в пространство. Всё-таки она не была в порядке. Просто медленно осознавала всё по порядку, проживала те двадцать лет, за которые не осознавала себя.

– Я помню Лаэртэ, – сказала кама ди Маджио только губами, сухими, потрескавшимися, бледными. – Я помню, как Альтео однажды попросил поставить ему стул и тарелку, и до конца ужина они стояли в неприкосновенности.

– Когда я была маленькой, мы пели с бабушкой про ласточку, – сказала Эрманика. – Мы тогда снимали маленький домик в Понто-Виэсте, и вот…

Она вынула из кармана жакета свернутую в трубку тонкую тетрадь.

– Маленькая девочка и кама в жёлтом платье сидели на крыльце пристройки к дому старого кама Грегорио и пели «Мамма ла рондинелла». Красивая песня, – прочитала Дженна, щурясь в сумерках, хотя Ферра и подсветила текст кончиками пальцев. – Лаэртэ сказал, что мы должны узнать слова и спеть её вдвоём.

– Этой девочкой была я. Вот наша первая точка соприкосновения, – сказала Ферра. – Потом мама с отцом развелись, и я долго не могла прийти в себя, принять то, какой стала мать. Мне было тогда лет восемь, я была одинока и напугана в новом доме в Ситтарине, и вот тогда появился Альтео. Он… он спел мне песню про ласточку, как моя бабушка, только иногда путал слова. Я никому не рассказывала о том, что у меня теперь есть Альтео, а кроме меня, его никто не видел и не слышал.

Дженна слушала молча, но Ферра видела, что иногда плечи пожилой женщины вздрагивают.

Она медленно сняла магические ортезы – как всегда, с болью и трудом, потому что магия незримыми ниточками всякий раз прошивала пальцы, соединяя нервы с перчатками. И положила руку на склонённую голову Дженны. Слабые и больные пальцы вздрагивали, но Эрманике было всё равно – сейчас она не собиралась ими крушить или колдовать, она просто хотела, чтобы Дженна почувствовала, что не одна.

– Прошло лет, наверное, десять, и Альтео стал появляться всё реже, а потом и вовсе исчез. Не стало его шуточек, его дурацких розыгрышей, его смеха. И я злилась на него. И особенно злилась, когда Альтео появился вновь – в день, когда террористы напали на управление полиции, убили нескольких моих друзей и покалечили мне руки. А потом… Потом мы с ним поссорились, и он сказал, что хочет уйти навсегда. Экзорцист помог сделать так, чтобы Альтео нашёл дорогу туда, откуда не возвращаются. И теперь я жалею, что его больше нет. Вот такая история, Дженна.

– Я была права, он не умер, – сказала кама ди Маджио и перекрестилась.

– Вы удерживали его по эту сторону, но я не знаю, почему он пришёл ко мне, а не к вам, – сказала Эрманика.

– Может быть, тебе было нужнее, – сказала Дженна и всхлипнула, но не разрыдалась. – А может… что вероятнее… потому что детям всегда легче найти путь к сердцам друг друга. Я пойду, моя дорогая. Завтра я уеду.

– Завтра мы с вами записаны к одной моей хорошей знакомой, – Ферра сползла со скамейки и села рядом с женщиной на землю. – Мы сходим туда вместе и поговорим, просто поговорим. Хорошо?

– Для чего? – спросила Дженна.

– Ради вас, чтобы… – Ферра запнулась и не смогла найти объяснений. – Просто ради вас, Дженна. И мне бы хотелось, чтобы вы переехали ко мне. Это большой дом, мы не стесним друг друга. Но зато вдвоём нам будет не так одиноко.

Неожиданно кама ди Маджио перестала плакать, вытерла лицо и спросила достаточно спокойным, трезвым тоном:

– Я хочу вернуться в Понто-Виэсту.

– Дженна, я…

– Мне надо побыть одной. Может быть, чуть позже я продам свой дом и перееду к тебе, девочка – ты нуждаешься в присмотре, это заметно. Но сейчас я хочу побыть одна.

– Хорошо. Завтра я куплю вам билет, – сказала Ферра. – Хотя если бы вы согласились посетить со мною психолога перед отъездом…

– Тогда – послезавтра? – спросила Дженна, взяла руки Эрманики в свои и сжала. – Да, давай послезавтра. Спасибо тебе, Ника.

– За что?

– За то, что Альтео всё-таки был, – ответила пожилая женщина. – За то, что он ещё какое-то время был, пусть и не со мной, и ещё за то, что рассказала. Я ведь чувствовала, что вокруг что-то не так, но не могла понять. И я наконец-то… ничего не жду.

Тут она всё же разрыдалась в голос. Всплакнула и Ферра, обнимая Дженну ди Маджио, укачивая её, гладя по вздрагивающим хрупким плечам. Но всё прошло, едва она увидела, что в доме, где приветливо светились окна, движется чья-то тень.