Вечер оказался удивительно тихим. Не хватало ему безмятежности и умиротворения, но всё же Ферра с удивлением поняла, что ей сейчас хорошо.
Всё словно встало на свои места и виделось ясным и чётким. Она понимала, как будет действовать и что должно получиться в итоге. Даже не понимала: знала.
И горечь потерь не мешала ощущению того, что всё идёт так, как надо. А когда рядом на ступеньку крыльца опустился Альтео, накрыл плечи Ферры уютным пледом и прижался к ней боком, стало совсем хорошо, как будто всегда так было.
– Мне приятно тебя касаться. Приятно, когда ты касаешься меня, – сказала Ферра.
– Это всё оттого, что я успел неплохо тебя изучить и точно знаю, с какой стороны подойти, – ответил Альтео.
– Ты никогда больше от меня не уйдёшь?
– Я не могу этого обещать. Не знаю, что мне уготовано и сколько позволено быть здесь, с тобой и Дженной. Но буду рад провести с вами всё, что отмеряно.
– Ищейка сказал тебе что-то? – поняла Ферра. – Что-то, отчего тебе страшно? Тебе придётся пожертвовать собой, чтобы избавиться от этого мага?
– Думаю, у меня будет выбор, и он не кажется мне честным. И я не сказал бы, что это страшно, раз меня уже убивали и даже хоронили, – сказал Альтео и обнял Ферру за плечи под накинутым пледом. – К тому же, если придётся вновь остаться без тела и уйти за грань… я теперь знаю, как вернуться.
– И тот дух знает, – забеспокоилась Ферра.
– О нет, на того духа у нас управа найдётся, – засмеялся ди Маджио. – Но давай не будем о планах. Давай о них поговорим завтра, хорошо? Я хочу побыть здесь и сейчас, и только с тобой.
– Ты знаешь обо мне всё, и я не могу даже представить, о чём мы можем поговорить, – сказала Эрманика.
– Всегда можно пообщаться без слов, – ответил Альтео, но Ферра как-то пропустила намёк.
Она давно забыла язык флирта, язык тел, когда двое заигрывают всё смелее и становятся ближе близкого. А ди Маджио не торопил.
– Хотя у меня остались ещё вопросы. Тот мальчик, чей дух был с тобой в детстве… Мне показалось, что я слышала его голос в больничной часовне, – сказала Ферра. – Это было так странно, слышать его.
– Лаэртэ, – кивнул Альтео. – Без него я был бы куда более одинок и угрюм. Это он научил меня радоваться и справляться с бедами.
– У тебя было не самое светлое детство, – сказала Эрманика.
– Да нет, оно было вполне неплохим, если не считать факта, что другие дети считали меня странным и не хотели дружить. Я едва ли не с рождения умел вытворять всякие интересные штуки, но приходилось держать все свои умения при себе. Иначе меня никто и знать не хотел. И в церковь бы не пустили. А ведь пение в церкви было настоящей отдушиной.
– Так ты и познакомился с Лаэртэ, маленьким певчим, – сказала Эрманика.
– Он тоже был по-своему одинок, – сказал Альтео. – Но с ним я стал чуточку побойчее…
Ферра вдохнула, словно собралась нырнуть в ледяную глубину океана, и спросила:
– А почему ты пришёл ко мне, а не к Дженне? Ведь это её воля удерживала твой дух по эту сторону.
– Я пришёл к одинокой девочке, которую мельком однажды встретил на побережье в Понто-Виэсте. Ты не помнишь. Вы с бабушкой и дедушкой сидели на берегу моря. В тот день были волны, купаться было нельзя, а тебе так хотелось ещё раз окунуться перед отъездом. Вот вы сидели и пели на три голоса «Mamma la rondinella».
– Мама, там ласточка над морем, мама, там ласточка летит, – тихонько пропела эту самую песню Эрманика. – И ты только поэтому…
– Эта песня стала ниточкой. И кто ж знал, что нитка окажется такой крепкой? – спросил Альтео.
– Никто не знал, – честно ответила Ферра. – Если б мне кто пару месяцев сказал, что ты, призрак-приставала, вдруг появишься во плоти – я бы его послала подальше. Но вот ты… рядом. И мне с тобой спокойно. Как будто сердце скиталось по ледяной пустыне и вдруг вернулось домой. Хотя глупо сказала, разве может сердце…
– Я понял, – прошептал Альтео. – Я же знаю все твои песни, все твои привычки, помнишь? Никто не знает тебя так, как я. Даже ты.
Его губы оказались так близко. Вечер был такой тёплый, так обнимал их обоих своей мягкой темнотой… Невозможно было противиться этому теплу и этим объятиям.
И Ферра повернулась к Альтео, чтобы он смог её поцеловать. Его губы оказались точно такими, как ей представлялось: нежными и упругими, мягкими и требовательными, чуть сладкими и чуть терпкими одновременно.
И огонь занялся – не вспыхнул сразу, но принялся подниматься медленно, заливая всё тело постепенно от кончиков пальцев и от затылка к животу, груди, сердцу. После этого поцелуя Эрманика уже не помнила, как они оба оказались внутри дома, хотя остатков рассудка ей ещё хватило, чтобы запереть дверь изнутри. После этого то ли море плеснуло, отнесло их в спальню, то ли ноги сами туда пошли, не спрашивая у головы. Но они с Альтео оказались на кровати в полной темноте…
И их ждало там волшебство. В этой темноте не было места никому, кроме них двоих и магии чувств. Здесь Ферра показала, на что способен её огонь, а Альтео – что может одна лишь только нежность. Когда они касались друг друга, под пальцами вспыхивали пятнышки света. Это был тёплый, мягкий и добрый свет, который не обжигал и не слепил, а лишь подсказывал, где ещё могли остаться нетронутые руками или губами местечки. А когда оба их тела зажглись, и не осталось ни одного тёмного пятна, и стало невозможно сдерживаться, Ферра закрыла глаза. Отдаваясь Альтео и ощущая его каждой частичкой себя, она знала, что становится сильнее с каждой секундой. Что они оба теперь – словно новорожденные языческие боги, вышедшие из кузницы мироздания. Бессмертные, неуязвимые, непобедимые…
– Я никогда не думал, что это настолько прекрасно, – сказал Альтео, когда волшебство, текущее в их телах, прекратило свою восхитительную циркуляцию и свет начал угасать. – Не просто чувствовать, а вот так. Любить и быть с любимой женщиной. Для этого стоило родиться вновь.
– Предлагаю ещё и жить как можно дольше, чтобы повторять это снова и снова, – сказала Эрманика, с трудом выплывая из тёплых волн воображаемого моря в сухую и грубую реальность.
С той лишь разницей, что теперь здесь было намного приятнее и теплее находиться. Теперь рядом был настоящий Альтео ди Маджио, друг, напарник, любимый человек. С приходом Дженны Ферра почувствовала себя почти такой же живой, как прежде. С появлением Альтео стала по-настоящему живой.
Но сон сморил её прежде, чем она сумела передать эту мысль напарнику.
Утро было как утро. Ничего особенного. Просто Ферра не привыкла просыпаться не одна. Так что в первую очередь она вздрогнула, увидев мужскую руку рядом с лицом на подушке, затем окинула вольготно раскинувшегося поверх одеяла мужчину быстрым оценивающим взглядом и лишь потом улыбнулась.
Под подушкой не было пистолета – лежал в тумбочке возле кровати. На руках не было маг-ортезов – остались где-то в другой вселенной или, может быть, в душевой. И при всём этом, при проснувшемся напряжении и очнувшейся тревоге, на душе не было застарелой боли. Той, которая становится обугленными корками, из-под которых сочатся сукровица и гной…
Нет. В мире не стало меньше страха и боли, но чуть ли не впервые Ферра поняла, что это не единственное, что есть в жизни. Есть ещё и радость, и нежность, и что-то неуловимо светлое, как огоньки в темноте, что зажигались под кожей при поцелуях. И не в том дело, что появился мужчина, как наверняка расценили бы это состояние домовитые кумушки, считающие, что счастье женщины исключительно в замужестве. И даже не в том, что закончилось одиночество.
Просто это были именно те перемены, которые исцеляли Эрманику. Просто на выжженной земле вдруг проклюнулись ростки.
Она встала, стараясь не будить Альтео и, напевая под нос какую-то пустяковую песенку, которую даже не помнила до конца, отправилась умываться. Когда вышла из душа, на кухне ждали кофе и хрустящий поджаренный хлеб, щедро намазанный печёночным паштетом из запасов Дженны.
– Сейчас нагрянут гости, уже звонили, – сообщил Альтео.
– Да, мы ждём Космо и Везунчика, – улыбнулась Ферра.
– Стоит ли привлекать к этому Мада? Он же еле ходит.
– Если мы его не привлечём, он смертельно обидится, – заверила его Эрманика. – К тому же без него не обойтись, ведь Чезаре надолго от него оторваться не сможет.
– А, это да, – сказал Альтео, – если я отходил от тебя далеко и больше, чем на пару часов, то было чертовски сложно потом тебя найти и тем более вернуться.
– Но тебя не было несколько лет, когда ты пропал в первый раз, – напомнила Ферра.
– Ты выросла и нашла себе мужчину, я думал, что на этом всё, – ответил ди Маджио неохотно. – Я хотел уйти за грань, но болтался где-то… Там, помнится, был пустой берег. Знаешь, память вытворяет странные штуки, когда возвращаешься. И чем ближе был к грани, тем хуже с памятью. Забываешь даже самое важное. Я не помнил Дженну все эти годы и не знал, что с нею стало. Я даже не помнил, как меня убили.
Ферра отхлебнула кофе и кивнула.
– Стало быть, Гатто помнит всё, потому что даже не отправился к этой грани. Остался тут.
– Мы с Космо вчера обсудили это. Он говорит, что я сотворил нешуточную прореху и она до сих пор как следует не закрылась. И что закрыть её можно… только восстановив зыбкое равновесие сторон. Но что именно нужно сделать, мы так и не поняли.
– Разве ищейка не подсказал?
– Кто? Томмазо? Ну да, поделится он драгоценными знаниями, как же! Сидел и усмехался, старый пень, – небрежно фыркнул Альео.
– Ты знаешь его имя? – поразилась Ферра. – Он сказал?
– Ни за что бы не сказал, но я умею узнавать, – ответил ди Маджио. – Пожалуй, если и стоит как-то восстанавливать равновесие – так это скинуть куда-то вот эту мою связь с той стороной. Мне не нравится чувствовать сверх того, что положено чувствовать обычному человеку. Исключение составляешь разве что ты! Но на тебя у меня и у обычного хватит сил.
Тут он посмотрел поверх чашки так хитро и многозначительно, что Ферра расхохоталась.
– Мне с тобою хорошо, несмотря ни на каких магов и мафию. И даже несмотря на прорехи, – призналась она.
– Знаю, – ответил Альтео лукаво. – Я и говорю – ты исключение. И мне нравится это счастливое исключение. Но лучше бы я знал, кто этот маг – тогда мы сразу пошли бы и прихлопнули его.
– Нет. Он просто сменит седока, уверена, – сказала Ферра. – Да и остальные… Как бы то ни было, но маг не единственная наша цель. И даже не основная.
– Да, понимаю. У тебя огромные планы. У нас, – ди Маджио, поправив сам себя, допил кофе и очень довольный собрал посуду со стола. – О! Кажется, Везунчик подъехал. Уже сам, на такси.
Везунчик действительно прибыл один, хоть и шёл, пользуясь тростью, отдыхая каждые пару шагов. Если б не Альтео, Ферра не признала бы друга: он, хитрец, изменил внешность. На нём красовался старомодный и потёртый плащ-тренч оливкового цвета, мятая кепка с сорванной кокардой – ни дать, ни взять ветеран давным-давно закончившейся войны. Вдобавок Гервас добавил себе немного грима и нацепил искусственную седую бородку.
– Позаимствовал у одного там, – неопределённо махнул он рукой на расспросы Ферры.
– Украл на складе личных вещей, – хмуро наябедничал на него Чезаре Гатто, появляясь у кухонного окна.
Стоял, сложив руки, и только слегка просвечивал. Призрачная полицейская форма, приглаженная причёска, словно фантомам выдавали гель для волос, сведённые к переносице тёмные густые брови… Его вид вызывал у Ферры чувство невыносимой горечи. Не уберегла. Как будто стоило отпустить от себя – даже просто к Луиджи Сарчинелли! – и он сразу погиб. А вот о том, что и сама Эрманика могла погибнуть, почему-то не думалось, словно проскальзывало мимо.
– Так мне пришлось там порыться! Возле больницы всё ещё крутятся два пижона в полосатых брюках, – доложил видоизменённый Везунчик. – У них, между прочим, на галстуках заколки с корабликами, так что это парни Канова. Не нравится мне, что они там крутятся.
– Что ещё ты заметил? – спросила Ферра жадно.
Везунчик окинул её внимательным взглядом и широко осклабился.
– Я много чего заметил и узнал, – сказал он. – Но и вы двое тут времени зря не теряли, как я погляжу. Не могу сказать, что сильно рад, но раз уж мне с вами, моя Фея, невозможно соединиться, так я всё же порадуюсь.
– Не тяни, Везунчик, – сказал Альтео, даже не думая смущаться.
– Мы спросили журнал посещений, подняли разные бумаги, – сказал Гатто, – кам Гервас поспрашивал дежурных медсестёр. Двадцать первого апреля некая дама посетила больницу с благотворительной целью, якобы пожертвовала деньги на тех, кому не хватает на операцию или лечение. Имени она не пожелала назвать, но обходила больницу вместе с одним из медбратьев, потому что была с костылём и сильно прихрамывала. Медсестре показалось, что вместо кисти левой руки у женщины деревянный протез в перчатке. Стукнула она им о стойку пару раз…
– Это всё я узнал! – похвастался Везунчик. – Но ваш любимчик, моя Фея, подсказал пару раз, какие вопросы задавать. Так что мы, можно сказать, снова поработали в паре.
– Мне уже надоело менять напарников, – отчаянно размахивая руками, вскричал Гатто. – Мне не нравится быть фантомным! Я не хочу пропадать в эту темноту, где ничего нет! Не хочу видеть чужие смерти и читать чужие мысли!
– Жаль, что так вышло, – сказала Ферра, стараясь не морщиться и не плакать. – Ты моя скорбь, Чиро, и если бы я могла – вытащила бы тебя, но…
– Я не хочу быть вашей скорбью, детектив, – уже тише сказал Гатто. – А больше всего мне жаль, что тела нет, а чувства все остались. Знаете, призрачная боль – тоже боль, только никакие средства уже не помогут.
– Попробуйте обратиться к Леоне Аурелии Нетте-Дженца, она дипломированный полицейский психолог, – голосом как из телерекламы сказал Альтео.
– Поддерживаю, она роскошная женщина и наверняка такой же специалист, – внезапно поддержал рекламную кампанию Аурелии Везунчик. – А где, кстати, специалист по общению с незримым?
– Космо? – спохватилась Ферра. – Должен быть здесь.
Медиум прибыл с пятнадцатиминутным опозданием.
– За мною следили, причем и физически, и магически, – пожаловался он. – Мне пришлось прибегнуть к некоторым, не побоюсь этого слова, отчаянным мерам.
– Он вызвал целую толпу призраков, а потом был вынужден изгонять их скопом, – доложил Гатто.
– И это при том, что я не сторонник таких методов ухода от погони, – сказал Космо. – Но следящие за мной по крайней мере сбиты с толку. Машину мне, правда, пришлось оставить за три квартала отсюда, чтобы преследователи думали, будто я сижу в библиотеке.
– Там за него сидит фантом, правда, кроме мага, его никто не заметит, – снова встрял Гатто.
– Откуда он всё знает? – спросил Везунчик с искренним интересом. – И почему наедине отмалчивается?
– Потому что мне не нравится всё видеть, знать и понимать, но ничего не мочь! – тоном обиженного пятилетнего ребёнка заявил Чезаре.
– Это и понятно, – успокоил его Космо. – Так сегодня мы начнём с малого? Я правильно понял?
– Сейчас мы с Везунчиком отправимся в гости к Лючано Сеньо. Лауру Морьяди я собираюсь навестить позже, – ответила Ферра. – Но сегодня или завтра, пока не знаю.
– А этот адвокат, как его, Мартини? – спросил медиум.
– Вечером я позвонила шефу, и он вызвался отправить парочку писем и сделать парочку звонков куда надо, – сказала Эрманика. – Думаю, за сегодня он управится.
– Эх, жаль, не увижу, как этого мопса берут за брыли, – вздохнул Везунчик.
– Я не понимаю, почему не нанести визит сразу Лауре, – сказал Гатто. – Считаю, что она наш главный маг.
– Но ловушку, похоже, выстроил Сеньо. Подставы и подлоги, ловушки и хитрые ходы – его стиль, – сказала Ферра. – Пока Лаура пробивается в дамки к дону Альтеридже, Сеньо потихоньку гадит за её спиной. И надеется, что я сделаю свой ход против Лауры. Недаром позавчера он так спокойно отнёсся к визиту полиции! Думает, что ход за мной и что я в ярости ворвусь в его дом… Ну и всё произойдёт как бы само собой. Очень удобно: полицейская шавка сорвалась с цепи и накинулась на него, бедного несостоявшегося мэра. Ну и начнётся: продажная полиция, пришлось отбиваться, посмотрите, какие красивые трупы… В общем, как по мне, Сеньо думает отыграться, вот и затеял всё это. И может быть, даже вырвется если не в непосредственно мэры, то в члены городского совета Ситтарины.
– А мне кажется, что это подстава Морьяди-Канова, – упрямо заявил Чезаре. – Иначе как объяснить участие мага в нападении на больницу?
– Очень просто: они напали несогласованно. Стрелок, накрытый защитной магией, пришёл позже других, – ответила Эрманика. – Он мог прийти отдельно, под шумок. И идти по заранее поставленным меткам. Нет, просто так без подготовки я к Лауре не сунусь.
– А если этот таинственный маг всё же не она? – спросил Альтео. – А ты сунешься к Сеньо просто так, без подготовки и поддержки?
– Это она, – горячо заявил Гатто. – Это она, я уверен.
– А ты можешь пока найти её? – спросила Ферра с надеждой. – По данным полиции, она в загородном доме своего покойного отца.
Призрак нахмурился и покачал головой.
– Я не знаю, как отделиться от Везунчика на такое расстояние.
– Альтео мог, – огорчилась Ферра.
– Он не простой фантом, я же говорил, он – сильный маг, – сказал Космо. – Ему было многое дано даже в развоплощённом состоянии. Наш Чезаре – обычный дух, который не может оторваться от своего носителя.
Везунчик прищурился.
– Я мог бы съездить, только скажите – куда, – предложил он. – Побуду поблизости, а мальчик выяснит, там Лаура или нет. Если нет, то мы вместе поищем.
Но Эрманика качнула головой.
– Тебя могут заметить. К тому же ты нужен мне в сегодняшнем предприятии. Так что решено: делаем что должны и от плана стараемся не отступать.
Подумала и добавила:
– Если вдруг мы встретим Лауру там, в доме Сеньо, или если всё-таки этот могущественный маг – Лючано, а не Лаура… Мы примем бой. Хотя наша цель всё-таки арест Сеньо, а не драка с ним, но иногда, сами понимаете, обстоятельства складываются не так, как нам бы хотелось.