Незнакомец лежал на низкой грубо сколоченной кровати. Его руки над головой удерживали массивные деревянные колодки. Глаза закрыты, зубы сжимали обструганную палочку. Невозможно было понять, в себе ли он. Но происходило что-то… непостижимое и пугающее. Голова запрокинута, лицо наливалось уже знакомым голубым светом, который будто расползался по шее, спускался на гладкую грудь, видневшуюся в вороте разорванной сорочки. Белая ткань сейчас была мокрой и желто-зеленой в свете горящих свечей. Вероятно, Чиро пролил отвар.
Сердце пропустило удар. Незнакомец велел мне никуда не лезть. Но ведь я уже здесь. И я все увидела. Как любит говорить иногда Пилар: обратно не развидеть! А раз не развидеть, я могу хоть немного помочь. Слуга искалечен из-за меня. Я повернулась к Чиро. Тот как раз снова наливал в миску из бурлящего котла, разбавил водой. С трудом поднял со стола — и та заплясала в его руке. Содержимое расплескалось. Я поймала его перепуганный взгляд. Лицо пошло нервными пятнами, взмокло, глаза покраснели. Я буквально чувствовала его отчаяние и панику.
Я подошла и решительно забрала миску:
— Я помогу. Я и так все увидела. Чего, уж, теперь… От меня тоже может быть прок. Только покажи, что делать.
Слуга колебался, я видела яростное смятение в его глазах. Наконец, он решительно покачал головой, замычал, выражая протест, взял чашку у меня из рук. Поставил на стол и вновь принялся наливать. Но забрать я ему не позволила. Подхватила сама и решительно направилась в комнату:
— Показывай, что делать! Вдвоем у нас получится лучше.
Бедняга Чиро лишь мычал у меня за спиной, но я не обращала внимания. Проснулась какая-то азартная решимость.
Работы я не боялась. Да и не считала ее ниже своего достоинства, как сестрица Финея. Нянька правильно говорила: хоть я девица и благородная, с именем, но все должна уметь сама. Потому что никто не знает, как жизнь сложится, да какой муж достанется. Чтобы вести хозяйство, нужно знать все изнутри, чтобы слуги не обманывали. И самой руками почувствовать, и не брезговать. А когда Пилар болела — я с малолетства сама за ней ухаживала.
Я поставила чашку на табурет у кровати. Чиро, тут же, замахал на меня руками, чтобы уходила. Но усердствовал совсем недолго. Видимо, мы теряли время. Он кинулся к табурету, подхватил большую губку, смочил в желто-зеленом отваре и принялся обтирать своего господина. Там, где на коже проступало это голубое свечение. И оно на время затухало, а над губкой поднимались тенета сизого тающего дымка. Но все это надо было делать снова и снова. И менять чашку, как только отвар начинал терять цвет.
Рука Чиро дрожала. Я размотала свои бинты, забрала у него губку:
— Я все поняла — гасить этот свет.
Тот снова замычал, замотал головой, выражая протест, махал над чашкой, запрещая.
Я не обращала внимания. Села на край кровати.
— А ты возьми вторую чашку. Наливай, а когда надо поменять, чем-нибудь стучи — и я ее заберу. Так мы не будем терять время, и отвар все время будет свежим.
Слуга сдался и вышел за дверь.
Я смочила губку и только теперь поняла, почему Чиро запрещал — кожу ощутимо драло, будто крапивой. Но никаких следов не оставалось. Я сцепила зубы, сцеживая выдох. Ничего, нужно просто немного потерпеть. Это не самое страшное.
Я коснулась губкой лица своего спасителя, и заструился легкий дымок. Несчастный обмяк в своих колодках, дыхание стало чуть ровнее. Я обтирала его шею, грудь, не думая, что предо мной незнакомый мужчина, и это было попросту неприлично. Он был человеком, который боролся с какой-то неодолимой силой. Страшной силой, о которой я не имела никакого понятия. Он страдал. И я искренне хотела облегчить эти страдания. Чем бы это ни было… Он спас меня, а я очень хотела спасти его.
Я не считала, сколько раз бегала за новой порцией отвара. Много, очень много. Чиро готовил его, буквально не переставая. Наконец, это голубое свечение стало ослабевать, тускнеть, и мой подопечный начал легче дышать. Его грудь под моей рукой вздымалась медленно, размеренно. Зубы разжались, и на лице отразилось спокойствие. Теперь он будто безмятежно спал и был похож на поверженного прекрасного рыцаря.
Видимо, все осталось позади. Я прочитала это на блаженном лице Чиро. Бедолага выглядел очень уставшим, буквально раздавленным. А я понимала, что не окажись меня здесь, все могло кончиться иначе. Чиро мог не справиться. Не знаю, что было бы тогда с его господином, но что-то подсказывало, что ничего хорошего.
Чиро вытащил металлический штырек, запирающий колодки, освободил руки своего хозяина. Поклонился мне несколько раз, едва не встал на колени — травмы помешали. Я удержала его и усадила на табурет.
— Перестань. Меня не за что благодарить. Если бы не я, ты бы не нуждался сейчас в помощи.
И мы сидели молча, глядя на то, как ровно дышит мой спаситель. Через какое-то время я осознала, что снаружи уже не выло, и повисла странная непривычная тишина. Был слышен треск очага и свечных фитилей.
Длинные ресницы незнакомца дрогнули, и он, наконец, открыл глаза. Какое-то время смотрел на нас с Чиро мутным взглядом. Его глаза изменились. Стали серыми, как сталь. Без всяких голубых отблесков. Такими я их и запомнила. Или почти такими.
Придя в себя, он посмотрел на меня и отвернулся, будто стеснялся собственного положения. Процедил с раздражением:
— Выйди отсюда. Я должен переодеться.
Я не заставила просить дважды, сама чувствовала себя неловко. Я прикрыла за собой дверь, собрала свою просохшую одежду. Сколько времени прошло? Я не могла даже предположить. Может, час.. А, может, пять … Но оконце казалось серым. Значило ли это, что уже спускались сумерки? Пилар там с ума сошла!
Скрипнула дверь, и я обернулась. Незнакомец сменил одежду и стоял, прислонившись к стене. Он зря поднялся. Наверняка был еще слаб, это чувствовалось в каждом движении. Едва стоял на ногах. Но я промолчала.
Он стиснул зубы:
— Пообещай, что ни одна живая душа не узнает о том, что ты здесь видела. Пообещай мне!
Наверное, ожидаемо… Я с готовностью кивнула:
— Конечно, я обещаю.
Он двинулся на меня:
— Ни одна живая душа. Клянись.
Я снова кивнула:
— Если я пообещала — можешь быть спокоен. От меня не узнает никто. Клянусь. Я у тебя в долгу. Я умею быть благодарной.
Кажется, он поверил. Лицо помрачнело, взгляд стал отстраненным. Я не стала ни о чем спрашивать. Хоть и очень хотелось. Кто он, откуда? Что это было? Я даже имени его не знала… Но он не ответит…
Я облизала губы:
— Могу я что-нибудь сделать для вас? Может, что-то нужно? Принести что-нибудь из замка? Может, лекарство? Для Чиро? Я достану.
Он стиснул зубы:
— Ничего не нужно. Просто не приходи больше. Поняла? Не ходи сюда, это опасно. Тем более, в одиночку. Ненормальная!
Я промолчала, лишь опустила голову. Он был прав. Это опасно.
Я пошарила пальцами за воротом, нащупала замок цепочки, которую всегда носила на шее. Положила в ладонь. Золото высшей пробы и немного рубинов. Протянула своему спасителю:
— Денег у меня нет. Это единственная ценная вещь при мне. Возьми.
Он даже не посмотрел:
— К чему мне эта безделушка? Забирай и уходи. Чиро тебя выведет.
Я пожала плечами:
— Ее можно продать. Будут деньги.
Незнакомец никак не отреагировал, смотрел куда-то в сторону. Никак не мог дождаться, когда я уйду. А я, все же, не сдержалась:
— Могу я узнать твое имя?
Он сцепил зубы:
— Зачем?
Вроде, совсем простой вопрос, а я не знала, что ответить. Совсем не знала. Просто положила цепочку на край стола, накинула плащ и кивнула Чиро:
— Пойдем…