Невеста по приказу, или Когда свекровь ведьма

Глава 69

Когда мы вышли в мою комнату через проход, уже стемнело. Пилар лишилась дара речи. Даже рот открыла. Уставилась на Вито, держащего мать на руках, и не могла прийти в себя.

Я устало выдохнула:

— Не стой, скорее кресло подай. И подушек.

Та сглотнула, вытянув шею. Почти как птица. Никак не могла опомниться. Наконец, подскочила, как ужаленная, с надсадным скрипом подвинула кресло и сгребла с кровати подушки. Разложила и подошла ко мне. Шептала у самого уха:

— Барышня, миленькая… А что это?.. А?.. Это что, донья Инес? Как же так?

Я сама с трудом верила глазам. Даже дыхание застревало в горле. Было не по себе видеть, как Вито аккуратно усаживает в мягкое кресло блаженную немощную старушку. Седую, с растерянными блеклыми глазами. Пышные телеса свекрови будто сдулись, вся она оплыла, словно кусок воска на жаре. Уменьшилась, съежилась. От былого монументального величия не осталось и следа.

Она осматривалась с детским интересом. Кивнула с робкой улыбкой:

— Славные покои. Чьи они? Мои?

Вито стиснул зубы:

— Это покои моей жены, матушка.

Свекровь повела седыми бровями:

— Жены? А где она?

Я сделала пару шагов:

— Я здесь, матушка.

Та слеповато щурилась, рассматривая меня. Расплылась в искренней блаженной улыбке, будто видела впервые. Прекрасные зубы — единственное, что осталось в ней неизменным. Старуха удовлетворенно кивнула:

— Какая красавица. Красавица… А какие славные волосы! — Тут же растерянно посмотрела на Вито: — А вы кто, молодой сеньор?

По его лицу прокатила нервная дрожь.

— Я ваш сын, матушка. Вито.

Она поймала его руку, зажала в слабых пальцах. Долго смотрела снизу вверх, будто пыталась узнать.

— Вито? Сын?

— Ваш старший сын.

Пауза была невыносимой. Наконец, морщинистое лицо озарилось счастливой улыбкой:

— Ну, конечно. Конечно… — Она наклонилась и без малейшего кривляния тронула его руку губами. Блеклые глаза тепло сияли. — Вито… славное имя, оно означает жизнь. Ты родился таким слабеньким… Тебе дал его отец. Ты стал так похож на своего отца…

Старуха прижала руку сына к своей щеке и прикрыла глаза. И теперь даже не вверилось, что когда-то она была другой.

Я не хотела, но буквально давилась слезами. Я должна бы ее ненавидеть за все то, чего натерпелась сама, за боль, которую она причинила Вито. За ее чудовищный выбор, недостойный матери, там, на поляне. Она так рассуждала о материнской любви, так поучала меня… А на деле… Сейчас я склонялась к мысли, что она не любила никого. Только саму себя. И жалела лишь себя. Может, в ее сердце было немного места лишь для Лало… Но сейчас все это казалось мелочным и каким-то неправильным. Сводить счеты с блаженной старухой, которая буквально витала в облаках…

Она наказала себя сама.

Я плохо помнила, как подошла тогда к мужу. Все было, как в каком-то больном кошмаре. Утопало в хлопьях разрушенной морозной магии. Свекровь лежала на траве, прижимая ладонь к груди. Почти бесцветная, инородная в цветастом магическом мире. И от ее тела поднимались голубые дымные струйки. Истончались с каждым мгновением, бледнели. Магия покидала ее. И она старела на глазах, будто эти краткие мгновения вместили в себя много-много лет. Десятки лет.

Вито сидел на траве с каменным лицом. Я опустилась рядом и просто молча обняла его. Он был податлив, как тряпичная кукла. Я коснулась губами его виска:

— Мы ни в чем не виноваты. Слышишь?

Он лишь слабо кивал. Наконец, взял себя в руки, выпрямился. Смотрел на мать.

Я не выдержала:

— Что происходит? Ты знаешь?

Муж какое-то время молчал. Тяжело выдохнул:

— Могу предположить.

— Она станет такой, как была?

Он покачал головой:

— Не думаю. Ледяной змей — тварь внешней стороны. Он не может напитываться магией, как Желток. Она отдавала ему свою. А вместе с ней и годы жизни.

— Зачем?

Вито даже усмехнулся:

— Судя по всему, не смогла принять поражение, когда-то нанесенное твоей матерью. Хотела стать сильнее… Не нашла контакт со зверьем на этой стороне.

Неудивительно, что не нашла… Я промолчала. Просто смотрела на свекровь. Ее волосы побелели, лицо покрылось сеткой морщин. Исчезла монументальная шея, впечатляющая грудь. На траве лежала беспомощная древняя старуха, едва-едва подсвеченная остатками былой магии. Как же глупо…

Мы какое-то время оставались на поляне, пытаясь решить, как быть дальше. Что сказать семье, если ведьма теперь навсегда останется такой? Если старшие братья еще смогут что-то понять, то как быть с Лало? Он еще так мал…

Я пожала плечами:

— Если совсем ничего не выйдет, я могу отвести всем глаза.

Вито покачал головой:

— Отведи лишь прислуге. Чтобы не было сплетен. Для семьи это не выход. Они не должны жить под чарами. Леандро все знает. Я поговорю с ним, он поймет. А остальные… — Он не договорил, но как-то странно усмехнулся. И его глаза блеснули морозной искрой. — Разве что, Лало…

Меня пугало, что сам Вито никак не изменился. Магия в нем не развеялась а, казалось, наоборот загорелась ярче. Сам он молчал об этом, а я сочла неуместным поднимать этот вопрос сейчас.

Ночью мы провели свекровь в ее покои. Лимонная Анита была посвящена и не задавала много вопросов. Просто делала свою работу и ухаживала за хозяйкой. Вито велел ей собрать все магические вещи и книги матери и забрал. Какие-то крохи изначальной магии в ней остались, но впав в старческое слабоумие, она не имела возможности разумно это оценивать. Сейчас все это стало опасно для нее же самой. А утром было объявлено о ее внезапной болезни… и о том, что теперь я принимаю на себя все хозяйственное управление замком и становлюсь хранительницей всех ключей.

Оставалось самое сложное — согласно этикету сыновья должны были нанести больной матери визит, чтобы пожелать скорейшего выздоровления. С остальными пусть разбирается Вито, а я переживала лишь за Лало.

В покоях свекрови, по обыкновению, было душно до обморока. Старуху усадили в мягкое кресло, обложили подушками. Она смотрела на все вокруг с искренним детским интересом. А у меня сердце выскакивало из груди, когда за дверью послышались шаги целой делегации. Разве можно объяснить ее перемену? Я смотрела на Вито, в поисках поддержки. Тот был сосредоточенно спокоен. Тронул мою руку, сжал кончики пальцев. Кивнул, прикрывая глаза:

— Все будет хорошо, вот увидишь. Просто будь внимательнее к Лало.

За Леандро я не переживала — Вито проговорил с ним до самого утра, пытаясь все сложить во внятную картину так, чтобы не упоминать обо мне. Что-нибудь да вышло. Но я ясно увидела ужас в его глазах, когда он вошел в покои. Но Леандро очень быстро взял себя в руки и сделал вид, что не замечает никакой разительной перемены. Подошел к матери, поклонился и поцеловал ей руку. Та какое-то время растерянно смотрела на него, но заулыбалась, когда он представился. Потянулась, чмокнула его в лоб. И проводила теплым взглядом.

Мануэль и Рамон привычно пересмеивались, что совсем не подходило ситуации. Я напряженно ловила их взгляды, чтобы попытаться понять чувства при виде матери… но не различила в их черных глазах ничего. Совсем ничего. Словно ничего не изменилось. Керро тоже проявил потрясающее равнодушие. Он явился с раскрытой книгой, окинул свекровь привычным пустым взглядом в никуда, раскланялся, снова уткнулся в книгу и вышел. Вито был прав… он хорошо знал братьев. Им было все равно.

Когда на пороге показался Лало, сердце кольнуло. Мальчик был в сопровождении Джозу и изо всех сил старался соблюдать этикет, как его учили. Но при одном только взгляде на сидящую в кресле старуху застыл и уронил прижатую к груди шапочку, которую держал в руке. Его губы задрожали, в глазах блеснула влага. Его пытались подготовить, но… Лало не мог даже поклониться матери.

Я кинулась к нему и обняла, чувствуя, как яростно колотится его сердечко:

— Все хорошо, братец. Так бывает, слышишь? Но все будет хорошо.

Он схватился за мою юбку и спрятал лицо, прижался. Я гладила его по черным кудрям:

— Успокойся, дорогой. В мире бывает столько всяких неизвестных болезней. Самых разных. И никто из нас не может поручиться, что не заболеет. Это часть нашей жизни.

Лало отстранился, робко взглянул из-за меня на мать. Снова вцепился в юбку.

— Сестрица, неужели это матушка?

Я кивнула:

— Матушка. — Щелкнула его по носу. — Но ведь совсем неважно, как она выглядит. Самое главное, что она тебя все так же любит. А, может, еще сильнее, чем раньше. Поэтому поклонись и поцелуй ее.

Тот послушно пошел к креслу, но давалось ему это с трудом. Тем не менее, он нашел в себе силы поклониться и поцеловать старухе ручку. На удивление, мать сразу узнала Лало. Наверное потому, что младшего сына действительно любила. Обняла, расцеловала, и в глазах мальчика отразилось облегчение. Он привыкнет… дети быстро привыкают.

Ромира ничем не выказывала чувства, лишь в глазах на мокром месте читался ужас. Она поприветствовала будущую свекровь, подошла ко мне:

— Донья Лорена, что же это за ужасная болезнь такая?

Я пожала плечами:

— Я не знаю. Даже врачи всего на свете не знают.

Ромира сглотнула:

— А она поправится? Станет такой… — она замялась, — как прежде?

Я снова покачала головой:

— Я не знаю. Но врачи ничего не обещают. Говорят, что эта болезнь не смертельна, но и не лечится. Едва ли матушка станет прежней…

— Выходит, теперь вы здесь главная?

Я кивнула:

— Выходит, что так. — Я взяла ее за руки: — И я даю тебе слово, что никогда не обижу свою сестрицу. Слышишь? Ты этого не заслуживаешь. Я не хочу, чтобы ты плакала. Никто здесь тебя больше не обидит.

Но вместо благодарности Ромира молниеносно разрыдалась:

— Ах, донья Лорена! Как бы вы не были добры, боюсь, что такое не в ваших силах…

Она надрывно всхлипнула, тщетно пытаясь спрятать слезы, и выбежала прочь.

* * *

Даже не верилось, что эту ночь я проведу совершенно спокойно. Разве так бывает? Я даже выставила из комнаты Пилар и теперь готовилась ко сну сама. Сидела в ночной сорочке перед зеркалом и расчесывала волосы. Слушала сверчков за открытым окном и протяжную песню жаб из замкового пруда. В теплые ночи они надрывались особенно громко. Мне нравилось…

Оставался лишь один нерешенный вопрос, который меня очень беспокоил — мой муж. Я так наверняка и не знала, что произошло с Вито. Освободился ли он? Лишь всем сердцем молилась, чтобы, наконец, это все закончилось. Раз и навсегда.

Вдруг скрипнула дверь. Послышалась возня, и в щель протиснулась голова Пилар:

— Сеньора, к вам…

Она не договорила, и я увидела на пороге своего мужа. В сорочке и домашнем халате. Я отложила щетку, поднялась. Неужели что-то случилось?

— Вито? Зачем ты здесь? Уже поздно. Я собиралась спать.

Он хлопнул дверью, едва не прищемив любопытный нос Пилар.

— Я тоже.

Я сразу заподозрила неладное, и в горле пересохло. А по спине пробежал до странности приятный озноб. Я с трудом сглотнула:

— Тогда иди к себе.

Он покачал головой:

— Я и так у себя. И никуда не собираюсь.

Я никогда не видела его таким… странным. В воздухе будто повисло что-то звенящее, а паркет уходил из-под ног. Я попятилась, чувствуя жуткую растерянность. Будто разом поглупела, не желая видеть очевидное. Пятилась, пятилась, пока не уперлась в комод. Вито настиг меня в несколько широких шагов, обхватил за талию и притянул к себе. Склонился к уху, обжигая дыханием:

— Признавайся.

Я замерла:

— В чем?

Он фыркнул:

— От Леандро пахнет твоей магией.

Я сжалась, пойманная с поличным.

— Не знаю, тебе показалось. Здесь теперь все пахнет моей магией.

Он ущипнул меня за подбородок:

— Да ты врушка!

Я покачала головой, пыталась отвернуться, спрятать глаза:

— Я не понимаю, о чем ты.

Он прижал меня к себе так, что стало нечем дышать. Приподнял, лишая опоры под ногами.

— Что ты на него наложила?

Сердце, вдруг, кольнуло. Я подняла голову:

— Разве ты все еще чуешь? Неужели… — Даже глаза защипало от мгновенно навернувшихся слез. Я вся похолодела. Не переживу, если… Я вцепилась в его халат: — Скажи мне, неужели все было напрасно? Скажи…

Он прижался горячими губами к моему виску, шумно выдохнул:

— Не напрасно, не переживай. Просто теперь стало немного… иначе.

— Иначе? Это как?

Он хищно улыбнулся:

— Расскажу как-нибудь потом, если перестанешь мне врать.

— А сейчас?

— А сейчас я хочу знать, что ты сотворила с моим братцем?

Я стукнула его в грудь:

— Пусти, ты же меня раздавишь!

Он пропустил просьбу мимо ушей.

— Я жду. Мы, кажется, договаривались, что ты не станешь применять магию к семье.

Спорить было бесполезно:

— Пусти, я скажу.

Но Вито не отпустил, а только ослабил хватку.

Я опустила голову, облизала губы:

— Да, я заколдовала Леандро. И не проси — чары не сниму!

— Это я понял и без тебя. Какие именно чары?

И тут я почувствовала, что яростно краснею. До острого жжения в щеках. Сейчас все показалось такой глупостью… С языка это слетело еще глупее:

— Я заставила его полюбить Ромиру…

Вито поджал губы. Господи… я знала, что он будет недоволен.

— Что еще?

Я покачала головой:

— Больше ничего.

Он прищурился:

— А остальные братья?

Я снова замотала головой:

— Ничего! Клянусь!

Уголки его губ дрогнули:

— Клянешься? Ты уже нарушила обещание. Я не верю твоим клятвам. Где гарантия, что ты не провернешь нечто подобное со мной?

И теперь стало совсем не смешно. Тон Вито не казался задорным. Я размякла в его руках, и в груди стало холодно, будто вместо сердца вложили ледышку.

Повисла гадкая пустая пауза. Вито тронул мой подбородок, вынуждая смотреть на него:

— Не спросишь, почему я этого не желаю?

Наверное, я не стала бы спрашивать. Няня правильно говорила: насильно мил не будешь. Спрашивай, не спрашивай. Вопрос ничего не изменит. Любовь не всегда взаимна. Может, я неправа, пытаясь решать за Леандро…

Я покачала головой:

— Нет.

Я снова попыталась опустить голову, но мой муж лишь сильнее стиснул пальцы, почти до боли.

— А я все равно отвечу. — Он пристально уставился на меня, и в его глазах сверкнули острые морозные искры. — Потому что я люблю тебя без всякой магии. И сильнее всякой магии. Полюбил еще тогда, в хижине Чиро.

Я чуть не захлебнулась вздохом, боялась поверить. Прошептала, как настоящая дурочка:

— Правда?

— Правда. И больше не могу ждать. — Он легко касался губами моих щек, по которым потекли слезы, лба, кончика носа. — Я люблю свою жену и намереваюсь жить с ней долго и счастливо. И я не согласен иметь меньше сыновей, чем принято в нашей семье. Только не таких балбесов.

Я нахмурилась:

— А…

Но Вито закрыл мне рот поцелуем, и вопрос о дочке просто повис в летнем ночном воздухе.