Я словно в замедлении видела, как Трастамара подковырнул присохшую крышку кончиком полированного ногтя. Сама не понимала, что собиралась сделать. Подалась вперед:
— Стойте!
Посланник замер от неожиданности, изогнул бровь:
— Что?
— Постойте. — Я облизала губы. Во рту так пересохло от волнения, что я с трудом могла говорить. — А вы не боитесь, что эта сила может убить вас?
Я озвучила первое, что пришло в голову. Я понятия не имела, возможно ли это. Ни в одной книге даже не упоминалось о том, что магию можно сохранить в осязаемом предмете. О последствиях — тем более. Но если я ему позволю совершить задуманное, это будет значить, что все было напрасно. Абсолютно все. Это будет значить, что мама погибла зря. И наша с Вито судьба будет незавидной. Трастамара хитрый и расчетливый, он не оставит свидетелей. Глупо было даже надеяться. Он не даст шанса никому. Ни мне, ни Вито, ни Пилар…
Мерзавец шумно выдохнул. Его умиротворение испарилось, и теперь на висках набухали синеватые жилы. Мне казалось, что я сумела его смутить.
— Что ты несешь?
Да, мне удалось заронить зерно сомнения. Он так уверился в удачном исходе, что, кажется, даже не задумывался о возможных рисках. На его лице на мгновение отразилась растерянность, но он поспешил взять себя в руки.
— Ложь!
— Вы знаете наверняка?
Я изо всех сил старалась напустить на себя холодное спокойствие, но внутри все ходило ходуном. Едва ли этот ничтожный трюк сработает с «любящим дядюшкой». Единственное, чего я могу добиться — немного оттянуть время. Но для чего? Я должна выхватить флакон и открыть его первой. Во что бы то ни стало. Но как это сделать? Это невозможно. Не могу же я с ним драться!
Трастамара яростно зажимал в кулаке чернильницу:
— Ты врешь. И очень напоминаешь сейчас свою мать. Всем напоминаешь. — Он прищелкнул языком: — М-да… Кровь — не вода. Все женщины в нашем роду были хуже чумы.
Я опустила голову, чтобы он не видел моего лица.
— Я не вру. Мама оставила мне большую библиотеку. Я много читала. Я так и не сумела понять, как оставляют магию в предметах. Зато узнала о последствиях.
Трастамара недоверчиво замер:
— Каких последствиях?
Боже… если бы я знала. Приходилось сочинять на ходу.
— Если получить слишком много, магия может убить. Физическая оболочка не выдержит.
Посланник скривился и фыркнул, как кошка:
— Вздор! Не заговаривай мне зубы. Мы с твоей матерью одной крови. Значит, одной телесной силы.
Я подняла голову:
— Но ведь сила передается только по женской линии.
Трастамара поджал губы:
— Значит, я буду первым мужчиной. Хватит!
Он снова принялся за чернильницу, поддевая ногтем крышку.
Меня ошпарило от ужаса:
— Стойте! Я не хочу на это смотреть!
Мои крики больше не действовали. Трастамара процедил:
— Тогда отвернись к стене или закрой глаза.
Я качала головой:
— Вы делаете ошибку. Поверьте…
Но он больше не слушал, ковырял ссохшиеся от времени камнем чернила. Сейчас он откроет… и все будет кончено.
— Ответьте мне еще на один вопрос. Сейчас. — Я старалась приближаться крошечными незаметными шажочками. Глупая затея, но больше ничего не приходило в голову. — Зачем вы притворялись сумасшедшим стариком? Зачем этот маскарад?
Трастамара неожиданно отвлекся от чернильницы. Его пальцы уже были вымазаны черным. Похоже, тепло влажной ладони размягчало засохшую краску. Еще немного, и крышка отойдет.
— Тебя это так интересует?
Я кивнула и подалась вперед, словно в случайном порыве.
— Вы делали это безупречно. Сложно не восхититься. Когда вы приехали в Кальдерон, я была под большим впечатлением. Признаться… я была в ужасе от такого посланника.
«Дядюшка» преобразился на глазах. Глупая похвала, кажется, угодила прямо в цель. Еще бы, я была единственной, с кем можно было настолько откровенничать. Он прищурился, сделал знакомый жест, будто надевает на нос невидимый лорнет:
— А кто такого в чем-то заподозъит? К тому же, эти ужимки очень нгавятся коолю. Оигиналам всегда позвоено бойше, чем пъочим. А я очень нуждался в кооевском гаспоожении и особых миостях. — Он махнул перед лицом ладонью, будто снимал маску. — Без помощи короля все это оказалось бы недостижимо.
Я отводила глаза, чтобы явно не смотреть на чернильницу. Пыталась приблизиться на расстояние вытянутой руки и попробовать выхватить флакон. Глупо, но лучше, чем ничего.
— А теперь? Станете сами собой? Теперь маскарад уже не нужен?
Трастамара молчал. Пристально смотрел на меня. Вдруг кинулся вперед с проворством змеи и крепко ухватил меня за руку. Вывернул, причиняя боль. С сожалением покачал головой:
— Вся в мать… Даже не представляешь, насколько это предсказуемо! Если бы только можно было направить вашу упертость в нужное русло!
Он разжал хватку и оттолкнул меня так, что я отшатнулась к двери.
— Не приближайся. Или твоя служанка умрет немедленно.
Он снова принялся за чернильницу, но крышка все не поддавалась. Трастамара потерял терпение, достал из-за пояса кинжал и скреб острием. Наконец, раздался сухой щелчок, и я поняла, что это конец.
Мерзавец замер, с благоговением глядя на чернильницу. На его лице выступили крупные капли пота. Он медлил. Неважно, предвкушал или сомневался — дело сделано, и я уже не могла ничего исправить.
Висела удушающая тишина. Спертый воздух будто давил на плечи. Пламя догорающей свечи в фонаре бесновалось и чадило. И мне казалось, что он запрет меня в этой тюрьме навсегда… Эта зловонная духота и эти четыре стены…
Трастамара сосредоточенно держал флакон перед собой. Откинул крышку большим пальцем. Замер. И я замерла в мучительном ожидании. Но ничего не происходило. Мгновения превратились в тягучую немую вечность. Но, вдруг, у самого горлышка мелькнула знакомая золотистая искра. Еще одна. Еще одна. И из чернильницы заструился искристый дымок, образуя облако.
Я чувствовала отчаяние. И огромную вину. Я не смогла это предотвратить. Я обесценила мамину жертву. Я никчемная. Я все испортила. Сквозь золотистую дымку я видела торжествующее лицо Трастамары. Он блаженно прикрыл глаза, и дымка начала таять, растворяться. Наверное, сила уже перетекла в него… А я почувствовала чудовищную слабость, будто из тела вынули все кости. Перед глазами замелькали «мушки». У меня больше не было сил даже держаться на ногах. Я прислонилась к стене и съехала вниз. Ладони налились свинцом, и я узнала знакомые предобморочные покалывания. Веки отяжелели, язык словно увеличился в размере. Я не спала двое суток и почти ничего не ела. Но мне было уже все равно. Сейчас волновало только одно.
Я с трудом подняла голову:
— Ваша светлость… Я прошу вас, исцелите моего мужа. И освободите мою служанку. Прошу, отпустите их. Сделайте так, чтобы они забыли все, что здесь произошло. Ведь вы теперь можете.
Трастамара глубоко вздохнул, расправляя плечи. Должно быть, почувствовал, как в нем потекла магия. Хотя у меня тогда не было ничего подобного. Но в медальоне ее было слишком мало.
— А за себя почему не просишь?
Я облизала губы:
— А разве в этом есть какой-то смысл? Мы кровные родственники. Мою память вы никогда не сможете стереть. Значит, вы меня не отпустите.
На лице «любящего дядюшки» расползлась грустная улыбка:
— Ты добрая девочка. И неглупая, ведь так? Твоя матушка тоже была очень смышленой, изобретательной. И доброй… Только верила в химеры и сказки. А мы все — живые люди. Живем здесь и сейчас. И совсем не в сказке. Может, нужно смотреть реальнее? И тогда ты сможешь увидеть, что я поступил правильно? Может, ты даже сумеешь понять меня, и мы сможем стать настоящей семьей? Теперь у нас большие возможности. — Он покачал головой: — Ты моя кровь, разве я могу желать тебе зла?
— Я сделаю все, что вы хотите, дядя. Только освободите Пилар и исцелите моего мужа. Больше я ничего не прошу.
Он кивнул:
— Я освобожу твою служанку. Обещаю. Даже дам ей денег.
— А мой муж?
Трастамара поджал губы. Молчал. И внутри все заледенело от ужасного предчувствия. Я не могла даже сделать вдох. Подалась вперед:
— Мой муж жив?
Мерзавец сосредоточенно кивнул:
— Да, он пока жив.
— Так исцелите его! Умоляю!
Он даже отвернулся:
— Прости, Лорена, но это не в моих силах.
Я попыталась вскочить, но не смогла — ноги не держали. Слезы уже катились по щекам.
— Что вы такое говорите? Дядя, прошу, исцелите его. Прошу!
Он покачал головой:
— Я не могу. Это один из старых ядов моей матери. Противоядия у меня нет. Полагаю, его не существует.
— Вы получили магию. Вито вам не кровный родственник, исцелите его магией! Прошу!
Трастамара снова и снова качал головой:
— Я этого еще не умею. Мне жаль, но часы твоего мужа уже сочтены. Я ничего не могу поделать. Нужно смириться.
Теперь я в буквальном смысле стояла перед ним на коленях. Кивнула на свое зеркало:
— Оно ведет к маминой библиотеке. Там есть целая книга о ядах и противоядиях. Позвольте мне принести ее. Я найду нужное заклинание, и вы спасете моего мужа. Прошу, дядя. Я больше никогда ни о чем не попрошу вас.
Трастамара покачал головой:
— Разумеется, нет. Откуда я могу знать, до чего ты еще додумаешься?
— Тогда пройдите сами. Теперь вы можете. Спасите моего мужа.
Он смотрел на меня с насмешкой:
— Неужели, действительно любишь? Собственного мужа? — Его губы презрительно дрогнули: — Вот, уж, воистину, чума! Твоя мать так оберегала твоего отца, что я лишь недавно, наконец, узнал, кто он. Даже удивительно было обнаружить, что ты всего лишь нелюбимая дочь, которую с трудом терпят.
Я пропустила эти слова мимо ушей. Сейчас это не имело значения.
— Дядя, прошу, принесите книгу.
Надо же, он сдался. Но, скорее, им двигало любопытство и желание опробовать полученную силу. Я подробно описала путь до библиотеки, где именно взять книгу. Но не слишком верила, что этот мерзавец выполнит просьбу. Но больше я ничего не могла.
Трастамара подошел к черной цепи в углу камеры и разомкнул обод:
— Маленькая предосторожность. Не хочу, чтобы в мое отсутствие ты наделала глупостей.
Я не возражала. С трудом поднялась, позволила надеть кандалы на руку и запереть на замок.
Трастамара стоял перед зеркалом, но никак не мог решиться дотронуться до поверхности.
— Я много раз пытался это сделать. Получалось лишь погрузить руку. — Он обернулся на меня: — Каково это?
— Просто короткое падение. Больше ничего.
Он вытянул руку, но снова осторожничал. И все время оборачивался на меня, будто ждал подвоха. Наконец, коснулся зеркальной поверхности. Но происходило что-то странное. Исчезала лишь рука, а сам Трастамара оставался на месте. Он сделал несколько попыток, но рука не проваливалась в зеркало дальше локтя.
Даже в жалком свете фонаря я заметила, как он побледнел. Снова повернулся ко мне, и его лицо буквально перекосила чудовищная гримаса:
— Что ты сделала?
Сердце пропустило удар. Я покачала головой:
— Ничего. Клянусь.
Казалось, он сейчас в припадке убьет меня. Трастамара зашарил под одеждой, и я не сомневалась, что ищет кинжал. Но он отыскал ключи и направился к запертым ставням на стене. Нервно отпер, открывая второе зеркало. Я заметила, как у него дрожали руки. Он даже прикрыл глаза, прежде чем коснуться зеркальной поверхности. Но произошло все то же самое: рука погрузилась лишь по локоть. Сколько он ни пытался.
И теперь стало страшно до дрожи. «Любящий дядюшка» развернулся ко мне с перекошенным лицом. Приблизился в два широких шага. Без колебаний схватил за шею и припер к стене, сжимая пальцы:
— Что ты сделала, мерзавка?