Сердце колотилось часто-часто, и я до смерти боялась, что упаду без чувств. От нежданного поцелуя? От того, что нас застали? Нет… все, тут же, отошло далеко-далеко. Осталось лишь вымазанное краской лукавое лицо. Парик на посланнике на этот раз был угольно-черным. И весь он казался еще более нелепым и безвкусным, чем я его запомнила. Сущее чучело. Несмотря на летнюю жару, плечи Трастамары украшал роскошный лисий мех, а драгоценностей было столько, что под их тяжестью старик должен был попросту согнуться. Но старик ли? Я сама не понимала, зачем задавалась этим вопросом.
— Поднимитесь, герцог, — принцесса скорчила брезгливую гримасу и даже отвернулась, словно наш вид глубоко ее оскорблял.
Вито выпрямился, я последовала его примеру, хоть мне позволения, кажется, никто и не давал. Принцесса обращалась лишь к нему, а меня демонстративно не замечала, будто я была пустым местом.
Вито снова склонил голову, но всем своим видом не выражал ни малейшего раскаяния. Я бы сказала, что он держался с изрядной долей наглости:
— Нижайше прошу ваше высочество простить ваших подданных, если мы имели несчастье вызвать гнев вашего королевского высочества.
В свете факелов мне показалось, что девица побагровела. Плотно поджала губы, уголки которых подрагивали. Принцесса до странности напоминала сестрицу Финею. Не столько внешней схожестью, сколько нервным посылом. С первого взгляда она показалась заносчивой и капризной. Но какой-то постной, как злющая монашка. А впрочем… я не слишком хорошо была осведомлена о нравах двора. Может, мы впрямь совершили нечто недопустимое… Но ясно понимала одно: то, что только что произошло, мой муж совершил намеренно. И мне очень хотелось верить, что он знал, что делал. Но это понимание одновременно отозвалось в груди разочарованием. Это было лишь очередным спектаклем. Как и все наше показное супружество…
Принцесса выпрямилась, будто проглотила палку, вскинула подбородок. Ее небольшие водянистые глаза стали злыми и колкими.
— Двор его величества моего отца не место для гнусного разврата. Герцог Кальдерон де ла Серда, вы нанесли мне неслыханное оскорбление. Ныне и впредь я не желаю видеть вас во дворце. Именем моего отца я приказываю вам до рассвета избавить нас от вашего общества. В противном случае я буду вынуждена принять меры.
Вито склонил голову:
— Нижайше молю ваше высочество о прощении. В конце концов… — он замялся, будто мучительно подбирал слова, но это выглядело, как издевательство, — наша вина не столь велика. Ведь и вашему высочеству наверняка знакомы сердечные порывы… Ваше высочество способны на высокие чувства и полны истинного благородство. А разве не благородство — прощать ближним их маленькие… слабости?
Мне показалось, принцессу вот-вот хватит удар. Она даже сжала кулаки и топнула ногой:
— Молчать! Молчать! Герцог Кальдерон де ла Серда, я приказываю вам убираться вон! Немедленно! Сейчас же! Мои слуги проводят вас обоих за ворота. Багаж отправят следом.
Вито пытался настаивать:
— Ваше высочество, я…
— Молчать!
А у меня сердце замерло. Неужели нас, правда, выставят за ворота? Это было бы прекрасно. Восхитительно! Большей удачи и пожелать нельзя! Если бы не присутствие Трастамары...
Посланник хохотнул, будто подавился, но гневный взгляд принцессы заставил его сделать показательно чванливое лицо. Да и вся свита притихла. Больше никто не смеялся. Все будто напились уксуса и смотрели на нас с презрительным осуждением.
Вито «сдался». Смиренно поклонился, я не отставала. Теперь в его голосе звучали нотки истинного раскаяния.
— Гнев вашего высочества справедлив. Мы смиренно подчиняемся приказу и немедленно покинем пределы дворца, как желает ваше королевское высочество.
Внутри все сжалось. Я украдкой смотрела на посланника и буквально хребтом чуяла, что он не оставит это просто так. Есть ли у него возможность повлиять на решение принцессы? Я молилась, чтобы та поскорее ушла. И она, действительно, даже развернулась, но Трастамара выступил вперед. Отвесил поклон.
— Ваше кооевское высочество… Ваши ешения всегда спгаведливы и взвешены. Никто не осмеится подвеъгать их сомнению. А ваше бъагонъавие выше всяких похвал. Но смею сказать, что в данном съучае имеет место небойшой… конфуз. — На губах посланника расползлась приторная улыбка.
Принцесса повернулась:
— Конфуз? Что вы имеете в виду, герцог?
Тот смущенно хохотнул в кулачок, кивнул в мою сторону:
— Део в том, что эта бесстыдная сеньоа, так оскогбившая искъючитейную бъагочестивость вашего высочества, явъяется никем иным, как законной супъугой этого осподина.
Свита охнула, как порыв ветра. Принцесса застыла, и оставалось только гадать, что в это мгновение проносилось в ее голове. Сердце сжалось. Проклятый Трастамара! Проклятый! Ведь он хочет подвести к тому, что не произошло ничего предосудительного. А это значит, что принцесса может сменить гнев на милость.
По ее лицу прокатила нервная волна.
— Законной супругой? — Она посмотрела на Вито: — Трастамара сказал правду? Немедленно отвечайте своей принцессе!
Вито склонился:
— Ваше высочество, позвольте представить вам мою законную супругу герцогиню Кальдерон, урожденную Абрабанель. И позвольте нам нижайше молить о прощении.
Колени подкашивались. Я не находила сил поднять глаза и смотрела себе под ноги. Похоже, все было напрасно. Сейчас все прояснится, и у принцессы больше не будет повода выставить нас вон.
Та, казалось, никак не могла прийти в себя. Растерянно смотрела на Вито:
— Вы уединились с собственной супругой?
И теперь за ее спиной снова послышались легкомысленные смешки. Сначала робкие и единичные, но через несколько мгновений без стеснения хохотала вся свита. Трастамара тоже переменился и теперь содрогался от смеха, больше похожего на икоту. Небрежно взмахнул рукой:
— Къянусь честью, ваше высочество, но Кайдеон сказал истинную пгавду. Я сам пъисутствовал на бгакосочетании этих гоубков. Но кто бы мог подумать, что они опустятся до такой совегшеннейшей пошгости! — Он, наконец, расхохотался в голос и даже смахнул проступившую слезу. — Кто бы мог подумать! — Он бросил на меня острый взгляд. — Да это настоящий анекдотец, ваше высочество!! Пъятаться в кустах с собственной женой! Къянусь, когда я асскажу об этом его веичеству, он будет хохотать! Вот увидите! Азве можно не хохотать?!
Но принцесса не смеялась. Так и стояла с каменным лицом. Мне казалось, она почувствовала себя одураченной. И вскоре, уловив это, все тотчас затихли. Повисла немая тишина, будто на казни.
Принцесса задрала подбородок:
— Не нахожу ничего смешного. Супружеский союз всегда овеян святостью, и подобная преступная невоздержанность лишь порочит его. Отношения между супругами всегда должны оставаться за запертыми дверями покоев, а не выставляться напоказ таким непотребным образом. Герцог Кальдерон, ваш поступок вдвойне отвратителен. Вы позволили мне заблуждаться и не спешили прояснить ситуацию, тем самым поставив свою принцессу в неподобающее положение. Вы грубы, злонамеренны и непочтительны. Учитывая открывшиеся обстоятельства, я, тем более, не желаю видеть вас во дворце и приказываю вам и вашей жене незамедлительно покинуть пределы дворца.
Посланник хотел что-то возразить, но принцесса окинула его убийственным взглядом:
— Вас это тоже касается, герцог Трастамара. Вас не вышлют. Но вы должны понимать, что проявили преступное неуважение к своей принцессе, позволив мне заблуждаться. — Она снова посмотрела на Вито: — Слуги вас проводят. У вас есть час, чтобы покинуть дворец.