Глава 3

Еще дома я крепко-накрепко усвоила одну вещь — не оправдываться, что бы ни случилось. Кто захочет оправдать — и без того простит. А кто намерен обвинить — при любых условиях останется при своем. Если что спрашивали — я обычно отвечала без попытки обелить себя. Приносила извинения, если было необходимо. А не спрашивали — молчала, будто ничего и не случилось.

Да… вышло донельзя скверно, иначе и не скажешь. Но входить без доклада и подслушивать чужой разговор — скверно вдвойне. Воспитанный человек сразу обозначает собственное присутствие, чтобы не вышло какой неловкости. Так кто должен краснеть?

Пилар едва не тряслась от страха. Тайком бросала на меня умоляющие взгляды. Я поклонилась, стараясь казаться совершенно спокойной — что-что, а это я умела, практики не занимать.

— Добрый вечер, матушка. Вам стоило предупредить о визите, чтобы я могла принять вас, как подобает, и не оскорблять внешним видом.

Я нарочито поправила мятое домашнее платье, в которое переоделась. У Пилар не было возможности приготовить его, как следует.

На губах свекрови мелькнула приветливая улыбка, но взгляд был совсем недобрым. Она уставилась на мою служанку:

— Тебя, кажется, зовут Пилар?

Та снова поклонилась:

— Да, сеньора.

Свекровь удовлетворенно кивнула сама себе и небрежно махнула изящной рукой:

— Выйди вон, Пилар, сделай милость. Вернешься тогда, когда мы закончим. Я хочу побеседовать со своей дорогой невесткой наедине.

Служанка вздрогнула всем телом, посмотрела на меня с неподдельным ужасом.

Я кивнула:

— Делай, как велит матушка. Займись сундуками — начни разбирать вещи.

Та молчала, уставившись на меня. Не решалась оставлять один на один с этой женщиной. Наконец, поклонилась нам обеим:

— Как прикажете. — И скрылась за дверью.

Ну, что ж… оставалось только гадать, что теперь последует. Устроит скандал? Глупо не понимать, что отношения не заладились. Они не задались уже там, у проклятых ворот. Не заладились, когда она меня еще даже в глаза не видела. У меня изначально не было шанса.

Сейчас я хотела, чтобы эта новоявленная «матушка» оказалась такой же вздорной глупой скандалисткой, как мачеха. Тогда бы я точно знала, как себя вести. Но что-то мне подсказывало, что это птица иного полета. Они даже внешне отличались, как день и ночь. Настолько, насколько только возможно. Супруга моего отца была тощей, как палка, с бледным узким лицом и невыразительными водянистыми глазами. Какая-то постная, серая, острая. А когда она злилась, лицо еще больше заострялось, и на шее натягивались отвратительные жилы. Она вся ходила ходуном, словно гуттаперчевая кукла.

А сеньора де ла Серда будто дышала каким-то спокойным величием. Высокая, справная, степенная, с выдающимся бюстом, колонноподобной талией и массивной шеей. К тому же, даже при всей своей чрезмерной полноте, она была весьма хороша собой и одета с большим вкусом. Ее необыкновенно украшали глаза. А маленькие белые кисти были почти безупречны. Она даже старела иначе, чем мачеха. У этой женщины, можно сказать, и вовсе не было морщин. Лицо лишь немного тяжелело, оплывало, закладывая от уголков губ и крыльев носа усталые складки. Явный возраст выдавали лишь густые, наполовину поседевшие волосы, бывшие когда-то русыми. Наверное, в молодости она была хороша.

Я замерла в мучительном ожидании, напряглась. Дома у меня, все же, было свое место. Пилар права: по бумагам я законная признанная дочь, как ни крути. А здесь? Я едва не улыбнулась собственным мыслям. А здесь я по бумагам законная супруга. Но на деле… до церемонии настоящего венчания я даже жена лишь наполовину… и, по большому счету, могу ею и не стать.

Я молчала. А свекровь без стеснения рассматривала меня. После долгой дороги я не имела возможности искупаться, помыть волосы. Лишь кое-как обмылась в тазу. Завтра. Сейчас даже комнаты еще не протопились, как следует, а я меньше всего хотела заболеть.

Толстуха кивнула несколько раз, но я не поняла этот жест: удовлетворение или сожаление?

— Нравятся ли вам ваши покои, дитя мое?

Похоже, скандалить она не намеревалась… даже если что-то и слышала. Но яда в ее тоне и без того было достаточно.

Я выдавила улыбку:

— Благодарю, матушка, я всем довольна.

Та просияла:

— Это прекрасно. Тебе было бы не к лицу требовать большего. И я рада, что ты это понимаешь, моя дорогая. Всегда надо знать свое место.

Ах, вот как… Внутри отвратительно заскребло.

— Простите матушка, но я не возьму в толк: что вы имеете в виду?

Она поджала губы:

— Разве?

Я молчала.

Свекровь нашарила взглядом кресло, с надсадным скрипом собственноручно подвинула его ближе к камину и уселась, будто заполнила собой все пространство. Без стеснения рассматривала меня.

— Надеюсь, ты понимаешь, дитя мое, что никак не можешь составить пару моему сыну? Лелеять подобные надежды — донельзя глупо.

Я покачала головой:

— Нет, матушка. Я лишь выполняю приказ. Если его величество счел мою кандидатуру достойной, разве посмею я ставить это решение под сомнение? Это не мой выбор.

Та отмахнулась:

— Полно, моя милая. Полагаю, нам стоит говорить начистоту. Ты не производишь впечатления беспросветной глупышки, и кое-что, все же, способна понять. Как и то, что подобный брак просто невозможен. Ты незаконнорожденная, и этим все сказано. Я, разумеется, не позволю влить в мою семью дурную кровь. Даже если это приказ его величества.

Не думала, что все начнется настолько стремительно…

Я вскинула подбородок:

— Дурную кровь?

Толстуха кивнула:

— Разумеется. Кто-то может поручиться за безродную женщину, которая произвела тебя на свет? Конечно, нет.

Ей удалось меня задеть. Без предисловий, молниеносно. Это было похоже на ловкий укус гадюки. Я знала, что меня обязательно будут попрекать происхождением, но не думала, что это будет вот так. Совершенно открыто.

— Имя моей матери известно и указано в моих бумагах, заверенных королем. Она принадлежит к роду Эскалона, который едва ли уступит домам де ла Серда или Абрабанель. Ваши обвинения не имеют основания.

Свекровь блаженно откинулась на спинку кресла, на губах блуждала загадочная улыбка.

— Бумага стерпит многое, моя дорогая. И правду, и ложь. Особенно, если так угодно его величеству.

— Вы можете что-то доказать?

Она покачала головой:

— Разумеется, нет. Дело обделано весьма ловко, к бумагам не придраться. Но у меня есть глаза. И женское чутье. Прости мне мою откровенность, дитя, но ты больше похожа на приплод непотребной девицы, чем благородной матери. Близнецы верно подметили. Увидев тебя, я лишь убедилась в этом. Это, разумеется, стоило сделать, чтобы не чувствовать за собой вины. Одни твои волосы — уже непристойно.

— В чем непристойность?

— Ты рыжая, как куртизанка. Разве это позволительно?

Я старалась держать себя в руках, но, клянусь, с мачехой это было гораздо проще.

— Мои волосы такие от рождения. Я их не крашу, в отличие от куртизанок. Вы пришли оскорблять меня, матушка?

Она отмахнулась:

— Что ты, дитя. Я просто предпочла с самого начала расставить все по местам, чтобы ты не питала напрасных иллюзий. Вели служанке не слишком-то потрошить сундуки, чтобы не пришлось снова все паковать к отъезду. Я даже не стану сверяться с описью приданого.

Внутри все замерло.

— Значит, вы обратитесь к королю, чтобы брак признали недействительным?

Свекровь даже побледнела и прижала ладонь к груди:

— Разумеется, нет. Кто я такая, чтобы перечить королевской воле. У тебя будет достаточно времени в дороге, чтобы придумать причину. У девиц обычно бурная фантазия и ветреное сердце.

Надо же… Она ведь держит меня за полную дуру… Решила попросту свалить всю вину на меня. И на мою семью, разумеется… Отец никогда не примет меня назад, даже приползи я на коленях. Он станет посмешищем. А если через меня еще и нанесет оскорбление королю… О том, чтобы вернуться домой, не могло быть и речи. Я даже на мгновение не могла позволить себе подобных мечтаний. Церемония по доверенности состоялась, я уже жена незнакомца и не принадлежу своей семье. Теперь, во что бы то ни стало, я обязана оставаться здесь. Нравится мне это или нет. На венчание должен явиться королевский посланник. Это огромная честь, которая связывает всех нас по рукам и ногам.

Я глубоко вздохнула, выпрямилась до предела. Мне казалось, что свекровь ждала моих слез. Что разрыдаюсь, стану о чем-то умолять. Не дождется. Я уже достаточно нарыдалась от чужой несправедливости. В конце концов, сейчас все зависело даже не от нее — от ее сына. Я склонила голову:

— Простите, матушка, но я тоже не посмею идти против королевской воли. Поэтому исполню все, что от меня требуется.

Толстуха пристально смотрела на меня. Сначала строго и сосредоточенно, потом губы изогнулись улыбкой:

— Что ж… Видит бог, я этого не хотела. В таком случае, венчание состоится. Но на следующий же день будет объявлено, что невеста не сберегла до свадьбы свою честь. Против такого оскорбления даже его величество ничего не посмеет возразить.

Я остолбенела, даже потеряла дар речи. Такое я не могла предвидеть, и искренне растерялась.

— Но… ведь это совершенная ложь. Как вы можете такое говорить?

Свекровь лишь прикрыла веки:

— Семья Кальдерон никогда не примет этот брак. Ты должна это понять. Никогда.

Я спрятала руки за спиной и сжала кулаки:

— Мой супруг разделяет ваши намерения?

Она даже фыркнула:

— Разумеется. Он уехал в Талеро, едва услышал о твоем прибытии. Он не хочет тебя даже видеть, моя дорогая. Я никогда не допущу, чтобы мой сын женился на незаконнорожденной.

Я сосредоточенно посмотрела на нее:

Выне допустите?

Я не могла объяснить свое ощущение. Сиюминутное, цепкое. Она хотела сбить меня с ног своей яростной атакой? Лишить возможности рационально мыслить и заставить наделать глупостей? Сколько правды в ее словах? Верить всему, уж точно, было опрометчиво.

Мегера кивнула, будто не поняла вопроса:

— Разумеется. Не допущу, крепко это запомни.

Я кивнула в ответ:

— Я не вправе винить вас за это желание, матушка. Я подумаю над вашими словами. Но я не приму никакого решения, пока не увижу моего супруга.

Та покачала головой:

— Не думаю, что в ближайшее время у тебя это получится, — прозвучало с явным раздражением.

— Я подожду, сколько понадобится. Надеюсь, это вы мне позволите.

Свекровь поднялась из кресла, и полированное дерево жалобно скрипнуло.

— Что ж… хорошо. — Сейчас она казалась даже удовлетворенной. — Я рада, что ты оказалась достаточно разумной. Ты можешь остаться столько, сколько понадобится. Но на большее не надейся. И имей в виду, моя дорогая: в этом доме лишь одна хозяйка —это я. Все имущество, составляющее твое приданое, включая наличные деньги, запрут под замок. Ты можешь распоряжаться лишь тем, что составляет твой багаж. Если возникнут какие-либо просьбы, уведомь управляющего. Он сообщит мне. Я рассмотрю, смогу ли их удовлетворить.

Я поклонилась:

— Благодарю, матушка.

Когда свекровь, наконец, вышла, я даже ухватилась за столбик кровати. Стояла, стараясь перевести дух. Можно ли представить ситуацию хуже? Даже не знаю… Я будто оказалась между молотом и наковальней. Домой дороги нет, но и здесь все превращалось в кромешный ад. Свекровь, которая уже объявила мне настоящую войну, и муж, который, как бы есть, но которого, как бы нет…

Я даже не слышала, как в комнату протиснулась Пилар. Тронула мою руку, и я вздрогнула.

— Барышня, миленькая, что с вами? На вас лица нет. Что она вам сказала?

Я растерянно посмотрела на служанку:

— Потом, моя хорошая. Все потом. А сейчас слушай хорошенько. Вечером пойди и потолкайся меж прислугой. Между делом поспрашивай, куда уехал герцог. Когда, с кем. Как часто отлучается и где обычно бывает. Узнай все, что только сможешь узнать. Только прошу: ни с кем не задирайся и притворись глуповатой.

Пилар кивнула:

— Да, барышня. А… насколько глуповатой?

— Насколько сможешь. Только не перестарайся.

Служанка снова кивнула.

— И вот еще… Это очень важно, Пилар. Выспроси, где здесь в округе есть женский монастырь. Лучше самый большой и уважаемый, с почитаемой настоятельницей. Если спросят, скажи, что я очень набожна.

Она округлила глаза:

— А это еще зачем?

Я сглотнула:

— Все потом. А сейчас, ступай. Я хочу подумать.

Загрузка...