Я насторожилась. От ужасного волнения защекотало в корнях волос.
— Кого ты зовешь?
Муж снисходительно посмотрел на меня, но в этом взгляде сквозила тревога.
— Ты сама прекрасно знаешь. — Повторил: — Покажись!
Я едва не схватила его за руку:
— Здесь никого нет! Никого!
Он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза:
— Стол, закрытый «от мух». Стружка с ореха, которую ты поспешно смахнула. Так крошит клюв попугая — ни с чем не перепутать. Но попугая у тебя нет. Значит, есть кто-то другой. Я знаю, что в доме был шум, но зверя так и не нашли. Давно ты его пригрела?
Отпираться было бессмысленно. Но… как он все так быстро понял?
— Это очень неосмотрительно, Лорена. Это не милый кот, и ты должна это понимать.
Я вздрогнула. Вито впервые назвал меня по имени, и это прозвучало из его уст до странности обыденно, будто он делал это прежде много раз. Но очень непривычно. Он знает мое имя… Я даже на мгновение усомнилась: мое ли оно?
Я услышала знакомый шелест крыльев, и Желток спланировал со своего шкафа. Приземлился на пол в отдалении. Приближался осторожно и опасливо. Я готова была поклясться, что в его огромных рубиновых глазах плескался страх. Наконец, грифоныш замер на расстоянии. Напряженный. И такой несчастный, что у меня сердце сжалось…
Вито пристально смотрел на него:
— Ближе.
Я встала между ними в попытке защитить зверька.
— Пожалуйста, не надо. Ты его пугаешь. Желток не сделал ничего плохого. Клянусь!
По лицу моего мужа пробежала какая-то нервная судорога. Он даже подался вперед:
— Желток? Ты дала ему имя? Желток?! Ты с ума сошла!
Я молчала, почему-то чувствуя себя ужасно виноватой. Наконец, пробормотала:
— Да. Я дала ему имя. Что плохого в имени?
Я заметила, как он стиснул зубы:
— И зверь его принял?
Я пожала плечами:
— Откуда мне знать? Разве кота спрашивают: принял он имя или нет? Назвали — и все. Нам с Пилар показалось, что Желток ему очень подходит. Он же, как цыпленок! Он хороший. И ласковый. Он любит сладкие орешки. Пожалуйста, не пугай его. Прошу.
Вито поднялся и отставил бокал на стол. Покачал головой:
— Лорена, это не кот. И не цыпленок.
Я вздернула подбородок:
— Тогда кто?
Он шумно выдохнул:
— Это золотой грифон. Магический зверь. И ты не представляешь, насколько он опасен. Да, он еще мал, но это ничего не меняет.
Я сглотнула, сжимая кулаки, покачала головой:
— Я ни разу не видела от него вреда. Клянусь тебе. Он очень любит поесть и играет с пробками. Он очень ласковый. И умный! Он послушный. Он не опасен.
Вито молчал, и я с ужасом понимала, что мои слова его не убедили. На глаза уже наворачивались слезы. Я развернулась, подхватила Желтка на руки и отошла подальше. Тот прижался ко мне. И я готова была отстаивать его, как только смогу. Насмерть! Я уже не представляла свою жизнь без Желтка!
— Видишь, это просто испуганный малыш. Ты зря сердишься.
Мой муж помрачнел еще больше. Довольно долго молча стоял у стола, глядя в сторону. Потянулся к бокалу и разом осушил.
— Давно он идет к тебе на руки?
Я пожала плечами:
— Сразу и идет. И любит спать в ногах под одеялом. Он очень хороший. Правда. И он никому не мешает. Я клянусь тебе!
Вито сокрушенно покачал головой:
— Ты как ребенок… У тебя слишком мягкое сердце, и он этим пользуется. А ты не понимаешь!
Он снова вернулся в кресло. Уперся локтем в стол и опустил голову на руку. Молчал. Но я буквально чувствовала, что это молчание не предвещало ничего хорошего.
Наконец, он посмотрел на меня:
— Ты должна его прогнать. Если еще не поздно…
Я потеряла дар речи. Стояла, закаменев. Лишь крепче прижала к себе грифоныша. Наконец, опомнилась. Посадила Желтка на комод и бросилась к мужу:
— Прошу, не требуй этого. Я умоляю тебя. Я не смогу его прогнать, у меня сердце разорвется. Я здесь чужая. Кроме Пилар у меня здесь никого нет. Прошу, оставь мне Желтка.
Слезы уже вовсю катились по щекам, и я даже не пыталась их прятать. Я не вынесу, если придется прогнать Желтка.
Но он повторил:
— Ты должна его прогнать.
— Почему? Объясни мне! — Я опустилась на пол у его ног и поймала руку. Отчаянно сжимала. Это была мольба, а не унижение… — Пожалуйста, скажи мне. Почему? Объясни мне.
Вито не ответил. Лишь пристально смотрел сверху вниз. Он даже не сделал попытки отнять руку. Значило ли это, что он не настолько уж рассержен?
Я с надеждой подняла голову:
— Я ни о чем тебя не просила. Прошу, позволь мне оставить Желтка. Пусть это будет свадебным подарком. Мне не надо ничего другого.
Он молчал. Взял меня за левую руку и крутил кисть. Всматривался, щуря глаза. Я не сразу поняла, что он рассматривал шрам от укуса ледяного змея. Да, на ладони остались заметные рельефные отметины. Еще ярко-розовые. Но был ли в этом жесте подтекст? Может, он хотел сказать, что после того, как спас мне жизнь, я не имею права о чем-то просить?
— Болит?
Я не сразу поняла, что именно он спросил:
— Что?
— Рука болит?
Я покачала головой:
— Нет, совсем не болит.
— Заживало долго?
Я снова покачала головой. Если честно, я даже не могла сказать, в какой момент перестала обращать на раненую руку какое-то внимание. С тех пор, как появился Желток, я о ней и не думала!
— Нет. Почти не болело.
Вито взял со стола свечу и снова всматривался в шрам. Осторожно провел по рубцам большим пальцем, и мне от неловкости захотелось отдернуть руку. Я с трудом удержалась. Ладонь защекотало, даже дыхание застряло в груди.
— Грифоны чуют магию. Судя по всему, с укусом змея что-то попало в твою кровь. Поэтому он учуял и подпустил тебя.
Я нахмурилась:
— Разве такое возможно? Магия попала в кровь? И что теперь?
Он покачал головой:
— Ничего. Если магию ничего не питает изнутри, она со временем исчезнет без следа, как нечто инородное. Зверь утратит интерес. Но если он привязался, он начнет вместо магии тянуть твою жизненную силу. И чем больше он будет расти, тем опаснее это станет. Это магическое животное — ему нужна магия. Для обычного человека оно опасно. Сейчас он просто прожорлив — ты накрываешь стол скатертью. Но он будет расти. А с ним будут расти его аппетиты.
Я невольно обернулась на Желтка, сиротливо жавшегося на комоде желтым комком, и просто не хотела верить услышанному. Наконец, посмотрела на мужа:
— Что значит «если ничего не питает изнутри»?
Он пристально посмотрел мне в глаза:
— Это значит, что нужно быть ведьмой, Лорена. В твоем роду были ведьмы?
Я покачала головой, чувствуя, что сейчас разрыдаюсь до истерики. Как же так? Я не хочу прогонять Желтка! Не хочу! Может, когда придет время, он просто уйдет сам? Так будет легче.
— А если он привяжется, что тогда делать?
Вито отпустил, наконец, мою руку:
— Тогда зверя придется убить, или он убьет тебя.
Я отстранилась и в ужасе прикрыла рот ладонью. Убить… это совсем невозможно. Как же можно его убить?
Я сглотнула:
— А как узнать, что он… привязался?
— Он заговорит с тобой.
Казалось, у меня даже волосы на голове зашевелились от ужаса. Заговорит… Боже! И что теперь?
Я застыла истуканом. Вито помрачнел и пристально смотрел на меня. Наконец, выдавил, будто через силу:
— Он говорит с тобой?
Я не могла взять себя в руки. Боже, я так себя выдам. И себя, и Желтка! Мне нужно все это хотя бы обдумать. Нужно все взвесить. Нужно… Я не знала, что нужно. Вито говорил предельно ясно, и разумом я все понимала. Но сердце готово было просто выскочить из груди от отчаяния. Почему все так?
Я постаралась натянуть маску изумления:
— Они могут говорить? Как попугаи?
— Он говорит с тобой?
Я решительно покачала головой:
— Конечно, нет! Он свистит. Иногда рычит. Иногда каркает, как ворона. — Я улыбнулась через силу: — А когда он ест, издает такие смешные звуки! Это так мило!
Я заметила на лице Вито плохо скрываемое облегчение:
— Я рад это слышать. Я не хочу, чтобы ты думала, будто я жесток. Завтра я пришлю тебе книгу, в которой ты сможешь прочесть об этом звере. Убедиться, что я не солгал.
Я кивнула:
— Хорошо. Я все прочту.
Вито помог мне, наконец, подняться:
— Я не требую от тебя избавиться от зверя немедленно. У тебя есть несколько дней, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Но я хочу, чтобы ты поняла, что в данной ситуации это единственное решение.
Я снова кивнула:
— Да, я все понимаю.
А в голове металась лишь одна мысль: какое счастье, что я не успела рассказать Пилар о том, что Желток со мной говорит…