Сорняк

Сорняк — Глава 39. Особая подача

Долгое прикосновения к чужой жизни сбило героя с привычных мыслей, и он даже начал забывать о собственных желаниях и целях. То, что недавно было не свойственно для него, стало неоспоримой истиной. В его голове поселилось фанатичное стремление угодить богине… и не только ей. Теперь для героя самым важным стало мнение окружающих. Отныне он готов убить любого, кто усомнится в благородстве его помыслов и поступков.

Пока я перетаскивал в номер нашу поклажу, в моей голове крутились мысли о том, что на этот раз я должен сам разобраться с заказом на убийство. Я размышлял о том, что неправильно постоянно скидывать всю грязь на свою любимую. Поэтому, когда вернулся с последней сумкой, я тут же поделился этим с Лавиной.

Она согласилась. Как-то слишком легко согласилась. Согласилась и вручила мне в руки письмо с бутыльком яда, а после сбежала, даже не став уточнять детали. Обидно, что на мой жертвенный героизм она ответила лишь милой улыбкой. Даже жаркая дискуссия, которую я так красочно воображал в своей голове, сразу закончилась, так и не успев и начаться.

Заметив, что я вошёл в состояние лёгкого шока, моя собеседница сгребла в обнимку моющие средства и спряталась в купальне, оставив меня наедине со спящим убогим. Сижу теперь на кровати с опущенной головой и мрачными мыслями. Сижу и зачем-то вслушиваюсь в звуки льющейся воды.

Подняв голову, я посмотрел на злосчастный пузырёк с ядом, который так и держал в руках. Поморщившись и не выдержав внутреннего давления, снова опустил глаза, чтоб продолжить обтекать морально и дрожать физически.

Я благородный эльфийский герой, который привык смахивать всю грязную работу на других. Больно признавать, что впервые, когда я решил поступить иначе, сразу столкнулся с внутренним сопротивлением. Почему-то даже осознав своё лицемерие, я продолжаю боятся запачкать так называемую совесть.

Спрятав флакон за пазуху, я ещё раз взглянул на письмо, которое передал старик вместе с ядом. В нём какой-то Милонег извиняется перед братом за то, что заказал его возлюбленную. И как я понял, он извиняется перед тем потерянным трактирщиком, что не смог сфокусироваться на разговоре. Только вот имя возлюбленной звучит очень странно.

— Хм-м. Аготум мамаум Оитум…

Осознав, кому может принадлежать это имя, я вскочил. Но тут же почувствовал, как подкашиваются колени. Моя бурная фантазия рисовала картину, как татаамская дикарка хватает меня за горло и поднимает над землёй на вытянутой руке. Тут меня никакой талант в фехтовании не спасёт. Пока я буду тянуться к поясу, дабы достать из ножен рапиру, она меня уже с десяток раз убьёт. Это будет самая жалкая и позорная смерть. Смерть от простого подзатыльника.

Когда я вспомнил о спрятанном за пазухой бутыльке с ядом, у меня начал вырисовываться план действий. Надеюсь, получится провести удачную махинацию и отравить напиток дикарки.

Но даже после того, как я обдумал прекрасную идею, слабость из колен никуда не ушла. Ноги продолжали дрожать, и мне пришлось превозмогать себя и находить потаённые силы лишь только для того, чтоб подойти к выходу из комнаты и открыть дверь.

Перешагнув через порог, я всё же остановился. Обернулся и посмотрел со всевозможным презрением на спящего убогого, который из-за всратого глотка спиртного вырубился так, что теперь не добудишься. Бесит!

Разозлившись, я со всей дури хлопнул дверью.

Сжимая кулаки и представляя, как пинаю спящего убогого, я шагал по коридору, пока не остановился перед самой лестницей. Уловил перемену в обстановке на первом этаже.

Голосов стало больше. Произошёл прямо наплыв посетителей. Видимо, те оргии закончились, и извращенцы пришли сюда. И это очень плохо. Плохо, что из-за резкого увеличения зрителей, мне будет почти нереально найти возможность для незаметного убийства дикарки.

Надо спуститься, осмотреться и скорректировать план действий. Наверное, начну разрабатывать варианты, как сократить количество нежелательный свидетелей.

— Захлопнись!

После громогласного выкрика татаамской женщины, пропали все звуки. Питейное заведение погрузилось в тишину.

Подвергнувшись любопытству, я лёгкой походкой, чтобы не издавать лишнего шума, поспешил на первый этаж, но остановился в середине лестницы. Заняв удобную позицию, я уселся на ступеньки и начал вглядываться в происходящее.

За одним из столов сидел старикашка и размахивал дрожащими руками перед стоящей над ним дикаркой.

— Аготум мамаум Оитум, я уже слишком стар для этого. Не могу я есть жирное мясо. Прошу, принеси молочную кашу, которую я заказывал.

Немного почесав затылок, женщина забрала со стола огромный поднос с жареным мясом.

— Ну и ходи голодный!

— Но я ведь заплатил за…

— Захлопнись! Слабак.

Старик резко поднялся, но промолчал. Видимо, не осмелился высказаться. Единственное, что он смог мог, это молча стоять и провожать взглядом уходящую с его едой рогатую женщину. Развернувшись, старик побрёл к выходу из таверны.

Гниль болотная!

Я засмотрелся на «опущенного» человека и не сразу понял, что дикарка двигается в сторону лестницы, на которой я сижу. Занервничав, я рывком поднялся со ступеньки и сбежал вниз по лестнице, освобождая ей путь наверх.

Вот только я ошибся. Дикарка шла не к лестнице, а к расположенному возле неё столу.

— Гы, какой дёрганный ушастик… Симпатичный ушастик.

— Ам… Привет?

Она странно оскалила зубы и сморщила розовое лицо, подошла к столу и бросила на его центр огромный поднос с мясом.

— Ушастик, мясо хочешь?

Повернув голову, я увидел двуручный топор и другие вещи принадлежавшие дикарке. На столе так же стояла кружка с недопитым пивом.

Великолепно. Судьба преподнесла мне шанс отравить её напиток.

— Да. С удовольствием присоединюсь к трапезе.

— Ну, тогда падай и жди меня. Я ща вернусь.

— Понял.

Кивнув в ответ на приглашение, я подошёл к столу и начал усаживаться. Тем временем дикарка развернулась к залу и, уперев руки в бока, напрягла спину.

— Эй! Уроды!

Я заметил, что её массивный хвост двигается не под стать ситуации. Она виляет им из стороны в сторону с несвойственной дикарке радостью, прям как дворовая собака. Пока я разглядывал её чешуйчатую спину, посетители трактира молча таращились на неё и ждали продолжения.

— Кто ещё жрать хочет⁈

Стоило ей задать вопрос, как тут же поднял руку мужчина, который сидел в дальнем от нас углу.

— Чесночные гренки и тарелку сыра!

Вслед за ним начали выкрикивать и другие посетители.

— Грибной пирог, пожалуйста!

— Кажунку с орехами и кувшин молока!

— Фруктовый торт для девушек! И пива с тарелкой сыра!

С каждым последующим выкриком хвост дикарки становился всё менее энергичным, а вскоре и вовсе перестал шевелиться. В итоге она не выдержала и подошла к ближайшему крикуну. Схватила того за затылок и, нагнувшись, угрожающе приставила к его лицу свои острые рога.

— По морде захотел⁈ Урод.

— Аа-а… Нет. Я передумал. Принеси мне мяса.

Отпустив испуганного мужика, дикарка обернулась и посмотрела на других посетителей таверны.

— Ну а вам, уроды, что принести⁈

— Мясо!

— Да-да, нам тоже мяса!

— И мне мясо! Да побольше.

Пока посетители выкрикивали свои новые заказы, татаамская женщина воззрилась на меня. Стояла, оценивающе рассматривала и хищно облизывала губы.

— Сегодня слабаки будут жрать мясо. Ну а я отведаю сладенькое…

Посетители заметили нездоровый интерес дикарки ко мне и начали перешёптываться, совсем не стесняясь остроты эльфийского слуха.

— Кабзда ушастому.

— Да-а-а, сейчас будет мясо. Ха-хах…

Я прислушался к парочке за столом, стоящим в дальнем углу, и там тоже говорили обо мне.

— Слушай, ты там недавно говорил, что не любишь фокусы. А как тебе такой номер? С исчезновением хлюпика.

— Хах-ха. Разве речь тогда шла о таких фокусах?

Перевёл фокус внимания чуть ближе, и снова понял, что все думают только о нас с дикаркой.

— Я намокла от одной лишь мысли, что эта бешенная сучка сейчас набросится на парня и начнёт прилюдно иметь его.

— Ты слишком хорошо о ней думаешь. Эта чокнутая сначала переломает ему ноги, дабы он не сбежал. Потом выпьет пива вприкуску с жирным мясом. И только потом, когда ей надоест слушать крики боли из-за переломанных ног, она наконец соизволит прилюдно поиметь парня.

— М-м-м, как же сексуально ты это всё рассказывал. А ну иди сюда. Возьми меня прямо здесь.

Гниль болотная!

Из-за того, что я развесил уши и сосредоточился на перешёптываниях посетителей, совсем не заметил, как дикарка закончила со своими делами и уже вернулась обратно к нашему столику. Теперь возвышается надо мной и…

Замечаю резкий выпад, нацеленный мне в лицо. Пытаюсь уклониться, но не успеваю. Женщина ловит мой подбородок.

Лицо татаамской женщины приблизилось настолько, что я начал чувствовать зловонное дыхание сквозь её острейшие зубы. Неосознанно начал дёргаться. И за попытку вырваться из захвата, она наказывает невыносимой болью. Хоть я старательно сжимал кулаки, по моим щекам всё равно потекли слёзы.

Заметив мою слабость, дикарка ехидно улыбнулась и тут же усилила напор. Её когти впились в кожу, пуская мне кровь и до хруста сдавливая челюсть.

— Обожаю хрупких мужчин… Они так легко ломаются.

Дикарка сильнее сжала пальцы, заставляя меня задрать подбородок. Затем наклонилась и облизнула мокрую от слёз щёку.

Я зажмурился, но её слюни всё равно попали мне в глаз.

— Пус-с-сти…

— Не брыкайся. Сиди смирно и жри мясо!

Почувствовав, что она ослабила хватку, я машинально хватаюсь за рукоять рапиры на поясе. Но дикарка вновь оказывается быстрее. Её ладонь проносится перед моими глазами и шлепком впечатывается в лицо.

Со звенящим звуком пощёчины из меня вышибло абсолютно любое желание сопротивляться. Мне остаётся лишь терпеть боль и беспомощно глотать воздух в надежде, что горящая от удара щека скоро перестанет ныть.

Из-за сильного удара в ушах ещё долго звенело, а перед глазами всё рябило. Потому я не сразу осознал, что она уже давно ушла, оставив меня одного сидеть за столом и беспомощно втыкать в пустоту.

Боль от той пощёчины сковывала моё тело страхом, но в то же время освободила голову от сдерживающей неуверенности. Теперь, невзирая уже ни на какой заказ, я сам хотел прикончить эту чешуйчатую суку.

Засуну ей рапиру под хвост и выпотрошу гадину изнутри!

Нет…

Нельзя терять самообладание.

Закрой глаза и дыши. Вспомни, чему тебя учили. Сконцентрируйся. Прислушайся и дыши. Дыши и слушай. Слушай…

— Хах, не понимаю. Ушастый поганец плачет, что ли?

— Да-а, хах-ха-ха… Держится за голову и рыдает как последнее ничтожество.

— Вот смотрю на него и вижу благородный кусок навоза, что родился с предназначением сдохнуть под древом матери земли и своей никчёмной тушей удобрить почву.

— Оу-у, хах-ха. Ну это сейчас было жёстко. Ты прям превзошёл сам себя. Давай выпьем за твоё остроумие.

Подняв голову, я перевёл глаза на стол тех смельчаков, что осмелились обсуждать меня в столь грубой форме. Мужики сидели друг напротив друга и держали в руках деревянные кружки. И тут один достал из кармана свёрток и начал засыпать радужную пыль в свой напиток, а после протянул его товарищу.

— Будешь? Тут на тебя ещё хватит.

— Хах-ха, не-не. Меня от прошлой порции ещё не отпустило.

Осознав увиденное, я начал разглядывать и других посетителей. Моё опасение тут же подтвердилось. На каждом втором столе кто-то засыпал в себя радужную пыль, от которой их поведение почти сразу менялось. Они становились более раскрепощёнными и активными, а женщины и вовсе вели себя бесстыдно. Выпячивали грудь на показ и демонстративно трогали себя в интимных местах.

— Оо-о! Хорошо пошло! Теперь штаны дымятся, а в голове — образ горячей официантки, что раскручивает меня голого на своём хвосте.

— Заткнулся бы ты лучше! Бестия вон с кухни возвращается. Жратву несёт.

Дикарка подошла к столу и внимательно посмотрела на каждого из мужиков. Поставила между ними поднос с мясом, но не ушла. Наклонилась к говорившему и положила тому руку на плечо.

— Оскорбляешь меня за спиной⁈ Думаешь, я глухая⁈

Татаамская женщина сдавила пальцы, травмируя плечо, и ткань рубашки тут же начала напитываться кровью.

— Ай-яй-яй! Бестия — это не оскорбление! Бестиями называют сильных девушек! Ай-яй! Настолько сильных, что их все боятся!

— Убедил, слабак! Можешь жить.

Дикарка отпустила его и направилась в сторону кухни, а пострадавший с мученическим лицом поглядывал ей вслед и с осторожностью дотрагивался до травмированного плеча.

— В следующий раз, как ты начнёшь пургу нести, я не стану предупреждать тебя об опасности.

Отвернувшись от мужиков, я ещё раз провёл глазами по залу и обратил внимание, что на меня уже почти никто не обращает внимание. Это по началу я был диковинкой этой таверны, и они пялились на меня как на экзотическую зверюшку в клетке. Однако довольно быстро я им наскучил, и сейчас почти никто уже не смотрит в мою сторону. А это значит, у меня наконец-то появился шанс, дабы подготовить почву для убийства татаамской женщины.

Аготум мамаум Оитум. Ты скоро сдохнешь.