В Россию с любовью

Глава 3 Принцы тоже плачут

Глава 3. Принцы тоже плачут.

Если всеми государствами будут управлять женщины, войны в мире прекратятся.

Вместо этого будет много-много стран, которые друг с другом не разговаривают.

Сетевой афоризм.

— Да сколько можно говорить, я этого не помню! Просто не-пом-ню! Ясно? — психанул я и топнул ногой. Словил ощущение, что это как-то неправильно, и психую я излишне. Но тело считало это нормой. Конфликт «я» и «я» тела?

— И тем не менее, ваше высочество, вы придвинули стул царевне Марии, правильно повязали фартук и правильно берёте приборы. Ножи для рыбы, нож для фруктов… — Всё используете по назначению.

— Может быть. Но ваши дурацкие правила, кто что и за чем, просто не помню!

Взгляд учителя этикета на стоящую рядом, контролирующую процесс Ольгу. Оля сегодня взяла выходной, думаю, мама приказала. Иначе откуда свободное время у министра разбойного приказа? Что-то им не нравится в моём оживлении, что-то подозревают. И я бы и рад вести себя так, чтоб не спалиться, но проблема в том, что я сам не знаю, как надо. Во мне явно уживаются два Александра Карловича: один — «я», пришлый откуда-то взрослый мужик, считающей маму Иру — возрастом «самое то», и тело, в которое попал, ибо хоть обладатель его куда-то делся, скинув свой геморрой на меня, но здесь остался его мозг. А в мозгу остались нейроны. А между нейронами — нейронные связи, всякие аксоны и дендриды. И в них записана фигова туча информации, которая нет-нет, да и всплывает. А у «я» кстати такой роскоши нет, так что мне, возможно, и не грозит вспомнить, кем он был.

…Но с другой стороны я помню то, что не должен помнить принц, без всяких аксонов и дендридов! Парадокс, бляха муха! Так что как бы там ни было, как бы ни был риск спалиться, мне самому был интересен результат опытов мамы и Оли.

— Давайте ещё раз ваше высочество. Начинаем…

Откуда мне знать, когда говорится первый тост? А когда второй и третий? Да, Машку усадил правильно, разлил вино себе и ей — правильно. Рыбу ел правильно. Но вот теория — та ещё стерлядь. Ага, мы ели обскую стерлядь, точнее на ней тренировались. Чем фигнёй страдать, я б лучше ещё такой рыбы пожрал — вкуснотища! Но надо было слушать этого зануду Романова. Ага, ещё один мужчина в кремле, из древнего боярского рода… Просто боярского рода. Могущественного и уважаемого. И всё. Но об этом позже. Вот только в отличие от образа брутальных властных Романовых в моей голове, видно, доставшегося от «я» с его уникальным видением, этот чел был тощий, манерный, и, чего уж говорить, напоминал поведением и ужимками представителя сексуальных меньшинств. И не удивлюсь, если им был. То, что тут женщин к мужчинам пять к одному, не исключает тягу к извращениям некоторых последних, особенно в среде аристократии. Наоборот, настолько запретный плод будет ещё сладостнее. Но меня от Романова тошнило, и, не в силах сказать ему что-то открыто, я просто истерил и срывался на нём, включая «маменькиного сынка». Иногда это полезно.

Ах да, первый тост говорится после третьей перемены блюд. И говорит его самый уважаемый на банкете гость. А я что, разве не так сказал? Я ж так и заявил: «Посидели немножко, потрындели, потом ещё чуть, а потом даём слово кому-то из гостей». «Что значит кому-то? Господин учитель, ну, они у нас как сидят? Первые — ближники, самые доверенные, самые-самые. А дальше по убывающей. Как у наших пра-пра-прадедов дружина пировала, ничего ж не изменилось. Вот в том же порядке и тосты кидают…»

— Ваше высочество, я разочарован в вас, — покачал головой Романов. — В целом то, что вы говорите, правильно, ваша внутренняя память подсказывает правильно. Не помня правила этикета, вы выдаёте их как усвоили на подсознательном уровне. И это хорошая новость, — повернулся он к Ольге. — Но царевичу не пристало оперировать такими понятиями… — снова ко мне. — На грани с бранными словами.

Я на это лишь пожал плечами — сказал — и сказал. Не нравится — не спрашивай. Я нарцисс, царевич, а ты — холуй и 3,14до… Хмм… Просто мой учитель и должен терпеть.

И тем не менее, это и правда хорошая новость. Память принца, условно назовём её подсознательной, никуда не делась, осталась в этой башке. И я могу ею пользоваться.

После этикета, где Машка больше стояла рядом и смотрела, правда, в отличие от Ольги использовалась мною и учителем как манекен-тренажёр, шла задумчивая. У нас был перерыв в пол-часа чтобы перезагрузиться и переодеться — ибо этикет мы отрабатывали в соответствующем антураже: я в парадном камзоле, она в бальном, пусть и уже ношеном однажды платье. Про платье мне чуть ли не с момента пробуждения ликбез прочитали: царевна не может надеть два раза одно и то же! Каждый бал, каждый приём платье должно быть новое. Куда они потом их девают — девчонки не сказали, пожали плечами, но шкаф у Машки хоть и занимал целую комнату по соседству со спальной, но всё же не мог вместить всё, что она надевала за сознательную жизнь.

— Пошли, поможешь переодеться…

Забрались в её комнату. Наши комнаты рядом, у неё своя почти такая же, как моя, только зеркальная планировка. А, ну и окна выходят не на башню, а на стены, за которыми видна гладь Москвы-реки, и одетая в гранит набережная святой Софии. Что можно сказать о комнате девчонки… Уютно, ничего не валяется, не разбросано (кстати в отличие от Жени, у которой шмотки на кровати и креслах, а косметика на столике просто грудой, как попало). По косметике — самая малость, рано ещё, не созрела. Спала она тут редко, как понял, они с царевичем ночевали то у неё, то у него по очереди. Сейчас стабильно у него, то есть меня, но не сказать, что я тут не частый гость. И нет, не надо пошло думать — вообще никакого сексуального подтекста, даже намёка. Они просто вместе спали с самого рождения. А ещё вместе купались и душ принимали — тоже бывало.

— Оля говорит, одну без другого оставляешь — оба плачут. Кладёшь рядом — сразу оба замолкают, — просвещала она меня после первых заданных на эту тему вопросов.

— Я очень хорошо чувствую идущее от тебя тепло, — сказал я. — Я в нём купаюсь, как поп-звезда в лучах славы.

— Это ж замечательно! Раньше, ну, до этого, ты так никогда не говорил. Говорил, просто, что я тёплая. А кто такая поп-звезда? Звезда с широкой попой?

Понятие «звезда» тут есть, и означает раскрученную диву. Говорю как музыкант, меня оной звездой сделать как раз и пытаются, так сказать дать мальчонку приемлемую дорогу в будущее. Не министром в приказ же отправлять! Мальчика в министры не надо, не по местным понятиям. А ещё папаня мой — звезда, причём уже состоявшаяся, на ниве художеств. Реально устраивает выставки в различных картинных галереях по всему миру, и его активно покупают. Так что у меня есть таланты в генах, пусть и не к художествам.

Меж тем Машка повернулась ко мне спиной, и я принялся расшнуровывать ей платье. Нормальные, обычные платья, именуемые «домашними», помощи не требовали, застёгивались нормальным рабочее-крестьянским образом. И пипл за кремлёвской стеной такие поголовно носил — меня хоть и не выпускают в город, но я обошёл всю стену, и приспособился следить за подданными мамочки с биноклем в руке. Любимая позиция — верхняя площадка Никольской башни, с видом на главную площадь страны Советов, называвшейся Красной за века до её появления. На этой Красной площади нет ГУМа, но возвышается не менее грандиозное, правда чуть пониже, строение, под названием «Красные торговые ряды». С таким же статусом, как в памяти «я» — место, где затовариваются баснословно богатые. То, что этот «ГУМ» делится на Княжеский, Боярский и Купеческий ряды — просто названия, смысла не несущие. Нет, не был, не выпускали, но память царевича не спит, и всё чаще выдаёт мне перлы из его жизненного опыта… Чему я радуюсь, правда, в голове от этого каша. Например, смотришь со стены в районе Глухой башни, а мавзолея тю-тю! Нету! Васька есть, как бы ни ещё более красивый и величественный. И самый цимес — ДЕЙСТВУЮЩИЙ!!! А ещё нет Исторического музея. Вместо него серое невзрачное по сравнению с Васькой и Рядами здание Земского приказа. А в остальном всё также, и люди те же, и даже машины похожие — полный разрыв шаблона.

А со стороны Свибловой башни, правда из моих окон не видно, буквально в нескольких сотнях метров возвышается красивый белокаменный пятиглавый собор с массивным профилем, самый большой, кстати, в стране, за которым начинается существующее и тут бульварное кольцо. Нет, не Храм Христа Спасителя, отнюдь. А пипец как похожий на него Храм Святой Ксении Спасительницы. Первой полноправной царицы на троне (как самостоятельной царицы, а не жены царя), первой Годуновой на троне, дочери царя Бориса-мученика, основателя династии и единственного в ней правителя-мужчины, и… Первой одарённой, сообразившей, что можно тупо собрать всех женщин Москвы, получивших оную одарённость буквально совсем незадолго до, и вот так, скопом, без оружия, выйти в поле и навалять войску Мнишеков и клятвоотступников (это цитата) во главе с Гришкой Отрепьевым, подошедшим к Москве. Мужиков тогда, после пролёта кометы, было ещё много, пипл был не в курсе грядущего удара по рождаемости из-за грядущего же перекоса полов, но у женщин по всему миру уже прогрессировала одарённость — они буквально за несколько лет стали сильнее и научились пуляться фигурами, тогда ещё простыми не такими мощными, как сейчас, но уже достаточно смертоубийственными, чтобы поразить пикинёров, мушкетёров и прочих рейтаров, господствовавших в армиях мира. Россия стала первой, где женщины показали силу и пришли к власти, предотвратив заодно Смутное время. Нет, оно всё же случилось, и после разгрома Отрепьева (здесь его никто не называет Лжедмитрием — не заслужил такой чести), и в хрониках его описывают сурово — я заморочился, как начал ходить, прочитал историю первым делом. Но вот урон страна понесла куда меньший, чем в памяти «я». А значит и после его окончания страна стала развиваться куда быстрее и увереннее. И стала бы сверхдержавой в отличие от… Если б не женщины у руля, которым в отличие от мужчин это было не нужно. Нет войны, есть что пожрать — и ладно. Тем более, в соседних странах у власти оказалось такое же бабьё, с той же философией и тем же присущим женщинам от природы пацифизмом. Как говорится в старой шутке, если всеми государствами будут управлять женщины, войны в мире прекратятся, вместо этого будет много-много стран, которые друг с другом не разговаривают. Примерно так сложилось здесь после бурного начала XVII века, когда пролетела эта дурацкая комета, через хвост которой и прошла Земля, после чего всё и началось. Но об этом позже.

— Саш, в чём дело?

Машка стащила платье, которое упало на пол, и выступила из него ногами. Память «я» говорит, что корсеты какая-то умная женщина разделила на лифчик и трусики аж только в начале XX века, вроде как во время Первой мировой. Подробности «я» не помнит, спасибо и этой информации. А здесь ввиду отсутствия мужиков бабам, видимо, не перед кем было выворобушкиваться, выделяя талию и грудь, и разделение произошло куда раньше. И тонкий кружевной Машкин лифчик ей безумно шёл, несмотря на то, что поддерживать ему, кроме толстых поролоновых вставок, было нечего. Ну, почти — кое что уже проклёвывается. Трусы в воображении, видно тоже от «я», рисовались тонкими полосками, но в реале они были широкие, массивные, удобные и тёплые, эдакие мини-шорты, но смотрелись тоже красиво. Расстегнул ей и застёжку, лиф она скинула, после чего стянула трусы, и, не стесняясь, принялась вертеть в руках то, что приготовила, предварительно разложив на кровати.

— Что? — недоумённо подняла глаза, видя, как я завис, разглядывая её ещё девичье, но уже формирующееся тело.

— Смотрю. Думаю, какой ты у меня красавицей станешь через пару лет. Туда-сюда и замуж.

— Ага, если маменька пару подберёт, — скривила она мордашку.

— Тебе — подберёт! — хохотнул я.

— Я не хочу быть второй или третьей! — фыркнула она, надевая другие труселя, чутка попроще на вид, но тоже смотрящиеся неплохо. Разве что без кружевных оборочек.

— Тебе — точно это не грозит, — повторился я. — Всё же царевна. Царевны только первые.

— Но то, что придётся брать вторую и третью жену… — Тяжёлый вздох. — От этого не спасёт даже то, что царевна.

— Ага, только царица может себе позволить не иметь других жён.

Я немного врал. Не столько царица, сколько любая глава любого сильного рода. По крайней мере княжеского, по боярам там уже варианты. Боярышни сами берут для своих мужей «младших жён», помощниц себе в делах, а главное, в качестве боевой силы, ибо приобретение безусловно лояльной сильной одарённой, принятой в самый эпицентр семьи, откуда предать род просто невозможно, значительно повышает шансы оной семьи на выживание. Особенно при жизни на границе, где постоянно идут перманентные войны «не разговаривающих друг с другом» стран. А вот княгиня — это княгиня, младшая жена ей уже может сильно помешать, ибо будет лезть в управление кланом. Откуда чужую попереть можно, а вот члена семьи — уже проблематично, статус пусть младшей, но княгини, не то, от чего можно отмахнуться. Так что маман у папика единственная жена, и это здорово — не ломает мне с моим «я» шаблон: одна мать, один отец, пусть и такое говно, как Карл Ульрих. Ибо память принца подсказывает, что в семье той же Вари Долгорукой четыре мамы, а ещё у неё восемь сестёр и аж два брата. И ещё одна мама на момент моего отруба была беременной. Она сама дочь второй жены главы семейства, не старшей, и такая хрень потому, что их ветвь — одна из младших, не главная княжеская. Я б в такой семейке точно чокнулся, да и она по-видимому неспроста около меня трётся, сбегая из дома в кремль ансамбль при любой возможности — подальше от того дурдома.

— Маш, разговор есть. Серьёзный, — тяжело вздохнув, принял я неизбежное. Надо прояснить позиции сейчас, пока есть время на раскачку. Через пару лет будет поздно.

— Да, Саш? Помоги. — Повернулась, чтобы я застегнул другой, более простой лифчик.

— Хоть мы и с детства вместе, и всё делаем и делали вместе… Но нас ждёт бум. Гормональный.

— Только не начинай! — скривилась она. — Я — твоя половинка. Твоя сестра-близнец. От которой у тебя вообще нет секретов. Как и у меня от тебя. Я считаю, самая большая проблема будет, когда тебя женят, а меня выдадут замуж. Я не представляю, как буду спать одна.

— А с мужем?

— К чёрту мужа! Подпитка идёт только от тебя. Может ты не замечаешь, но рядом с тобой я сильнее. Я могу создать фигуры, которые без тебя не получаются. Вдали от тебя я как… Как будто рук не хватает! Вроде есть, две, те же, а должно быть больше. Так что не говори глупостей — впереди куда большие проблемы, чем гормоны.

— Маш, это просто тело. Оно уже начинает бушевать, и станет только хуже. Пара лет, и я могу наброситься на тебя, не отдавая отчёта. Всё зная, понимая, просто…

— Я дам тебе по яйкам, и ты успокоишься, — расплылась в пакостной улыбке она и принялась за платье. — Какое, изумрудное или небесно-голубое?

— Давай изумрудное. Маш, ты не понимаешь…

— Понимаю! — рыкнула она.

— Нет. Ты можешь и сама не заметить, как провалишься, отдашься чувствам.

— Предлагаешь не спать вместе? Ты идиот?

Ладно, промолчу. Одарённость для женщины — больше, чем жизнь. Без неё они реально как без ног и рук. Если от меня идёт подпитка, она бросит всё ради неё, перешагнёт через любые пороги и моральные барьеры. Думаете, Женя бы позволила вот так пялиться на неё голой, переодевающейся? Да я б уже валялся у стены с фигурой в брюхе! Не смертельной, но болючей. А Оля — та и зашибить может, она куда более сильный боец.

— Дурачок! — улыбнулась Машка, закончив с платьем. Неспешно подошла, обняла, широко раскрыв объятья. — За это я тебя и люблю — ты хоть и истеричка, но истеричка правильный. Ну, поцелуй меня, и больше о ерунде не думай. — И вытянула вперёд губки. — Как со своими прошмандовками в музыкальной целовался. Давай, я жду.

— Маш, это мерзко, — сделал попытку отвернуть я лицо, что в таких объятьях нелегко.

— Вот ты и ответил на свой вопрос. — Она прижала голову к моему плечу. — Кстати, кто тебе из них больше нравится? Варя? Даша? И чего ты с Наинкой расцарапался?

— Вот как пообщаюсь с ними — скажу, — буркнул я.

— Не забудь про бастардов, — посерьёзнел её голос.

— Не забуду, — снова буркнул я. — И ты туда же.

— Мама мне уши прожужжала. Ты — легкомысленный, чтобы я тебе постоянно напоминала. И по возможности проконтролировала. Им светит быть второй-третьей-четвёртой женой, не выше, вот они и хотят удачу за хвост поймать. Только нам это не нужно.

— Понял, не дурак. Дурак бы не понял. Пошли, теперь я переоденусь, и на физику…

Что сказать за физику…я её понимал! Ток. Сопротивления. Вот только «закон силы тока» в моей голове звучал, как «закон Ома». Причём вместо λ (лямбда) мне хотелось написать большуй букву I, и измерять в Амперах, а не «электрононаметрквадратных», вместо напряжения γ (гамма) — U, и измерять в Вольтах, а не «динамиках», а при слове «сопротивление» рука сама выводила R, и измерялось оно у меня в голове в Омах, а не в «андистихах»

А в остальном всё знакомо. Как-то сложно, с натягом, но я понимал, о чём хочет сказать преподавательница. Кстати, декан факультета физики и механики МГУ, московского государственного университета. Уточнил про него — ВУЗ крутой, целый городок где живут преподаватели и студенты… В районе села Преображенского, северо-запад города. «На синей ветке» просились слова, и тут было сложно что-то прокомментировать — синяя ветка метро шла с севера на юг, от Марьиной Рощи до Нагатино. Ранее Преображенское было пригородом, теперь окраина Москвы, и никакой университетской высоткой со шпилем, встававшей перед глазами, стоило из прикрыть, там не пахло — огромная территория с малоэтажной застройкой.

Машка училась прилежно, вникала старательно, но я видел, ей не интересно. Какие у неё интересы — пока не понял, ибо в отличие от Женьки, повёрнутой на тряпках и приёмах, такой тяги у близняшки не заметил, а о чём ещё могут думать девчонки — тёмный лес. Ольга тоже присутствовала на нашем занятии, и даже задала пару вопросов… Мне. Видела, как плаваю, но не безнадёжен, сделала несколько записей в блокнот. Довольна осталась или нет — этого не понял, по лицу старшей сестры вообще сложно что-то понять. У, рожа ментовская! Опыт.

«С ума сошёл, какой опыт в двадцать два?» — хотелось сказать самому себе. Но поправочка, это двадцать два царевне, а не простой девахе-крышелётке. Наследнице престола. Которую дрючили лучшие преподаватели страны гораздо сильнее, чем нас с Машкой, а из нас физичка выпила к концу занятия все соки. Голова просто дымилась!

— Ладно, вижу, голубки, вы устали, — наконец, улыбнулась она, видя, как уже не только я, но и царевна Марья Карловна закипает, вот-вот крышку чайника сорвёт. — На сегодня занятие окончено, и хочу вас поблагодарить. Марья — ты делаешь успехи. Пока Александр болел, ты была несобранна, но сейчас навёрстываешь. Александр — заметно, что ты потерял память, многие вещи не помнишь, — голова в пол-оборота к Ольге, отчёт для неё, — но тем не менее, ты понимаешь общую суть процессов. Наверное для врачей это будет хорошей новостью, а я, поскольку не доктор, просто порадуюсь твоим успехам, и что не забыл мой предмет, даже забыв остальное.

— Варвара Кантемировна, а где можно достать конденсатор? — поднял руку я.

Преподавательница снова поиграла в гляделки с Ольгой, и я прочёл во взгляде: «Подробный отчёт, ваше высочество, предоставлю чуть позже». После повернулась ко мне.

— Зачем тебе конденсатор, Александр? Да и какой, и для чего?

— Для опытов. Какой… Ну, на один-два микрофарада будет достаточно.

— Микрочего? — округлила она глаза, а Оля сделала новую пометку в блокноте.

— Извините, — пожал плечами я. — У меня какая-то каша в голове. Сам не понимаю, что говорю.

— Мы ещё не проходили конденсаторы, Александр, — требовательно сузила глаза Варвара Кантемировна. «Лучше всё расскажи мальчик. Для всех лучше».

У нас с нею (я этого не помню, Машка сказала) с первого дня договорённость — на занятиях никаких высочеств и титулования. После занятия — да, безусловно. Но пока идёт урок — мы её ученики, Марья и Александр, полным именем, и никак иначе.

— Мы не проходили, как дышать, — парировал я. — Как ездить на автокаретах. Как включать магнитофон и слушать музыку. Но при этом мы всё это умеем.

— Но конденсатор… — нахмурилась она.

— Жалко — так и скажите! — снова включил я «истеричку» — маменькиного сынка.

— Не жалко, — покачала она головой. — Но я хочу понять, для чего ты бежал впереди поезда и изучал этот раздел моей науки самостоятельно, даже не запросив консультации (а я бы тебе безусловно помогла), и какую ставишь цель? Электричество не игрушки, дети. — Снова косой взгляд на Ольгу. — Многих первых испытателей электричества убивало. Молния — тоже электричество. И конденсатор способен накопить достаточно большой заряд, который при пробое даст огромный ток.

— Как будто от микрофарада может кого-то убить… — буркнул я, но Машка услышала.

— Итак, Александр? — Глаза декана МГУ снова превратились в две щёлочки.

— Если соединить с катушкой, получатся колебания. Радиосвязь. Хотел посмотреть, как это работает — в книжке описан сам принцип, но не понятно, почему в рацию говоришь, а на том конце звук слышится.

Смех. Весёлый и задорный — Варвара Кантемировна оторвалась, глядя на глупого такого меня. Что, собственно и было нужно. Откуда я взял про рацию — тоже фиг знает, но когда искал отмаз, зачем мне собственно конденсатор нужен, чтобы не спалиться, мозг выдал это воспоминание. И, оказывается, в тему!

— Что ж, Александр, мы обязательно дойдём до радиоволн через несколько занятий, потерпи. А пока вот ваши домашние задания, — протянула она два листка. — Варианты как обычно разные, чтобы не делали одна за другого, но в связи с тем, что Александр имеет проблемы, я рекомендую вам обоим решать совместно, оба варианта. Да, это дольше и труднее, но, возможно, это вызовет воспоминания и вернёт его высочеству память. — А теперь преподавательница поджала губы — она и правда за меня переживала, я ей нравился. Да и Ольга при её словах посмотрела с теплотой. — Если Александру нравится Физика, то то, что он помнит, возможно, потянет за собой что-то ещё. На следующем занятии расскажете, с какими проблемами вы столкнулись при решении и как пытались их преодолеть.

— Спасибо, Варвара Кантемировна. — Мы встали, поприветствовав учительницу и легко-легко, лишь обозначая (царевичи же), поклонились.

Всё, с этого момента мы в «большом мире», и, закономерно, теперь уже она присела в реверансе, причём не только перед нами, но и Ольгой, с которой они снова пересеклись многозначительными взглядами.

— Ваши царские высочества, мне пора. До скорой встречи.

— Саш, что это было? — накинулась на меня Машка, когда мы снова добрели до её комнаты. Нет, переодеваться было не нужно, но голова болела от запихнутых знаний — у нас снова полчаса на перезагрузку. Я прыжком спиной вперёд рухнул на её кровать и сложил руки за головой. Она что-то собирала и раскладывала на письменном столе, меняла тетрадки для следующего урока — биологии.

— Не понял вопроса.

Сестрёнка была серьёзна, более того, нахмурена, и через связь я чувствовал её злость. Неподдельную злость!

— Зачем тебе конденсатор? — повернулась она и упёрла руки в бока. — И второй вопрос, когда это ты листал учебники по физике по темам будущих занятий? Не припомню. Ни до, ни после покушения.

Было раскрыл рот ей что-то объяснить, но понял, что сказать ничего толком-то и не могу. Потому нехотя слез с кровати, подошёл к столу:

— Дай чистый лист бумаги.

— Держи.

— И ручку.

Ручка была перьевая, чернильная. Чернила заливались внутрь и часто мазали. И я отчего-то считал, что это неправильно, что должен быть какой-то «шарик», чтобы чернила не растекались. Но его не было. А были промокашки для чернил, в большом количестве, по нескольку в комплекте с каждой тетрадкой. Одну из промокашек она и протянула. Плохо, на то она и промокашка, что на ней писать тяжело. Оные чернила растекаются по поверхности и впитываются внутрь, и эту кляксу уже не выведешь. Это шпилька такая с её стороны кто не понял. Но мне было плевать — я был «на волне». Начал рисовать палочки. Вначале две рядом.

— Вот смотри, это пластина. И это. Проводники. А между ними не просто пустое пространство, а диэлектрик. — Нарисовал рядом с одной плюс, с другой минус. — Подключаем к розетке. Сюда идёт плюс, сюда минус, и отключаем от розетки!

— И? — не поняла она.

— И то, что заряд остаётся на пластинах! — победно воскликнул я. — На этой плюс, на этой минус. Проблема в том, что в розетках ток — переменный. А значит для зарядки нам нужен диод, выпрямляющий ток, пускающий только в одну сторону и не пропускающий сюда минус.

— Хорошо, зарядил. А дальше что? — хмурилась она, но я почувствовал разливающееся тепло — я что-то задумал, и она хотела в этом участвовать.

— А дальше… — Как бы ей объяснить то, что я не понимаю сам. — Дальше два провода, изолируем. Крепим к досточке — она диэлектрик, а досточку приклеиваем пластырем к ладони. И держим так, чтоб не касаться проводков. А потом подносим к кому-нибудь руку… И БАЦ! — Последнее я резко выкрикнул, взмахнув руками. Она взвизгнула, отскочила, и засмеялась:

— Поняла! Удар током!

— Ага. Причём не смертельный удар — там той мощи в кондёре… — Я презрительно скривился. — Но настроение испортить заряда хватит.

— Женьку надо стукнуть, когда она зарвётся снова! — всё, зарядил девочку на позитив. Я прощён, и кто-то из моих сестёр точно в ближайшее время попал. — Но Саш, а если убьёт? — нахмурилась она.

— Не убьёт, — уверенно покачал я головой, но после задумался. — Ну, по крайней мере не должно. Надо экспериментировать.

— Хорошо, давай после биологии покумекаем, что можно сделать и где что достать.

— Поддерживаю!

Хорошо когда твоя сестра-близнец разделяет свои ценности! Особенно насчёт Женьки, о которой и я подумал на занятии с Варварой Кантемировной.

Биология… А тут ничего интересного не произошло. Предмет оказался скучный. Вот просто скучный! Даже не пестики-тычинки, а «корневая система», «проводящая ткань», «впитывающая зона» и прочая такая ботаническая лабуда.

— Разрешите вопрос? — поднял я руку.

— Да, Александр? — Это не декан, и не МГУ, а завкафедрой аграрного университета имени Софии Волконской — величайшего селекционера нашего государства, основателя селекции и генетики, как наук в России. И уважаемый мозг, не надо фамилию «Мичурин» мне транслировать — я без понятия, кто это!

— А когда мы будем проходить что-то интересное?

— Что ты понимаешь под словом «интересное»? — заинтересовал её я.

— Например, строение человека. Органы и системы органов. То, что пригодиться в жизни. Или основу основ — про всякую цитоплазму, митохондрии — биохимию. Хромосомы, там, гены…

— Ваше высочество слишком спешит, — расплылась преподавательница в покровительственной улыбке. — Будет и это. А по строению организма — у вас будет отдельный курс, медицина. Да, вы царевичи, у вас слуги и охрана, но каждый уважающий себя человек должен понимать в строении тела, своего и своего ближнего и особенно неближнего. — Многозначительный взгляд на Машку — она из нашей пары боец, причём даже в четырнадцать по силе построенных фигур может заткнуть за пояс девяносто девять процентов простого населения. — И в случае чего должен мочь оказать первую помощь, либо быстро и эффективно убить врага в момент опасности. И к счастью, её царское величество Ирина Борисовна полностью разделяет наши взгляды на это — курс первой помощи давно введён во всех средних школах.

— Да, возможно, я тороплюсь. А вдруг не успею пожить? — Я расплылся в улыбке, но больше ни у кого в этой комнате данное высказывание веселья не вызвало.

— Обещаю, Александр, когда мы начнём генетику, вы взвоете! — А теперь улыбка преподавательницы превратилась в кровожадную. — Ловите момент, пока есть возможность. Что же касается ботаники — это основа основ любого государства. Если у тебя нет еды, ты не знаешь, как прокормить свой народ — это катастрофа.

— Еду можно купить, — заметила Машка. — Англия, например, так делает. Голландия. Германия. У них развито производство, а земли отданы под животноводство и цветы. И на деньги от экспорта закупают продовольствие.

— Ага, и достаточно появиться могущественному противнику, кто сможет организовать блокаду страны, и все они сдохнут от голода! — весело констатировала учительница. Ольга при слове «сдохнут» непроизвольно скривилась, но и она кивнула — саму позицию разделяла. — Деньги от экспорта это хорошо, ваше высочество, но только до момента, когда тебе не станут продавать еду ни за какие деньги, а в нашем мире может произойти всякое. Пусть политика Англии остаётся на совести англичанок, Голландии — голландок, а наша матушка царица проводит политику распашки всех возможных земель, включая среднюю полосу и даже Север. Наша пшеница дороже, чем в той же Луизиане, Ла-Плате или Австралии, но если порты будут блокированы — мы выживем. И планирование продовольственной безопасности — первое дело для членов царской семьи, которым будет суждено работать в правительстве и приказах на благо нашей священной Родины. И наш университет как раз и готовит таких специалистов, кто может вырастить урожай даже в зоне очень рискованного земледелия. Итак, пишем: «Мочковатая корневая система отличается…»

На самом деле предмет интересный. И вправду важный. Мы смотрели в микроскоп, что-то резали, строгали, снова смотрели в микроскоп. Записывали наблюдения. После таких занятий фиг что забудешь, не то, что… Не то что где?

«В школе» — подсказал мозг «я».

Но я не помнил эту школу. Помнил лишь ощущение неприятности, неуютности — оно возникало при мысли об этом термине. Так что буду исходить из того, что есть — предмет интересный, но не предел моих мечтаний.

Перерыв на обед. Голова кипела ещё больше, Ольга, наконец, умчалась по делам, а мама обедает с нами редко. А сегодня вообще в Самару улетела, когда будет — мы не в курсе. Папенька без неё решил церемониал не соблюдать и «их величество решили отобедать у себя в мастерской».

— А чего он так нас не любит? — не выдержал я и задал давно мучающий вопрос. Обе сестры посмотрели с недоумением, распахнув глаза.

— Саш, ты чего? С дуба рухнул? — Женя была сама тактичность.

— Нет. Просто не помню.

— А если не помнишь, если ты с ним как бы с нуля познакомился, — сверкнули интересом её глаза, — тогда как его оцениваешь?

— Равнодушие. Ему плевать. Но… — Какая-то мысль не давала мне покоя. — Какая-то неприязнь к нам, ненависть.

— Он мог стать мужем шведской королевы. Но стал нашей мамы. — Машка тоже хмурилась.

— А разница? Россия же больше, и…

— Всё время забываю, что ты ничего не помнишь, — тяжело вздохнула Женя. — Саш, мы для всех — дикая отсталая страна. У нас свои заводы по производству электроники, мы сами себя кормим, делаем свои трактора и самобеглые кареты, у нас свои, а не построенные кем-то электростанции, а главное, мы сами производим всю номенклатуру оружия, необходимую, чтобы выжить. Но мы всё равно для всех в мире — дикарки, отсталый народ. Они рады, когда мы к ним приезжаем на отдых, потратить деньги, но за противными ядовитыми улыбками европейки даже не скрывают свою фальшь и пренебрежение. Даже в общении с нами, царской семьёй, не говоря о простых наших подданных.

О как! Интересное кино. Deja vu. Где-то «я» уже это слышал.

— А почему так?

Женя пожала плечами.

— Исторически сложилось. В прошлом веке мы из кожи вон лезли — пытались стать для них своими, всем понравиться. Но наша бабушка решила, что хватит закапывать деньги в песок — а там на рекламу миллиарды были впустую потрачены. Чемпионаты, спортивные состязания, шахматные турниры, международные конференции у себя проводили… А всё равно лучше к нам относиться не стали. А мама, как взошла на трон, открыто на всю боярскую думу заявила, что отныне задача государства — безопасность и высокий уровень жизни, и плевать, кто что о нас думает «снаружи».

— В общем правильная позиция, — хмурился я, пытаясь совладать с кашей в голове. Это было не просто deja vu, это что-то запредельное. Но обдумаю потом, когда каша уляжется — а она рано или поздно уляжется.

— Нам не просто так ботанику преподают, — произнесла Машка, вяло ковыряющая вилкой в тарелке. — Саш, у нас земли плохие. Хороший хлеб растёт только в южных уездах, всё, что севернее Ростова — только скоту на корм. Виноград — только Кавказ. Солнца мало. Да и там его куда меньше Греции или Италии.

— У нас нефть есть. И газ.

— Только это спасает. Да и нефть… Она вся на том же Кавказе. Не просто так персиянки чуть ли не каждые десять лет мелкую пограничную войну устраивают. Но пока хватает, если не продавать. Для себя. Вот и остаётся, чтоб не сдохнуть, генетику и селекцию подключать, деньги в разработку вкладывать сумасшедшие, без особой отдачи.

Для юной девы мысли непривычные, но вот для юной царевны — уже нормально, откровением её слова стали, но диссонанса не вызвали. Её по любому отдадут в какой-нибудь приказ, сделают главой службы. Значит и воспитывать таких людей надо с самого раннего.

— Ты наверное не помнишь, мы ездили во Францию, — сказала Женя. — Мы ещё маленькие были, но Маша наверное кое-что запомнила.

— Да, солнце. Тепло. Хорошо, — кивнула сестра-близняшка.

— Именно. Они могут кормить со своей земли десять Франций. Своя промышленность. Военная техника. Всё прочее. У них есть на это деньги! Но деньги — это лишь выражение ресурсного баланса — у них есть ресурсы. Главный из которых — люди. Которых хватает для всего, для любых проектов и развития. А потому они держава номер один, и француженок по населению столько же, сколько у нас в корневой части страны, без Туркестана и Кавказа с Прибалтикой. На куда меньшей территории. А с Канадой и Луизианой… — Она грустно вздохнула.

— Они наши главные враги, да? — нахмурился я.

— Скажем так, соперники, — мягко сформулировала Женя. — И кроме Канады и Луизианы, они косвенно контролируют половину Африки. А у нас только Кавказ и Туркестан, где куда хуже той же Луизианы, да Сибирь с Аляской, где на одного человека три медведя, а в последней ещё и белых.

— И всё же не понимаю про папочку, — вернул я тему в исходное русло.

— Он ненавидит нашу страну, — грустно усмехнулась Машка. — Ненавидит маму. Он не хотел выходить за неё — насильно отдали. Он мечтал о шведском престоле, где люди как люди, правильные, цивилизованные, и всё такое.

— А мы — историческое недоразумение, — хмыкнула Женя. — Хотя драли этих шведов ещё до Катастрофы, да и после шведкам задницу не раз надирали.

— Но мы же его дети! — не понимал глубины падения этого человека я. — Как можно не любить детей?

— А что мужчине дети? — с обидой фыркнула Женя. — Сунул-вынул, пошёл дальше. Да, мы сильнее вас. У нас одарённость и всё такое. Но всё же именно мы рожаем. Мучаемся и иногда умираем при родах даже сейчас, с современной медициной. Именно мы воспитываем, организовываем будущее. Каждое дитё — наше счастье, наше продолжение. А мужики… Ну, вот сейчас для всех подданных бесплатная процедура ЭКО, до трёх раз в течение жизни. Там тебе «зальют» то, что под рукой, даже выбрать черты толком не дадут — «слепые» пробирки. А в большинстве уездов и этого нет: какая есть сперма в банке — ту и используют, лишь стараются малыми партиями по городам развести, чтобы потом инбридинга в определённой местности не вызвать. Но если я какая-нибудь Клава из Могилёва, или Люська из Тобольска — я по сути даже выбрать не могу. Не из чего выбирать! Мужика простой Люське или Клавке никогда не получить, нищебродки они, в семью их третьими-четвёртыми жёнами тоже вряд ли возьмут, если они не суперодарённые, а они точно не такие. Так что остаётся только любить своё чадо, своё маленькое солнышко, каким бы оно ни родилось — бывали случаи, что и чернокожее. А тот мужик, который сдал налог в банк спермы, где-то живёт, ходит, чем-то занимается, и не знает, сколько тысяч младенцев из его налога сделали. Ему плевать, Саш. И это нормально — а как по-другому-то?

Обе сестры непроизвольно вздохнули, и Женя закончила:

— Не суди его строго. Он свою задачу, ради которой рождён и воспитывался, выполнил. А любит или не любит — он мужчина. — Она презрительно скривилась. — Что взять с мужчины?

— Мужчины бывают разные, — попробовал возразить я, но понимания не нашёл.

— Мужчины — избалованные дети, до старости. Капризные. И при этом агрессивные. Их надо оберегать, иногда даже от самих себя. Они плохо управляемые, а часто даже невыносимые. Но пока мы не придумали способа, как размножаться без мужчин — мы будем их холить, лелеять, заботиться о них… Не требуя в ответ слишком многого. Саш, — сверкнули её глаза огнём предупреждения, — возвращайся во взрослую жизнь. Тебе тоже предстоит пройти этот путь. Тебе уже подобрали невесту, она не подарок, потому учись. А ещё учись быть покладистым и неконфликтным, учись уступать женщинам, и особенно сёстрам — потом легче будет уступать супруге и главе семьи. Поверь, тебе очень пригодится в жизни наука понимать людей и подстраиваться под них, добиваясь этим своих целей.

Вот такой разговор за столом получился. И как бы я внутри не был с нею не согласен… А кто меня спрашивает?

— Не может быть так, чтоб мужики были настолько слабые, — произнёс я, когда мы закончили с обучением на сегодня. После обеда были танцы, видно, чтоб растрястись, после чего — самостоятельное обучение, то бишь время на домашку. И в отличие от инстинктов «я», следуя которым я предложил заняться чем-то более приятным, был грубо осаждён сестрой, бескомпромиссно отрезавшей:

— Задание дано — надо учиться! Мы — принцы, а не быдло какое.

Пришлось садиться и решать, потеть. Ибо задачки-то непростые! А уж термины, обозначения и единицы измерения какие… Без ста грамм не разобраться. Я честно пытался, но в большинстве случаев до чего-то доходил, а потом плавал.

— Ну Саш, ну что же ты! Это же просто! Здесь вот так — выписываешь в виде уравнения. И тут закономерность. Силу тока выражаешь через площадь сечения… И всё это берём в систему уравнений. Которую и решаем.

— М-да, — крякнул я. — Не для средних умов.

— Конечно, — согласилась сестрёнка. — Мы и не средние.

Не поспоришь.

Но рано или поздно, физика закончилась, закончилась и биология (тут домашка была несложной — зарисовать и подписать), и я поднял проблему, которая волновала куда больше. О слабости мужчин.

— Мужчины не должны быть такими слабыми. Эволюционно мужчина это… Добытчик! Хищник! — гневно разглагольствовал я, отложив в сторону учебники. — А женщина — хранительница очага. Готовит, растит детей. Жарит мясо, которое принёс мужчина-охотник.

— Ну, до Катастрофы так и было, — довольно заулыбалась Машка. — Вот только Катастрофой она зовётся только в учебниках. Чтобы вас, мужчинок, не обижать. Женщины иначе, чем Даром её не воспринимают. Даром божьим. Благодаря которому мы перестали быть бесправными и угнетаемыми, перестали считаться говорящими вещами — это не утрирую, это законодательно закреплено было во многих странах в те годы. Как мы прошли через хвост той кометы, так всё изменилось — и последние стали первыми.

— А это из библии? — нахмурился я.

— Угу. Не просто же так тех, в ком проснулись новые способности, назвали одарёнными? То есть получившими что-то свыше. В Европе, как обычно, их первые пару лет пытались сжигать, как ведьм…

— Пока ведьмы не «вынесли» сжигателей, — понял я.

— Ага. Женщинам поначалу было сложно осознать свою силу, они по привычке продолжали подчиняться мужчинам. Да и сила внутри нас только начинала изменять наши тела — тогдашние одарённые были куда слабее теперешних. Но там, где они смогли объединиться в большие группы, войскам делать было нечего.

— Расскажи! — горели глаза. — Я и правда ничего не помню. И считаю происходящее неправильным. Не знаю, как должно быть, но как-то не так.

— Всё так, Саш, — нахмурилась и вздохнула сестрёнка. Откинулась на спинку стула — мы сидели за столом напротив друг друга. Захлопнула тетрадку, отложила перо. — Первое, что учат про те времена — бордельная революция. Если горожанки и крестьянки были разобщены и забиты, и локализовывать и сжигать их было просто, и вооружённые мужчины могли справиться с одной или несколькими одарёнными, навалившись скопом, то те места, где угнетённых женщин было много… В общем, первым полыхнул бордель в Гамбурге. В 1604 году. Доведённые до отчаяния постоянным страхом и чувствующие свою силы работницы уничтожили охрану, поубивали большинство клиентов, а затем смели местную стражу. А когда к ним подтянулись войска — раскидали их. И в этом им помогли сотни обычных женщин Гамбурга, вышедших поддержать работниц легкомысленных заведений. Они, женщины в целом, захватили свой город, захватили казну, перебили одиозных местных купцов и дворян, правивших им. Тамошний епископ объявил их ведьмами, демонами ада, под Гамбургом собрались войска со всей округи… Саш, ты точно ничего не помнишь?

Я отрицательно покачал головой.

— Пушки не помогли. Была даже попытка штурма — но и она ничего не дала. Гамбург полгода был в осаде, и ничего ему не могли сделать. Опытные воины с почти безоружными, но одарёнными женщинами. Всё, как обычно, испортило предательство — некто открыл осаждающим ворота. Но ворвавшееся в город войско, привыкшее к грабежам и насилию, умылось кровью на улицах, и по сути было там перебито. Уже ворвавшиеся в город ландскнехты и прочая сволочь бежала так, что сверкали пятки! — При этих словах глаза Марьи радостно сверкнули. — Осада оказалась самым простым этапом для армии. Войдя в город, они перестали быть боевыми соединениями, и их размазали.

— А те, кого привыкли насиловать… Насиловали их.

— Ага. Какое удовольствие тогда грабить город? Насиловать никак, так и смертность захватчиков такая, какой никогда ранее не было. Вот и бежали, кто остался — сильно меньше половины собранных со всех окрестных земель сил.

— М-да, — покачал я головой.

— Потом вспыхнули бордели по всей Германии, Франции, Голландии, Англии. Больше всего досталось портовым городам — там закономерно было больше всего борделей. Но что самое скверное, хоть подавить эти выступления и разогнать женщин мужчины больше не могли, но и женщины ещё не чувствовали силы, кроме личной. Города оставались без управления — из них просто бежала текущая власть. А новую «ведьмы» не создавали — не умели и не знали, как. Так что 1604–1606 года в Европе творилось непонятно что. Некоторые города просто были, стояли открытые всем ветрам, от них держались подальше все, кто чувствовал в себе силы. А кто не чувствовал — спокойно приходил, торговал, уходил. Если его никто не убил, конечно же. Странное положение.

— А Восток?

— О, восток с его наложницами, гаремами и рабовладением — отдельная песня! — довольно закатила она глаза. — Там такая каша заварилась, так полыхнуло, что историки удивлены, что те страны выжили. Их до сих пор потряхивает, и там бабы, видно зеркально, в отместку, всех-всех мужчин признали неполноценными, и торгуют ими, как вещами. Это на мой взгляд даже похуже рабства — раб всё же человек, только бесправный. А вот в Персию или Турцию тебе лучше не попадать. Для нас было хорошо то, что благодаря тамошнему бардаку, полностью прекратились набеги крымчаков и прочей сволочи, и на сто лет исчезла угроза с юга. Но им до становления устойчивых государств было сильно дальше Европы, несмотря на то, что в последней заполыхала война с ведьмами, которая была бессмысленна, ибо нельзя уничтожить всех женщин. Хотя некоторые фанатики и пытались.

— Они были организованы. Мужчины, — потянул я. — А женщины — нет. А чтобы выстраивать систему управления, нужно образование и опыт. Который был у королев и княжон, но его не хватало для создания низшего звена.

— Примерно так, — кивнула Машка. — «Сверху» попытки перехвата управления были, но всё упиралось в то, что «снизу» инициативы европейских принцесс было некому поддержать, некому встать в качестве чиновников и полководцев. А пустые и неуправляемые города говорили, что если просто выгнать мужчин — станет хуже, чем было. Лучше уж сидеть тихо и молчать в тряпочку.

— Пока не «выстрелила» наша пра-пра-сколько раз прабабка Ксения?

— Да, Ксения была первой, кто смог создать государственную власть, вытеснив за два десятка лет из неё мужчин почти полностью. Но она во-первых, была царевной. А во-вторых, в Москве тогда была другая проблема — бунты, недовольство династией из-за голода. Ведьм никто не ловил, народ и церковь были заняты совсем другими проблемами.

— Вулкан в Перу, — блеснул я познаниями «я».

— Да, — кивнула Марья, — Уайнапутина. Вызванный его извержением голод. Но голод лишь спровоцировал недовольство, которое зрело до этого. Знаешь, люди во всём видят божественное, даже там где его нет. Похолодание и неурожаи? Значит господь недоволен царём, царь плохой. А что это всего лишь вулкан… — Она закусила губу, помолчала.

— Воины были недовольны, — блеснул я интеллектом от «я». — Но «царь плохой» — повод. Причина же — тяжёлая служба на границе. Потому в войско Мнишеков и влилось их столько — «настоящий» царь облегчит им службу. А голод — катализатор, всё лишь усугубил и сильно ускорил.

— Примерно так, — кивнула Марья. — Вот только комета 1601 года всё изменила. Не будь её, не знаю, что бы со страной случилось — историки только за голову хватаются. Учёные специалисты говорят, что Русь бы не устояла. Но к счастью, несмотря на голод, преобразования в женщинах происходили, и когда летом 1605 года войско Мнишеков и клятвоотступников, присоединившихся к «правильному царю», вышло к столице, Ксения ударила в набат и призвала женщин Москвы помочь, «спасти своих мужиков». Они собрались и вышли, и жахнули по отступникам так, что те бежали. После чего страной ещё десять лет правил её брат Фёдор, но мы то знаем, кто на самом деле стоял за ним и благодаря кому он смог всё это время усидеть на троне? — Подмигнула она. Я улыбнулся в ответ, но грустно. — А потом он умер. И она сама села на трон.

— И продолжила делать то, что делала из-за его спины, но теперь сама. — Тут было не сложно догадаться.

— Да. Она первая заменила на важных силовых постах мужчин сильными одарёнными, своими ставленницами. Меняла постепенно, но никто не смел противоречить. При ней все крупные группировки бояр и князей возглавили женщины, при ней создали и приняли новый закон о правах женщин наравне с мужчинами в наследовании, титуловании и прочем… А потом выяснилось, что мальчиков рождается один к пяти. — Она снова грустно вздохнула. — Оказалось, старая докометная гвардия уходит, а вас, шалопаев, рождённых после, надо беречь. Ибо как бы мы сильны ни стали, без сперматозоидов не родишь, а тех, кто их мог дать, становилось всё меньше, меньше и меньше. За вас начались драки и бои, и армии из мужчин не только перестали существовать, но само понятие о таком стало звучать кощунственно.

— М-да, — снова крякнул я.

— Саш, ты потерял память, и почему-то считаешь, что вокруг всё неправильно, — покровительственный взгляд на меня. — Но это не неправильно — всё так, как должно быть. Вы — слабый пол. Агрессивный, правильно сказал, эволюционно каждый из вас охотник. Но эволюция закончилась в 1601 году в мае-июне. И теперь ты, как и все, должен подстроиться под реалии. Тебя выдадут за красивую девочку… — При этих словах она нахмурилась, но самообладание сохранила. — Ты станешь хранителем семьи, очага. Она наверняка со временем станет королевой своей страны, а ты — королём. Тебе надо учиться ублажать жену, делать так, чтобы она прислушивалась к тебе, ценила тебя. А этого не сделать, демонстрируя силу, гордый нрав и независимость. Ты слаб, Саша. Тебя побьёт даже Ксюша. И надо просто это принять.

— Может организуем спарринг? — предложил я.

Она нахмурилась.

— Ты ещё не отошёл от покушения.

— Тренер сказала, можно всё, кроме кроссов и заплывов. А мы не долго, не на истязание. Так, проверка навыков.

— Хорошо, сам напросился! — загорелись огнём её глаза. — Когда у меня ещё будет возможность легально и безнаказанно побить любимого братца? — Поднялась и начала раздеваться. — Потом я тебя потискаю, и Ксюшу попрошу подлечить тебя, но до этого держись! Иди переодевайся в спортивное, чего сидишь?

Татами. Маты. Сбоку — шведская стенка. С другой стороны — тренажёры. Мы в спортивном зале, где тренируются бойцы нашей дружины. Или гвардии — их и так и так называют. Личное мамино войско. Вообще-то у всех князей такое есть, но у нас оно самое большое и лучше всего снаряжённое. Рядом стоит тётка Настасья Ольговна — глава дружины. Строгий военный стиль — серые прочные брюки, серый форменный китель, на голове серый же берет, на ногах массивные берцы. Это повседневка, бойцы на воротах в полёвке одеты куда внушительнее — камуфлированные куртки, брюки, сапоги вместо берцев, разгрузки, бронники… И тактические шлемы на голове. Про оружие молчу — монструозные конструкции, даже и близко не напоминающие ничего из памяти «я». Понятно, что охрана кремля, дома главы государства. Вот только коробило, что все эти вояки — женщины. «Я» было непривычно, а принц… Всё же он потерял память личности, как бы мне ни хотелось выдавать желаемое за действительное.

— Дети, готовы? — Настасья Ольговна имела право не только обращаться к нам, как вздумается. Она была вправе на нас кричать, и, если надо, даже рукоприкладствовать. Разумеется, из лучших побуждений, в воспитательных целях. Подотчётна была только матери, а государыня Ирина Борисовна наверняка даже вникать не будет, за что её шалопаям наваляли по шапке.

— Да, — кивнул я, вставая в боевую стойку.

— Да. — Машка как стояла расслабленная, так и продолжала стоять.

— Ксюш, отойди. Иди сюда, смотри, как твоя сестра братика будет учить. Нет-нет, она не сильно. Он сам просит.

— Да, Ксюш. Мы так играем, — улыбнулся я мелкой — она собиралась броситься на сестру с кулачками. Ага, меня защищать. Всё же у женщин, даже крутых и одарённых, материнский инстинкт в базовой прошивке, в любом возрасте.

— Сяс, давай! — Настасья взяла её за руку и потянула к себе. — Покази ей!

Ксюша — уникальная одарённая. Таких рождается одна на десять тысяч. Она целитель. Не путать с врачом. Облегчает боль, снимает напряжения вроде вывихов и растяжения мышц/связок. Скажем так, целитель способен дать пациенту дотянуть до приезда врача. Это благодаря ей я жив — когда та дура продажная из охраны в меня жахнула взрывной сферой, именно Ксюша подбежала и начала «латать» вашего покорного слугу. Благодаря чему прибывшая бригада скорой (через три с половиной минуты, но эти минуты она мне дала) успела провести экспресс-операцию и не дать этой тушке уйти на тот свет. Потом подключилась Машка, зацепившая меня где-то уже там, в пути, не давая уйти окончательно, но без врачей я бы умер на пару часов раньше, а без младшенькой — в течение пары минут после взрыва боевой фигуры. Так что мы её не просто так с собой взяли — пригодится. Я ж считается ещё слаб после всех перипетий, официально восстановление не закончено — наша страховка.

— Ой, предательница! Я думала ты за меня болеешь! — картинно, но насквозь фальшиво насупилась Маша.

— Я за блатика! Я люблю блатика!

— А меня, значит, не любишь? — хмыкнула она.

— А ты и так его побьёс. Цего тебя любить?

Я непроизвольно рассмеялся, сбиваясь с боевого настроя. Но надо отдать должное, Машка тоже не спешила пользоваться моментом, и тоже просмеялась.

— Ну, вы долго стоять будете? Саш, может хватит танцевать? — подбодрила тётка Настасья.

И я двинулся вперёд. Откуда знал стойку? Сам не знаю, наверное снова память «я». Но я точно знал, что это — стойка. Есть левосторонняя, но я — правша, стою в правосторонней. Левая нога впереди, чуть согнута, правая чуть сзади, «между ног — линия». Если надо, перетеку в левую, или фронтальную — это тоже знал, как делать. А ещё нельзя стоять, надо постоянно двигаться, подпрыгивая на носочках. Вот только чувствовал я себя некомфортно, пусть и понимал, что стойка правильная. Такое ощущение… Ну, представьте, на корову надели седло — вот это про меня. Седло вроде нормальное, правильное, да надето не на того, кого надо. Тело не чувствовало, что надо делать, скажем, я не ощущал отклика мышечной памяти. Откуда-то знал, что каждую стойку, каждый удар надо многократно отрабатывать: «по воздуху», на лапах, на груше… Вон, кстати, в углу несколько груш висит, включая сверхмассивные в виде деревянного бревна, обмотанного какой-то плотной тканью. Ну да, у нас спецназ тренируется, им всё нипочём, только бревно и спасает. А вот у меня ни рефлексов, ни связанности тела и мозга, ни техники — ничего не отработано, несмотря на общее понимание. Да и ручки, если честно, дряблые. Я всё это время скашивал их состояние на последствия покушения, но сейчас вдруг понял, что это нормальное состояние царевича до оного! Он СЛАБЫЙ!!! С такими ручками даже один раз на турнике не подтянешься… И царевич считал это нормальным? Да и ножки — кросс точно не пробегу, особенно в полной выкладке. «Трёшку» — ещё может быть (налегке), но «шестёру» уже точно не осилю — сдохну. Мне качаться и качаться! Может зря я Машку раззадорил на подвиги?

Но теперь думать поздно. Я пошёл вперёд, пару раз взмахнул этими граблями… И она перехватила мои кулаки, сделав подшаг назад. С места, без стойки. Двигалась быстро, даже лениво, но оба мои кулака впечатались в её ладони.

— О, а это интересно! — засияли её глаза. Я её удивил? Царевич и на такое способен не был?

— Саш, кто тебе показывал эту технику? — спросила рассматривающая нас тётка Настасья.

— Не знаю. В книжке вычитал, — привычно отмазался я.

— Нет, у тебя стойка поставлена. Такое не вычитаешь. И не самая глупая из тех, что я видела. Что-то спортивное, типа бокса.

— С чего вы взяли? — Я снова попробовал ударить Машку, но она двигалась слишком быстро.

— Я что, спортивных единоборств не знаю? — усмехнулась начальник дружины. — Но хоть чувствуется, что она поставлена, однако ты в ней как Золушка на Имперском балу в Вене. Никакого опыта. Верно?

— Так точно! — ответил я — а что молчать, умный человек без слов всё видит и понимает. Начну отмазываться — хуже сделаю.

— Если ты хоть раз ударишь Марью, так и быть, я возьмусь за твоё обучение. Научу базовым элементам самозащиты. В награду за упорство.

— За упорство? — Машка отходила, сдвигалась, танцевала по татами, не давая по себе попасть, но и не атакуя меня. Это злило, я раззадоривался всё больше и больше. — Я просил об этом до взрыва той стервы?

— Да. Жаль, что ты не помнишь, — грустно сказала тётка. — Ты был настойчивый, но рукопашка — не то, что должен знать мужчина, и тем более царевич.

— Почему? — вырвалось у меня — я вообще-то типа боем занят. И мысли думаются с задержкой.

— Потому, что ты всё равно никому не сможешь ничего сделать, — пояснила Машка — она-то была на раслабоне. — Даже сильный рукопашник не справится с молодой необученной девочкой. Просто за счёт класса.

— Посмотрим. Я думаю, ты специально принижаешь мужчин. Не может такого быть, чтобы всё было ТАК плохо…

И я разразился градом ударов. Но смотрелись они… Откуда-то всплыла фраза «как бык колхозный». Вот так я и бил её, считая, что делаю что-то стоящее. Рассинхрон чужого опыта и отсутствия ответа неподготовленного тела не давал провести ни одной нормальной атаки, ни одного удара. Я выпустил из себя всю внутреннюю злость, накопившуюся с момента пробуждения, но Машка даже не вспотела. Раз, раз! Левой-правой-левой! Но нет, снова не достал. Она не издевалась, она скорее игралась. Как кошка с мышонком. И это злило ещё больше. Я подался вперёд, чуть ли не прыгнул на неё… И достал! До бицепса правой руки! Просто попал в бицепс!

Улыбку с сестрёнки сдуло ветром, и в следующий момент я получил. Нет, это была пощёчина. Просто, б##дь, пощёчина! Но от неё я рассвирепел, и бросился вперёд, потеряв рассудок…

…И очнулся на матах, лицезря железные балки потолка. Конструкция ангара быстросъёмная, чтобы быстро собрать и восстановить помещение, если зал получит повреждения. Тут же не только физподготовка, тут бойцы и фигуры тренируют. А от них всякое может случиться.

— Вставай-вставай, дорогой братик! — На лице этой ведьмы гуляла улыбка обожравшейся сметаны кошки, которой некуда, но хочется ещё. Она развлекалась! Ей просто было весело, когда мне больно! Больно не столько физически сколько хотелось расфигачить весь этот неправильный мир.

— А-а-а-а!!! — я кинулся на неё, но был подхвачен за грудки, и, не меняя направления движения, отправился в дальнейший полёт, тогда как она отошла на шаг вбок, практически оставшись на месте.

Да, и тут маты, и они мягкие. Но всё равно больно и неприятно. Я встал, развернулся и попёр на неё медленно, теперь стараясь не сорваться. Хум, хум! Мои руки летали возле неё, но она принимала все удары на блоки, причём жесткие — я чуть не отсушил руку в одном из ударов — пришлось отступить, пока чувствительность не вернулась.

— Сдавайся, слабый мужчинка! — веселилась она. — Прими своё место, несчастный!

— Н-на-а-а-а!

Нет, не попал — отбила. Но в глазах сестрёнки появилась достала. Её ответный удар — я смог его заблокировать, но теперь она чуть не отсушила мне обе руки. Захоти её царское высочество — бой закончился бы мгновенно, но она не спешила — снова ленивый замах… И я опять лечу на маты, спиной вперёд.

Встать. Собраться. И снова на неё.

И снова встать. И снова идти.

И снова.

И снова.

И снова…

И вот я стою, губа разбита. Нос цел, но из него течёт кровь — приходится дышать ртом. Откуда-то «я» знал этот солёный привкус, и знал ощущения от разбитой губы. Но я до белизны сжимал дрожащие кулаки. Руки не слушались, дрожали. Ноги тоже дрожали — держали плохо. Тело — один сплошной синяк.

— Саш, хватит. — Злость в её глазах, желание проучить, потухли. Их место заняла рядовая рутинная… Усталость. — Саш, я не хочу тебя бит, это не дело — мальчиков обижать. Но ты сам не оставляешь выбора.

— Я не сдамся!.. — пролепетал я и снова пошёл на неё.

— Так я не призываю тебя к сдаче! — весело воскликнула она. — Пойми, мы любим тебя. Мы тебе не враги. И хотим только лучшего. Ты меня достал. Пусть зацепил, случайно, но достал же! И тётка Настасья, как обещала, с тобой позанимается. А сейчас хватит дурить, пошли на ужин.

— Нет. Я не слабый! Я смогу!..

В очередной сто тысяч первый раз ринулся на неё, но получил подсечку, и оказался на мате.

— Как с тобой сложно, истеричка ты эдакая! — вздохнула она. Грустно… И искренне. Лучше бы она злилась. Лучше ярость, сильные эмоции! Накал! Как будто я хоть чуть-чуть, но достойный противник. Но когда так, лениво и походя… Это обидно. Это хуже, чем на кресте распинают!

— Ксюш! Иди сюда, солнце! — позвала она младшенькую, что-то придумав, чтобы завершить надоевший ей концерт. — Братик чудит, ему опять в голову что-то втемяшилось. Кинь-ка его туда?

— Куда? — с воодушевлением спросила прыгающая от нетерпения, оставшаяся довольной нашим боем (моим избиением) девочка.

— Да хотя бы вон на те маты. Докуда достанешь. Только аккуратно, не сломай ему ничего…

— Ага. Сейцас!

Потом меня взяли на руки. Шестилетняя девочка. Вначале подхватила за грудки, подняла на полметра над землёй, и, перехватив руку, толкнула двумя руками за грудь и в живот. И я снова полетел спиной вперёд. Нет, недалеко улетел — пара метров всего. Но меня! Подняла! И бросила! Шестилетняя девчонка!!!

Это добило. И дальше начался трешак — я заплакал. Лежал на матах, в слезах, стараясь не всхлипывать сильно громко, растирая по хлебалу слёзы и кровь в единую кашу. Да, я плакал — оказывается, принцы тоже плачут. Даже попаданцы. И мне пипец как хотелось, чтобы эта реакция была остаточной от тела, чтобы принц, настоящий царевич, не ушёл окончательно, а пускал сопли вместо меня. Ему можно, он неженка и истеричка. Но правда заключалась в том, что это был не он.

«Если такой умный — иди вместо меня сам. Посмотрим, как справишься»

Он ушёл, не выдержав. Сбежал. И теперь это моё дерьмо. И я всё больше начинаю понимать, во что дуром ввязался.

И ни отступить, ни переиграть невозможно.