В Россию с любовью

Глава 7 Привет из Массачусетса

Глава 7. Привет из Массачусетса

«Все это злостная клевета на ведьм, — заключила Маграт. — Мы живем в гармоническом единении с Природой, с ее великим кругооборотом, и никому ничего плохого не делаем. Я предлагаю бросить их в котел с расплавленным свинцом»

(Терри Прачетт, «Вещие сестрички»)

Следующая пробежка вышла бодрее. Во-первых, печень застонала чуть позже, ближе к Боровицким воротам. Во-вторых, до Тайницкой башни добежал бодрячком — был готов бежать и дальше. И побежал, до Спасских, чтоб потом вернуться через площадь, ибо было и в-третьих — принцесса, или как у нас посконно говорят царевна Марья, по которой держал равнение. Когда есть на кого равняться, всегда бежится легче, давно заметил… Сказал бы я, если б что-то помнил, но «я» был совершенно в этой мысли уверен.

— Молодец! Хвалю! — улыбалась она, делая обороты вокруг своей оси и местами двигаясь спиной вперёд — тренировка такая. — Я была о тебе худшего мнения, братец. — Она даже не запыхалась.

— Я… Ещё… Наверстаю… — А вот я еле дышал. Но ведь дышал же!

— Не сбивай дыхалку, — острастила она. — Ну что, хватит на сегодня. Давай, кто к Пушке первый⁈ — И помчалась к величественной конструкции монструозной Царь-пушки. Которая не пушка, ибо не может стрелять — нет запального отверстия. Это мне уже рассказала гид, из тех, что водят по кремлю туристов — когда смог спокойно ходить и не падать, попросил о подобной персональной экскурсии. Правда мне, как царевичу, рассказали куда больше, чем туристам «снаружи», мы тогда прошлись почти по всем башням, полазили по колокольне Ивана Великого, где, конечно, побить в колокола парнишке никто не дал, но стоять рядом — стоял. Круто, скажу! Даже через берушки по башке даёт. Полазили по всем церквям и соборам внутри, и даже по собственному дворцу чувиха меня провела, рассказывая, где там что из произведений искусства, а их там хватает. Только в казармы и арсенал не пошли — она и сама туда допуска не имеет, хотя здания восемнадцатого века — есть что посмотреть. И в малый дворец с больничкой не пошли — а тут просто смотреть не на что, чисто архитектура.

От Пушки шли пешком, я восстанавливал дыхание, Машка же щебетала, как птичка, что-то рассказывая и делясь наблюдениями. Я не вслушивался — этого не требовалось. Главное, я её чувствовал, её настроение, мироощущение, и когда действительно понадоблюсь, сам это пойму.

Душ. На сей раз она пошла к себе, но я её и на расстоянии чувствовал. Это жесть просто какая-то, как будто мы не близнецы, а один человек с двумя телами, двумя головами, и можем ходить независимо друг от друга! Но всё остальное общее. Какие у этого будут последствия — фиг знает, но надо держать ухо востро, «я» с такой хренью не сталкивался, его опыт молчал и бил тревогу.

Затем по расписанию звтрак, на котором маман сподобилась и похвалила нас.

— Маш, молодец! Натаскивай его, пусть развивается. Только знайте меру — врачи дали добро на занятия, но без тотальных перегрузок.

— Помню, матушка, — склонил я голову — так положено. Хоть и семья, но царская, свои заморочки в общении. И медленно сжал от гнева кулаки. Ибо не «Сын, ты молодец, что занялся здоровьем и развитием», а «Маш, ты молодец, что взялась подтянуть оболтуса». Кажется, настроение на весь ближайший день испортилось. Но, как оказалось, это только начало.

После завтрака по расписанию всегда стоят занятия. Лето? Кто сказал, что каникулы? Это в школе каникулы, мы же царевичи, на индивидуальном обучении. Как мама сказала — так и будет, а она женщина суровая, о нас, о государстве думает, денно и нощно, вот и мы должны в ритм сызмальства входить. Сегодня (впервые после того, как врачи дали одобрямс) мы дошли до географии и истории. Вела их один и тот же преподаватель, доцент факультета истории и географии Московского пединститута, и занятия совмещала — две двухчасовых «пары», с переменкой прямо в аудитории.

— Мария, ты знаешь эти темы — мы проходили, — начала первую пару она. — Но Александр всё позабыл, потому я буду повторять для него. Тебе же дам новое задание для самостоятельной проработки, но как только твой брат чуть подтянется — изучим данный вопрос углубленно.

— Мария Ильинична, разрешите! — поднял я руку. Препод кивнула. — А давайте не будем так поступать? Я не помню слишком большой пласт, надо слишком много навёрстывать. Давайте продолжим изучать новое, а я самостоятельно начну изучать то, что выпало? Маша будет меня курировать, а серьёзные возникающие вопросы задам вам, если они появятся.

— Когда появятся! — поправила она.

— Когда, — не стал спорить я.

— Это не совсем правильный подход, но если ты, Александр, обещаешь быть усердным…

— Он обещает! — вставила пять копеек мелкая паршивка, на секунду опередив моё высказывание, от чего я снова непроизвольно сжал кулаки, а она, почувствовав это, недоумённо нахмурилась. Не нужны мне надзиратели, я пока и сам могу что-то сделать! Даже банально что-то сказать вслух. Но она, чувствуя мою злость, причины её, к сожалению, не понимала, что бесило отдельно.

— Мария Ильинична, может начнём? — ушёл я от её пристального взгляда.

Препод тяжело выдохнула, почувствовав тень между нами, но согласилась.

— Хорошо. Тогда сегодня мы приступим к очень большой и важной теме, которая для тебя, Александр, возможно, особо актуальна. Мы изучили собственную страну, Европу и Ближний Восток, теперь перейдём к Америке. Почему не к другим регионам, которые гораздо ближе и с которыми контактируем бок о бок? Просто потому, что Америка — это европейские колонии, мы близки социокультурно, в отличие от того же Китая или дикарей Афганистана. И только потом перейдём к Азии и Африке. Итак…

Она выбрала плакаты и повесила на досках один рядом с другим. Плакаты изображали Содружество, оно же «Содружество независимых государств Северной Америки», оно же Commonwealth.

— Начнём знакомство с потенциальных противников. Хотя бывшие колонии Испании и Португалии куда интереснее, именно с Содружеством наше государство имеет противоречия на американском театре, возможно даже бОльшие, чем с Францией. И именно с ним есть потенциальный риск столкнуться в будущем нам с испанками, когда им станет тесно и они освоят наконец западные территории. Которые граничат с Аляской, Калифорнией и Новой Мексикой, а с тыла, давая высвободить им на экспансию силы, подпирает дружественная французская Луизиана, о которой будем вести разговор на следующем занятии.

— Здесь вы видите экономические центры государств Содружества и доля в них той или иной промышленности, — прошлась она по плакату. — И хочу обратить внимание, вот тут, южнее, Куба, Мексика и Соединённое королевство Венесуэлы и Новой Гранады. Испаноговорящие территории населены не менее, а местами и более, чем в Содружестве, но доля тяжёлой промышленности в них невелика. Существенно меньше аграрной и добывающей.

— Они экспортируют продукцию низкого передела, а янки её покупают, делают «вкусняшки» передела высокого и продают им назад за куда большие деньги?

— Правильно, Александр. Это одна из причин наших интересов в этом регионе. У нас есть технологии, у них — ресурсы и люди. Испания слаба, но имеет авторитет среди бывших владений, а Кармен Астурийская, наследная принцесса испанского престола, выбрала своей резиденцией Кубу. Куда ты, Александр, возможно вскоре отправишься.

Я снова сжал кулаки и стиснул зубы. Но ведь была же от папочки подсказка! И от Ромодановской подтверждение. Чего бы вчера Машку не попытать о матримониальных на меня планах? Чего тянул?

— Мы помогаем им строить промышленность, они покупают наши товары, так?

— Да, Александр. И поставляют нам недостающие ресурсы — мы хоть и большая страна, но есть много вещей, которых в своей в целом богатой земле не нашли. Не говоря уже о поставках продовольствия — без их кукурузы, например, не смогут существовать многочисленные мясные фермы, появившиеся у нас за последние два десятка лет, как раз после нашего сближения с испанками. Это продовольственная безопасность, особо актуальна для российских северных широт, вопрос стратегический. Но вернёмся к географии. Как видите, дети, единственное слабое звено Содружества — Луизиана. Которая делит их территорию напополам, соединяясь на севере с Канадой. Транзит из Британской Колумбии и Орегона через весь континент к Новому Амстердаму, Бостону и Норфолку проходит по французской земле, только это, наверное, сдерживает этих стерв от тотальной экспансии на все прилегающие области.

— Если Французская республика — наши враги… То есть противники, а Содружество критически зависит от них, почему бы нам не дружить с ними против француженок? — спросил я то, что напрашивалось.

— О, а тут, Александр, заканчивается география и начинается история.

Мы внимали, особенно я. Непривычного раскроя карта, где юг — Мексика, Калифорния и Техас — были закрашены в испанские цвета (оттенки жёлтого), центр и северо-восток, огромная, до Великих Озёр, синяя французская Луизиана и французская же Канада, а между нею с запада и востока — территории Commonwealth. «Я» эта карта шокировала, его память выдавала картинку, где все эти земли должны быть закрашены в кирпичный цвет и представлять одну большую и сильную державу. Но оценить масштабы её я, понятно, не мог, а потому внимательно слушал, ибо это явно опыт, «я» не доступный. А значит и выводы из него будут совсем иными, в которых его знания не помощники.

— Первое поселение в тех краях было основано в Виргинии ещё до Катастрофы. Колонисты не с первой попытки, но смогли удержаться в 1607 году, основав городок Чарльстон. Но после в Европе… Да что там, по всему миру началась война за социальное переустройство — получившие дар женщины осознавали свою силу и начали требовать больше, лучшую долю, чем та, что была им предписана старым мужским шовинистическим обществом. Ты знаешь, почему Ксения Борисовна приравнена к лику святых, Александр? Марья, молчи!

— Нет, Марья Ильинична, — покачал я головой. Ну, догадываюсь конечно, но пусть мне, неумному, сами расскажут.

— Она объявила дар — божьим промыслом. И в идущей в стране гражданской войне призвала женщин «защитить своих мужиков». А в Европе дар был признан сатанинским, а всех женщин, у кого его обнаруживали, объявляли ведьмами. Но так, как ведьмами не может быть половина населения, то война эта была бесперспективная и тупиковая. И ожидаемо ничем не закончилась, унеся миллионы жизней.

Но пока она шла, пока церковники и фанаты искали одарённых, у которых проснулись достаточно большие силы, чтобы проявиться, а сами одарённые сбивались в группы, уничтожая шовинистов-мужчин, церковников и просто плохих людей, огромная масса простого населения, как слабоодарённых женщин, так и мужчин, пыталась найти спасение от безумия, и колонии за океаном вдруг предстали в их умах островком спокойствия. И в Виргинию хлынули беженцы, затопив её, дав колоссальный толчок к развитию. Тёплый мягкий климат, тучные земли — что ещё надо? Они несли в эти земли уверенность, что не нужно лить кровь, надо жить вместе, мирно, одарённым и нет. Местные индейцы сопротивлялись, но переселенцев было слишком много, и они были неплохо вооружены и с учётом проснувшейся одарённости опасны, и индейцы ушли. Поселенцы же ввели на этих землях такую антивоенную диктатуру, что любой, заявивший, что одарённость — плохо, изгонялся или убивался. Как и в обратную сторону — те, кто говорил, что женщина с сильным даром — вершина творения, и все должны таким подчиняться — также изгонялись или не принимались. Виргиния стала самой сильной и развитой колонией, но не проводила экспансии дальше той земли, на которую хватило населения, что сыграло позже злую шутку.

Параллельно им в северную, менее плодородную часть континента, были высланы так называемые «ведьмы». Они и сами себя так называли, и святоши их не классифицировали никак иначе.

— Радикалы? Радикалки? — поправился я, не зная, как правильно.

— Да. Одарённые, в ком проснулась сила, кто смог объединиться. Они захватывали города, убивая церковников и фанатов-мужчин. Вели против шовинистов достаточно успешные войны. Но шовинистов пока было много, а одарённость опять-таки пока не доходила до такого уровня, как сейчас, когда люди подобные вашей матери, Александр, могут спалить танк на расстоянии ста метров. Силы были примерно равны, но ведьмы, не имея такой организации, как противник, не могли организовать быт на захваченных землях, не могли спланировать стратегию, а значит победить. А тот, кто не побеждает — рано или поздно проиграет. Не надо понимать, что их противники выигрывали, отнюдь. В войне между полами одного вида не может быть победителей. Но от этой борьбы обезлюдели целые провинции, огромные города стояли покинутыми. Но даже так шовинисты не могли ведьм даже толком локализовать, не то, что разгромить. Им лучше удавалось парировать атаки противника, удерживать ведьм в занятых регионах. В которых, благодаря отсутствию квалифицированного управления, дела приходили в расстройство, лютовал голод.

— Их просто попросили на выход, чтоб не лить кровь? — понял я.

— Да. Это казалось для англичан мудрым решением. И ведьмы, понимая, что это не война, а агония, в душе желающие спокойствия и мира, согласились. Те, кто остался, я имею в виду женщин, всё равно добились своих прав, а через десяток-два лет, всё равно пришли к власти вместо уменьшившихся в числе мужчин, но это было потом, когда изменился менталитет нации. Пока же радикалы-ведьмы имели свою правду, и были обуяны ненавистью на мужской пол. А потому, приплыв на эту сторону океана, они основали города Бостон и Салем, в которых организовались, как коммуны с общественной собственностью на мужчин, которых лишили человеческих прав, превратив их в живые вещи.

— Рабство? — хмурился я.

— Нет, не совсем. Раб — вещь, которая должна работать и приносить прибыль, — грустно улыбнулась Марья Ильинична. — У любой вещи есть индивидуальный хозяин. У мужчин в Салеме не было персональных хозяек, они принадлежали коммуне, сестринству. В которой не занимались более ничем, кроме размножения.

— Их было очень мало, один мужчина на тридцать-сорок ведьм, — подсказала Маша.

— Да, ваше высочество. Те, которых они захватили на контролируемых территориях перед отплытием, плюс матросы кораблей, на которых переправлялись — ведьмы поступили… Как ведьмы, пленив и забрав всех с собой.

Но и этого оказалось мало, и ведьмы начали экспансию, или проще говоря пиратскую деятельность. Они все были сильными одарёнными, в отличие от мирных виргинцев, а потому их команды куролесили по Карибскому морю, и целью были не только ценные товары, которых не хватало в суровом Массачусетсе, и не золото и серебро, которые всё ещё ценились в Европе, но и мужчины. Они похищались, покупались на рабских рынках, просто захватывались. Участь захваченных была незавидна — беспрекословные вещи, у которых нет прав. Да, убивать их нельзя — это ценность, но коммуны научились ломать своих жертв психологически, превращая сильных духом здоровых ранее парней в сломленные овощи. И спасения не было — куда убежишь из тех краёв? Да ещё от сильных одарённых?

— М-да, — поёжился я.

— У нас в России такого не было и не могло быть. У них же… Они выросли в шовинизме, только теперь женском, и когда остальные государства плавно перешли на однотипную плюс-минус систему социально-политического устройтва с мудрыми одарёнными женщинами во главе, ведьмы представляли собой дикие коммуны амазонок, с нравов которых сейчас снимают фильмы ужасов. И самое скверное, их стратегия выживания, несмотря на бессердечность и запредельную жестокость, оправдалась, привела к тому, что Массачусетс рос и развивался, захватывая у ослабленных Катастрофой индейцев территорию за территорией. И разделился в итоге на федерацию из пяти колоний, названной Союзом Новой Англии. Это территория самых сильных одарённых на нашей планете, Александр, ибо теперешнее население Содружества — их потомки с соответствующими генами, выпестованными эволюцией, отбором тех лет. Бостонские ведьмы — спаянные жизнью в суровых коммунах, закалённые пиратскими рейдами и войнами с индианками, их было много, и они стали костяком для объединения остальных колоний вокруг себя. Виргинцы не смогли за ними угнаться, и стали частью Содружества на чужих условиях. И пусть со временем нравы смягчились, и классических коммун а-ля Салем больше не осталось, и мужчины там обрели хоть какие-то права, поверь, Александр, ты не хочешь оказаться в тех краях окружённый менее чем взводом десантниц.

— Так всё плохо? — Да, не по себе. А как же. Не каждый день узнаёшь, что тишь и благодать вокруг тебя потому, что ты попал удачно. А мог попасть в тело паренька из тех мест? Мог. И если Саша свалил в закат, впустив сюда меня вместо себя, будучи принцем, которого реально любят сёстры и мать, кого никогда не дадут в обиду, то что же творится среди бедного населения да той же России? А Европы? И, наконец, Содружества, а также упомянутых ранее Персии и Аравии? Жесть! Как жить после этого?

— Всё гораздо хуже, Александр, — покровительственно покачала головой преподавательница. — Они до сих пор воруют мужчин по всему свету. Работорговля там цветёт и пахнет, импорт рабов, которых поставляют им все возможные и невозможные криминальные структуры со всего земного шара. Твоя старшая сестра как раз и занимается в том числе этим — совсем недавно в Ревеле задержали судно со ста тридцатью молодыми мальчиками не более двадцати пяти лет. Вся страна была в шоке, по всем новостям показывали. И это одно рядовое судно, из одной только нашей страны. А сколько их отправляется всего?

М-да. Снова не по себе и хочется выть. Ненавижу попаданцев! И попаданчество, как жанр. Грёбанный мир!

— При этом потомки ведьм сплочённы, спаяны, в своё время походя опрокинули английскую королевскую власть в оставшемся под пятой короны Мэриленде, англичанки даже не пытались воевать всерьёз. Имеют ресурсы — железо, уголь. Хорошие земли, с которых давным-давно согнали индейцев, плюс огромные рыбные запасы — Бостон до сих пор один из крупнейших в мире центров рыбопереработки. Ведьмы создали тяжёлую и обрабатывающую промышленность, и как одна готова умереть за сестёр и коммуну, из которой родом.

— Их коммуны — замена наших боярских родов?

— В целом да. Но боярские рода — это вассалитет, отношения, в которых мерилом выступает владеемая родом земля. Коммуна же — нечто более сложное, монолитное и суровое. А совет коммун — вещь, которую сложно представить по мощи и влиянию, ибо у них нет государыни, которая бы соблюдала баланс и сдерживала бы горячие головы. Пока ведьмам, а именно они у руля Содружества, не даёт развиваться Республика, которая за Луизиану их если не помножит на ноль, то устроит сладкую жизнь, но вот Испания и её бывшие и текущие колонии с каждым годом всё беззащитнее. Это чтобы ты понимал место, где, возможно, через четыре-пять лет окажешься, и почему именно эта тема для тебя очень важна.

— Много ещё мест в мире, где мне лучше не находиться без взвода сопровождения? — в очередной раз поёжился я, и совсем даже не мысленно.

— Есть места, где и полк не спасёт, — усмехнулась она. — Где ты просто вещь с детородным органом, и плевать на статус принца. И не дай бог тебе там схватить импотенцию и не мочь ублажить местных стерв! Тогда ты превратишься в вещь ненужную, и хуже участи не придумаешь. Бостон был их политической и экономической столицей, но Салем, в котором до сих пор собирается совет коммун — центр идеологический, и там лучше не появляться даже принцам.

— Задумался? — вывела из состояния созерцания Машка. Мы вернулись в мою комнату, и, поскольку предмет был сдвоенный, больше никуда идти не надо — скоро обед.

— Да, — кивнул в ответ я. — Как всё сложно.

— Это да. Мы живём в неплохой стране. — Она подалась ко мне, нежно обняла. — Не переживай, ты здесь, не там. У нас нет этого ада, спасибо святой Ксении. Она защитила вас, сделав этим сильнее нас. Мы живём в мире и гармонии. Создаём семьи, венчаемся.

— Но больше половины населения размножается через ЭКО, — парировал я. — А до этого использовали тупо искусственное осеменение.

Она пожала плечами.

— Люди должны выкручиваться. Понимаешь, когда это случилось, появились общества альфа-самок, которые как гориллы, победили соперниц, забрали у всех мужиков и сделали себе мужской гарем. Особенно сильно так было популярно в Африке и в Аравии. Вот только вскоре выяснились два прискорбных факта — альфа-самка много не родит, её ресурс конечен. А иногда она много рожать и не хочет. А толпа из сотен подданных без мужиков родить тем более не может — не от кого. И они вымирали, целыми племенами и государствами. Те, кто уцелели — умерили аппетиты, не создавали больше мужских гаремов, ограничивались одним-тремя мужиками, остальных отдавали на размножение поданным… Но тут новый фактор — инбридинг. Когда один мужик на сто баб, все дети от него, во втором же поколении возникают такие мутации, что закачаешься. И снова началась повальная волна вымираний. Потому комету и называют Катастрофой — несмотря на дар, что мы стали сильнее, знаешь, сколько людей на планете вымерло, пока человечество не подобрало правильную технологию взаимодействия полов в новых условиях?

— Нам повезло, мы не умничали, пошли дальше по законам феодального права, и это оказалось выигрышной стратегией? — понял я. — В отличие от них, экспериментаторов?

— Да. Нас спас клановый уклад. По законам Ксении, влиятельные роды обязывались иметь по пять-шесть жён, можно и больше, на одного мужчину, и рожать не менее двух детей. Глава рода — старшая жена, остальные — помощницы.

— Это усиливает боярские рода, — нахмурился я. Блин, эврика! Вот оно! Почему у нас махровый феодализм с князьями и боярами, и этот уклад не рушится, несмотря на вертолёты, танки и «Шилки»! Да демография же! Способ сохраниться! Тут не забыкуешь и на месте государыни, да и кланы будут вести себя тихо, не чета Семибоярщине, о которой знает «я».

— Не без этого. Но иначе мы просто вымрем, — подтвердила она. — Все мы, Саш, как вид. Простолюдинки это понимают и не бузят, хотя жизнь у них прямо скажем не сахар и не мёд. И все эти рабочие движения против клановых эксплуататоров, или выступления за равноправие мужчин — от лукавого, спонсированы Республикой, ловящей рыбу в мутной воде. Всё очень сурово в мире, просто ты забыл эти уроки. Даже сейчас, с ЭКО, мы на грани вымирания, что говорить о прошлом. Мужчины — ценность, выше любого золота и бриллиантов. Они — будущее. У кого они есть, и кто их будет правильно использовать — у того будущее есть. Кто экспериментирует со свободами и правами — уходит в утиль истории. Альтернатива феодализму — коммуны Салема, выбор не велик.

— А меня отправят в Испанию или на Кубу, — сделал проброс я, пока есть возможность.

— Это политика, — поняла она меня и сочувствующе улыбнулась. — Все королевские дома обмениваются мужчинами, так надо для генетического разнообразия. Папочка наш из германских княжеств, если ты запамятовал; тебя готовят к испанскому трону — будешь королём дружественной державы. И как ты понял сегодня, там, за океаном, не Салем, но нравы жёстче, чем у нас. И там не будет меня, которая прикроет от всех напастей. — Она меня снова обняла, прижавшись всем телом. — Что я буду без тебя делать?

Да что б я знал, как ответить на этот вопрос.