В Россию с любовью

Глава 4 Бабсове… Совещание любящих сердец

Глава 4. Бабсове… Совещание любящих сердец

— Как я пойму, что она выбрала меня?

— Она попытается тебя убить.

(Из к/ф «Аватар»)

— Заходи, Жень. Присаживайся, произнесла Ольга, когда она вошла в её комнату по приглашению, переданному служанкой. Время позднее, она поняла, что это что-то важное, экстренное, но войдя удивилась. Ибо в светлице находилась не только старшая сестра. Но и мама, и главное, ещё несколько человек, нахождение которых в личной комнате старшей царевны в половину одиннадцатого ночи в будний день объяснить сложно.

— Матушка… — первой положено кланяться царице. — Ваше свя…

— Просто «матушка Елена», дитя, — улыбнулась холодной улыбкой безжалостной стервы самая важная после матери здесь находящаяся.

— Да… Матушка Елена, — склонилась в низком поклоне Женя. — Тётка Настасья, — тоже поклон, но лишь обозначающий приветствие — главе дружины. — Поликарп Людмилович. — Примерно равный поклон главному придворному врачу. Он по значимости сильно ниже главы семейной гвардии, но по важности иногда бывает главнее всех в этой стране. Таких людей лучше всячески поощрять, выказывать уважение, особенно если это ничего не стоит. И вопросительный взгляд на последнюю представительницу, незнакомую ей, но смутно припоминаемую — где-то виденную.

— Присаживайся, Евгения, — произнесла мама.

Царевна прошла к торцу стола и села на одно из двух свободных мест. Стол в личной комнате всё-таки небольшой для такого количества гостей.

— Хочу представить тебе профессора психиатрии Арину Ромодановскую. — Кивок на последнюю участницу совещания. — Арина — мой доверенный человек, при ней можно говорить ВСЁ, даже что нельзя никогда и нигде.

Было видно, самой Арине от этих слов и этого собрания не по себе, но она держалась уверенно.

— Она не просто подписала все подписки. Она понимает, что за любой просочившийся наружу слух о том, что будет произнесено сегодня здесь, окажется в подвалах тайного приказа. И я не угрожаю, нет, — властный взгляд на Арину. — Я просто называю вещи своими именами.

— Я понимаю ответственность, ваше величество, — раболепно склонила голову Ромодановская.

— Итак, Поликарп Людмилович, начните вы.

— Я не знаток психиатрии, — прокашлявшись, начал придворный лекарь. — Я всего лишь медик. И с моей точки зрения — у царевича всё в порядке. Снимок головы показал небольшую гематому, сотрясение, но такие повреждения не приводят к тяжёлым последствиям… Обычно. Опираясь на снимки, УЗИ и анализы, я констатирую, царевич Александр в полном порядке. У него не должно быть ничего эдакого. Но это взгляд исключительно медицины, как мирской науки. Мы — всего лишь врачуем, лечит — господь, и по поводу Его воли лучше обращаться к нужной инстанции.

— Всему своё время, сын мой, — улыбнулась «мать Елена», на которую он пытался взглядом перевести «стрелки».

— То есть, никаких ушибов, гематом, опухолей, которые могли бы давить на мозг, меняя его работу? — прищурившись, уточнила царица.

— Я сталкивался в своей практике с многими из описанных вами вещей, ваше величество. Но нет — это не случай Александра, — закончил с диагнозом врач.

— Понятно. Оль, начинай ты, — одним движением подбородка обратилась к дочери царица.

Теперь прокашлялась Ольга, открыла блокнот и начала рассказывать, опираясь на записанные в нём тезисы.

— Первое и самое главное — потеря памяти, она настоящая. Его много раз провоцировали на непроизвольные реакции, но он на них не отреагировал. Ни один тест, сделанный по методикам клиники Арины, положительного результата не дал, из чего можно сделать вывод — это не симуляция. Он и правда ничего не помнит.

— Сколько провели тестов? — нахмурился Поликарп Людмилович.

— Семьдесят шесть. Участвовали все: доктора, слуги, мы с Марьей и Евгенией, — благодарный взгляд на неё. — Марья поняла задачу правильно и отыграла на все сто, и, кажется, после отрицательного результата, к сожалению, ещё больше поверила, что Александр настоящий, а мы «занимаемся ерундой».

— Пусть считает что хочет, — покачала головой царица. — Из-за их связи она слишком предвзята и эмоциональна. Но с сего момента мы больше не даём ей подобных заданий, хотя и не разделяем этих двоих. Не стоит рушить мир девочки раньше времени.

— Ты так уверена, что это не он? — нахмурилась матриарх русской православной церкви, она же «мать Елена».

— Оль, — вместо ответа показала продолжать дочери царица.

— По навыкам. Он хорошо ориентируется в том, что знал и умел Александр. Позавчера, когда водили его в музыкальную, сыграл на скрипке и ручном органе, как просила Марья, но после взял гитару и тренькал что-то на ней, мне не знакомое. И лицо его было полно счастья. Он и правда помнит, как играть, что говорит в пользу, что это наш Александр. Но то, что он больше половины времени уделил гитаре, которая, насколько я знаю, там находится случайно, это инструмент Нарышкиной…

— То, что он не слишком ценил гитару до покушения, не значит, что не умел на ней играть. Считаю, это ничего не значит, — возразила Женя, встав на защиту мелкого.

— А ещё Маша сказала, что он играл песню, ранее ей не знакомую, — давила своим аргументом Оля. — Что-то простое, но энергичное.

— Это тоже ничего не значит, — настаивала Женя. Давайте к другим наблюдениям.

— Этикет. Сделал все нужные действия, обслужил партнёршу, правильно использовал приборы, но когда его спросили, что нужно делать, если так и так, в том числе то, что он уже сделал — потерялся и ответить не смог. Ещё по навыкам… Танцы. Чувствовал себя на них прекрасно. Делал всё, что говорил учитель, выполнял все па. Теории на этом занятии, к сожалению, нет, так что здесь только подтверждается мысль, что навыки Александра у нашего текущего брата остались если не в полном объёме, то в достаточном, чтобы мы ничего не заметили.

Оля посмотрела на Арину, которая, чёркая что-то в блокноте у себя, лишь кивнула. И непонятно, то ли соглашаясь, то ли наоборот.

— Далее, теория, знания, — продолжала Ольга. — Этикет показал, что их нет. Есть лишь понимание, что он только что сделал. Но физика и биология показали, что не всё так просто — в его голове есть нечто, чего не могло быть у Александра. Он спрашивал у преподавательницы такие вещи, которые даже я только слышала, и в некоторых аспектах разбирался, хотя наш Саша по учебному плану к ним даже близко не приступил.

— Может ты преувеличиваешь? — напряжённо переспросила царица.

— Нет, мам. К сожалению. Он спрашивает про конденсаторы, катушки, работу рации — и Машка после занятия признаётся, что наш Саша ни разу не открывал учебник на темы, до которых они ещё не дошли. Она божится в этом… Да и я сама, зная брата, уверена, что это так. То же повторилось на биологии, но в меньшем масштабе — там довольно специфическая тема, мало места для провокаций. Но это не все наблюдения, — обвела Ольга присутствующих тревожным взглядом. — Он говорит… Иначе. Постоянно сбивается с нормального языка, который пристал царевичу, на котором общался четырнадцать последних лет, или тринадцать, если считать с первого произнесённого им слова. Сбивается на какой-то… Дикий молодёжный сленг. Так говорят в бедных кварталах беспризорники, или обитатели приютов. Вот например… «Прикол» — что-то интригующее, — начала перечислять она, перевернув блокнот на последнюю страницу. — «Срать я хотел…» — наплевательское отношение к чему-либо, сказано на нравоучение преподавателя этикета о важности его предмета. «Засохни» — это тебе, Евгения, когда ты его провоцировала в рамках наших тестов.

— Было такое, — задумчиво кивнула Женя.

— «Кайф» — что-то хорошее. «Чё за фигня» — вопрос «что это такое происходит» в негативном ключе. «Я те чё, новый примус?» — «не надо на меня смотреть с таким удивлением». Вот список слов и выражений, которые я записала, а я записала не всё, — передала она лист по кругу сидящим за столом. Начала с находящейся рядом матриархи, до Жени очередь дойдёт в конце.

— М-да, всё хуже, чем я думала, — покачала головой мама, беря в руки лист, пробегая его глазами.

— А ещё он написал вот это. Это биология, его отчёт об увиденном в микроскопе. — Второй лист пошёл по кругу. Женя не выдержала, встала и мельком увидела… Текст. Рукописный. Но совершенно непонятный.

— Где здесь твёрдые знаки? — ещё больше нахмурилась мать. — А вот тут «е» вместо «ять». И тут. «Ять» вообще ни одной по тексту! А…

— А я тебе о чём! — воскликнула Ольга. — После занятия я съездила на факультет филологии и лингвистики в Преображенское, к Анне. Ты её знаешь.

— Как не знать, — усмехнулась мама.

— Показала ей. Она сказала, что текст составлен грамотно. Твёрдые знаки убраны, «ять» и «е» объединены в одну букву. И ещё кое-что по мелочи. И её вердикт: «Это упрощённый русский язык. Как говорим — так и пишем. Было бы неплохо ввести подобный на государственном уровне, но люди слишком привыкли писать как есть. Рада, что кто-то этим занимается». Это её слова. Она сказала, что это не шутка, не… «Прикол», — снова сверилась Ольга с блокнотом. — Текст выдержан в неких придуманных правилах, и этим правилам чётко следует, никаких ошибок.

— То есть по виду это теоретическая разработка нового языка? — понял Поликарп Людмилович.

— Не нового языка, а правил написания текущего. И уровень текста — как если бы это писал профессор филологии, разрабатывающий оный язык в качестве тестового.

— М-да… — Мама сжала и разжала пару раз кулаки, и всех сидящих за столом непроизвольно придавило сверху, но это она не специально.

— Подведу итог, — сказала Ольга. — Совершенно не знает этикета. Постоянно срывается в общении на уличную разговорную речь со сленговыми словами. Постоянно дерзит. С последним и у нашего Саши было неплохо, но этот Саша превзошёл себя прежнего в несколько раз, даже я думала пару раз угостить его фигурой — уж слишком палку перегибает. Задумавшись и временно выпав из процесса контроля поступков, написал текст на экспериментальном теоретическом русском, который не существует, но который соответствует всем лингвистическим правилам. Разбирается в физике в темах, которые не изучал, учебники по которым не открывал. При этом вы видели, как он смотрит на служанок, и главное, как к ним относится?

— О их замечает! — усмехнулась Женя, ибо и сама это отметила. Просто считала блажью потерявшего память братика. Братики они такие, не от мира сего — у всех подруг, у кого есть братья, сходное мнение.

— Не просто замечает. У меня сложилось впечатление, что считает их равными. Кивает им, здоровается. Марину чуть до слёз не довёл — она думала, «царевич так шутить изволит», — перекривила Ольга братову личную служанку. — А он всерьёз. По неосторожности рассыпал бумаги и лично кинулся собирать, хотя она уже бросилась делать это. Вдвоём собирали. Она пришла и говорит: «Если есть неудовольствие, скажите, вашвысочество, я готова на любую другую работу, где по вашему мнению справлюсь, только не гоните прочь».

— Дурында! — хохотнула Женя, а мама лишь ещё сильнее нахмурилась.

— При этом он может писать и нормальным языком — вот то, что они сделали сегодня по домашнему заданию, физика. До дуэли успели. Играет музыку… И, Жень, я оставлю свои слова в досье, что песня была неизвестна Марье, подошью их к делу, как второстепенный, но имеющий место быть фактор. Мы не знаем точно, что он эту песню не играл ранее, но и не можем доказать обратное. Пусть будет.

Тут не согласиться было сложно. Не после всего услышанного.

— В общем, есть странности и в музыке, пусть и без специалистов мы не разберёмся. И на закуску — его поведение. Неприятие окружающего мира. Идея фикс о силе мужчин.

— Расскажите мне про эту дуэль, — заулыбалась «мать Елена».

— Да нечего там рассказывать, — взяла слово глава дружины, тяжко вздохнув. — Не дуэль это была, а дурь Сашина. — Помолчала, подумала. — Оля права, у него как будто пунктик в мозгу, что мужчина должен быть сильнее, чем есть. Как будто неверие, что у нас настолько большая разница. Это понятно, можно списать на амнезию, тем более, что он и раньше ко мне подходил с просьбами научить его драться…

— Против кого, хотелось бы знать, — усмехнулась матриарх.

— Вот и я так отвечала. Так что не скажу, что сегодняшний выпендрёж на пустом месте. Но вот то, что случилось в зале… — Она покачала головой. — Во-первых, он стоял в стойке. Явно кем-то поставленной, узнаю руку мастера. Может мастера плохонького, из подвального спортзала Москворечья для бедных, но всё же, двигался в ней Саша уверенно. Я сама хотела к Ирине подойти, — взгляд на царицу, — но не успела, у вас, оказывается, тут и без меня целое расследование. А второе… — Она снова замолчала и внимательно обдумала следующие слова. — Девочки, Саша никогда не вставал с пола вот так, отхватив, и не рвался снова в бой. Снова и снова, на грани безумия. Это фанатизм, он пытался что-то доказать сам себе. Не прыгал, истеря. Не требовал. Не бил ногами и руками. Не грозил «мамой-царицей», и что «нас всех по стенке размажут». Он молча, стиснув зубы, пёр на Марью, прекрасно видя, что не может её даже достать. Я не такой следователь, как Ольга, но независимо от неё говорю: это не наш Саша. Может лучше, может хуже — не берусь судить, но точно не тот, кого я знала.

— Из-за кромки люди возвращаются довольно часто, — произнесла вдруг Арина. — В моей практике было несколько таких случаев. И эти люди полностью поменяли свою жизнь. Потому, собственно, и становились моими пациентами.

— Родные просили за ними наблюдать? — предположила Женя.

— Вроде того, — кивнула Арина, и Женя поняла — врачебная тайна. Если матриарх княжеского, или сильного боярского рода после клинической смерти начинает чудить, достаться может всему роду. А значит нужна проверка в клинике на дееспособность. Не простой клинике, а где врачи не болтают. Оттого и можно доверять Ромодановской — она, похоже, именно на этом вопросе, проверке на адекватность родственников Великих, и специализируется.

— Если вернулся он — то да, он ОЧЕНЬ изменился, — произнесла тётка Настасья. — Но это не отменяет его стойки. И пусть примитивной, но попытки использовать технику. Будто его кто-то начал учить махать руками, но не доучил. Я это чувствую, и ЭТО Саше взять было неоткуда.

— Арина, мы тебя слушаем, — произнесла мама после паузы, во время которой все сидели, обдумывая происходящее. И Ромодановская, перечитав сделанные только что записи, произнесла:

— Понимаю, что вы хотите спросить. Это называется «Диссоциативное расстройство идентичности», оно же «раздвоение личности». Но то, что вы только что рассказали, не просто не ДРИ. Это совсем не ДРИ!

— Подробнее, — скупо произнесла царица. — И Арина, меньше умных слов, пожалуйста, кроме Поликарпа Людмиловича их красоту некому оценить.

— Хорошо, попробую. — Арина поёжилась, но продолжала держаться уверенно, хотя кто другой при таких словах царицы бы запаниковал. — ДРИ возникает из-за травмы, но не физической. Все случаи, с описанием которыми я сталкивалась, это последствия травм психологических. Как правило, насилие в детстве, невозможность ответить на агрессию. Что-то, что поражает человека до глубины души в юном возрасте, а потом, после события-активатора, какой-то нервной встряски, всплывает во взрослом. Его личность делится на несколько альтер-эго, некоторые из них даже не знают о существовании других. Эти личности по-разному повествуют об одних и тех же событиях, дают разные оценки одному и тому же процессу, по-разному реагируют на одинаковые раздражители. Даже зоны мозга у них активные при этом разные! Это не то, что пациент — хороший актёр и играет — нет. Тесты показывают, такое не сыграть. Это и правда разные личности.

— Говорят, они могут быть совсем разные? — подала голос Женя. — По полу, возрасту, жизненному опыту?

— Так, да не совсем, — тяжело вздохнула и нахмурилась Ромодановская. — Да, это могут быть, например, старик и девочка. Мужчина и женщина. Разные возраста, разный пол — это возможно. Разные личности как бы дополняют друг друга, уравновешивают — проявляют особые нюансы характера. Кто-то «защищает» носителя, кто-то наоборот агрессивный. Кто-то полон иронии. А кто-то пытается совершить суицид. Одна личность может стоять на республиканских идеях, другая — ярый монархист и сторонник абсолютной монархии, и так применительно к любым темам. Но все они, и это краеугольный момент, опираются на одни и те же знания, на один и тот же опыт. Не может одно альтер-эго знать финский язык, который не знает другое. Не может одно читать стихи поэтов классиков девятнадцатого века, а другое вообще ничего не слышать про «Золотой век» и не знать ни одного стиха. Все альтер-эго — одна личность! Просто разделённая на психотипы. Которые, и это тоже важно, могут сменять друг друга неожиданно, иногда случайно. Если один Саша знает то, что не знал другой Саша — то это либо старый Саша ЗНАЛ, просто вы обладаете не всей информацией. Либо… Я не хочу об этом говорить, это уже не психиатрия, а в дела религии мне лучше не лезть… Но это вселение в Сашу кого-то извне, из-за грани, и вопросы нужно задавать матушке Елене.

— Моё время придёт, — холодно махнула ресницами матриарх. — Но перед этим нужно твоё заключение.

— Предварительно — этого не может быть. Вы ошибаетесь, — уверенно заключила Ромодановская. — Где-то чего-то не знаете, не уследили, или…

— Он стоял в стойке, которой его никто не обучал! — рявкнула глава царской дружины. — Я знаю его с пелёнок — на руках держала, нянчила!

— И я на руках нянчила! — воскликнула и Ольга. — Да, потерял память — такое бывает. Но не может человек с амнезией выдавать то, чего не знал до этого!

— Я не говорю, что вы не правы или выдаёте желаемое за действительное, ваше высочество, ваше превосходительство, — склонила голову Ромодановская, и не думая бояться этих высоких персон. Она — профессионал, и всяких клиентов повидала. Как и пациентов. Отбоялась своё лет десять назад, если не больше. — Я доверяю вашей оценке. Но и вы поймите меня. Амнезия — это расстройство памяти. Человек не может не помнить правила этикета, но им следовать. Человек не может знать подробности устройства раций, не помня физики. Если он забыл что-то — то забыл ВСЁ. Это провалы в памяти. Просто провалы и точка, никакой выборочности. Ты не помнишь события, но не помнишь и опыт, с ними связанный. Не помнишь не только лица людей, что-то тебе говоривших, но и те слова, которые они говорили, это только лиричные барышни в своих художественных «нетленках» и фильмах описывают. Пожалуйста, давайте отделим художественный образ и фантдопущение от реальной психиатрии. Да, я про его уроки, на которых он отличился — там было что-то, просто мы пока не выяснили, что именно. А ещё… Диссоциативное расстройство — это не просто психиатрия. Пациенты с нею попадают к нам потому, что сопровождается всё это депрессией, психозом, попытками суицида и прочими сопутствующими прелестями. Это именно болезнь. А царевич, как понимаю, цветёт и пахнет, не проявляя ни малейших признаков, из-за которых за него нужно тревожиться. Верно понимаю? — подалась она вперёд, впиваясь взглядом в Ольгу и тётку Настасью.

Тишина в ответ.

— С завтрашнего дня я займусь им. Разработаю методику исследования и сделаю всё, что от меня зависит, чтобы оценить его состояние. Но предварительный диагноз — это не ДРИ. И не амнезия… Не классическая амнезия.

— Значит, демон? — в конец оборвалось всё у Жени в душе, а к горлу подкатила паника. — В него кто-то вселился, и это уже не наш Саша?

— Ну-ну, дети мои, не надо так категорично! — взяла слово матриарх, зло сверкнув глазами. — Я понимаю ваше состояние, — участливый взгляд на царицу и обеих её дочерей, — но не спешите с выводами. Женя, дочь моя, не поминай демонов всуе, ибо далеко не всё, что человек хочет на них спихнуть, ими является.

— Матушка… — виновато склонила голову Женя.

— Сегодня Ирина мне сказала, что господь сотворил мир более сложным, чем деление на добро и зло, чёрное и белое. И то, что Саша заходил в церковь и стоял службу никак не показатель, что внутри него не чёрт. Демоны всегда внутри нас, у каждого человека, они постоянно шепчут нам: «Греши, греши!» Ради этого и создан их отец сатана, смущать нас. Но мы все ходим в храм и стоим службы, и ничего с нами не происходит. Так какая разница, если заменить своего чёрта на другого, чужого? Но я хочу ответить, — взгляд на царицу, а что мы вообще знаем о всевышнем и том, как Он устроил этот мир? Ничего! Мальчик огорчён, что слаб. Пытался доказать себе, что сильнее, чем есть, пошёл на глупости. А ведь откуда этот наш выбивший его из равновесия дар? От кометы! Посланной всевышним, изменившим этот мир, возможно, спасая его от напастей, разрушений и смерти? Мы все используем фигуры, но скажите, хоть кто-то за четыреста лет понял физику, откуда берётся эта энергия? После пролёта мы создали общество на новых принципах, научились им управлять, дожили до сего дня, но ничего не знаем о собственной природе!

Да и…Вот вам другой пример. Можно ли сказать, что «господь разгневался, что царь не настоящий» и пойти против него войной с грязным самозванцем богоугодно? Можно. Но божественная ли воля это, или старый вулкан на другом конце Земли? Вулкан настолько далёкий, откуда даже нашу страну не различить? Весь мир накрыло, при чём тут Русь и вопрос, настоящий её царь, или нет? Миру всё равно на нас и наши сложности. Так и комета. Католики, гореть им в аду, иродам, сказали, что это от дьявола. И принялись жечь всех, в ком увидели одарённость. А мы сказали, она от всевышнего, и наши женщины защитили свою страну от изменников. А от бога ли дар, или дьявола? Или может это ни то ни то, а просто физика астрономического тела, которое летит себе сквозь бездну космоса, рассекая галактику, и два месяца сближения с нашей планетой для неё мимолётный миг? Ибо она уже летит миллиарды лет, и пролетит ещё гораздо больше? Что молчим, девочки?

— Владыка, — склонила голову царица, но совсем чуть-чуть, по статусу много не положено.

— Цыц, Ирка! — повысила голос матриарх и стукнула по столу кулаком. — Устроили тут, «демон» у них! Мы не знаем, кто он. Мы не знаем, что оно. И не знаем, как появилось и зачем послано. А потому никаких резких шагов не предпринимать. Вдруг это божественный поцелуй, всевышний одарил твоего сына, а ты его… На костёр, как ироды, так что ли?

— Нет, зачем так сразу… — смутилась царица.

— Вот тогда и сиди на попе, ваше величество! И не делай глупостей. Пусть Арина его проверит, и если всё подтвердится — займусь им сама. И не сметь царевича хулить, какой есть — такой есть! Весь наш.

— Я проверю, — добавила она тише, поникнув. — Обязательно проверю его. Как иначе? Но господь сказал, возлюби ближнего своего, вот и любите, девоньки. Тем более, ближе вас у него никого. Что б ни выкинул — любите. Проверяйте, задавайте вопросы каверзные, делайте свои тесты, но не отрекайтесь.

— Спасибо, матушка за науку! — склонила голову Ольга. — Усмирю грех гордыни своей.

— В воскресенье ко мне на исповедь, — махнула ей матриарх, будто от комара летящего отмахнулась, но смилостивилась и перекрестила. — Там и поговорим о грехах твоих.

— Владыка… — Склонила голову и Женя.

— И с тобой поговорю. К тебе другие вопросы — мне птички про тебя на хвосте приносят, как ведёшь себя некрасиво. Москва маленькая, все всё знают.

— Виновата, матушка! — склонила голову и Женя.

— В воскресенье. — Перекрестила матриарх и её. — После службы.

Когда все разошлись, в комнате царевны остались только они с царицей вдвоём.

— Лен, всё же считаешь, что… — начала глава государства.

— Ир, — скривилась матриарх, — демоны — это те, кто внутри нас. Им незачем приходить Оттуда. И в этом мире дерьма хватает. А кто он и что он — будем разбираться, сказала же. Сказки не читай, особенно фантастику, и ещё более особенно ЛыР про амнезийников. И ужастики не смотри. Не царское это дело, тебе о грешном мире думать надо, а сказки с настроя сбивают. Нет никаких демонов, Ир! Зато когда господь хочет покарать нас, он карает. Знаешь как?

— Лишает рассудка, — прошептала царица и с силой сжала ладони. Ментальный пресс снова обрушился на стол, но, благо, за ним никого не было, а для матриарха это давление было таким, что всё равно, что нет.

— Я всё сказала, ты услышала, — облегчённо вздохнула она. — Пойду я. Как Ромодановская закончит — пришлёшь отчёт курьером. Буду на связи.

— Есть, госпожа старший сержант… — усмехнулась царица. На душе не сказать, чтобы стало легко, но всё же значительно легче, чем утром, чем все эти дни после того, как он пришёл в себя, ничего не помня. Нет, надо почаще выбираться к армейской подруге, с которой начинали тучу лет назад, набираясь жизненного опыта салагами-инкогнито на границе с Уйгурией.