Военный инженер Ермака. Книга 3

Глава 15

Черкас оглядел своих товарищей, затем повернулся к купцу, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица и не поссорится с ним.

— Благодарим за предложение, Гаврила Никитич. Дело серьёзное, надо обдумать. Дай нам время до завтрашнего полудня.

Купец довольно улыбнулся, поглаживая бороду.

— Разумно, разумно… Только не тяните: моё предложение не вечное. Завтра к полудню жду вас у себя на подворье близ Китай-города. Спросите любого — дорогу укажут. А если решите раньше — милости прошу в любое время.

Гаврила Никитич ещё раз окинул казаков оценивающим взглядом, словно уже прикидывая, как использовать их на своей службе. Затем развернулся и зашагал прочь, сопровождаемый охранниками.

Казаки молчали, каждый задумавшись о своём. Первым нарушил тишину Микита:

— Сотник, а может, и впрямь…

— Молчи, — резко оборвал его Черкас. — Не здесь. Пойдём найдём место, где можно спокойно поговорить.

Они двинулись от Кремля в сторону Китай-города. Среди торговых рядов и ремесленных слобод легко было найти кабак или постоялый двор. Ноги сами привели их в узкий переулок близ Варварских ворот, где приютился небольшой кабак под вывеской с кривым нарисованным ковшом и надписью «У дяди Фрола».

Низкая дверь вела в полуподвальное помещение. Спустившись по трём стёртым каменным ступеням, казаки оказались в душном, тёмном зале. Потолок, почерневший от копоти, нависал так низко, что Черкас невольно пригнул голову. Вдоль закопчённых стен тянулись грубо сколоченные лавки, посередине стояли тяжёлые дубовые столы, потемневшие от времени и пролитого вина. У печи, где чадили чугунки с варевом, густо пахло кашей и жареным мясом.

Свет проникал сквозь два крошечных оконца под самым потолком, затянутых бычьими пузырями вместо стёкол. Их мутное сияние смешивалось с чадящими сальными свечами и лучинами в щелях стен. У печи хлопотал хозяин — дородный мужик с лысиною и в засаленном кожаном фартуке поверх холщовой рубахи. Он неторопливо протирал оловянные кружки тряпкой.

В кабаке сидело десятка два посетителей: мелкие торговцы, ремесленники, приказные люди. За одним столом двое стрельцов в красных кафтанах негромко переговаривались над кружками браги. У стены примостился нищий старик в лохмотьях, гревший костлявые руки о плошку с горячими щами. В углу храпел пьяный извозчик, уткнувшись лбом в сложенные руки.

Казаки выбрали стол в самом тёмном углу. Черкас махнул хозяину:

— Эй, дядя Фрол, или кто ты! Неси хлеба, солонины да квасу. И щей горшок, коли не прокисли.

Хозяин крикнул половому, и вскоре на столе появились миски с дымящимися щами, ломти чёрного хлеба, куски солонины и три кружки мутного кваса.

Ели молча. Лишь когда голод был утолён, Черкас отодвинул миску и тяжело вздохнул:

— Ну что, братцы, скажите, что думаете.

Микита вертел в руках пустую кружку, не поднимая глаз:

— Черкас, сложно тут думать. Купец правду сказал. В Кашлыке нас смерть ждёт. Четыреста казаков против тысяч татар? А здесь жизнь сытая, спокойная.

Кондрат жевал хлеб, молчал. Наконец проговорил низким голосом:

— Всё так. Только мы Ермаку присягали. Крест целовали. А он там, в Кашлыке, на нас надеется. Как будем друг другу в глаза смотреть, если бросим?

— Легко смотреть, если глаза будут живы, — со вздохом возразил Микита. — В тепле и сытости жить будем! А что присяга… Смерть рядом ходит, и проку от нас там никакого.

Черкас мрачно смотрел на обоих. В словах каждого была своя правда. Перед глазами вставал штурм Кашлыка, когда смогли отбиться чудом, которое точно не повторится. Вспомнилось суровое лицо Ермака, когда он отправлял их в Москву. Он знал: шансов мало, но пытаться всё же надо.

— Зима скоро, — сказал Черкас. — Реки встанут льдом. Если не поспешим, придётся зимовать в пути. Полторы тысячи вёрст по снегам, без обоза, без припасов — верная смерть.

— Вот видишь! — оживился Микита. — Сам понимаешь, что дело дрянь. Давай остаёмся. Ермак поймёт. Может, он сам уже Кашлык бросил.

— Ермак не уйдёт, — твёрдо возразил Кондрат. — Будет стоять до конца.

В зале становилось душнее. Свечи чадили, запах еды смешивался с потом и дымом. За соседним столом ремесленники пели песню про молодца за Волгой. Стрельцы встали и, пошатываясь, пошли к выходу.

Черкас налил себе квасу, выпил залпом.

— Слушай, Микита, — сказал он, — думаешь, служба у купца — лёгкая? Охранять обозы? Значит — драться с разбойниками. А разбойники кто? Русские люди, бедой на дорогу вышли. Будешь своих резать за купеческое добро? Купцы — первые грабители! Продадут человека за мелкую монету!

— Что татары, что разбойники — какая разница! — огрызнулся Микита.

— Татары — враги, — отрезал Черкас. — Они Русь жгут и людей в полон уводят. А купец тебя пошлёт не только обозы сторожить. Видел, какой он? За богатство и на своих натравит. Захочет — будешь должников трясти, лавки отнимать. И убить прикажет — не воинов, а безоружных. Хочешь таким псом быть?

Микита нахмурился, но промолчал. Кондрат фыркнул:

— Двадцать рублей за простую охрану? Сказки. За такие деньги он из нас душу вытрясет.

Повисла тишина. Кабак наполнялся народом: плотники шумно уселись за соседний стол, требуя вина и закуски.

Черкас вспомнил Сибирь: бескрайнюю тайгу, Иртыш, штурм Кашлыка, товарищей. Все они ждали помощи из Москвы.

— Знаете что, братцы, — вдруг сказал он твёрдо. — Вспомните, как мы Кашлык брали. Нас было пять сотен, а татар — тысяча с лишним. И что? Победили, потому что держались вместе и верили Ермаку.

Он обвёл взглядом товарищей.

— Да, сейчас трудно. Может, и погибнем там. Но погибнем как воины, с честью. А если здесь останемся — всю жизнь помнить будем, что предали товарищей и нарушили присягу. С таким грузом жить хотите?

Микита молчал, опустив голову. Кондрат кивнул:

— Я с тобой, сотник.

Все взглянули на Микиту. Тот колебался, но наконец поднял кружку:

— Эх, пропади оно всё! Видно, не судьба мне купеческим прихвостнем быть. Вернусь с вами. Но если ноги отморожу — тащите меня на себе!

Черкас впервые за день улыбнулся:

— Договорились. Потащим.

Они чокнулись кружками. Квас показался им слаще вина.

— Завтра утром выходим, — сказал Черкас. — До Нижнего по Москве-реке, дальше по Волге и Каме. А там уж как получится. Главное — успеть до больших морозов.

— А купцу что скажем? — спросил Микита.

— Ничего, — ответил Черкас. — Просто не придём. Пусть думает, что хочет.

Они расплатились и вышли на улицу. Осенний вечер был прохладен, но после духоты кабака воздух показался свежим и лёгким. Вдали звонили колокола.

— Пойдёмте на постоялый двор, — сказал Черкас. — Надо выспаться перед дорогой. Путь неблизкий.

Трое казаков зашагали по тёмной улице. Позади остался соблазн лёгкой жизни, впереди — неизвестность, полная опасностей. Но на душе у них стало легче: они приняли единственно правильное решение — вернуться к своим.

Самым трудным в изготовлении полиболоса являются три вещи. Прежде всего, это торсионные жгуты. Их нужно делать из прочных сухожилий — лосиных, оленьих или конских. Сложность не только в том, чтобы набрать нужное количество, но и в обработке: сухожилия требуется очистить, высушить, пропитать жиром и скрутить очень туго. Чтобы они не гнили, нужна постоянная смазка и кожаные чехлы для защиты от влаги.

Второе препятствие — каретка и зубчатый механизм. Это узел, где тетива захватывается, отводится назад и затем освобождается. Нужны зубцы и шестерни, подогнанные с достаточной точностью, иначе всё будет заедать или быстро ломаться. Для кузнеца в наших условиях это тонкая и трудная работа.

Третья сложность — магазин. Чтобы стрелы подавались по одной, требуется специальный отсекатель. Если он заклинит, автоматичность сразу исчезнет. Для надёжной работы нужны одинаковые стрелы и точная подгонка деталей.

Организационные трудности связаны главным образом с добычей сухожилий. Дерево, железо и кожа в Сибири есть, но сухожилия придётся заготавливать заранее. Для одного среднего полиболоса требуется примерно десять — пятнадцать килограммов сухожилий, что означает разделку нескольких десятков крупных животных. Если строить три или четыре машины, понадобится тридцать — пятьдесят килограммов сухожилий! С одной лосиной или конской туши можно получить в среднем от трёхсот до пятисот граммов, так что для одного полиболоса придётся пустить порядка двадцати — тридцати животных.

Реально ли добыть такие количества? Вокруг Кашлыка водилось много лосей, маралов и сохатых. У хантов и манси сухожилия издавна шли на тетивы, нити и обувь, так что это был известный и привычный ресурс, хотя и дорогой. При наличии охотников, а казаки умели охотиться, можно было добыть десятки животных за сезон. Если подключить местных союзников, задачу можно выполнить. То есть изготовление одного полиболоса вполне реально, но создание трёх — четырёх потребует целой охотничьей кампании с заготовкой и сушкой сухожилий, что займёт месяц или два.

На изготовление тоже уйдет время. Подготовка жгутов займёт от недели до месяца. Сборка деревянной рамы у плотников займёт три — четыре дня. Кузнечные работы — изготовление шестерён, осей и зубцов — потребуют от пяти до семи дней на одну машину, и это по меньшей мере! Сборка и наладка добавят ещё три — пять дней. Таким образом, при хорошей организации один полиболос можно собрать за три — четыре недели, при условии что заранее накоплены сухожилия.

Густой дым от жаровни с тлеющими углями медленно поднимался к потолку шатра, смешиваясь с ароматом кедровой смолы и влажного меха. Шатёр мурзы Карачи, главного советника Кучума, стоял на лесной ставке, окружённой вековыми соснами и елями.

Карачи лежал на ворохе медвежьих шкур, его узкие глаза блестели от веселья. Напротив, скрестив ноги, сидел Кум-Яхор — бывший шаман вогулов. Лицо его, изборождённое глубокими морщинами, хранило выражение мрачной сосредоточенности. Между ними стоял низкий столик с остатками трапезы: вяленая оленина, лепёшки из ячменной муки и берестяной туесок с кумысом.

— Ну, рассказывай же, как тебе удалось обмануть смерть? — Карачи, улыбаясь, откинулся на шкуры. — Твои вогулы бросили тебя в реку связанным! А ты выжил! Сидел под водой так долго, что все решили — утонул шаман, пошёл кормить речную нечисть.

Кум-Яхор молчал, глядя на пляшущие языки пламени. Его жилистые руки лежали на коленях неподвижно, будто вырезанные из тёмного дерева. Наконец он произнёс глухим голосом:

— Помогли духи предков.

Карачи расхохотался.

— Духи предков! — выдохнул он сквозь смех. — Ну и хитер же ты, старый шаман! Не иначе с шайтаном в разговоре побывал. Много чудес я видел. Но чтобы духи так явно вытащили человека со дна реки — такого ещё не бывало!

Шаман тяжело взглянул на мурзу. Его глаза скользнули по узорчатым стенам шатра, по развешенному оружию — саблям, лукам, колчанам. Вдали завыл волк, ему ответила стая. Кум-Яхор поёжился, хотя в шатре было тепло.

— Я умею долго задерживать дыхание, — медленно заговорил он. — Этому научил меня ещё в юности старый шаман Ырг-Торум. Он велел нырнуть в священное озеро за камнями силы, что лежали на дне. С тех пор холод мне не страшен. Когда другие кутаются в меха, я могу идти босиком по снегу и купаться в ледяной воде.

Карачи прищурился. Он налил себе кумыса, сделал большой глоток.

— Но даже со всей твоей закалкой нельзя так долго не дышать, — сказал он. — Времени прошло столько, что оленя можно было освежевать и мясо изжарить. А ты всё не появлялся.

Кум-Яхор помолчал, затем махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху.

— Река там делает излучину, — сказал он. — Под водой я доплыл до камышей. Нашёл стебель потолще, раскусил его, выплюнул сердцевину и дышал через него, как через трубку. Только кончик торчал над водой, а в зарослях его не различить.

Карачи снова залился смехом. Он хлопал себя по коленям, раскачиваясь, слёзы выступили у него на глазах.

— Ах ты, старый лис! Через камышинку! Вот что значит шаманская хитрость. И долго ты так просидел?

— Пока стемнело, — ответил Кум-Яхор. — Вогулы решили, что я остался на дне навсегда, и ушли. Я выбрался на берег, когда луна зашла за тучи. Отогрелся у костра на охотничьей заимке и ушел к вам.

— Что-то ты снова не договариваешь, — с улыбкой покачал головой мурза. — Сомневаюсь, что через камышинку можно так долго дышать. Скорее всего, кто-то из твоих людей, догадываясь, что тебя могут утопить, заранее бросил тебе на дно какую-нибудь трубку потолще камышинки. Привязал ее к камню и бросил, а ты на дне ее и нашел. А вот через нее, если терпеть холод, уже получится дышать. Не может быть, чтоб у тебя не осталось друзей среди вогулов, даже когда ты поссорился с племенем! Не мог ты ими не обзавестись! Ну да ладно, не буду требовать от тебя раскрыть все секреты. Хахаха!

— Расскажи ещё что-нибудь, — затем попросил Карачи, устраиваясь поудобнее. — Правда ли, что можно в зверя обратиться?

— Это разговор не для весёлых вечеров, — покачал головой Кум-Яхор. — Духи не любят, когда о них болтают попусту.

— Ну хоть про травы поведай, — не унимался Карачи. — Какие лечат, какие разума лишают?

Шаман кивнул. Разговор о травах был безопасным. Он начал неторопливо рассказывать о корневищах сабельника, что растут на болотах, о коре ивы, снимающей жар, о мхе, останавливающем кровь. Карачи слушал внимательно, хотя все равно насмешливо улыбался.

… Староста Кашлыка Тихон Родионович, как обычно, сидел в своей избе. При моём появлении поднял красные от усталости глаза.

— Что случилось, Максим? — хрипло спросил он.

Я сел напротив, наклонился ближе:

— Будем делать метательную машину для стрел. Такую в древности уже мастерили. Она стреляет болтами один за другим, очень быстро. Только вместо пороха — скрученные жилы

Староста посмотрел на меня, наклонив голову.

— Что это за колдовская штука?

— Это не колдовство, — покачал я головой. — Чистое ремесло. Деревянная рама, механизм, ящик для стрел. Я видел описание в книгах. Работает. Но нужны жилы — два пуда минимум, по одному на каждое устройство. Это лосей сорок, наверное.

Тихон Родионович откинулся на лавку, та жалобно скрипнула под его тяжестью.

— Сорок лосей, — медленно повторил он, будто пробуя эти слова на вкус. — Ты хоть понимаешь, что просишь? У нас и на тетивы-то едва хватает. Охотники неделями рыщут по лесам, двух-трёх зверей приведут — и то праздник. А ты — сорок…

— Без этого оружия нам будет тяжело, — отрезал я. — Кучум придёт с тысячами воинов.

Староста покачал головой:

— Не могу помочь, Максим. Нет у нас столько. И не будет. Я не знаю, что придумать!

Я вышел и побрел по Кашлыку, думая, что делать, и вдруг вспомнил об Алыпе.

К счастью, он был в Кашлыке. Сидел на завалинке и точил нож.

— Алып! — окликнул я.

Он поднял голову, в узких глазах мелькнуло любопытство.

— Это я! — ответил он, улыбаясь.

Я решил не ходить вокруг да около:

— Жилы нужны. Много. Лосей сорок, наверное. И быстро. Казаки столько не добудут. А твои люди — смогут?

Алып отложил нож и поводил взглядом по сторонам, размышляя.

— Сорок… — он присвистнул. — Большая охота. Но если выйдет всё стойбище, если старики укажут тайные места — можно. Только какая плата?

— Железо, — сказал я. — Ножи, топоры, наконечники. Много железа!

Глаза Алыпа блеснули. Для его народа железо было дороже золота: с ним охота становилась удачливей, а война — смертоносней.

— За железо — сделаем, — сказал он после короткой паузы. — С трудом, но будет. Однако железа за такую охоту надо будет много!

— Скажи, сколько, — ответил я. — Думаю, Ермак будет не против.

— Хорошо, я поговорю со своими. Только ты зайди к Ермаку, чтоб отпустил меня туда.

— Конечно, — пообещал я.