Военный инженер Ермака. Книга 3

Глава 16

…Когда я рассказал Ермаку о своём замысле насчет полиболоса (проще называть его полиболом, так тоже верно), и он понял меня с полуслова. Я изложил идею об устройстве, способном метать одну стрелу за другой, и с силой, сравнимой с мощным арбалетом. Подробно объяснил принцип действия, показал схему, описал, какой эффект это даст при обороне Кашлыка. Ермак слушал внимательно, с огромным интересом, в общем, как обычно, когда речь шла о новом оружии. Глаза атамана загорелись. Но как только я сказал, что для изготовления нужны жилы, и не просто немного, а с сорока лосей, настроение вокруг изменилось.

Наш староста Тихон Родионович уже объяснил, что казаки не смогут добыть такое количество зверя. В принципе, этого можно было ожидать. О нашей беседе с ним я сказал Ермаку, но затем сообщил, что позже поговорил с Алыпом, и тот уверен, и что вогулы могут справиться с этой задачей куда быстрее нас (если мы вообще справимся в обозримом будущем). Их опыт в охоте был неоспорим, и леса для них были родным домом, а не как для нас — жестокой и чужой землей.

Вогулы действительно возьмутся за дело, но, к сожалению, не даром. Для них охота — это не забава, а труд, и если мы хотим, чтобы они охотились ради нас, то должны платить. Ермак только кивнул, соглашаясь, и добавил, что мясо всё равно будет нужно, что его можно засолить на зиму, а жилы пригодятся для дела, да и шкурам применение точно найдется.

Короче, он велел мне отправляться к вогулам на переговоры насчет лосей. Взять с собой Тихона Родионовича, Алыпа, десяток-другой казаков, Ефима-переводчика, образцы товаров для обмена (ножей, котлов, гвоздей и прочего).

На следующий день мы уже находились у вогулов. В том же племени, откуда был шаман Кум-Яхор, доставивший нам столько проблем, и из-за сожжения русскими бродягами священной рощи которой едва не началась война между нашим отрядам и всеми вогулами в округе.

Когда мы достигли их селения, оно встретило нас настороженно. Женщины увели детей в сторону, мужчины выстроились с оружием, готовые к любому повороту. Но вскоре появился вождь Торум-Пек. Лицо его было доброжелательно, напряжение спало, настороженность уступила место любопытству — с чем это казаки пожаловали?

Мы коротко объяснили — нам нужно сорок лосей. Причем быстро, и даже очень. Зачем, разумеется, не сказали. Как бы военная тайна (хотя именно так и на самом деле). Затем показали товары на обмен. В принципе, вогулы и так знали, что мы можем предложить, но когда показываешь вещи перед глазами, согласие достигается быстрее, поэтому мы с Тихоном Родионовичем, как два заправских купца, разложили ножи и прочее на земле, сообщив, что все это может перейти вогулам в руки.

Казаки вытащили котлы, разложили топоры, ножи, связки бус и мешки соли. Вождь неторопливо осматривал почти всё: пробовал обух топора о землю, стучал по котлам, пересыпал бусины в ладонях, смотрел, как они переливаются на солнце. Потом он отошёл, собрал старейшин, и они долго переговаривались.

После совета были названы условия: котлы, десятки топоров и ножей, соль, связки бус и еще по мелочи. Я видел, что Тихон Родионович нахмурился, решив, что цена высока. Но другого выхода у нас нет. И Ермак дал указание, и новое оружие нужно. Поэтому, как говорится, по рукам.

Да и ножей у нас, признаться, стало очень много после отбитого штурма. Сотни тел татар лежали под стенами Кашлыка, и у каждого из них было оружие. Сабли вогулам не особенно нужны, это не их, да и ходить с татарскими саблями при условии нейтралитета с Кучумом как-то неудобно и может разозлить татар, а вот ножи — это им только давай. Хороших и разных. Я, честно говоря, думал, что вогулы запросят куда больше. Но в местной торгово-закупочной деятельности я, как выяснилось, пока что не очень разбираюсь.

…Вечерние тени легли на деревянные стены. Я вышел из избы подышать свежим воздухом — в комнате от печи стало душновато, хотя осенние ночи уже были холодными. Даша возилась с ужином, гремела чугунками, и мне хотелось побыть в тишине.

На соседней завалинке сидел Якуб-бек. Не то пленник, не то перебежчик. Бывший советник Кучума. Удрал от него, ожидая расправы после проваленной засады на нас. Несколько дней мы присматривались к нему, но он оказался вроде человеком неглупым, спокойным, без «заскоков» и вечером ему разрешили выходить из избы, сидеть на территории острога. Так, чтобы его не видели. В городке знают, что у нас есть татарин- перебежчик, но кто он и тем более, что он настолько высокопоставленный, для большинства ушей явно лишнее. Хотя, боюсь, со временем информация расползется.

Якуб смотрел в небо, в котором висели звёзды. Заметив меня, он немного подвинулся. Видно, устал от одиночества, хотелось хоть с кем-нибудь поговорить. Хотя пригласить меня открыто к разговору он не решился.

Я подошёл, сел рядом.

— Не спится? — спросил я.

— Думы одолевают, — ответил он по-русски.

Говорил он хорошо, только с лёгким акцентом.

— Смотрю на звёзды. Те же самые, что здесь, что и над юртой. Но жизнь совсем другая теперь.

Мы помолчали. За стеной острога залаяла собака, ей ответила другая. На часах у ворот переговаривались казаки — после недавних событий охрану усилили втрое.

— Странно получается, — сказал я. — Ещё недавно ты хотел нас убивать, а теперь сидим рядом.

— Таковы законы войны, — вздохнул Якуб. — А я воин. Хотя глупо, да. Лучше бы людям жить в мире. Но Кучум сумасшедший. Он жаждет власти, хочет, чтобы ему все подчинялись. По-другому он не мыслит. А рядом с ним мурза Карачи — жуткий негодяй и подлец. От него можно ждать чего угодно. Хотя умен. Очень умен и хитёр.

— Боишься, что он достанет тебя?

— Как не бояться? После той засады на Иртыше столько воинов полегло. Один из родов объявил мне кровную месть. Хан непредсказуем.

В сумерках лицо Якуба казалось измождённым. Человек потерял всё — положение, дом, своих людей. Теперь находился здесь, среди чужих, которые ему не доверяли.

— До острога татары не доберутся, — сказал я. — Стены крепкие, охраны достаточно.

— Сейчас, может, и нет, но ты не знаешь, на что они способны, — возразил он. — Кучум не остановится. Он соберёт всех, кого сможет. Ногаи придут, бухарцы помогут. Он готов положить тысячи воинов, лишь бы вернуть Искер.

Из-за угла показался казак. Это был обход. Увидев нас, он замедлил шаг, внимательно посмотрел на Якуба, потом на меня. Кивнул и пошёл дальше. Якуб заметил этот взгляд и усмехнулся.

— Не доверяют мне твои товарищи.

— А ты бы доверял?

— Нет, — ответил он, пожав плечами. — Я бы тоже следил за каждым шагом. Так и должно быть.

За стенами острога раздался женский смех. Жизнь продолжалась: ужинали семьи, дети засыпали, кто-то что-то говорил о завтрашнем дне.

— Если всё уладится, может, в Москву поедешь? — предложил я. — Там спокойнее будет. И там твои есть.

— Я там буду чужим, — покачал головой Якуб. — Меня не примут за своего, а Кучум убийцу туда всё равно пошлёт. Не сомневайся. Далеко, конечно, но для Кучума расстояние — не преграда. Хотя… посмотрим. Может, и правда уйду. Но здесь меня рано или поздно точно настигнут.

— Кучум действительно готовит войска к весне?

— Да. Огромные силы. Неудача его не остановила. Он хочет во что бы то ни стало захватить Искер. В Бухаре ищет поддержки. Он не пожалеет толпы своих воинов, лишь бы вернуть власть. — Якуб потер виски.

— Придумывают много нового для штурма. Будут использовать огонь, чтобы жечь стены и рогатины. Готовит особую одежду для защиты. И главное — жажда мести. Воины кричат, что отомстят Ермаку за гибель своих при неудачном штурме.

— Так не напали бы — и не гибли.

— Да! — развёл руками Якуб. — Нападают, гибнут, потом мстят за погибших и снова гибнут. И так без конца, пока одна сторона не ослабнет совсем.

Стояла ночь. Только звёзды да редкие огни освещали двор. Из моей избы вкусно пахнуло чем-то жареным — Даша закончила готовить ужин. Якуб поднялся с завалинки, отряхнул полы кафтана — на всякий случай ему выдали казачью одежду.

— Пойду спать, попробую, — сказал он. — Хотя вряд ли получится.

Он ушёл к своей избе — маленькой, с одним окошком, стоящей в тридцати шагах от моей. Дверь скрипнула, потом всё стихло. Я ещё немного посидел, глядя на звёзды. Те же светили сейчас над ставкой хана Кучума. Те же самые, что видели столько войн и смертей на этой земле.

Поднявшись, я пошёл к себе. У порога встретила Даша.

— Остынет всё! С кем это ты там сидел?

— С соседом.

— А, с татарином этим… Осторожней надо с ним.

— Тоскует человек. Дом потерял, людей своих.

— Все равно.

— Хорошо, буду внимателен.

Даша стала накрывать стол. Щи были горячими, хлеб свежий. Я ел и думал о странностях судьбы: ещё недавно этот человек готовил нам гибель, а теперь скрывался среди нас от гнева собственного хана.

За окном посвистывал ветер, шуршали опавшие листья. Осень вступала в свои права. К весне, если верить Якубу, должно было начаться новое кровавое испытание. Но это будет весной. А пока — тихий вечер в остроге и разговор с бывшим врагом на завалинке.

В избе Якуба горел огонёк — видимо, сон к нему так и не пришёл. У ворот переминались казаки-часовые. Где-то ухнул филин.

Вернувшись, я лёг рядом с Дашей. Она сонно прижалась ко мне. В соседней избе сидел без сна Якуб-бек, думая о том, как странно повернулась его судьба и что принесёт ему завтрашний день. А что принесёт — не знал никто. Ни он, ни я, ни те казаки на часах.

Густой туман окутывал лесную ставку хана Кучума. Между вековыми кедрами и пихтами были разбиты многочисленные шатры, из которых поднимался дым костров, смешиваясь с утренней дымкой. Самый большой шатер, обтянутый дорогими китайскими шелками и украшенный серебром, принадлежал хану Кучуму — властителю, потерявшему свою столицу, но не утратившему гордости и жажды мести.

Внутри шатра, устланного персидскими коврами и медвежьими шкурами, хан восседал на низком троне. Его узкие глаза, прищуренные от постоянной подозрительности, следили за входом. Темная борода спускалась на расшитый золотом халат, а в морщинистых руках он перебирал четки из яшмы — единственное, что выдавало его внутреннее напряжение.

— Позовите мурзу Карачи, — приказал хан одному из нукеров, стоявших у входа.

Прошло немного времени, прежде чем полог шатра откинулся, и внутрь вошел мурза. Он опустился на одно колено, приложив правую руку к сердцу в знак почтения.

— Ты звал меня, великий хан?

Кучум долго смотрел на своего советника, словно взвешивая каждое слово, которое собирался произнести.

— Встань, Карачи. У меня есть известие.

Мурза поднялся, ожидая слов хана.

— Мне донесли, — медленно начал хан, не сводя пронзительного взгляда с лица Карачи, — что Якуб-бек не просто жив и скрывается где-то в степях, как мы думали. Он перебежал к Ермаку.

Лицо мурзы словно окаменело на мгновение, затем по нему пробежала тень изумления. Но притворного или настоящего — неизвестно.

— К Ермаку? — голос Карачи дрогнул от неожиданности.

— Да, — хан кивнул, и серебряные украшения на его малахае тихо звякнули. — Этот сын шайтана теперь служит нашим врагам. Живет в их остроге, под их защитой.

Карача резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Его лицо исказилось от ярости, кулаки сжались так сильно, что побелели костяшки пальцев.

— Проклятый предатель! — выругался мурза. — Как он посмел предать священную присягу! Пусть Аллах покарает его и весь его род до седьмого колена! Мы думали, он просто сбежал, спасая свою шкуру, но чтобы перейти к неверным…

Хан наблюдал за вспышкой гнева своего советника с непроницаемым выражением лица, лишь слегка сощурив глаза.

— Странно, что ты этого не знал, Карачи, — в голосе хана прозвучала едва уловимая нотка подозрения. — Ты должен знать всё, что происходит и в нашем стане, и в стане врага.

Карачи опустил голову, признавая упрек.

— Прости, великий хан. Это моя оплошность. Мы следили за дорогами в степь. Но чтобы к русским… Я выясню, как эта весть прошла мимо моих ушей.

Кучум откинулся на подушки, продолжая перебирать четки. Яшмовые бусины тихо постукивали друг о друга в тишине шатра.

— Его надо убить, — произнес хан.

Мурза кивнул, его лицо приняло задумчивое выражение.

— Буду думать, как это устроить, мой хан.

— Он живет в остроге, — добавил Кучум, — за внутренними стенами Кашлыка. Казаки держат его под охраной, понимают его ценность. Якуб знает слишком много. Каждый день, что он проводит подле Ермака, делает нас слабее. Это будет тяжело сделать, но надо.

Карачи выпрямился, положив руку на рукоять сабли.

— Клянусь душами предков, я найду способ, великий хан. Пусть это будет непросто, но смерть найдет предателя даже за стенами русского острога.

— Делай что должно, — хан махнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена. — Но помни — времени мало. Зима близко, и когда реки встанут, будет еще труднее. К тому же возможно весной из Руси могут прийти подкрепления Ермаку.

Мурза поклонился и, пятясь, вышел из ханского шатра. Холодный осенний воздух ударил в лицо после душного тепла, пропитанного запахом курений и бараньего жира от светильников. Карачи прошел несколько шагов от шатра, остановился возле старой лиственницы и, убедившись, что его никто не слышит, тихо пробормотал себе под нос:

— Эх, хан… Если бы ты не был таким сумасшедшим, никуда бы он не сбежал. Всё можно было решить разговором, а не плетью и мечом. А теперь Якуб сидит у Ермака и рассказывает то, что знает о наших силах, о наших слабостях. И всё из-за твоего безумия…

Карачи покачал головой и направился к своему шатру, расположенному неподалеку. По пути он размышлял о том, как выполнить приказ хана. Задача казалась почти невыполнимой. Кашлык теперь превратился в неприступную крепость. После того, как их лазутчикам удалось взорвать пороховой склад — единственная удачная вылазка за последнее время — казаки значительно усилили охрану.

Карачи вошел в свой шатер и сел, погрузившись в размышления. Нужно найти способ, но пока в голову ничего не приходило. Может, дождаться, когда Якуб выйдет за стены? Но вряд ли казаки в ближайшее время это позволят. Подослать убийцу под видом перебежчика? Так надо еще найти фанатика, готового идти на верную смерть. Да и не подпустят казаки его к Якубу.

Снаружи начал накрапывать мелкий осенний дождь, барабаня по натянутой крыше шатра. Где-то вдали выл одинокий волк. В шатер вошел слуга, принес кумыс и лепешки, но Карачи отослал его прочь — есть не хотелось.

Мурза сидел в полумраке, обдумывая план убийства. Якуб был умен и хитер — недаром он столько лет был советником хана. Он наверняка предвидит попытку покушения. К тому же и Ермак не глупец — он понимает ценность такого перебежчика и будет беречь его как зеницу ока.

Но приказ хана нужно выполнить.

Ночь опускалась на лесную ставку. Мурза Карачи при свете масляного светильника строил планы, пытаясь найти способ выполнить невыполнимое — убить человека за стенами вражеской крепости

Дождь усилился, превращаясь в настоящий осенний ливень. Капли воды просачивались сквозь дымовое отверстие в крыше шатра, шипя на углях жаровни. Карачи поднял голову долго смотрел на пляшущие тени на стенах. Никаких идей пока не было, но приказ хана нужно выполнить. Иного пути нет.

…Карачи сидел, пока масло в светильнике почти не выгорело. Наконец он поднялся, накинул на плечи волчью шубу и вышел из шатра. Дождь прекратился, но холодный ветер гнал по небу рваные облака, между которыми изредка проглядывала луна. Мурза прошел через весь стан, кивая часовым, но не останавливаясь для разговоров. Его путь лежал к самой окраине лагеря, где среди корявых берез стоял одинокий шатер.

Этот шатер мало отличался от обычных татарских жилищ.

Карача без предупреждения откинул полог и вошел внутрь. В нос ударил густой запах дыма и трав. В центре шатра тлел небольшой костер, дым от которого поднимался к отверстию, но часть его висела в воздухе, создавая призрачную дымку.

Обстановка шатра была скудной, но странным образом завораживающей. На земле лежал не ковер, а лосиная шкура. Вдоль стен стояли берестяные короба, из которых торчали какие-то корни и засушенные растения. На деревянных подставках были разложены камни причудливой формы, кости неведомых животных, связки перьев.

На противоположной стороне от входа, на низком ложе из еловых веток, покрытых шкурой, сидел старый Кум-Яхор. Увидев мурзу, шаман поднялся.

— Мурза Карачи, — шаман поклонился. — Я… я не ждал тебя в такой поздний час.

— Сядь, — приказал Карачи, сам опускаясь на медвежью шкуру. — И не трать время на церемонии. Ты, я вижу, быстро обживаешься. Вон сколько у тебя всего в шатре.

Кум-Яхор не ответил, сел на свое место, но держался напряженно. Неспроста пришел мурза, ой, неспроста. Что-то случилось, и что-то придется делать. Шаман хорошо помнил, что живет здесь только по милости хана и его мурз — после того как собственные соплеменники хотели убить его за предательство.

— У меня есть дело, шаман, — Карачи говорил жестко, по-военному. — И ты мне поможешь.

— Конечно, — шаман закивал.

— Якуб-бек жив. Он не просто сбежал после падения Кашлыка, как мы думали. Этот сын собаки перебежал к Ермаку. После провала с засадой на реке, где мы потеряли много воинов, он решил спасать свою шкуру у русских. И теперь сидит в остроге Кашлыка под их защитой. Хан приказал мне убить его.

Кум-Яхор понял, к чему ведет мурза. Он должен найти какое-то колдовское средство, способное уничтожить предателя.

— Теперь думай, шаман, — сказал Карачи. — У тебя ведь есть способы, о которых простые воины не знают? Какие-нибудь духи, зелья, тайные тропы?

Кум-Яхор помолчал, потом поднял глаза на мурзу.

— Есть вещи, которые проходят сквозь стены, господин мурза. Есть пути, которые не охраняются стражей. Я… я знаю некоторые старые способы. Опасные способы.