Военный инженер Ермака. Книга 3

Глава 25

Осень окутывала сибирские леса холодным дыханием. Туман стелился между соснами и елями, словно серые лоскутья, цепляясь за ветви. В лесной стоянке хана Кучума, устроенной в глухой чаще недалеко от захваченного Ермаком Кашлыка, царила напряжённая тишина. Воины молча расступались, пропуская носилки с телами.

Хан Кучум вышел из своей юрты, обитой войлоком и расшитыми коврами. Его тёмные глаза сузились, когда он увидел принесённое. Седая борода дрожала от порыва холодного ветра. За ним следовали приближённые — мурзы в богатых халатах, несколько военачальников в кольчугах поверх тёплых кафтанов.

Носильщики осторожно опустили ноши на пожухлую траву перед ханской юртой. Первое тело лежало без головы, в испачканной кровью шаманской одежде. Рядом — второе: вогул, по виду простой охотник или рыбак. Оба тела были истыканы стрелами; многие древки сломаны, другие торчали под разными углами.

Кучум подошёл ближе. Его шаги в мягких кожаных сапогах почти не слышались на влажной земле. Он остановился в трёх шагах от обезглавленного тела, сложив руки на груди. Золотая брошка на тюбетейке тускло отразила бледный свет пасмурного дня.

— А это точно он? — спросил хан, не отрывая взгляда от трупа. Голос его был ровен, но в нём чувствовалась сдерживаемая ярость.

— Точно, великий хан, — ответил один из воинов, принёсших тела.

Ветер донёс запах крови и смерти; где-то вдалеке каркнул ворон.

— Как это случилось? — голос хана стал ещё тише, и для тех, кто знал его, это показалось страшнее крика.

Мурза Карачи шагнул вперёд и тихо произнес:

— Казаки выследили его. И убили.

Кучум перевёл взгляд на второе тело.

— А второй кто? — спросил хан.

— Наверное, человек Кум-Яхора, — ответил Карачи, поправляя рукоять сабли. — Шёл ему навстречу.

— Так его и выследили, — мрачно произнёс хан, обходя трупы и осматривая их со всех сторон. Советники молча стояли на почтительном расстоянии.

— Да, — подтвердил Карачи.

Кучум остановился у обезглавленного тела. Кровь уже запеклась и почернела; шея была неровно обрублена — голова, судя по виду, отлетела не с одного удара.

— Почему отрезана голова? — спросил он.

Карачи помолчал, подбирая слова.

— Вместе с казаками, выходит, были и вогулы, — сказал он наконец. — На телах видны вогульские стрелы. Вогулы не смогли казнить Кум-Яхора, утопив в воде — он выжил. А теперь его… добили уже иначе — отрубили голову. Чтоб точно стал мертв. Казаки так не поступают.

Лицо хана окаменело. Он повернулся к своим советникам; в глазах его играли тёмные искры гнева.

— Получается, вогулы наши враги? — спросил он.

— Можно и так сказать, — осторожно произнёс Карачи. — Они действовали совместно с казаками.

Кучум сжал кулаки; костяшки пальцев побелели.

— Мы можем уничтожить род, который убил Кум-Яхора? — тихо спросил он.

Карачи помедлил. Ветер шевелил полы его халата. Наконец мурза ответил:

— Можем… но тогда врагом станут все вогулы этих земель. Их много, великий хан. Нас больше, но…

Кучум резко махнул рукой, обрывая рассуждения.

— Если мы будем прощать подобное, будет ещё хуже. Нас перестанут бояться. Перестанут уважать. Каждый охотник посчитает, что может поднять руку на людей хана.

Он помолчал, глядя на свинцовое небо, затянутое низкими тучами. Где-то далеко донёсся крик перелётных птиц.

— Подумай, как поступить до завтрашнего дня, — сказал хан Карачи. — Как надо сделать. Но прощать это нельзя. Кровь требует крови.

— Да, великий хан, — поклонился Карачи.

Кучум ещё раз взглянул на труп. Его лицо оставалось непроницаемым. Он развернулся и направился к юрте. Полог опустился за ним.

— Унесите тела, — приказал Карачи воинам.

Воины подняли носилки, и процессия двинулась дальше, оставляя на пожухлой траве тёмные пятна крови.

Карачи остался стоять один; он долго смотрел им вслед, и лицо его становилось всё мрачнее. Вокруг не было никого — люди разошлись по своим делам. Только часовой вдалеке стоял на посту. Мурза понимал, какими тяжёлыми могут быть последствия, если выполнить приказ хана. Вести войну с вогулами — значит воевать с самой тайгой. Атаковав внезапно, можно было вырезать один род, но что потом? Остальные уйдут глубоко в леса и начнут нападать на татар.

Карачи покачал головой и прошептал тихо-тихо:

— Кучум, ты не должен править этой землей. Ты поддаешься эмоциям. Ты глуп.

Сказав это, он огляделся, как будто опасаясь, что кто-нибудь мог услышать крамольную мысль. Вокруг снова остались только деревья, туман и свинцовое небо. Мурза запахнул халат плотнее и направился к своей юрте; ему предстояло думать всю ночь.

…Ночь ещё была тёплая для осени. Мы с Прохором находились в на маленькой прибрежной полянке недалеко от улуса и всматривались в темноту. Мы ждали Хасана уже почти час, и напряжение крепло с каждой минутой.

Наконец раздался тихий шорох, и из-за ствола сосны показалась фигура. Хасан шёл бесшумно, но постоянно оглядывался по сторонам. В лунном свете было видно его смуглое лицо с характерными татарскими чертами — широкие скулы, узкие глаза, редкая бородка. Он улыбался, но улыбка была натянутой, похожей на маску.

— Ассаламу алейкум, — прошептал он, подходя ближе. Его голос звучал слишком весело для человека, рискующего жизнью. — Ну что?

— И тебе мир, — ответил Прохор и сразу перешел к делу:

— Что получилось с Иваном?

Хасан невольно хихикнул, оглянулся, словно проверяя, не следят ли за ним, и уселся на поваленное дерево, тут же вскочив, как будто не мог усидеть на месте. Его пальцы немного дрожали, когда он поправил меховую шапку. Нервничал, похоже, но пытался скрыть это за веселостью.

— Ну как смог… — начал он. — Кинул ему в окошко кусок бересты, написал на ней по-русски. Охрана не заметила. Я плотник, могу ходить где угодно.

Он говорил быстро, перескакивая с мысли на мысль.

— Меня здесь уже знают, — продолжал Хасан, ходя туда-сюда между деревьями. — Юрту мне дали, живу в ней. Работы много, мной довольны. А та береста… я написал, что помощь рядом. Наверное, он обрадовался! Небось доволен, что грамоте научился — добавил он нервным смехом, но смех оборвался, когда вдалеке завыла собака.

— Ответил, что он жив и здоров.

Я наклонился к нему ближе:

— Как он вернул бересту?

— Очень просто, — махнул рукой Хасан, но тут же оглянулся, как будто этот жест мог быть замечен.

— Тут чего только не валяется — щепки, стружка, обрезки коры. Никто на это не обращает внимания. Охранники ленивы, днём спят, а не по сторонам смотрят. Но куда ему бежать днем отсюда?

— А дальше? — спросил Прохор, в его голосе слышалось нетерпение.

Хасан снова оглянулся, подошёл совсем близко.

— А потом я улучил момент и кинул ему свёрток с пилой и ножом. Завернул в тряпку, чтоб непонятно было. Бросил прямо в окно, когда охрана отвернулась. Сердце так колотилось, думал, увидят! И написал, чтоб пилил стену, но не ломал ее, пока я не скажу.

Он вытер вспотевший лоб рукавом.

— Через несколько дней он ответил: всё готово. Перепилил бревна, но снаружи незаметно, теперь осталось только быстро выломать. Охрана не встрепенулась. по ночам они у костра греются, а не вокруг ходят. Только как дальше — я не знаю, — в голосе Хасана проскользнула настоящая тревога. — Там собак полно. Учуют чужого — подымут лай, и весь улус проснётся. Какая б охрана сонная не была, когда он выберется, точно его заметит. А с ними тремя он не справится. Да и закричат они, всех на ноги поднимут.

— Собак, если получится, скоро не будет, не переживай. — спокойно сказал Прохор.

Хасан замер, глядя на него с изумлением.

— Как это не будет? Вы что, всех перебьёте? Это как⁈

— У нас свои способы, — усмехнулся Прохор.

Хасан покачал головой, явно не веря, но продолжил.

— Смотрите сами, как вы это сделаете. Но что будете делать с охраной у избы? Их трое! Даже если Иван одного зарежет, хотя и это у него не получится, еще двое останутся!

— Мы уберём охрану с того берега, — сказал Прохор, указывая через реку.

Хасан широко раскрыл глаза.

— Это же далеко! Двести саженей будет, не меньше! Ночью, через реку… Как вы это сделаете?

Я не удержался и ответил:

— Не волнуйся. Застрелим. Тихо, никто ничего не услышит.

— Надо не забыть, что они пустят за вами погоню! По лесу далеко не уйти, но и по реке тоже. У больших лодок больше гребцов — они вас догонят! — не унимался Хасан.

— Лодки в скором времени сгорят, — сказал я.

Хасан присвистнул

— Если у вас получится, Кучум с ума сойдет! Он, наверное, думает, что про Ивана никто не знает. А чтоб его удалось освободить…

— Передай ему: двукратный крик гагары после захода солнца — значит, этой ночью бежать. Пусть не спит и ждет. Тройной крик — приготовиться, через миг надо будет выбираться. Еще один крик — ломать стену и бежать сюда. Тут его будут ждать. Ты тоже слушай — два раза закричит гагара, и уходи, не жди, когда тебя потом обвинят, что помог Ивану сбежать.

Хасан кивнул.

— Не, тут я не останусь точно. Да и вообще я лучше к вам в Кашлык приду. Устал я. Все чужие. Даже в родном селе. А после этого, думаю, меня и там будут искать. Скажут, что я виноват, вот и все.

Его голос дрогнул, маска веселья окончательно спала. Передо мной стоял уставший человек.

— Нам плотники очень нужны, — сказал я поддерживающе. — Работы много, умелые руки ценятся. Будем вместе делать много интересного.

Хасан благодарно кивнул, снова огляделся и сказал.

— Только будьте осторожны. В улусе кучумовцы… они сильные бойцы.

— Ничего они не сделают, — отрезал Прохор. — Мы всё предусмотрели.

Попрощавшись, Хасан повернулся и ушёл назад в лес. Несколько раз он оглянулся, и в лунном свете я видел его лицо, пока темнота не поглотила его фигуру.

Мы с Прохором остались в тишине. Только Иртыш тихо плескался у берега, да ветер шелестел пожелтевшими берёзовыми листьями. Холод потихоньку пробирался под кафтан, и я поёжился. Где-то там, в улусе, сидел Иван Кольцо, гадая, что скоро случится — он погибнет или окажется на свободе.

Прохор тронул меня за плечо:

— Пойдём, нужно готовится. Ближайшие ночи будут долгими.

…А потом охотники выследили лося. Он был убит тихо, из арбалетов. Старый Юрпас, которого мы захватили с собой специально для этого дела, отравил лосиную тушу, приготовив на костре какие-то отвары, рецепту которых, наверное, не одна сотня лет. Я в этом не принимал участие и даже не подходил близко. От моего присутствия тут ничего не изменится и у меня не проходила мысль, что мы делаем что-то нехорошее. Собак я люблю, хотя понимаю, что они могут быть так же жестоки, как люди. Но все равно.

…Лося удалось тайно перетащить на полкилометра от улуса. Вокруг него землю полили кровью, чтобы усилить запах.

А потом стали ждать.

…Думаю, через несколько часов прибежали все собаки улуса. Татары держали их впроголодь, и они не могли пройти мимо запаха свежего мяса. Лось был сожран целиком и полностью. Жители не обратили на это никакого внимания — скорее всего, что-то подобное происходит не первый раз.

А потом, на следующий день, начался мор.

Татары поначалу не понимали, что происходит, но потом несколько человек пришли на место, где лежала туша. Мы опасались, что они что-то заподозрят, но вроде такого не случилось. Ругались и кричали они на весь лес. Не понравилось им, что они остались без собак.

А именно так, судя по всему, и случилось. Лая и рычания от улуса больше не доносилось. В подзорную трубу я не смог увидеть ни одного живого пса. А мертвых татары закопали где-то неподалеку.

Эта жестокая часть операции была закончена. По большому счету, жители улуса сами виноваты. Если бы они кормили собак, и те не бегали голодные, они б не бросились вот так в лес. Ну а теперь что случилось, то случилось.

На войне, как на войне.

…Я стоял на берегу Иртыша и всматривался в расцвеченную редкими кострами темноту напротив, где проступали очертания татарского улуса.

Позади меня восемь казаков закончили последние приготовления. На голые тела наносили густой слой чёрной краски из сажи и жира. Эта смесь не только делала их менее заметными в ночной воде, но и немного защищала от леденящего холода реки.

— Готовы, — сказал Степан Чернобородый. На воде уже покачивались небольшие плетёные плотики из веток и камыша, обвязанные верёвками. На каждом были закреплены глиняные горшочки с зажигательной смесью и пропитанные ей тряпки. Тряпки повиснут на бортах лодок, в них ударят огненные стрелы, а горючая жидкость будет разлита внутри лодок, чтоб вызвать мгновенный пожар.

Смесь — почти та же, что мы использовали в огнеметах, которые спасли нас при не столь давнем штурме татарами Кашлыка. Смола, масло, жир. Вспыхнет мгновенно. Потушить не получится. Даже если перевернуть лодку в воде, большие шансы, что переворачивать будет уже нечего, а о погони на полусгоревшей лодке можно вообще не думать.

Первым в воду полез Митька Косой — самый молодой, но отменный пловец. За ним последовали остальные. Каждый толкал перед собой плотик, стараясь не создавать лишних всплесков. Вода Иртыша в начале осени была уже по-настоящему холодной — градусов пятнадцать, не больше. Я видел, как напрягались мышцы на спинах казаков, когда вода доходила до груди.

— Господи, помилуй, — едва слышно выдохнул кто-то из них, но движение не остановилось.

Темнота была почти абсолютной. Отсутствие луны — лучшая погода для таких дел: в такую ночь даже белая рубаха не заметна с десяти шагов. А мои казаки, вымазанные чёрной краской, сливались с поверхностью воды. Лишь изредка слабый всплеск выдавало их продвижение.

На противоположном берегу виднелись силуэты татарских лодок.

Прошло несколько минут томительного ожидания. Я вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть хоть что-то. В подзорную трубу пристань, около которой не было ни одного костра, казалась черной. Одна радость — стояла тишина. Татарский лагерь продолжал дремать.

Наконец послышались тихие всплески: люди вернулись. Первым выбрался на берег Степан. Его трясло от холода, зубы стучали, но в глазах горело торжество.

— Сделано, — прохрипел он через стук зубов. — Все лодки политы смесью, как велели. Тряпки на бортах закрепили…

За ним один за другим выползали остальные казаки. Вид у них был жалок — посиневшие от холода, дрожащие, с обмокшими усами и бородами. Но эта часть операции прошла успешно. Вражеские лодки готовы с сожжению, и нас не заметили.

— Быстро растирайтесь и одевайтесь, — распоряжался я, кивая на припасённые куски ткани. — И тихо!

Казаки яростно растирали окоченевшие тела, ругаясь и ворча: «Ох, матушка Волга теплее была…» — но вскоре тепло и движенье возвращались в ноги и руки. Фёдор Рыжий, прозванный так за огненные волосы, только усмехнулся: он переносил холод лучше остальных.

Несмотря на усталость, на физиономиях читалась удовольствие от выполненной работы. Сами физиономии, правда, продолжали напоминать своей чернотой жителей африканского континента. Если б не напряженность происходящего, можно было бы рассмеяться. Как там говорят, «афроамериканцы»… А у нас тогда «афросибирианцы».

— Стрелы готовы? — спросил я

— Готовы! — ответил один из казаков.

Я снова посмотрел на реку. Татарский улус спал; между юртами горел огонёк караульного костра, но к берегу охрана не подходила — считали, что опасности нет.

Как же они ошибались.

— Может, сразу ударим? — тихо спросил Степан. — Пока спят, можно поджечь лодки и закрыть лагерь огнём… Они отвлекутся, побегут сюда…

— Нет, — покачал головой я. — План есть план. Сначала выведем Ивана. Лодки сожжём лишь в момент отхода, чтобы прикрыть бегство. Если начнём сейчас — поднимем весь улус.

Мы поставили заряженные арбалеты на треноги между деревьев. Рядом — луки и стрелы, обмотанные горящей паклей. Развели небольшой и невидимый со стороны костер, чтобы их быстро поджигать.

— Максим, — позвал Фёдор Рыжий, — гляди, кто-то к берегу идёт.

Я напрягся и поднял трубу. Действительно, к реке двигалась одинокая фигура. Сердце ёкнуло — неужели заметили? Но татарин, не доходя до берега, остановился и ушел обратно. Мы облегченно выдохнули.

— Повезло, — выдохнул я. — Если бы обратил внимание на запах…

— Спят они крепко, — махнул рукой Степан. — Думают, что ничего не случится. Даже то, что собаки передохли, их не насторожило.

Вдалеке послышался двойной крик гагары — условный сигнал. Отряд в лесу готов. Мы ответили таким же криком — у нас тоже все хорошо, мы сделали то, что должны. Я еще раз посмотрел в подзорную трубу.

Около тюрьмы Ивана сидели трое стражников вокруг маленького костра. Даже отсюда было видно, как их клонило ко сну. Один — коренастый татарин в меховой шапке — время от времени встряхивал головой. Второй, помоложе, уже дремал, подперев голову рукой. Третий, с седеющей бородой, ворочал палкой в костре, но его движения были вялыми, сонными.

В прицелы их хорошо видно.

Из леса трижды прокричала гагара.

— Все готовы? — еще раз переспросил я.

— Все! — послышались голоса.

— Огонь!

Третий том закончен!

Продолжение в следующей книге!

https://author.today/work/491684