Военный инженер Ермака. Книга 3

Глава 19

Я отмахнулся саблей. Клинок со звоном встретил нож Муртазы, отведя его руку в сторону.

А затем прилетавший из-за спины торговца удар чуть не разрезал его пополам.

Семен, который, стоя на воротах острога, не пропускал без шуток ни одного человека (включая Ермака, который реагировал на это с ухмылкой, дескать, «мели, Емеля, твоя неделя»), на этот раз шутить на стал.

Схватив саблю двумя руками, он ударил сверху вниз так, что лезвие разрубило торговцу плечо и застряло посередине груди.

От такого не выживают ни люди, ни демоны, захватившие душу Муртазы.

Все закончилось. Бездыханное тело торговца упало на землю, а над ним стоял балагур Семен — в этот раз не смешной, а страшный, с искаженным от ярости лицом и залитый чужой кровью.

Я подбежал к Якуб-беку, но было уже поздно.

Мертв. Нож, помимо прочего, вошел в область сердца. Остекленевшие глаза бывшего советника Кучума смотрели в темное небо.

— Максим! Ты цел? — Семён кинулся ко мне.

— Цел, — я вытер лоб.

Руки дрожали от напряжения.

— А татарин — нет…

— А он — нет, — кивнул я.

— Что это вообще было? — к нам подбежал, держась за голову, второй стоявший на воротах казак. Как я понял, Муртаза его толкнул, и тот влетел в ворота.

— В него что, черти вселились⁈

— Не знаю, — покачал головой я. — Как-то очень похоже.

Двор заполнился казаками. Ермак в расстёгнутом кафтане, Матвей Мещеряк, Савва Болдырев, Лука Щетинистый, Прохор Лиходеев да и все остальные.

— Что тут стряслось? — Ермак смотрел на два окровавленных тела.

— Степан-торговец на Якуба напал, — доложил Семён. — Как бешеный налетел. Силища откуда-то взялась — Фрол его за руку схватил, так он его отшвырнул, как щенка! Да, Фрол? Вот он, стоит, качается. Башкой так о ворота приложился, что я подумал — нет у нас больше ворот. Но вроде уцелели. И голова его тоже в сохранности. Как ты думаешь, атаман, будет он теперь лучше соображать? Говорят, что если голове дать легкую встряску, то это ей только на пользу пойдет. А Фрол, конечно, туговато соображает. Я ему говорю — думай живее, а то сотником не станешь, а он в ответ — «стану, начальству голова нужна только затем, чтоб указания раздавать».

Семен быстро отошел от боя и вернулся в свое обычное состояние.

— Степан? Крещёный татарин? Тот, что пушниной торговал? — не обратив внимания на многословные сентенции Семена, спросил Ермак.

— Он самый, батька.

Ермак вздохнул.

— Жаль Якуба. Чужой, конечно, еще вчера врагом был, но все равно. И рассказать еще много чего мог. Прознал Кучум о нем. Как — непонятно, но прознал.

Матвей Мещеряк присел, перевернул мертвеца на спину. Лицо Муртазы застыло в зверином оскале, но с закрытыми глазами снова стало похоже на тихого торговца.

— Весь изрезанный, — констатировал Матвей. — И всё равно дрался. Это как?

— Зверем стал! — подтвердил стражник. — Я его саблей в бок полоснул — даже не дёрнулся!

За воротами собирался народ. Но внутрь простых горожан не пустили. Острог — только для казаков.

— Обыщите его, — приказал Ермак.

Нашли кошель с монетами и еще какие-то мелочи. А странного — ничего.

— Может, он выпил какой-то дряни? — предположил Савва Болдырев. — Или травы непонятной настой? От такого в безумие падают.

— Нет, — покачал я головой. — Видел я одурманенных. Они вялые, заторможенные. А этот целенаправленно убивал. Именно Якуба.

— Верно, — добавил Прохор Лиходеев. — Он мимо всех прошёл. Только Якуба резал.

— Хотя и на меня кинулся, — сказал я. — Может, потому что уже убил Якуба.

— Колдовство, — пробормотал Лука Щетинистый, крестясь.

— Да какое колдовство! — отмахнулся я, хотя и сам был близок к тому, чтоб в это поверить, потому что ни с чем подобным до сих пор я не сталкивался.

Ермак перевёл взгляд на ворота:

— Второй раз прорываются. Склад взорвали, а теперь Якуб убит. Надо что-то делать.

— Сделаю, если все будут не против, створки на петлях, — сказал я. — Быстро закрываются, задержат хоть на минуту.

— Можно, — вслух подумал Ермак. — Не понял, как это будет, но можно.

Из толпы вышел человек в одежде из оленьих шкур — шаман остяков Юрпас Нымвул. Он молча подошёл к телу торговца, наклонился, провёл рукой над лицом мертвеца, затем поднялся и пробормотал что-то.

— Плохо, — сказал он Ермаку.

— Что значит плохо? — нахмурился атаман.

— Завтра скажу. Мне надо к вогулам. Поговорить с Торум-Пеком. Срочно. Алып пусть плывет со мной. Отпусти его. Он мне поможет.

Ермак прищурился:

— Почему?

— Потом объясню. Сейчас нельзя. Духи не велят. Надо точно узнать.

Атаман разозлился от таких недомолвок, но разрешил.

— Ладно. Сообщи Алыпу, что я сказал проводить тебя.

— Остальные — расходитесь! — крикнул Ермак. — Семён, Фрол, отнесите тела.!

Казаки неохотно расходились, переговариваясь о «колдовстве» и «плохих временах».

— Тимофеич, может, охрану усилить? — спросил я.

— Усилю. А ты иди отдыхай. Завтра займёшься воротами.

Я ушёл к своей избе, но сон не пришёл. В голове вертелись мысли. В прежнем мире я бы списал всё на наркотики, психоз. Но здесь, в Сибири шестнадцатого века, где шаманы и духи были частью жизни… кто знает?

Муртаза всегда казался тихим, даже забитым. Я видел его всего несколько раз — торговал мехами и не только, кланялся, улыбался. Ни фанатиком, ни убийцей он не выглядел. И вдруг эта нечеловеческая сила, нечувствительность к боли…

Откуда это все взялось — неизвестно. Может, что-то подскажет шаман, когда вернется от вогулов. Кстати, зачем он к ним отправился? Не к своим, а именно к вогулам. Да еще и Алыпа с собой взял, хотя он там всех и сам прекрасно знает. Непонятно. Что он там разглядел на лице торговца? Печать сатаны, или как она у остяков называется? Ладно, подождем возвращения шамана. Деваться все равно некуда.

…Утро выдалось промозглым. Туман с Иртыша полз по улицам Кашлыка, цеплялся за частокол. Я стоял у ворот, прикидывая объём работы. Проём — около четырёх с половиной метров шириной и трёх с половиной высотой. Для вторых створок хватит трёх метров.

— Максим! — окликнул меня появившийся Ермак. — Показывай, что задумал.

Я провёл рукой по воздуху, очерчивая будущую конструкцию:

— Вторые створы ставим прямо за главными, в шаге от них. Решеткой, чтобы видно было, кто подходит. Высотой больше косой сажени — быстро не перелезут.

— Решеткой? — переспросил Ермак, решив показать, что он разбирается в вопросе. — И прочные будут?

— Будут. Сделаем из толстых жердей. Главное — засовы. Там, где они проходят, набьём сплошные доски. Чтобы никто снаружи рукой не дотянулся.

Атаман прищурился:

— А заходить как?

— Врежем калитку в правую створку. Одному пройти можно будет, а толпой — нет. Засов только изнутри.

Ермак обошёл ворота, внимательно оглядывая проём:

— Ну а не помешают они, если осада? Вдруг ворота надо быстро закрыть?

— Нет, атаман. Основные ворота останутся для боя. Эти нужны, чтобы никто внезапно не ворвался, как вчерашний безумец. Решётку закроем — и уже спокойнее. Видно, кто там, можно поговорить, спросить, чего нужно. С большими воротами так не получится.

— Разумно, — кивнул Ермак. — А охранять как?

— Предлагаю новый порядок: четверо казаков постоянно. Двое снаружи у ворот, двое внутри у решётчатых створок. Снаружи — чтобы никто не подкрался, внутри — чтобы держать калитку.

— Четверо — конечно, много, — заметил Ермак. — У нас и так людей не хватает, но пусть четверо, а то мало ли что.

… Нашего главного плотника Дементия Лаптя я отправил пилить доски, а сам пошел к кузнецу Макару. Он знает, что у нас есть. Маловероятно, что найдутся в залежах на складе петли и засовы, но все же.

— Нужны петли — четыре пары: две на большие створы, две на калитку. Засовы — железные штыри. Есть у нас такое?

— Ничего нет, но выковать можно, — ответил Макар. — Как раз, пусть новички потренируются.

Работа закипела. И над досками, и с железом.

— А решётку точно надо делать? — спросил кто-то. — Может, сплошные лучше?

— Нет. Решётка удобнее: видно, кто подходит, можно говорить, не открывая.

К обеду основы створок были собраны: рамы из толстых досок, скреплённые поперечинами. Для решётчатой части набили жерди крест-накрест, с промежутками в ладонь. Руку просунешь, а пролезть — нет.

— А вот здесь, снизу, — я показал, — набиваем сплошные доски. Чтобы никто не смог дотянуться до засовов.

Кузнец принёс железо. Петли — массивные, кованые, засовы — длинные штыри с ручками. Навесить створы оказалось непросто: четверо поднимали одну, двое направляли петли. Скрипнула, встала на место. Вторая пошла быстрее. Калитку врезали в правую створу, усилили досками, поставили отдельный засов.

Затем попробовали на прочность. Навалились — вроде держат. Против тарана, конечно, не устоят, но нам и не для этого нужно. Лазутчики и диверсанты — вот кто не должен попадать в острог.

Затем пришел сам Ермак проверить. Подёргал решётку, пощёлкал засовы. С ним — Лука, начальник охраны.

— Крепко. А теперь слушайте все! — сказал Лука. — Отныне у ворот всегда четверо: двое снаружи, двое внутри. На ночь всё запирать. Понятно?

— Понятно, чего тут непонятно, — хмуро отозвались казаки.

…А вечером, когда стемнело, Ермак созвал «малый круг».

— Сейчас начнём. Юрпас с вогулом Алыпом только что вернулись, — сказал мне Мещеряк.

Внутри было душно от толпы. За столом сидел Ермак; по правую руку от него — Матвей Мещеряк, рядом — Болдырев. На лавках все сотники и прочие. У печи примостились шаман хантов Юрпас, вогул в потрепанном кафтане — Алып. Юрпас держался спокойно, а на лице Алыпа было написано плохо скрываемое потрясение. Что же такое смогло изумить душу бывалого охотника?

— Ну что, братья мои, начнем совет, — сказал Ермак. — Сначала пусть Юрпас расскажет новости. Там есть чему удивиться.

Шаман поднялся. В полумраке, при свете нескольких свечей и отблесков огня из печи, его лицо казалось вырезанным из тёмного дерева. Глаза блестели, как у хищной птицы.

— Предатель жив, — сказал он без предисловий, и по избе прокатилась волна напряжения. — Кум-Яхор, шаман, которого вогулы утопили, не умер.

— Как это могло быть? — недоверчиво спросил Матвей. — Мы же сами видели, как он ушел на дно с камнем на ногах. И не показывался из воды долго-долго. Человек не умеет под водой дышать, он не рыба!

Юрпас дождался, пока Мещеряк закончит, и продолжил:

— Более того. Убил татарина Якуб-бека Муртаза по приказу Кум-Яхора, а направил его Кум-Яхор.

Вскочили сразу несколько человек, загалдели:

— Сказки ты какие-то, шаман, рассказываешь! Отродясь не бывало такого, чтоб казненный ожил! Даже сатана не оживлял своих, не осмеливался!

Я тоже был ошарашен. Помнил тот день — туман над рекой, шамана бросают в воду, и мы долго следим за омутом. Тело так и не всплыло.

Ермак ударил кулаком по столу:

— Тихо! Дай человеку сказать!

Юрпас повернулся к атаману:

— Он выбрался. Этой ночью мы с вождём и охотниками проверяли омут — тела нет. Ныряли, искали — пусто. Но в племени никто не знает об этом, кроме немногих. Когда убили Муртазу, я понял, что здесь замешано колдовство. Якуб-бек мёртв, свидетелей нет. Теперь ясно — за этим стоит Кум-Яхор, а его заставил Кучум.

— Кум-Яхор — колдовская тварь! — сказал Савва. — Из могилы поднялся!

Казаки зашумели, начали креститься, кто-то бормотал молитвы. Ермак поднял руку:

— Хватит. Вопрос в другом: что будем делать?

Мещеряк сказал твёрдо:

— Надо убить Кум-Яхора. Причем так, чтоб снова не воскрес. Пока он жив — он опасен.

— Это понятно, — кивнул Ермак. — Но где он?

— Наверное, у Кучума, — предположил Лиходеев.

Ермак нахмурился:

— Кучум на одном месте не сидит. Его трудно найти. Да и послать большой отряд нельзя, это будет заметно. А малыми силами мы Кучума не победим, даже если узнаем, где он.

Я спросил:

— А как он мог выбраться из воды? Камень, верёвки — верная смерть.

— Духи помогли, — развел руками Юрпас. — Наверное, так было!

— Дышал через тростинку! — предположил Лука Щетинистый. — А как все разошлись, выбрался.

Я покачал головой:

— Долго через тростинку не сможешь дышать. Значит, была трубка потолще. Или заранее спрятанная.

Лиходеев добавил:

— Получается, кто-то ему помог. Заранее положил трубку в омут, зная, что шаман там окажется.

— Верно, — согласился я. — Значит, у него был сообщник.

Мещеряк спросил у Алыпа:

— Кто мог это сделать?

— Не знаю, — развёл руками тот. — Кум-Яхора многие уважали!

Ермак встал, прошёлся по избе:

— Трудно найти его. Но нужно.

Я предложил:

— Надо пустить слух, что все знают о его спасении. Тот, кто связан с ним, попытается предупредить. За ним можно проследить и выйти на шамана.

— Верно! — поддержал Мещеряк. — Крыса всегда ведёт к норе.

— Наши охотники найдут, — сказал Алып. — Пойдут по следу и убьют из засады.

Ермак потер бороду:

— Дело говорит. Но и наших казаков надо отправить — для надёжности.

— Я пойду, — вызвался Мещеряк. — Лично удавлю эту тварь.

— Это мы потом решим, кто отправится, — велел Ермак. — А сейчас — расходимся. Каждый знает свое дело. Прохор, Матвей, Максим, Юрпас, Алып — останьтесь.

Густой туман стелился между вековыми кедрами, окутывая ставку хана Кучума серой пеленой.

Мурза Карачи быстрыми шагами подошёл к ханскому шатру. Его мягкие кожаные сапоги почти беззвучно ступали по влажной траве. Стражники при входе расступились: все знали одного из самых доверенных военачальников. Карачи откинул тяжёлый полог и склонился в поклоне.

Кучум сидел на расшитых подушках, поджав ноги. Лицо его, заросшее седой бородой, хранило и следы усталости, и твёрдый, властный взгляд. На голове — соболья шапка, на плечах — халат из китайского шёлка, напоминание о тех временах, когда торговые караваны ещё свободно шли через его земли.

— Говори, Карачи, — велел хан, кивком приглашая мурзу сесть.

Карачи выпрямился, на его хитром лице появилась лёгкая улыбка.

— Повелитель, приношу добрые вести. Предатель Якуб-бек мёртв.

В глазах Кучума блеснуло одобрение.

— Хорошо… очень хорошо, — сказал Кучум, поглаживая бороду. — Ты всегда был верным воином. Твоя преданность будет вознаграждена.

Карачи поклонился, но хан подался вперёд, всматриваясь в его лицо.

— Скажи, как ты это сделал? Якуб-бек находился в Кашлыке в остроге, под охраной казаков. Как смогли твои люди добраться туда незамеченными?

Карачи замялся, но решился:

— Нет, хан. Это было иначе.

— Иначе? — не понял Кучум.

— Мне помог Кум-Яхор, — тихо сказал мурза. — Он околдовал одного торговца, что возил меха. Тот вошёл в Кашлык как обычный купец и заколол Якуб-бека кинжалом.

Кучум откинулся назад, размышляя. Его лицо было непроницаемо, и Карачи не мог понять, одобряет ли хан колдовство или гневается.

— Позови его, — велел Кучум. — Кум-Яхора.

Карачи вышел и вскоре вернулся с шаманом.

— Кум-Яхор, — начал Кучум, вглядываясь в него. — Карачи рассказал о твоём искусстве. Ты заставил торговца убить предателя?

— Я направил его волю, великий хан, — ответил шаман тихо, но отчётливо. — Человек сделал то, что должен был сделать.

— И что же, — глаза Кучума вспыхнули интересом, — можно ли из любого сделать такого покорного убийцу?

Кум-Яхор слегка улыбнулся.

— Нет, повелитель. Только из пустых.

— Пустых? — переспросил хан.

Карачи пояснил:

— Он говорит о тех, кто не верит ни в духов, ни в богов. Кто живёт без цели и без страха. Их души подобны пустым сосудам, которые можно наполнить чужой волей.

Шаман кивнул:

— Когда человек отвергает предков, не чтит ни Аллаха, ни Тенгри, ни Христа, его душа становится домом без хозяина. И тогда в этот дом может войти другой.

Кучум задумчиво погладил бороду. В его голове зрела мысль: среди казаков Ермака наверняка есть такие — авантюристы, жадные до добычи, без веры и обетов. Да и среди местных племён найдутся потерявшие старых богов, но не принявшие новых.

— Интересно… очень интересно, — пробормотал хан. Он взглянул на Карачи.

— Надо искать таких. Побеждать врага надо не только в открытом бою. Он должен погибать и от рук своих же. Пусть Ермак не знает, кому доверять.

На губах Кучума появилась жестокая улыбка.

— Найди их, Карачи. Пусть твои люди ищут еще таких же пустых. Кум-Яхор научит, как их распознать.

— Будет сделано, мой хан, — поклонился мурза.

Кучум удовлетворённо откинулся на подушки. Он почувствовал, что у него появилось новое оружие против Ермака — оружие, от которого никто не сможет защититься.