Четвёртый капитан: Братские узы

Глава 13: Мальчики, какие же вы мальчики! Запомни навсегда…

Звезды… такие холодные.

И прекрасные.

За каждым огоньком прячется Солнце, бесконечно далекое, хранящее рядом с собой с материнской нежностью крохотные планеты. Крохотные — по сравнению с самим Солнцем. Какие-то из них совсем рядом со светилом, согретые тёплом-лаской, другие, как непослушные дети, убежавшие из-под контроля матери, разбросаны далеко от него. Холодные, пустые… Но в каждой планете есть свои особенности, свой характер. И как бы ни были далеко дети-планеты, Солнце тянет их назад, не дает сорваться и исчезнуть в глубоком тёмном космосе.

Королева смотрела на звезды, сияющие за огромным иллюминатором рубки, держа в руке бокал со льдом и минеральной водой, с тонкими дольками желтого земного лимона. Ей нравилась кислота и сладость, и терпкость, и аромат этого земного фрукта. Напиток бодрил и прояснял чувства, а звезды вдали, как всегда утешали и умеряли боль и страсти.

В жизни довольно много боли.

Уж она это знает…

Звёзды-солнца в черноте космоса чужие, и все вокруг тоже чужое…

Родом она не отсюда. Далеко до бесконечности лежит галактика, где правит Император. И множество солнечных систем подчинены его воле и силе. Пятьсот лет назад там родилась и она… Дитя-химера, чьё ДНК способно образовать связь с кем угодно. Бежать оттуда было безумием. Остаться — значило умереть рабыней, как множество поколений женщин её народа. Мужчины были истреблены… И все дети, которые рождали химеры, были от чужих рас, от чужих мужчин… И потому почти все дети были мальчиками. На сотню мальчиков рождалось лишь две, две-три девочки. Мальчики — отцам, девочки — матерям. Химеры свыклись с этим положением. Они забыли и свою родную планету, и какими были их мужчины… Их ценили за способность даровать жизнь здоровым детям. Они жили в роскоши, и матерям-химерам даже разрешали воспитывать маленьких сыновей до определенного возраста. Не всем, но… это было. И всё же они оставались просто рабынями, которых можно было купить. И чьего желания можно не спрашивать. Везло лишь тем, кому позволяли оставаться рядом с сыновьями. Если мальчика вырастить правильно, ты получишь всё: и свободу, и богатство, и уважение, и свой дом, слуг… Всё!

Химеры научились ценить сыновей, всегда повторявших только расу отцов. Девочки были отражением лишь своей участи, самих матерей… рождавшихся слишком редко, чтобы о них мечтать. Дочка — это небывалое чудо. Чудо, на которое не стоит надеяться и ждать.

Вот только юной химере хотелось совершенно иной судьбы.

Её манили звезды… И как же она радовалась, что её подарили старому кхекалю Императора! Здесь, его бы назвали адмиралом… Он был очень добр к ней. И он подарил ей звёзды. Учил управлять кораблем, показал жизнь на сотнях планет, учил стоять рядом, наравне с ним, чужим мужчиной. И подарил ей первого сына.

Только счастье не вечно.

В глазах Королевы светилась боль, а разумом она была там… в далёком прошлом.

— Прошу тебя! Нет! — она хватается за его руки, и плачет от страха.

— Послушай меня! Послушай… я знаю! Моя ньера, моя анье… Я должен исполнить долг.

— Он убьёт тебя! Прошу…

Он заключает её в объятия, и она плачет от страха, цепляясь за его камзол тонкими пальцами.

— Он убьёт нашего сына, — тихо говорит он ей, обнимая. — Если я тебе дорог, моя ньера, сделай, как я прошу. Ты выживешь и дашь жизнь ему. В нём ты увидишь меня. Скажи, я дорог тебе?

— Да! Да-да!

— Тогда сделай, как я прошу.

Слёзы никак не унять, и так не хочется, чтобы он отпускал… Но отказать ему она просто не может. Он подхватывает её на руки и укладывает в капсулу, целуя на прощание. А затем капсула закрывается, и она засыпает.

Через сто двадцать три года по показаниям приборов маленькая капсула с императорского корабля оказывается вблизи от планет совсем другой Галактики. Её находит пиратский корабль, спящую в анабиозе капсулы. И после пробуждения она вновь рабыня-игрушка, но уже в чужой галактике, не зная языка и ничего из жизни здесь. Ей надо выжить и сберечь своего малыша под сердцем. Она ненавидит пиратского капитана, но он ей нужен. И как бы ни были противны его прикосновения, приходится терпеть и скрывать это.

Её малыш, её Ашш, рождается через сто двадцать четыре года после гибели своего отца.

— Мама… мама!

Крохотные ручки, крохотные пальчики, тёмные карие глазки. Белые как снег волосы…

Она не может расстаться с ним больше, чем на несколько минут. Но приходится, иногда приходится. Ведь она игрушка капитана. И вернувшись, однажды она его не находит. Он исчез. Исчез навсегда. Так и оставшись в памяти маленьким двухлетним малышом.

— Я подарю тебе другого щенка.

Сердце застывает, как кусок льда. Её мальчика продали и увезли.

Она не смогла его уберечь.

В ту ночь она убила капитана пиратов.

Бокал давно опустел. И всё, о чём она вспоминает, давно-давно прошло. Но чем больше проходит времени, тем больше она осознаёт, что лишь Ашш был для неё всем. Только правильной матерью она ему стать не смогла. Не смогла защитить и уберечь, дать ему шанс вырасти и стать мужчиной. Другим детям, которым она давала жизнь, она стала матерью… Но вот любви дать не смогла. Настоящей любви, а не тени той, что досталась её первенцу.

Может, поэтому никто из них не смог стать кем-то большим?

Может, дело не в их отцах, которых она подбирала по их особенностям и талантам?

Может, дело в том, что она просто не может никого любить?

— Госпожа?

Она переводит взор затуманенных глаз на молодого пирата рядом.

Выкормыш, которого выбрал Серый.

Тьёр?

Она отдает ему бокал.

— Убери, — приказывает она, давая знак ладонью.

Детей, которые оказывались на захваченных кораблях, она никогда не убивала. Кто был не жилец, то другое… Их милосерднее было отпустить. Всем остальным она давала шанс на жизнь. Кто был совсем мал, отдавала на тайную планетку, где они и росли. Кто был старше и выказывал храбрость, стойкость или особенность, оставался на корабле служкой-выкормышем. Во многом это её стараниями их стали ценить больше уже рожденных пиратами.

И её за глаза прозвали Мамашей пиратов.

А потом традицию подхватили другие.

— Где капитан? — спрашивает она.

— Капитан в детской, — коротко и почтительно говорит Тьер.

Она обдумывает ровно минуту своё решение. Положение Серого надо упрочить. Он должен быть в своем уме и трезво оценивать происходящее. Иначе он станет бесполезен. А она должна оборвать жизнь своего сына, чтобы без боязни попытаться вновь. Пальцы бездумно коснулись ожерелья на шее. Каждый сын — драгоценный камень. И среди ожерелья затерялись особые камушки… хранящие тела её сыновей.

Все её дети останутся с ней.

Когда дверь каюты открылась, Норн напрягся, бездумно посылая эмо-щуп назад.

Не Серый.

В дверях каюты стоял кто-то другой… Что невесомым шагом переступил порог, и дверь с лёгким шелестом закрылась за чужой спиной. Он приподнялся на локте, оглядываясь и встречаясь взглядом с женщиной Серого.

— Лежи, — приказала та, приближаясь к его койке.

Разрешение было кстати, тело ломило и горело после пережитого избиения. Норн никогда не думал, что кожаный ремень может причинить действительно сильную боль. И всё же он упрямо сел, силой воли загнав боль подальше в глубину и не позволив ей отразиться на лице.

— Упрямец, — одобрительно сказала Королева, подойдя к нему. — Ты его стоишь.

— Что вам надо? — спросил Норн прямо.

Никому на пиратском корабле он не верил. И тем большей глупостью стало бы доверять ей. Да, её руки пусты, и он не чувствовал агрессии, но это ещё ничего не значило.

— Мальчик… — она с грустью улыбнулась, пряча за весельем голоса свои чувства. Но разве это обман для эмпата? — Скажи, у тебя была семья? Просто да, или нет?

— Что вам до этого?

— Просто ответь, — сказала она, а её ладонь коснулась его щеки, ласково огладив. Слишком ласково… Он вздрогнул, когда от неё повеяло то, что когда-то он чувствовал при ласках матери.

— Да, — негромко признал он.

— У тебя была семья… У тебя есть брат. Родной по крови, который любит тебя. Просто ребёнок.

Она села на койку, и он невольно отодвинулся, желая разорвать контакт с ней. Чтобы она не касалась его. Ему это позволили.

— А ещё у тебя есть друзья, почти братья. О ваших подвигах много раньше говорили… У тебя есть то, чего никогда не было у него. Опыт. И поэтому ты сильнее.

— К чему вы это говорите?

Её серьёзный взгляд смотрел остро.

— Прежде чем я отвечу, я задам вопрос: что хорошего он сделал для тебя?

Спрашивать «кто» он не стал. Это было очевидно.

Норн молча смотрел на женщину.

Если забыть… если забыть то, что было сегодня… если забыть альянца…

Впрочем…?

Норн нехотя отвел взгляд.

Некоторые вещи, даже при всем желании, забыть не выходит. Чужое беспокойство. Бережные, но грубоватые прикосновения. Как в горло вливают по капле горячий бульон. А ты, то проваливаешься в небытие, то остаёшься на грани беспамятства и яви. Как держат сильные руки, не давая упасть, и как лежит твоя рука в чужой ладони, а тёплая вода пропитывает бинты на израненных запястьях.

Как кто-то меняет тебе бинты на ранах.

Будит от кошмаров и приносит горячий чай, деланно выговаривая и ворча.

Когда бросают на постель ворох одежды.

Когда влажная губка уверенно стирает пот с твоего слабого тела.

Вспоминать нехорошо… неприятно… В душе всё сильнее подымает голову стыд.

Поднос с едой, поставленный на колени…

Перед глазами с невыносимой ясностью встала та проклятая миска с супом.

Было и другое… Было. И драка в темноте. И злой голос, рычащий проклятья. И как методично ранее заботливые руки перебирают на тебе кости, заставляя кусать губы от боли.

И были мальчишки-курсанты, которых Серый спас.

И Серый спас его. Отдал альянцу, но вернулся. Вытащил, не бросил, хотя их с Мирой в подбитом кораблике должны были расстрелять в одну минуту. Стоило это признать. Как признать и многое другое. Серый заботился о нём. Беспокоился. И боялся. Боялся его потерять. И тогда, сегодня в рубке, смотря в его горящие от ярости глаза, он за его пожирающим бешенством чувствовал обиду… Злую, горькую обиду. На него.

Вот только тело помнит каждый удар. И согласиться признать всё это… Он душу перед ним выворачивал? А угрозы? Поставить Тьенна вместо него? Миру?

Да что он может сказать этой женщине?!

— Я вижу, ты многое вспомнил, — сказала она после долгого молчания с обоих сторон. — Но ты правда веришь, что ОН сделал бы тебе больно?

— Сегодня не считать? — собственный вопрос прозвучал неубедительно.

Она качнула головой.

— Он мог сделать больнее. Вывернуть тебе руки. Поставить у стены другого… вместо ТЕБЯ.

Он похолодел. И это правда.

— Но не сделал. Почему?… Ты знаешь… Но не так это важно. Вот только не кажется ли тебе, что сохранить ему разум — вот это важно?

Норн с сомнением посмотрел на неё.

— Подумай сам, мальчик. Что будет, если ваша связь сведет его с ума? Ты будешь рад?

Нет. Не будет.

— А если бы Первый капитан? Или Второй? Если бы они сошли с ума? Из-за нечаянной связи? Чтобы ты сделал? — продолжила она.

— К чему вы все это говорите?

— Я хочу, чтобы ты подумал. Ты ведь в чем-то умнее… благодаря своему опыту. Не стоит ли вначале разобраться с этой вашей связью? Найти, как её разорвать без вреда? Что может заменить тебя, в конце концов?

— Зачем это вам? — не выдержал он. — Вам же нет никакого дела до него и до меня!

— Это так, — согласилась она. — Я могу найти любого мужчину себе. Но в данном случае он согласился помочь мне. И я бы хотела, чтобы он был в здравом уме, а не кипел от детской обиды и сходя с ума из-за своего амата. Чтобы он выполнил то, что я хочу. Ничего личного. Просто выгода.

Это было логично и по-пиратски. В это верилось.

— И ещё… если ты считаешь себя умнее, покажи свой ум. Воспользуйся им. Успокой Серого дружбой, и он отправит на Лириа твоего брата. Сам. Чтобы тебя порадовать. Я достаточно ясно говорю?

Он молча рассматривал ее.

— Предельно, — негромко признал он.

— Я же понимаю, почему ты подставился, — усмехнулась она. — Разозлить так, чтобы разум не захотел копать глубже… и съел предложенное. Ты отправил два послания, верно? Не отвечай. Вы такие ещё дети… а братья то и дело ссорятся и дерутся. А старшие командуют младшими, на что те злятся и упрямо делают по-своему. Кто из вас старше? А кто младше? Не могу понять… смешно!

Она улыбалась и выглядела веселой. Но вот чувства ее были… неоднозначны.

И все одно — слова били.

Может, поэтому он решился на откровенную глупость, чтобы все это прекратить.

— Почему вы хотите убить Грота?

Она смолкла.

Посмотрела на него.

— Я не должна была давать ему жизнь. Вот в чём дело, мальчик. Ни ему, ни его братьям до него… Я не была готова стать им матерью. Ведь мать должна дарить не только жизнь, но и любовь. Я сделала его несчастным. Он стал… — Она покачала головой. — Лучше умереть, чем жить так, как живет он. У него нет будущего. И теперь, когда я готова стать матерью новому сыну, он постарается не допустить его рождения. Мать дает жизнь ребёнку, но она должна иметь силу позволить ему умереть. Ты ещё очень юн, мальчик… Но когда-нибудь ты поймешь…

Она встала и вышла из каюты, оставляя его одного.

Велик был соблазн, оставить всё как есть.

Он заслужил. Да, заслужил!

И я был кругом прав!

Но бить Светлого… да это… вот паршиво после этого!

Ругая себя на чём свет стоит, заглянул к Тьеру в медблок, без объяснений отобрав кое-какие средства. И направился в каюту к этому упрямцу. Стоило бы оставить всё как есть, чтобы с недельки две помаялся от синяков по всему телу, чтобы прилетало каждый раз при попытке присесть… Уж по детству знаю, как это бодрит.

Но когда я слушал голос разума?!

Злой, как черт, ввалился в каюту к Третьему.

Тот, на удивление, сидел на койке и встретил меня молча взглядом. Вот же… зараза! Сердито швырнул на столик лекарства и велел, не оглядываясь:

— На кой черт рубаху натянул?! Снимай и ложись!

— Серый…

— Уж молчи лучше! — рыкнул с досадой, отвинчивая крышку тюбика.

За спиной раздался короткий смешок. Он ещё и смеётся?!

Возмущенно развернулся к нему, угрожающе держа тюбик с обезболивающей мазью против синяков. Этот паршивец ещё и улыбался!

— Ты меня что, лечить собрался? — легко спросил наглец.

— Да вот думаю, не перестарался? С мозгами всё в норме? — не сдержал я своего недоумения.

Какой-то он… странный.

Третий непонятно повёл плечами, а потом со вздохом стянул рубашку. И, не глядя, сказал:

— Я должен извиниться.

Я оторопел. И подозрительно положил ладонь ему на башку, ощупав.

— Серый, я в своем уме, — негромко сказал он, отведя мою руку. — Я не должен был этого делать. И не должен был верить чужим словам.

Я молча смотрел на него.

— Каким еще словам?

— Что амат не доставит проблем капитану, когда у него под рукой такой хороший кнут… как Тьенн, — негромко признался Паучок. — Извини. Я слишком хорошо знаю, что сделал бы с ним Грот. И другой пират.

Я с полминуты переварил это признание. Хмыкнул. Ну, это многое объясняло…

— Я что, тварь последняя? — едко ворчливо спросил его.

— Нет. Поэтому — извини, — твёрдо сказал Норн. — Но это не отменяет того, что им всегда могут прикрыться. Или заставить меня что-то сделать. Серый, я останусь с тобой, пока мы не разберёмся с нашей связью и как нам быть, но… Прошу, отправь его на Лириа.

Я помолчал. Недоверчиво встретил прямой взгляд лирианца.

Всё это очень походило на правду. Походу, это и была правда.

— А дурить обязательно было? — на остатках злости спросил. — Чёрт с тобой! Мальчишка мне в принципе даром не сдался. Но не думай, что развяжешь этим себе руки, понял? Сбежишь — достану его и ты сам явишься, с поднятыми лапками.

— Да, Серый… знаю.

Я затосковал.

— Нет, кажись, я тебя приложил головой сильно… Ты точно умом не тронулся?

Лирианец только легко улыбнулся.

Что он всегда умел — это определять слабое звено.

Когда в трюме появлялся он, Грот ухмылялся, прекрасно зная, как это воспринимается людьми. Этот исключением не был. Тот буквально передергивался от омерзения и страха. Что ж поделать, он весь в папашу, а кроксы красотой неописуемой не славятся.

Ох, как же ярилась его мамаша, когда получила такой подарочек… но потом смирилась.

Вроде как…

— Пользуйся своими способностями. Они ключ к твоему успеху. Все верят внешности, а ты можешь принять облик кого угодно.

Да, он это мог… Но куда приятнее было видеть страх в любых глазах.

— А вот и мой личный слуга, — произносит он, скалится, передернувшемуся человеку, и черты его лица, тела плывут, перетекают, трансформируясь в другое тело. Спустя полминуты перед механиком корабля стоит его точная копия. Только без одежды.

Увы, одежду не трансформировать. Хотя, так даже лучше…

Человек от потрясения роняет на пол его жрачку.

Грот скалится.

— Тебе придется это убрать, — насмешливо говорит он и пинком отшвыривает ведро к решетке.

То падает, выплескивая содержимое меж узких прутьев решетки, и человек с воплем отвращения отскакивает. Его клон с той стороны клетки заходится скрежещущим смехом. Приятно, что ни говори, одарить собственным дерьмом своих врагов. Ничего, они ещё пожалеют и заплатят за всё!

— Да будь ты проклят! — механик ругаясь, удирает прочь.

— Беги-беги! — раздается ему вослед. — Только от себя не убежишь! Я доберусь до тебя! До тебя и всех, кто дорог тебе! Открой замок, и так и быть я забуду про тебя!

— Возможно… — добавляет он после себе под нос, прекрасно зная, что не будет добр и милосерден.

Проходит примерно с полчаса, когда в трюме раздаются шаги второго человека.

— Капитан… Решили почтить своего пленника визитом? — усмехается он и принимает его облик.

Капитан Поляков смотрит на него с привычным отвращением и неприятием.

— Мне нет дела до твоих масок, пират, — сквозь зубы говорит он. — Прекрати это.

— А то что? — подымает бровь Поляков-2. — Что ты сделаешь, капитан? Убьёшь меня?

Он приближает лицо к самой решетке, по прутьям которой вьётся невидимое силовое поле против живой органики. Жаль, Первый капитан был умен и вовремя предупредил этих гражданских, как правильно «сопровождать» до места прибытия полнокровного крокса. Если бы не поле, можно было обернуться кем-то мелким и ничтожным, чтобы выбраться на свободу.

Ничего… Кажется, у Первого были детки и семья?

Он с радостью ему заплатит за эту клетку. Как только выберется.

— Ты жалок, — с презрением говорит капитан «Икара». — Говорю в последний раз — прекрати. Или до Симана ты не получишь ни еды, ни воды.

Грот улыбается.

— До Симана далеко… Получите труп, капитан.

— Меня это не волнует.

— Добрый, добрый капитан! — смех пирата невыносим, но Поляков лишь крепче сжимает губы, не желая показывать слабину. — Вот только вот беда, капитан… Я не сдохну. И ты это знаешь… И убить меня ты не сможешь. Ты же так веруешь в закон Содружества! А он не велит убивать… Скажи, капитан… что будет, когда я выберусь? Стану свободным? Я ведь найду тебя… И всех, кто тебе дорог! Они будут долго умирать на твоих глазах. Очень долго… Хочешь?

— Этому не бывать. Ты не увидишь свободы.

— Какая убежденность… — Грот вздыхает и смотрит на него его же глазами. — А если нет? Ведь это ты будешь виноват, а не я…

— Чего ты добиваешься? — с досадой, прорвавшейся в голосе, отвечает Поляков.

— Свободы, — прямо говорит Грот.

— Нет! — он порывается уйти.

— Послушай, капитан… даже у пирата есть Кодекс. То, что для него нерушимо, — только в отношении свободного братства, а не в отношении других… но зачем об этом знать капитану? — Ведь ты знаешь о Кодексе?!

Капитан останавливается и Грот торжествует. Поверил!

Глупец…

— Ты… открываешь клетку… а я ухожу. И забываю про тебя и твоего механика. Про всех вас… и все останутся живы! Благодаря тебе и только тебе! Или через год… два… может три… все, кто тебе дорог, начинают умирать… сначала тот доктор с его девчонкой. Потом твой механик… а потом я доберусь и до твоих родных.

Поляков нервно выдергивает из кобуры бластер и наводит его на пленного пирата. Тот вдруг округляет глаза, отшатывается… и стремительно превращается в маленькую светловолосую девочку с острым личиком…

— Ай, дядя! — восклицает «ребенок».

Бластер дрожит в руке капитана, а губы беззвучно шепчут проклятья.

— Дядя, выпусти меня! Дядя!

— Тварь! — вырывается у капитана, и он нечаянно нажимает на курок.

Луч бластера бьет в грудь «ребёнка» и маленькое тело падает на пол, стремительно приобретая вид мертвого крока.

— Твою… твою же… — Поляков роняет бластер, с ужасом и отвращением смотря на мёртвое тело перед собой.

Он не хотел этого! Не хотел!!

Дрожащей рукой капитан убирает бластер. Что теперь он скажет?! Как ему быть? Нельзя так… оставлять. Тело. Мозг лихорадочно ищет решение. Он уже сообщил на Симан о поимке опасного преступника и пирата, и на планету вылетел патрульный корвет Галаполиции. Ему дали определенные инструкции. Даже на случай попытки бегства пирата или несчастного случая. Ему приказано стрелять без промедления, как только ситуация выйдет из-под контроля… что ж, она вышла.

Поляков с трудом выдыхает. Он поступит как должно. Как ему велит инструкция…

Грот торжествовал.

Все эти наивные пташки с планет Содружества покупались на трюк. Вот сейчас этот капитан, такой же наивный, как дружки Третьего, откроет клетку… В голове пирата пронеслись картины кровавой расправы над двумя людьми. Он торопиться не станет… И вдоволь потешит себя весь долгий перелёт обратно. Третий был вкуснее, но и эти сгодятся…

Он слышал приближающиеся шаги. Иди, капитан… иди…

Едва слышный на грани слуха сухой щелчок. Поле отключено!

Возликовав, Грот на секунду замешкался, разрываясь между старым планом и новой мыслью… но выбрать не успел. На грудь упало что-то мелкое… И он взвыл в голос, выгибаясь дугой, когда его окутал плотный кокон силового поля. Ледяного, сковывающего, разрывающего болью. Он в ярости заорал, но было слишком поздно.

Через миг его сознание погасло.

Силовая ловушка для гуманной поимки зверей с разных планет, работала очень хорошо и на разумных. Полякову и Чехову оставалось лишь переложить тело в криокамеру, которую обычно использовали для особых случаев.

Кто же знал, что «особым случаем» станет пират?

Через неделю галаполиция забрала груз, перенаправив преступника в одну из тюрем. Благо та располагалась всего в двух парсеках от Симана.

Центр Коррекции Личности при Шестой планетарной тюрьме был образцовой организацией с высокими показателями по сравнению с остальными. В Содружестве было всего девять подобных Центров и соответственно, самих «тюрем». Но только здесь справлялись с особо сложными случаями и потому сотрудникам было чем гордиться.

Официальное решение по заключенному №АУ66-37ГК пришло через пять дней. Личность заключенного была подтверждена, преступления установлены, и доказательства прошли проверку на точность. Причастность «предварительно обвиняемого» была установлена во всех эпизодах. Судебное решение было принято в обычном порядке. Вердикт — коррекция личности четвертой степени. Самая сложная… Когда фактически надо полностью стереть прежнюю личность, уничтожив воспоминания, а следовательно память, чтобы образовать на чистом листе новое сознание.

Приговор и объяснение процедуры были подробно и полностью изложены осужденному, при переводе из камеры предварительного заключения в камеру основного корпуса Центра.

При конвоировании заключенного пострадали два сотрудника…

Успокоительное на пациента-заключенного действовало слабо и недолго.

Грот мрачно смотрел на своего «доктора», сидя посреди голой комнатёнки на стуле. По центру комнаты шла опорная для силового поля решетка. Для безопасности персонала до проведения первого этапа коррекции, а попросту направленной амнезии приговоренных, прямой контакт считался слишком рискованным.

Грот пребывал в привычном ему человеческом обличье. Что же поделать, если Мамаша с детства ориентировала его на гуманоидные расы и настаивала на выработке привычки всегда поддерживать данную трансформацию тела. В детстве это было мучительно трудно, и он часто «срывался». Детские «истерики» мать наказывала, заставляя потом расхаживать в обличье человеческого ребенка-ангелочка с золотыми локонами.

Как же он это ненавидел!

А сейчас стало резко все равно.

Доктор с жалостью, с откровенным сочувствием смотрела на златокудрого юношу с пустым лицом. И несла полный бред про его «благо» и как хорошо ему будет после. Хорошо было бы сейчас, замолчи она. Мысленно крок представил, как отрывает ей голову, и губы чуть приподнялись, имитируя то ли оскал, то ли улыбку. Женщина ничего не поняла…

— … не стоит опасаться процедуры. Вызванная амнезия будет временной. Она необходима, чтобы вы смогли иначе, чистым взором посмотреть на своё прошлое и что совершили когда-то. Прорабатывая каждый эпизод, вы сами не заметите, как начнете меняться. Мы все рождаемся чистым листом, на который жизнь наносит линии. У вас будет возможность изменить «рисунок» своей жизни. Вы отринете свою старую личность, став настоящим собой…

Ясно.

Они сотрут его.

То же, как если бы к его голове приставили бластер и нажали на спусковой крючок. Гуманное Содружество… лживое, лицемерное… а по сути они, не хуже его, пирата. Все их законы, мораль, проповедничество всеобщего братства — ложь. В мире всегда правила сила. Кто слаб — тот подчиняется сильному, который, если хочет, просто берёт и не спрашивает позволения. Слабый — умирает. Сегодня он есть, а завтра его нет. Так почему нельзя получить чуточку удовольствия с того, кто исчезнет завтра? Ну, исчезнет один детёныш, покричит кто под пытками, или в процессе кое-чего более приятного? И не так уж и важно, кто это будет. Главное — слаб и смазлив. В слабых только это и есть вся ценность.

С этой не было бы даже интересно играть…

Грот невероятно скучал… он слишком себя распустил. Слишком сильно позволил себе привыкнуть к постоянному удовольствию. Третий был так отзывчив… Его тело на боль реагировало само по себе. Мучить физически было почти так же приятно, как морально. Как его передергивало от лиц дружков! А если накачать наркотиком, когда лирианец уже не различал, где реальность, а где наркотический бред, то было ещё лучше. Как он плакал, и просил дружков «перестать»!

Крок подавил внутреннюю дрожь. Во рту стало сладко.

Он слишком им увлекся. И забыл о «галактионе». Третий был слишком вкусным…

Забыть!

Его нет. И больше не «поиграть». А воспоминания о сладких криках скоро сотрут. Если смогут…

— Что случилось?! — вдруг вскрикнула доктор.

В это время в комнате мигнул и резко погас свет. Силовое поле на решетке пропало.

Грот поддался вперед, не веря глазам… И в этот миг воздух пронзил невыносимый звук, ввинчивающийся в уши. Женщина, а вместе с ней множество из персонала и заключенных, закричала, схватилась за голову, отчаянно закрывая уши. Грота скрутило не меньше… Корчась от боли, он видел, как женщина по ту сторону решетки упала, потеряв сознание.

Думать не получалось. Этот звук будто ввинчивался в мозг, сводя с ума…

После прозвучал страшный удар, будто что-то проломило несколько этажей здания.

— Каково… — хрипя, Грот, приподнялся через силу, превозмогая головную боль.

И тут звук изменился. Те, кто ещё был в сознании, через минуту лежали в глубоком беспамятстве.

А потом настала тишина… всеобъемлемая и обволакивающая.

Тяжелые, уверенные шаги зазвучали в тиши коридоров. Через десять минут к камере с Гротом и доктором подошёл мужчина в чёрном комбинезоне-скафандре, а вместе с ним двое пиратов. То, что это были пираты, сомнений не было. Чёрные маски, закрывающие лица, и чёрные безликие комбинезоны выдавали в них обычных рядовых пиратов.

— А вот и наш приз, — довольно сказал мужчина, который единственный не скрывал лица.

Открыв камеру, он вошел и пинком перевернул Грота на спину. Кивнул, и присев на корточки вколол ему что-то в шею. А затем поднял его, взвалив себе на плечо.

— Уходим, — приказал он пиратам.

Троица направилась назад.

Проходя по коридорам, они вышли к общей части тюрьмы, где камеры ярусами подымались вверх. Но именно здесь воздушный коридор вёл к коридору и к запасной лестнице, выводящей на крышу. Заключенные в камерах зашевелились, начиная приходить в себя.

— Эй!! Мужик!! Парни!.. Освободи меня!!.. Эй! Возьмите меня!! Отслужу!!

И тут главный из троицы засвистел… Вначале едва слышно, а затем свист набрал силу и зазвенел в воздухе бодрой ритмичной мелодией. И в воздухе белым всполохом пронеслось нечто, заплясав в воздухе, пронзая металлические перегородки камер, влетая сквозь решетки, и… пронзая насквозь тела заключенных. Послышались крики и шум падающих тел, всхлипы и отборный мат на множестве языков и космолингве.

Пираты прошли зал, скрывшись из вида.

— С-с-сук-у-у-ки… — заикаясь, проговорил один из заключенных, с трудом переводя дух и смотря на прожженную маленькую дырку в стене своей камеры.

Через пять минут с крыши тюрьмы и Центра Коррекции Личности взлетел звездолет.

— Третий, — голос из клипсы, выданной ему для связи Серым, раздался неожиданно.

— Да, — ответил он, притронувшись к клипсе, давая обратную связь.

— Я вернулся. Детская разблокирована. Бросай деток, иди в рубку. И запри их пока.

— Зачем? — Норн насторожился.

Голос по ту сторону хмыкнул.

— За надом, — ответил Серый. — Нечего младшим пока разгуливать по кораблю. А вот тебе надо быть здесь. Давай, в темпе.

И отключился.

В своем репертуаре, как говорил раньше Всеволод.

— Ты куда? — Тьенн и Мира тут же перестали махать шестами, изображая бой-тренировку под его присмотром.

И оба одинаково-тревожно смотрели на вставшего Третьего.

— Всё в порядке, — успокоил он их. — Мне надо выйти.

— Ты и в прошлый раз так говорил! — воскликнула девочка.

— А тебя били, — тихо договорил за ней брат.

— Я не хоте-е-ла-а… — привычно заныла сидящая в стороне Кьяна.

— Замолчи! Слушать тебя не хочу! — топнула ногой, сердитая Мира.

— Мира! — Норн резко окоротил девочку. Та насупилась, но Тьен рядом выглядел не менее сердито.

Вот ещё проблема… как их помирить с Кьяной? Та ведь не сделала в общей сложности ничего выдающегося. Только то, что поощрялось на пиратских кораблях.

— Мы об этом уже говорили, — тихо и твёрдо сказал он. — Если бы я этого хотел, Кьяна бы не увидела, как я отослал сообщение по корабельной связи. Хватит. Вы меня слышите?

— Ты просто её защищаешь, — буркнула под нос Мира.

Кьяна хныкнула.

Норн неодобрительно пригвоздил к месту строгим взглядом и Миру, и Тьенна, который хоть и экранировался, но явно замышлял что-то нехорошее против маленькой рабыни. Мира пока позволяла себе только на словах недовольство, но… Он чувствовал, что эти двое еще устроят неприятный сюрприз как Кьяне, так и ему.

— Значит, я вру? — негромко спросил он, но тон его голоса заставил обоих заговорщиков отчаянно замотать головой.

— Мы поговорим об этом, когда я вернусь, — твёрдо сказал Норн.

Пожалуй, Серый прав, велев их пока закрыть. Он знал, что они достигли места назначения и что Серый отправился за Гротом. То, как корабль зашел на посадку, сел, а спустя время вновь взлетел, он прекрасно ощутил. Опытный пилот понимает это на уровне инстинкта, даже если корабль абсолютно бесшумен в движении.

Заблокировав двери, он направился в сторону рубки. Нехорошие подозрения крепли всё сильнее. Нет, в этот раз ему ничего плохого не грозило. Но с каждым шагом ему все меньше хотелось подходить к рубке. Там Грот. Осознание этого ударило под дых, заставив остановиться и глубже вдохнуть очищенный воздух корабля. Он сжал ладони, успокаивая сердца. Так, спокойно. Серый не стал бы его звать просто так. Или если бы не был уверен в его безопасности. У него, конечно, странные представления об безопасности, но… Норн криво бледно улыбнулся, вспоминая о перчатках, которые «подарил» Серый. Казалось бы, просто кожаные перчатки, лёгкие, без пальцев, но которые могли подарить крепкий разряд тока, отправив в отключку.

С таким не повоюешь, и не убьёшь, но защититься можно, если подобраться ближе.

— Бластер пока не дам, — заявил ему Серый. — Хватит пока и этого, для отрасти горячих голов на корабле.

Действительно, хватит… Норн помедлил немного, и всё же отправился вперед.

— Ну, наконец-то, — приветствовал его Серый, стоило ему зайти.

— Зачем ты меня звал? — Норн не хотел даже смотреть в ту сторону, где он чувствовал Грота.

Внутри всё скрутило от холода. В рубке был не только Серый, но и Королева пиратов, и члены команды.

— Потому что тебе это нужно, — спокойно ответил Серый. — Итак, я привожу его в сознание? Моя Королева?

Норн не успел ответить ему, а после того, как тот обратился к королеве пиратов, Норну ничего не оставалось, кроме как молча отойти подальше, к одному из иллюминаторов, избегая оглядываться на лежащее тело врага. Этого было достаточно. Что ОН был здесь. Затошнило, и он сжал губы.

— Да… — негромкий голос Королевы был безлик. — Я хочу, чтобы он был в сознании.

— Как пожелаете, — согласился Серый.

Норн старался ничего не слышать. Плохо старался…

Хриплый вздох и кашель….

— Микки… — скрипучий голос обдал холодом, заморозив всё внутри. — Друг… Не сдох, как погляжу…

— Не твоими молитвами, — отвечал Серый. — Поздоровайся с мамочкой.

Грот, кашляя, сел, подымая голову, и оскалился, обозрев рубку.

— Какое собрание… Мамаша, вы как всегда прекрасны!

Повернул голову…

— О… он жив! Здравствуй, Третий! Как я рад тебя видеть…

Серый пнул Грота.

— Я не давал разрешения говорить с ним!

— О, ну, я не думаю, что мне нужно твоё разрешение, Микки! Нас столько с ним связывает… Мамаша, почему так долго? И что это за игрушки? — Грот поднял руки с наручниками. — Прикажите их снять своим выкормышам!

Королева смотрела на него, и в её лице было сложно что-то прочесть.

— Ты уничтожил мой приют, сын… — прошелестел её голос.

— О, правда… вы расстроились?

— Не притворяйся! Не ври мне…

— И не собирался! Вы так хотели кого-то спрятать там, что мне стало интересно… всё получилось само собой. Простите, маман. Не сдержался, — голос Грота звучал приторной патокой.

Королева отступила прочь.

— Как же ты глуп… — с горечью произнесла она. — Ты не оставил мне выбора. Серый… ты знаешь, что делать. Сейчас.

— Что…

Грот не договорил. Серый выхватил из странных ножен на поясе блеснувшую в корабельном свете полоску стали и обрушил на шею пирата. В растянувшийся миг Норн увидел, как дрогнуло тело крока и его голова отлетела от упавшего тела на пол, перекатилось, оросив пол кровавыми каплями и застыло, смотря распахнутыми глазами на него… черты лица отрубленной головы поплыли и Норн вцепился побелевшими пальцами в стену, не в силах оторвать взгляд от жуткого зрелища.

Что тело, что голова трансформировались в тело метаморфа…

Норн, задохнувшись, отвернулся и наткнулся на подошедшего Серого.

— Он не тронет тебя, — тихо сказал Серый. — Больше никогда.

Он поднял руку и жестко провел пальцами по щеке Норна, оставляя две кровавые полосы на коже.

— Запомни — он мертв. Запомни навсегда.