Четвёртый капитан: Братские узы

Глава 6: Сны пленника. Предупреждение пирата

Если я поначалу думал, что корабль Первого капитана хорош… то я сильно так его переоценил. Я имею ввиду кэпа… что касается корабля, то чего вообще ждать от списанного с баланса старого военного корвета!? От старья, Карл! Чёрт знает какого года выпуска! Я и подумать не мог, что Первый капитан, да любой офицер, за штурвал откровенного «корыта» сядет… поэтому и решил в первый день, что стоящий передо мной кораблик не может быть плохим.

Ну, я ошибся…

Бывает.

Для «граждански» и для того, чтобы слетать на «дачу» на Луну бывший военный корабль был в принципе неплох… уж ящиков для рассады сюда затащить можно было бы с лихвой. Ну и чё я б…ь хотел?! Ездить и на «Запорожце» можно, но летать… м-да…

Поэтому три дня после пиратского гнезда Грота упорно ломал голову над одним простым вопросом… где себе кораблик заиметь? Нормальный? Деньги — не вопрос. Их нет. Не, можно добыть… грабануть кого-то… но в открытом космосе для ентого дела и оружие надо, и опять же хороший корабль… надо ли говорить, что я был в лёгком раздражении? Спасибо курсантам, спустил злость на подвернувшихся пиратов. Но вопрос передо мной вставал ребром. И не только с кораблем. С моей наглостью и с военной базы, и с самих верфей ФСР корабль стащу. С меня станется. Да и славу отчаянного пирата надо зарабатывать!

Так что этот вопрос я решу, а вот другой назревающий вопрос… напрягал.

Нет, я не про Миру. Хорошая девочка, упорно играется колюще-режущим, швыряет его в ориентировку галаполиции по поимке Жирдяя Боба и Грота, что я наклеил с помощью скотча на дверь туалета… даже Третьего впечатлила.

Вот как раз в Третьем и затык. Я прекрасно понимал, кого себе на шею посадил. Рванет же, как только чуть в силу войдёт. Если я не соображу, как его приручить… нужен поводок, крепкий и строгий ошейник, чтобы не рыпался. Но и ненависти с его стороны я бы не хотел… и кошмарить его почём зря… ну, не крыса он и не тварь, а Светлый по матушке его… это же себя не уважать Светлого мучить. Всё одно, что буддиста или священника бить. Сам себя тварью чувствовать станешь… (бывают и настоящие Светлые среди данного разлива… редко, но бывают… вообще Светлые подвид редкий. Охранять надо).

Но как бы там ни было, а «ошейник» нужен. Чтобы несколько раз подумал, прежде чем что-то делать. Идея пришла простая и гениальная. И главное, на коленке собрать можно. Потому как девчонка девчонкой, но чип под холкой зверя понадёжнее будет.

Чем я и занялся, не откладывая дело в дальний ящик. Третий был железным основанием для работы над этим вопросом. Четыре дня, как я вытащил этот мешок с костями из его подземелий… Встаёт уже на ноги, шатается, но по стеночке сам может добрести на подгибающихся ногах к гальюну. После еды его уже не отрубает через минуту. А значит, что? Во-первых, организм после затяжных мучений в темпе пытается восстановиться по максимуму и использует любые крохи питательных веществ и лекарств. Просто поразительно, как быстро на Норне заживают все «мелкие» и не особо мелкие порезы, и застарелые полу зажившие раны наконец явно стали затягиваться. Это заставляло задуматься. А так ли уж я был прав в своих первоначальных выводах? Может, организм лирианцев лучше и быстрее оправляется от любых травм? И пытали его на протяжении этих двух лет методично и без особого перерыва? Вспоминая Грота, в это верилось. Этот мог упорно гнуть свою линию, до последнего вздоха… и тело Третьего до последнего пыталось справится со всеми наносимыми травмами и увечьями. Но даже у самого выносливого и способного к регенерации тела наступает рубеж — когда оно перестает тратить энергию на внешние поражения, поддерживая только внутренние органы… и скорее всего, когда я обнаружил Третьего, так и было. А вот теперь, когда тельце и его подсознание почуяли тень безопасности, поступление еды и лекарств (пусть и минимальных из корабельной аптечки, отнюдь не бездонной) и наступило такое дивное семимильное восстановление? Мешок с костями все меньше был немощным…

Признаться честно, я этому бы даже радовался… в космосе маловато развлечений. И установление границ «ху из ху» здоровски бы помогло скоротать времечко. Но… и тут-то наступает во-вторых…

Я знаю, что бывает с людьми, пережившими плен и пытки. Которых долго унижали и ломали. Я рос в девяностые годы и с нашего двора было полно мальчишек-юнцов, что в восемнадцать лет, после призыва и трёх месяцев учёбки бросали в пекло Кавказской войны. Мне исполнилось аккурат семнадцать, когда это дерьмо закончилось. Так что не попал… а вот другие…

Видел я раньше тех, кто в плену бывал… и как их после накрывало.

Я к чему это все? Третьего должно «накрыть». Так всегда, стоит из дерьма вылезти и приходит откат. Одна надежда, что лирианцы не люди… хреновый из меня психиатр! Что мне с ним делать, если его «накроет»? Аптечку уже проверил, там этого успокоительного кот наплакал… а алкоголя на корабле нет. Нету! В космосе сухой закон. Даже среди пиратов… м-да…

Вот эта грядущая проблема была похуже всего.

… тёплая волна жгучего чужого страха, на грани ужаса, накатила, опаляя и заполняя до краев внутреннюю пустоту. Всё моё существо потянулось навстречу, хотелось выпить её всю, наглотаться, поглотить без остатка.

— НЕТ!!!

Чужой крик, негой пронзающий тишину.

Перед глазами вставал лес, ублюдок прибитый гвоздями к дереву. Я с удовольствием провёл языком по лезвию ножа, наслаждаясь солоновато-металлическим привкусом поганой крови.

— А теперь… сука… я тебя потрошить буду… живьём… а ты будешь срать и ссаться…

НЕТ!!!

Крик разлетается по окрестностям, но я не тороплюсь. Нет, спешить не надо… он не спешил. Не спешил, когда развлекался, упиваясь своей силой над двумя детьми восьми и десяти лет. Он их щадил? Когда насиловал, пытал, бил… раздирал их надвое бутылкой? Подарок себе на днюху сделал? Так я тоже подарочек хочу…

Нет, я спешить не стану… и тайга привычно всё скроет.

Менты, ссу-ки… стражи порядка и закона, Светлые, по матушке их… носом начали землю рыть. Ищут. Кто? Кто самосудом балуется?! Но пусть ищут, я пока закончу… Можно быть и Палачом… семейное дело, как дед говорил…

Крики продолжались, переходя в стоны и вой, искажаясь, меняясь… лес темнел, будто ночь наступала… и чувство неправильности в привычном, любимом сне, стала подбираться все ближе.

Впервые во сне я остановил руку, перед тем как вспороть живот уже умирающей крысе. Тело передо мной, залитое кровью, хрипящее кровавой пеной вдруг потекло волной, трансформируясь в нечто… через миг передо мной встал странный урод. Будто помесь крысы, рака, человека-обезьяны…

— Поиграем, капитан? — проскрежетало оно. — Сегодня твое место займет Второй.

Руки-клешни бросили раскаленный прут, что жёг ранее тело и я вдруг почувствовал, что будто скован. И я у стены, обездвиженный по рукам и ногам.

ДА ТВОЮ МАТЬ!

Что за чёрт?! Вместе леса и привязанного к дереву ублюдка, каменные стены и к потолку подвешен за руки Второй капитан, пребывающий без сознания.

— Послушаешь, как он кричит? — уродливая рожа склоняется надо мной, шевеля жвалами.

Вот же тварь! И тут лицо урода стремительно меняется, плывет, приобретая черты лица Первого капитана…

Сон стремительно меняется и я вижу как уже Второго капитана на веревке, опускают вниз в большую бочку, заполненной непонятной жижей… хотя во сне я знаю, что это самая едкая кислота.

— Нет!! — не мой голос кричит и я-не я, рвусь из кандалов.

Ноги Второго погружаются в бочку и через короткие секунды его лицо искажается, он приходит в себя и дикий крик разрезает подземелье… его вздергивают вверх, и я вижу как плоть с кожей слезает с ног пленника.

— Не трогайте его! Нет!!

… я хватанул ртом воздух, приходя в себя на жестком металлическом полу корабля. Каково… это что вообще было?! Протяжный стон-скулеж вновь прокатился в воздухе, и меня подбросило вверх. Третий! Да твою же мать!

Я рванул в каюту к своему пленнику, чуть не сбив с ног перепуганную Миру, высунувшую нос за двери своей каюты. Хлопнув по панели рукой, разблокировав створки, ворвался внутрь, и чуть носом не пропахал пол. Чувства Третьего пропитали сам воздух, сшибая с ног, и дурманя голову.

— Твою налево… — выдохнул я, выравнивая равновесие и в два шага оказался рядом с лирианцем.

Тот скрутился в койке в сплошной комок, запутавшись в одеяле, корчась от кошмара. Я схватил его за плечи, встряхнул, рванул на себя.

— НЕТ!! Нет! КИМ!

— Тихо! Тихо! Да просыпайся ты! — тот забился в руках, будто с новой силой, и так боднул башкой мой подбородок, что чуть звёзды из глаз не посыпались.

Шипя сквозь зубы, прижал к себе крепче. Мокрый как мышь, дрожащий, отчаянно рвущийся из рук. Голова кругом шла от чувств, обрушивающихся на меня, но хоть уже глюки от него не хватал. Через какое-то время его стало отпускать, тощие ломкие пальцы впивались в плечи, а я сам, одурев от всего, бездумно потряс головой. Третьего пробивала дрожь, он всхлипывал, комкая в пальцах мою рубаху.

— Ким… — на грани слуха. — Ким… не-ухх-о-дди-и…

— Тихо, Паучок… — буркнул я, одурело вновь встряхивая головой.

Я был полон до тошноты.

Твою же по матушке, пытал, а так сыт не был…

И тут Третий застыл в руках, как камень. И все чувства, фоном идущие от него, как отрезало. Ага… очухался. Сразу легче стало. Хмыкнув про себя, разжал кольцо рук, отпуская.

— Ну? Отпустило? — мирно спросил.

Лирианец медленно поднял голову, посмотрев на меня.

Я с любопытством поневоле отметил, что у него зрачки расширены по самую радужку… как у кота.

Только вот смотрит, как на врага, который сейчас бросится на него. Так, сбить надо…

— Ну, не Ким. Извини уж! — пожал плечами. — А что за урода ты мне транслировал? С клешнями?

Молчит. Только внутри будто кто внутренности холодом скрутил, и эхом тошнота и липкий страх… бр-рр! Опять его чувства?! Это что, не просто его глюк, а та тварь реальна? И походу… по тому как он отвернулся и его вновь перетряхнуло, не говоря уже о повеявшем — все стало ясно.

— Та-а-к! — нехорошо протянул я, силой разворачивая к себе. — А ну не смей тут раскисать! Дерьмо случается! Ты из этой ямы, полной дерьма, выбрался. Да, дружки далеко, и что?! Пусть побегают, больше ценить будут! Так что не вздумай мне тут, понял?!

Молчит. Не смотрит. Только трясти стало вновь.

— Пусти… — на грани слышимого.

— Щас! — рыкнул я.

Нет водки?

— ПУСТИ!!

Рыкнув, силой сграбастал на руки этот мешок с костями, и потащил из каюты. И ведь вырывается ещё! Я тебя в чувство приведу… войдя в душ, всунул в кабинку и на полную врубил холодную воду. Вода обрушилась на нас обоих потоком. Одежда промокла вмиг, а я молча сорвал с Третьего одеяло, в которое тот цеплялся двумя руками, остальными пытаясь меня оттолкнуть. Силёнок у него не хватало… пока не хватало. Да и не соображает он пока толком… драться-то его должны были учить.

— Ну же! Хватит! Успокойся! Герой твою налево! — минуты через… а чёрт его знает спустя сколько, дёргаться перестал.

Так и стоял, уткнувшись лбом в стену, удерживаемый моими руками, а по моим и его плечам хлестала ледяная вода. Губы тонкая белая линия, плотно сжатая, тело напряжено, как пружина, а пальцы рук, лёгшие на стенки кабинки мелким тремором. Лишь когда сам окончательно замерз, решился повернуть его к себе.

— Ну? Успокоился? — спросил я. — Дурак… ох, дурак…

Потянулся к крану, выключая воду. Взял полотенец и стал вытирать насухо. Растереть бы жёстко, но синяки… эти поджившие порезы. Замёрз, видно же. Но у него после кошмара такой адреналин в крови должен быть, что вряд ли его возьмёт пневмония.

— Сейчас пойдём, чай пить будем. Горячий, чтоб глотку жгло, чтоб насквозь тепло пробило, — проговорил я, заворачивая в другой жёсткий, широкий полотенец. — Пошли.

Привёл в кухонную зону корабля, усадил, и метнулся по-быстрому снять с себя мокрые шмотки, бросив на ходу, топчущейся рядом, Мире:

— Чайник поставь! И печенье на стол, чаем поить его будем!

Шмотки Первого капитана неплохо так мне подошли. Мысленно послав ему привет (пусть ему икается!), вернулся назад. Чайник уже кипел, а лирианец скрутился в кресле, поджав под себя ноги. Мира притащила ему своё одеяло, накинув на плечи.

— Всё будет хорошо… он не такой злой, только кажется…

Эх, ребёнок! Знала бы ты, сколько я творил… да по мне расстрел плачет горючими слезами. За самосуд. За убийство, пытки… тех, кого закон называл людьми, защищал и сажал в теплые камеры, предоставляя жратву и койку забесплатно. За счет законопослушных граждан.

Вот почему я послал этот закон к черту. Он защищает тварей, а не простых людей. Не таких, как этот лирианец или Малышка.

Поморщился, и плеснул кипятка в чашки, заваривая порошок чая. Здесь чай, как кофе… заливаешь кипятком, и он растворяется. Нормального бы… листового… с липой, чабрецом… мятой, в конце концов…

Да где его взять, в космосе?

— Вот, держи, — вложил в худые руки кружку, удерживая его ладони своими. — Горячий… сладкий. Крепкий. То, что надо. Давай-ка, пей.

Он зябко повел плечами, аккуратно и будто опасливо поднял чай к тонким губам, делая осторожный глоток.

— Ну, вот и славно, — хмыкнул я, с облегчением расположившись рядом на стуле и беря свою чашку. — Мира, садись, давай, тоже наливай себе и печенье трескай. Или спать иди.

Малышка предпочла примоститься за кухонной стойкой, взобравшись с ногами на высокий стул. Чай по-настоящему обжигал. Мне привычно. Дед только кипяток в кружку плескал, а когда по тайге находишься по морозу или ветру, это такое удовольствие залить в себя горячий душистый кипяточек, с закопченного чайничка над костром. Лирианец больше держал в руках свою посудину, грея ладони о стенки кружки, наверняка обжегшись с непривычки. Девочка же с детской непосредственностью и некультурно окунала в горячий чай печенье, поедая его размокшим. Ну и когда нарушать правила этикета, как не в детстве? Пускай ее…

Недолго продлилось молчание…

— Кто ты?

Я удивленно поднял бровь.

— В смысле?

Красивые фиолетовые глаза смотрели на меня серьёзно, уже без той боли и пожирающего изнутри страха. Только напряженное ожидание чего-то.

— Ты эмпат?

— Я?! — Мира сунула половинку печенья в рот, и уставилась на нас. — Ты у нас здесь эмпат. И только!

Норн опустил глаза на кружку в своих руках.

— Бери печенье. Думаю, с него не помрешь. Кокосовое, без муки, — хмыкнул я.

Норн аккуратно взял из пододвинутой мной раскрытой коробки белоснежное колечко печенья.

— Ты сказал… что видел его.

Ничего такого я не говорил.

— Грота, — безжизненно.

Видеть-то я его видел, но сейчас он его к чему вспомнил? И не нравится мне его тон… я припомнил Грота. Пират, конечно, паршивый… ну, так ведь крок… да твою же маковку! Я аж поперхнулся чаем, наконец, сложив два и два. Так тот урод из сна был этим метаморфом-перевёртышем? Гротом?!

— Так, стоп, — проговорил я. — Так это Грот? М-да… я совсем забыл, что из себя представляет чистокровный крок… вот же тварь! И часто он лица твоих друзей примерял?

Чашка, практически полная, выскользнула из ладоней лирианца. Я резко поддался вперед, по какому-то наитию рванувшись к нему раньше, и поймал ее.

— Ты телепат? — новый вопрос вновь поставил в тупик.

— Нет, — с досадой буркнул. — Мира, люди бывают эмпатами и телепатами?

Девочка тут же откликнулась:

— Нет! Эмпаты только жители Лириа!

— Слышал? — усмехнулся я, возвращая ему кружку. — А этого пирата ты мне протранслировал.

— Я не транслировал, — негромко возразил Норн, смотря на меня. — Я эмпат.

— Ну, чувства транслировал!

Он вздохнул.

И неохотно проговорил:

— Эмпатическое слияние возможно только с эмпатом.

Я чуть не подавился, когда до меня дошло. Чего?! Я?!

— На Земле известны только три вида, способные на эмпатическую связь с нами. Дельфины, осьминоги и кошки. Земля — единственная планета в этом плане. На Лириа кроме нас, были только оринги. Птицы. Вымершие шесть сотен лет назад.

Я с удивлением выслушал это откровение. Дельфины и кошки не удивили. А про кошек и лирианцев во всей Галактике такие байки ходили, что сознание Микки не позволило мне усомниться в правдивости сказанного. А вот осьминоги… я удивлено покачал головой.

Фиолетовые глаза смотрели на меня серьёзно.

— Так кто ты? — спросил Паучок. — Ты не эмпат? Но я чувствовал связь с тобой. Ты будто стал пустотой, поглощая мои чувства, будто хотел выпить до дна… и страх ушёл… как ты ЭТО сделал? Кто ты?

Твою же маковку… я отставил чай на стол, потер висок с правой стороны, где забили барабаны.

— Слушай, понятия не имею, — признался я. — Да какой из меня эмпат? Миру я не чувствую! Ну, только если она всерьез пугается.

— Потому что она не эмпат, — последовал ответ. — Всё живое способно на слабые эмпатические фоновые явления, но не более того. Эмпатическое слияние в данном случае не установить. Только уловить фон, который рассеивается очень быстро.

— А если его усилить? Через боль? Пытки? — напряженно спросил я.

Лирианец замолк, потемнев лицом.

— Ты не думай, — проговорил я. — Светлых и нормальных людей я пальцем никогда не трогал. А вот крыс и тварей, что детей насиловало-убивало… что беременной женщине живот вспороли, убив… тех да. Потому как жить им жирно было! Да чёрт!

Я раздраженно вскочил и заходил взад-вперед по вдоль стены, пытаясь взять себя в руки. Этот лирианец только что буквально ткнул меня носом во вполне очевидную вещь, и может сказать ещё больше, а я так сдуру ляпнул…

— Что ж вы Светлые такие принципиальные, а? — с досадой сказал я. — Ведь сам же битый! И туда же! Падл жалеть?! Да! Пытал! И я тебе скажу, удовольствие получил! Никогда в жизни таким сытым не был! А вы их жалеете… жизни их бережете!! А жизни тех, кого они сгубили? А?! Кто их вернёт?! Двое мальчишек… восьми… десяти лет. Одна… с-сука… заманила. Подарочек себе сделала… на праздник.

Меня понесло от злости. Всё выложил со смаком. Потрясенно вытаращенные глазенки Миры только подстёгивали. Пусть знает! Знает, какие твари бывают! Про малышку пяти лет… про живодёра, что похищал домашних собак, ручных и самых ласковых, и неделями пытал их, высылая потом трупики и видосики хозяевам. Про… ох, как же много этих тварей было!

— И вот за всё это… что? Жизнь им?! Жрать и спать?! В коечке? В тюрьме? Где их никто пальчиком не тронет? Да?!

— Ты человек… опускаться…

— Это не я опускаюсь! Вы! Вы, светлые, когда ручки пачкать не желаете! А такие как я есть и всегда будут! И гнид давить мы будем! Пират? Палач? Да насрать, понял?! Пусть меня потом расстреляют… а я чистить мир от этих ублюдков буду. Эмпат? Отлично! Ну, хоть какое-то удовольствие… допивай чай, и вали к себе в каюту!

— Тогда зачем тебе я? Мы?

Я остановился, хмуро и зло смотря на лирианца. Вот же зараза… давно его плющило? Что вообще на меня нашло? Я хмыкнул, покачал головой.

— Да чёрт с тобой… как об стенку горох…

Светлого не переделать. Но убивать их… нет. Мир держится на таких как мы. Мы две стороны одной медали. А между нами просто люди… которых надо защищать от сволоты. Так устроен мир. Собак любят, волков стреляют. Героев превозносят, палачей, исполняющих приговор, боятся всем миром.

Но это моя кровь. Это прошлое моей семьи, которое я принял. Мой дед исполнял высшую меру в тюрьме для ублюдков-рецидивистов. Мой пра-прадед был палачом в царской России. Это мое наследство из прошлого. Только раньше я грешил исключительно на это. На свои гены. А теперь… прибавилось ещё и это.

Эмпат.

Черт с тобой, Паучок. Друзей у меня быть не может. Но ты мне нужен. Волей-неволей, а я тебя рядом с собой удержу. И рано или поздно ты мне всё выложишь. И даже учить будешь, чтобы я свои способности в полной мере использовать стал.

Я развернулся и направился к диванчику у стены, отделяющему рубку от кухонной зоны. Кораблик-то небольшой… взял свою задумку и вернулся. Показал лирианцу лекарственный шприц, который автоматически выстреливает иглу при прижимании к телу, вводя лекарство. После чего сделал укол себе, а потом ойкнувшей Малышке. И потом шагнул к нему. Заподозрив неладное, он попытался отстраниться, но я цепко ухватил его за плечо, и быстро сделал укол.

— Что это? Что ты сделал?

Я выбросил использованный шприц в утилизатор.

— А это, дружок, я вставил тебе и Мире, а заодно себе, чипы. Маленькие такие… крайне маленькие. Запрограммированные на то, чтобы добраться по сосудам до определенного места. И два из них, что бы ты знал, несут в себе сюрприз. Очень плохой сюрприз. Пожалуй, ты догадываешься, кому достались плохие, так?

Я взял в руки маленькую коробочку пульта.

— И сейчас, во избежание будущих проблем, я тебе продемонстрирую для чего они нужны.

И нажал кнопку.

Мира с коротким болезненным вскриком схватилась руками за шею, где чуть ниже я ввёл ей чип. Выгнулась от боли, падая со стула. Девочка закричала, забилась на полу…

— Прекрати это!

— Это всего лишь боль, — я отключил чип, и Малышка, всхлипывая, села на полу. По личику текли слезы.

Жаль, мне нельзя было иначе…

— У этого чипа несколько функций. Первая… это ты видел. Продолжительный электрический разряд. Это больно. Вторая функция… отслеживание. Если ты отойдешь от Миры… или она окажется от тебя больше чем на два километра… то сработает третья функция. Чип пройдёт в мозг. И взорвётся. И она умрет.

Норн с болью прикрыл глаза.

— Зачем? Она ребёнок…

— Вот именно. Твоя глупость — её смерть. Ты. Меня. Понял?

Молчание.

— И ещё кое-что… если, каким-либо образом… моё сердце перестанет биться… Мира умрёт. Если вы оба попробуете бежать… ты меня понял. Она умрёт. Раньше, чем ты сможешь ей помочь. И тогда тебе, тебе, придется объяснять её отцу, почему его маленькая дочь умерла. Плохой расклад, верно?

Я убрал пульт. На Норна смотреть было нехорошо. Хреново ему было… к своей боли он привык, к угрозам к себе — тоже самое. Но ребёнок? Чужой ребёнок, виноватый только в том, что оказался рядом с ним?! Нет, Норн Иильс не может позволить, чтобы с ним что-то случилось.

— Пожалуй, на сегодня хватит посиделок. Мир, малыш, — я поднял девочку на ноги, грубовато оттер её щёки от слезинок. — … ну, извини. Но Третьему нельзя пока уходить от меня. И быть одному ему тоже нельзя… поэтому вы двое теперь будете спать в одной каюте. Присмотри за ним, хорошо? А то вдруг в следующий раз я не успею его разбудить?

Девочка промолчала, не смотря на меня.

Тот я еще гад… знаю.