Гридень и Ратная школа 2

Глава 9

Да что же это за напасть-то такая⁉ Не успел я из одной кучи дерьма выкарабкаться, как тут же в другую угодил. Да ещё какую! Крестовый поход пережить — это вам не фунт изюма схарчить. Это надо постараться. Вспомнить хотя бы ту знаменитую историю о зарождении Лютой сотни. Сколько сотен, а то и тысяч людей тогда полегло в горниле Крестового похода? Их же было не счесть!

А ведь мы — единственное воинское формирование в округе. До ближайшего гарнизона полтыщи вёрст. Жаль, того же нельзя сказать об обычных деревнях и весях, которых на каждом шагу пруд пруди. Так что, кроме нас, некому врага сдерживать и мирных жителей оберегать.

Как же это некстати! И ладно бы на каком другом направлении атака началась, так нет же, враг отчего-то позарился именно на Восточную заставу. А она, между прочим, до сегодняшнего дня была самой неприступной из всех. Оттого и ближайший воинский гарнизон располагался в столь большом отдалении.

Будь ты проклят рододатель! Кабы не ты со своими фокусами, то восточная застава ни за что бы так быстро не пала. Да и подмога сумела бы прийти вовремя. А теперь из-за тебя тварина такая мне тут придётся жопу рвать, чтобы раньше времени концы не отдать.

— Стоум хорош в облаках витать! Вынимай давай или забыл, чего Баламут сказал⁈ — поторопил меня Вацлав.

Да разве ж такое забудешь?

Более не мешкая, я запустил руку в раскуроченную грудину одержимого. Сразу нащупать искомый предмет не удалось, в бронированной перчатке ловко орудовать пальцами было не сподручно. Запускать же в кровавое месиво не защищённую ничем руку откровенно не хотелось. Я же не такой псих, как Рябой или Колышек. Те для собственного удобства уже избавились кто от части брони, а кто и полностью от всего экзоскелета и теперь вовсю шуровали голыми руками прямо во внутренностях.

Ну и мерзость!

Наконец, я нащупал нужное уплотнение и выдрал его из обугленного тела. Искомым предметом оказался покрытый сукровицей камень. Он был небольшим, размером с перепелиное яйцо. Каждый, кто когда-либо проходил посвящение богам, с лёгкостью бы узнал приметный минерал. Алатырь-камень!

Мне сразу вспомнилось капище под Ратной школой и «ритуал» с каменной чашей и таинственным камнем. Интересно, если бы я тогда знал, откуда берутся чудодейственные каменья, стал бы пить светящуюся воду или предпочёл отказаться от силы?

Ну да ладно сделанного не воротишь, зато теперь я хотя бы знаю про круговорот алатырь-камней в природе. Правда, я и до этого подозревал, что здесь дело нечисто. А иначе, откуда бы в моём алатырь-камне оказаться воспоминаниям Людоты Коваля?

Закинув окровавленный камень в специально предназначенную для этого бадью, зашагал к следующему трупу. Работы ещё непочатый край, некогда расслабиться.

Совместными усилиями мы избавились от всей нежити в лагере, но ещё не успели выпотрошить и половины тел. Задачу немного осложнялась ещё и тем, что алатырь-камни у сварожичей и любимцев Перуна находились в разных местах. У нас почитателей Небесного кузнеца алатырь-камень располагался за лёгкими, ближе к позвоночному столбу. А вот у Перунова воинства дело обстояло хитрее, их каменья прятались между верхней полой веной и аортой. Из-за столь странного расположения приходилось разрезать верхнюю треть сердца и буквально умывать руки в крови.

И ведь не откажешься от роли мясника — одержимых оказалось куда больше, чем я рассчитывал. Около сорока душ. А дееспособных бойцов, наоборот, меньше. Даже после того, как мы вызволили из земляного плена всех невиновных, на ногах остались стоять едва ли два десятка, остальным требовалась медицинская помощь. Вот нам троим — виновникам всего происходящего и пришлось брать на себя основную часть работы по извлечению алатырь-камней.

Вот что за жизнь такая сначала людей заживо сжигаешь, потом их трупы вскрываешь. А в это время кто-то сидит на завалинке и прохлаждается.

Мы с Громобоем встретились глазами, и старший дружинник понурил голову. Что, мститель хренов, стыдно тебе?

Рядом с Громобоем также пригорюнившись и, ухватившись за седую голову, сидел сотник Перунова воинства. Вот кому-кому, а ему точно не позавидуешь. Мало того что на старости лет сотрясением обзавёлся, так ещё и почти всех приданных старших дружинников растерял. Из пятерых один Громобой и остался, даже сестра Златы и та куда-то запропастилась. Хотя почему куда-то? Девка явно одержимой оказалась вот и сбежала, когда запахло жареным.

Из ближайшей палатки показался Бламут в сопровождении всего одного витязя. Остальные подчинённые Длани на данный момент находились на переднем рубеже, прикрывали новиков-сварожичей, пока те возводили укрепления.

— Шагай за мной, — поманил меня Баламут.

Идти отчего-то совсем не хотелось, я остро ощущал подступающие неприятности. Но и отказать не мог — приказ будь он неладен.

Эх, поскорее бы бой завязался, чтобы я мог улизнуть под шумок.

Когда мы с Баламутом отошли подальше и скрылись от чужих глаз, сварожич наконец заговорил:

— Дела наши — полный швах.

Ну вот ни капли не удивил. Это и так было ясно как божий день. Я бы скорее насторожился, если бы он стал убеждать меня в скорой и безоговорочной победе над превосходящими силами противника.

— Не уверен, сможем ли мы продержаться до подхода основных сил. Князь пообещал, что отправит к нам на подмогу стрибожичей, но навряд ли они подоспеют вовремя.

Ничего себя! Это какие же у него полномочия, если он с нашим князем Стужгородским переговоры вёл?

— Сам я тоже мало чем помогу. Тот взрыв на Восточной заставе — моих рук дело. Но сил на него я потратил немало, поэтому повторить в скором времени не сумею.

И к чему он мне всё это рассказывает? Только не говорите…

— Одна у нас осталась надежда. И эта надежда — ты Стоум Железнорук! Уж не знаю, где ты навострился так лихо ковать, но сейчас твои умения нам на руку.

Ну нет, только не снова! Меня что, прокляли при рождении⁈ Почему я опять крайним сделался? Нет, так дело не пойдёт! Пора расчехлять своё хвалёное красноречие, а иначе опять буду втянут в какой-то блудняк. И на кой чёрт я своими придумками перед всем честным людом светил. Хотел как лучше, а получилось через одно место.

— Господин Баламут, я всего лишь обычный гридень. Разве мне по силам переломить ход битвы? Думаю, для такого важного дела больше сгодятся наши сотники или старший дружинник Громобой.

— Даже если бы те трое были в порядке, всё равно бы ничего не вышло. Возраст не тот.

— Возраст?

— Да. Их алатырь-камни уже прижились и больше вырасти уже не смогут.

— Я не совсем понимаю.

— А тебе и не надо. Просто будешь следовать моим наставлениям и на время обретёшь силу великую. Она-то и поможет нам до прибытия подмоги продержаться.

Для меня слова Баламута звучали, как самая распоследняя замануха. Будто я не в курсе, что эта за сила такая великая, после которой проблем не оберёшься. Плавали — знаем.

— Так если в возрасте дело, не лучше ли Рябого силой наделить. Он куда опытней меня, да и к тому же не абы чей сын. Пускай уж лучше он героем станет, а я так уж быть место ему уступлю.

— Это не обсуждается, — сказал как отрезал Зарево.

Вот ведь гадство! Чего-то подобного и следовало ожидать. Вряд ли Блаламут стал бы подвергать опасности сына Мертвоголова — они ведь близкими друзьями были как-никак. Да и сам Вацлав не раз упоминал, что Зарево ему чуть ли не родным дядькой приходится.

Вот уж не думал, что и в этом мире столкнусь с кумовством, пусть и в столь необычной форме.

Дальше отнекиваться стало уже опасно — так и за труса можно сойти, а там и до военного трибунала и народного порицания недалеко. Похоже, придётся как-то выкручиваться по ходу дела. И в первую очередь необходимо выяснить подробности.

— И как я силой овладею.

— Настой из алатырь-камня выпьешь.

— Как на посвящении?

— Да. Разве что камней в чаше поболе будет.

На этом этапе каждый здравомыслящий человек должен был спросить: а это разве не опасно? Вот только у славийцев подобные вопросы задавать не принято. За такое и трусом прослыть можно.

— Как настой примешь, мера твоя на краткий срок сильно увеличится. Правда есть опасность одна.

Кто бы мог подумать? А я и не догадывался…

На столе прямо передо мной стояла кадушка. Простенькая деревянная посудина на пару литров. От неё исходило яркое свечение. Если бы я не знал, что внутри тары самая обычная ключевая вода да два десятка алатырь-камней, то решил бы, что там упрятан мощный прожектор.

— Пей одним залпом. А как уснёшь, помни, что всё вокруг — это морок. Никого не слушай, ни с кем не заговаривай и главное — не бойся. Сварог тебя защитит.

Ага, защитит. А где он раньше был твой Сварог, когда я с Людотой Ковалем языками зацепился? Ну нет, в таких делах на богов лучше не надеется — только на собственную удачу. Хоть бы она меня ещё не покинула.

— Пей! Время дорого, — поторопил Баламут.

Помимо нас двоих, в палатке не было ни единой живой души. Ну оно и понятно, слишком многие видели, как алатырь-камни добывались. Оттого и не стоило всем подряд знать, чем мы заниматься собрались. Ведь как не погляди, а это же форменное людоедство.

Заперев побольше воздуха в груди и прикрыв глаза, я припал к кадушке. Колодезная водица водопадом скользнула вдоль неба.

Надеюсь, они хоть камни от чужой крови отмыли…

Вокруг, насколько хватало глаз, плескалась темнота. Не кромешная, а такая в которой можно, пусть и с трудом, но различить собственные руки.

Знакомое местечко. Разве что на этот раз куда более оживлённое. Во время прошлого моего посещения здесь обитал один лишь Людота Коваль, теперь же я различал десятки искр, расположенных в разных направлениях.

И что делать? Куда идти? В прошлый раз выбора у меня как такого не имелось, я просто пошёл на звук. Теперь же ситуация иная. Я сам могу выбрать направление.

Вот только надо ли оно мне? Может плюнуть на всё и остаться на месте? Баламут ведь не требовал от меня каких-то свершений, просто наказал быть настороже.

— Стоум… Стоум, — достиг ушей заунывный призыв.

Знакомый голос вновь и вновь вещал моё имя, пока я пытался понять, откуда исходит призыв. Казалось, кромешная тьма вокруг не только глушит все звуки, но и мешает определить их направление. В прошлый раз ничего подобного не было и в помине. Неужто это оттого, что я поглотил силу сразу нескольких алатырь-камней?

Одинокая искорка вдали пару раз мигнула в унисон призыву. Похоже, мне туда.

Несмотря на темноту, шагать было легко. Я отчего-то был уверен, что в этом месте нельзя оступиться и тем паче упасть.

Чтобы отвлечься от местных странностей и хоть чем-то себя занять, принялся считать шаги. Примерно через сто шагов я уже мог различить небольшой освещённый пятачок со столом посредине. А ещё через пятьдесят разглядел и того, кто за этим столом сидит.

Ну здравствуй, невинноубиенный соратник, не думал, что увижу тебя столь скоро.

С нашей последней встречи Мотыга сильно изменился. Тот выстрел из дуболома не прошёл для него даром, верхнюю часть парня будто склеили из нескольких кусков. Причём сделали это столь неаккуратно, что причислить его вновь к людям стало весьма затруднительно. Да и узнать тоже. Если бы ни знакомый голос и привычная форма, я мог бы и не признать в этом чудище бывшего соратника. А ведь совсем недавно Мотыга был краше многих родовичей. Одна только сутулая спина и выдавала в нём работягу-простолюда. Да и сейчас выдаёт. Эх, выходит, даже могила не смогла исправить этот недостаток.

— Чего уставился, что страшно? — «поприветствовал» меня Мотыга и указал на пустующий стул. — Садись, разговор есть.

Масляная лампа, что всё это время стояла на столе, приветливо мигнула пару раз. Выходит, это именно она привела меня к Мотыге.

Не став крутить носом, я принял приглашение и умастил свой тощий зад на сидушке. Предстоящая беседа обещала быть как минимум необычной. Конечно, мне не стоило ждать каких-то откровений, как это было с Людотой. Всё же Мотыга — птица не того полёта. Но раз позвал — значит сказать ему есть чего. Ну, не жаловаться же он вздумал? Тем более, что и помер он не от моих рук. Если и может он кого винить в своей гибели, так только Колышка.

— Ты мне никогда не нравился… — начал было Мотыга.

— Вообще побУю. Если у тебя всё, я пойду.

Не хватало мне ещё отношения с мертвецами всякими выяснять. Я здесь вроде как для того, чтобы силу алатырь-камней усваивать, а не сопли на пустом месте разводить.

— Сядь! — рявкнул мертвец.

От этого злого окрика его и так перекошенная рожа совсем расплылась, прямо как тесто. Огонёк лампы задрожал, словно от сильного порыва ветра.

— Хоть и не по нраву ты мне, но честь славийская дороже. Должен я тебе о кознях врага поведать, иначе с таким грузом тяжким мне в Правь не попасть. Я же в сознании был всё это время, всё видел и слышал, только помешать никак не мог. А ещё видения эти треклятые меня частенько посещали. О них я тебе и расскажу. А ты взамен, как всё закончится, родичей моих навести. Скажи им, что пал я в бою как герой. В общем, придумай чего-нибудь, ты же у нас в этом деле мастак. По рукам?

— Да ты я смотрю, шутником заделался, после того как помер.

— Хорош зубоскалить, я не над твоей культёй потешался — выражение такое. Так согласен на уговор или нет?

— А если несогласен, то что? Неужто не расскажешь мне ничего про врага? Не смеши мои портки, ты ж славиец. Выложишь всё как миленький.

После такой отповеди мертвец приуныл. Знал он, что не сможет на меня никак повлиять, и я об этом знал.

Иногда твёрдые принципы — это не только великая сила, но и необоримая слабость. Так было и в этом случае. Как бы Мотыга ни хотел, не мог он пойти супротив собственного народа и заветов предков.

— Ладно. Сделаю, как просишь, — сжалился я.

— Уговор?

— Уговор.

— … Гридень вставай! Да вставай же ты жопа ленивая, враг на подходе!

Сквозь вату в ушах пробился сначала голос Баламута, а следом прозвучали выстрелы. Несмотря на надвигающуюся опасность, вставать ну вот ни капельки не хотелось. По всему телу распространялось томящее тепло, будто лежал я не на холодной земле, а под шерстяным пледом где-нибудь на печи. Приятный жар растекался по всему телу, даруя умиротворение и чарующую негу.

— Ну раз так, не держи зла!

Из-за наваждения и вялости я не сразу почуял угрозу в голосе Баламута, за что вскоре и поплатился. Левое бедро прострелило болью и апатию словно рукой сняло. Я рывком пришёл в себя и смог в полной мере оценить действия своего «спасителя». Баламут зарево всё ещё нависал надо мной вместе с масляной лампой в руках.

Прижёг! Этот выродок меня прижёг! Да если б знал, что так будет — чёрта с два бы я дал броню с себя стянуть! А ещё дурак всё гадал, чем ему моя защита не угодила?

Мне не оставалось ничего другого, кроме как резко отстраниться от спятившего командира. Я и раньше ему не особо доверял, а теперь, после такой выходки и подавно.

Неужто Баламут не мог придумать более щадящего способа, чтобы меня «разбудить». Или Зарево посчитал, что раз уж он Стоум и так весь в ожогах-то можно особо не сдерживаться?

— Время дорога! К нам приближается пехота под прикрытием самоходок!

А я-то тут причём⁈ — захотелось крикнуть в ответ, но я сдержался. Впрочем, осадил я себя не потому, что геройский дух во мне взыграл — просто именно в этот момент почуял неладное. Жар в моей груди пылал столь нестерпимо, что грозил спалить меня же дотла. Огонь Сварога будто дикий зверь рвался наружу и даже пожелай я, мне его было не обуздать.

Благо, я и не думал так поступать. Вместо того чтобы сдерживать необузданную силу Сварога, я предпочёл её излить в правильное русло!

С кряхтеньем словно дряхлый дед я поднялся с холодной земли и устремился наружу. Меня ожидало грандиозное представление и имя ему «героический побег».

— Будь осторожен! — предостерёг Баламут, когда мы вдвоём вышли из палатки. — Не трать всю силу разом, береги каждую крупицу. А иначе можем и не выстоять до прибытия основных сил.

— Да я сама осторожность.

— Ты главное почём зря ни рискуй и не лезь на рожон. Помни, ты не один. Это наша общая битва!

Наивный. Он что всерьёз думает, что я стану геройствовать?

Жар Сварога будто доверчивый пёс сам прильнул к правой ладони и разжёг горн. Похоже, ему тоже не терпится порезвиться.