Гридень и Ратная школа 2

Глава 11

Опять землица вокруг! — разве для этого я учился Свароговой науке?

Последнее время только и делаю, что копаю. Сначала траншеи на учениях рыл, потом лаз из каменного мешка мастерил, а теперь вот тоннель для побега. А всё из-за этого сынка княжьего, полутысячника, будь он неладен! Ведь мог же паскуда такая меня от учебки отмазать, чтобы я и дальше мог сидеть в своём тихом ангаре и протезы с прочими диковинками мастерить.

Благо хоть сил на рытьё тоннеля уходит на диво мало. То ли я за прошедшее время в этой нехитрой науке поднаторел, то ли заёмной силы осталось больше, чем рассчитывал. В любом случае дело спорилось. Я прошагал под землёй вот уже две сотни метров, а особой усталости за собой так и не почуял.

Довольно скоро понял, пора выбираться. Не век же мне под землёй куковать — поди не крот какой-нибудь. А целый гридень!

Так я и поступил. Сначала потолок земляной подплавил, а затем лаз в нём проделал.

Сверху хлынул поток свежего воздуха, а вместе с ним и запах хвойного леса.

Откуда-то издалека донеслись глухие хлопки. Сражение и не думало стихать. Оставалось надеяться, что даже без моего участия славицы сумеют продержаться до прихода подмоги. А я тем временем затихарюсь где-нибудь неподалёку и буду ждать своего часа.

Определившись с планами, стал выкарабкиваться из узкого лаза на поверхность. Первым делом просунул в дыру протез с дуболомом, а затем уже и сам выглянул.

Предосторожность оказалась нелишней, где-то в сорока шагах от меня находились крестители. Причём не абы какие, а самые отборные, с привычными глазу щитами и огнемётами. Это были никто иные как папские рыцари. А возглавлял их колону и вовсе человек с головы до пят закованный в серую броню. И броня эта состояла из того же чудного материала, что и виданные до этого непробиваемые щиты. Похоже, я сам того не желая нарвался на какую-то важную шишку.

Пару секунд мы смотрели друг на друга, не решаясь пошевелиться, а затем грянул выстрел. Я, как завещали предки, пальнул первым. Дуболом разрядился картечью и в стане врага начала сумятица. Появились первые раненные.

Впрочем, и сами крестители не остались в стороне, они тоже начали вести ответный огонь из ружей. Вот только я к тому времени уже скрылся с поверхности и снова оказался под землёй.

Над головой засвистели пули. На какое-то время я оказался в безопасности. Но долго так продолжаться не могло. Вскоре к моему укрытию должны были подоспеть огнемётчики. И тут уже надо было выбирать: либо принимать бой с превосходящими силами противника, либо замуровываться обратно и уходить подземными тропами.

В первом случае я рисковал словить шальную пулю или сгореть в очистительном пламени крестителей, а во втором нарваться на засаду, когда буду в следующий раз выбраться из-под земли. Оба расклада были не ахти. Но предпочтя меньшее из зол, я всё-таки выбрал отступление. Вступать в заведомо опасную схватку да ещё и сразу после того, как вырвался с поля боя — это не то, на что я рассчитывал. А раз так, то лучше и дальше не отсвечивать.

Больше не мешкая, заделал лаз и ушёл ещё глубже под землю. Теперь-то крестителям меня точно не выкурить.

И только в этот момент осознал, в какой переплёт умудрился угодить. Да ведь эти крестители не просто так вышли по лесу прогуляться ещё и такой оравой. Они же явно пытаются нас с фланга обойти.

И как теперь быть? Я-то думал, что удастся пересидеть, а потом выйти к освобождённому лагерю. А теперь получается, что к тому времени, как подмога подоспеет, этого самого лагеря уже может и не быть. Если диверсионная группа сумеет продраться через лес и обойти черепаху Колышка, то пиши пропало. Бывалые крестители с лёгкостью перебьют вчерашних новиков. Надо было что-то решать. Причём, быстро!

— Прекратить огонь! — скомандовал Франц Иосиф.

Какой смысл тратить патроны, если славийский лазутчик уже сбежал. А в том, что это был лазутчик, Великий магистр ни капельки не сомневался. Бывалый креститель уж не раз сталкивался с подобной тактикой славийцев. В основном она использовалась для диверсий, но бывало, что и для разведки — как в этот раз.

Правда, Франц Иосиф и не предполагал, что столкнётся с лазутчиком в этих дебрях. Это противоречило словам апостола Живодара. Посланник господа клятвенно заверял, что в учебном лагере помимо двух колдунов-сотников и обессилевшей Длани не было сильных врагов.

Франц Иосиф крепко задумался. По всему выходило, что апостол ошибся. Причём уже дважды. Сначала с гигантским пауком, а теперь вот с оценкой славийских сил. Вера Велкиого Магистра чуть пошатнулась. Теперь он не так сильно доверял словам бывшего славийца. Может тот и апостол, но в его жилах всё ещё течёт грязная кровь еретиков.

— Великий магистр, у нас двое раненных, — отрапортовал адъютант. — Ваши приказания?

— На всё воля Господа, оставь их здесь, — отдал команду Франц Иосиф. И уже намного громче выкрикнул приказ. — ВЫСТУПАЕМ!

Великий магистр понимал, раненные — это меньшая из его бед. Для успеха миссии куда важнее было обогнать лазутчика, дабы тот не успел доставить разведданные. А в идеале и вовсе его перехватить. Дождаться пока выберется на поверхность, и сразу же пристрелить как последнюю собаку. Шансы на такой исход были велики. Опытный воин Гроба Господня не раз сталкивался с нечестивым колдовством славийцев и не понаслышке знал, рано или поздно лазутчику придётся выбраться из-под земли.

— Идём широкой цепью, лазутчик может быть где-то рядом! — дополнил приказ Иосиф.

Почти полторы тысячи солдат вняли распоряжению командира и рассыпным строем двинулись вперёд. Они готовы были вдоль и поперёк прочесать этот проклятый Богом лес, но отыскать нечестивого славийского колдуна.

Шло время. Солдаты чётко исполняли приказ. Но сколько бы они ни старались, как бы ни вглядывались в каждую пядь земли, они так и не сумели отыскать ни самого лазутчика, ни хотя бы его следов. А между тем лагерь еретиков всё приближался, из-за деревьев уже слышны были залпы славийских орудий.

В какой-то момент Франц Исоиф даже подумал, что славийский мальчишка испугался и решил ослушаться приказа.

Что если вчерашний юнец решил не стремглав нестись в лагерь, а переждать какое-то время под землёй, — подумал он.

С точки зрения Великого магистра такой исход был вполне вероятен. Пусть славийские колдуны — это и исчадия ада, но даже им ведом страх…

Додумать мысль он не успел. Со стороны первой шеренги внезапно послышался вскрик, полный боли и страха.

Поймали! — обрадовался Франц Иосиф. Но счастье его длилось недолго. За первым возгласом последовали и другие. Это были крики его солдат!

— Засада! — заголосили со всех сторон.

Несмотря на то что Франц прослыл опытным командиром, он поначалу опешил. Как это могла быть засада, если с переднего края не доносились выстрелы и взрывы. Единственный вывод напрашивался сам собой — ловушки!

— ВСЕМ ЗАМЕРЕТЬ! — заорал во всю глотку Великий Магистр.

Таиться уже не было никакого смысла, раненые крестители и так надрывались как умалишённые. Скорее всего, их крики полные боли и отчаяния уже достигли ушей славийцев.

Хотя даже в такой, казалось бы, безвыходной ситуации Франц Иосиф не унывал. Если славийцы и впрямь узнали об их наступлении, то сделать они всё равно ничего уже не успеют. До лагеря оставалось рукой подать, а чтобы перетянуть основные силы на фланг славийцем, потребуется уйма времени. Так что как не прикидывай, а они сейчас были в более выгодном положении. И это даже несмотря на обнаруженную только что препону.

Подумаешь, ловушки — ничего серьёзного. За свою богатую на события воинскую карьеру Франц Иосиф повидал всякого и каким-то там ловушками его не удивить. Главное в такой ситуации — не пороть горячку, внимательно смотреть под ноги и медленно, но верно продвигаться вперёд.

— СЛУШАЮ МОЮ КОМАНДУ! ВСЕМ РАССРЕДОТОЧИТЬСЯ! КОРОЧЕ ШАГ! СМОТРИМ ПОД НОГИ! Вперёд!!!

Как опытный предводитель Франц знал, даже при таком раскладе потери будут. И немалые! Но он всё же предпочёл пустить солдат вперёд. Ставки были слишком высоки. На кону стояла не только его жизнь, но и звание Папы. Он попросту не мог проиграть!

Спереди в очередной раз раздались крики. Крестители и двух шагов сделать не сумели, как снова понесли потери.

Великий магистр на секунду задумался. Он никак не мог взять в толк: что же это за ловушки такие, если даже опытные солдаты не сумели их обнаружить? Неужели опять нечестивое колдовство?

Великий магистр в сопровождении адъютанта и отборной сотни папских рыцарей выдвинулся вперёд. Он хотел своими глазами увидеть, что за чертовщина там творится.

Вскоре ему это удалось. Вот только увиденное никак не вписывалось в привычную картину миру. Прямо на его глазах очередной солдат сделал робкий шаг вперёд и тут же неуклюже отскочил обратно.

Франц внимательно пригляделся к раненому солдату и увидел, что нога последнего была окровавленная в области голени. Осмотрев подозрительно место, Фарнц, к своему удивлению, ничего не обнаружил. На вид вполне обычная опушка. Ни тебе кольев из земли, ни волчьих ям. Он даже подошёл поближе, но всё равно ничего не сумел отыскать. Казалось, будто солдат напоролся на невидимое лезвие.

Нечестивое колдовство! — выдал заключение Великий магистр. Причём, какое-то новое! С таким он ещё не встречался. Но это было не так уж и важно. Солдаты уже и без его подсказок поняли, как надо действовать и начали при помощи веток ощупывать пространство перед собой. Дело сдвинулось с мёртвой точки.

Теперь его подчинённые точно знали, где расположены невидимые лезвия. Высоко задирая ноги, они переступали через опасные участки и продолжали наступление. Как показала практика, обходить невидимые лезвия не было смысла, они тянулись на многие десятки метров — проще было перешагнуть.

Продвижение солдат ускорилось, а настроение Великого командора резко пошло в гору. Если так и дальше продолжится, то не пройдёт и десяти минут, как они ударят во фланг врагу. Победа была близка как никогда, а титул Папы уже маячил на горизонте.

Но внезапно с передней линии вновь раздались крики.

— Что на этот раз⁈ — «взорвался» Франц Иосиф. Даже у его хвалёной выдержки был предел.

Снова вырвавшись вперёд, в сопровождении охраны, он увидел, как вся первая шеренга корчится на земле в лужах собственной крови. Солдаты пытались руками прикрыть располосованные глотки и лица. Как-то унять обильное кровотечение. Но все их попытки так ни к чему и не привели. И даже подоспевшие отрядные медики ничем не могли помочь. Часы солдат были сочтены.

Хитрый враг снова их обдурил. Заставил уверовать в собственную безопасность, а затем завёл в ловушку. На этот раз невидимые лезвия располагались не где-то у ног, а на уровне головы. И, к несчастью для солдат, ни шлемы с забралами, ни толстые горжеты на шеях не сумели уберечь их от смертельных ранений.

Дальнейшее продвижение снова замедлилось. Теперь солдатам приходилось не только шерудить палкой у своих ног, но и «прощупывать» всё пространство перед собой. А ещё они начали осторожничать. Никому не хотелось из-за собственной безалаберности попасть в очередную ловушку.

Такое положение дел несказанно злило Великого магистра. Ударный кулак крестителей под его предводительством застрял в каких-то двухстах метрах от цели. Франц Иосиф был в бешенстве. Правда, сделать ничего так и не сумел. С громким треском земля под его сапогами осела и он рыбкой скользнул вниз.

Стоящий рядом адъютант попытался броситься следом за своим командиром, но не преуспел. Яма перед его носом тут же затянулась. А на её месте образовался небольшой пятачок из бетона.

Так, ударный кулак Крестителей в один миг лишился не только надежды на благополучный исход компании, но и своего командира.

— Что ж ты такой тяжёлый, паскуда? — я смахнул пот рукавом и покрепче вцепился в сапог командира крестителей. Тащить здоровенного мужика было тяжело, но и бросать не хотелось. Как-никак первый военнопленный да и к тому же важная шишка. Можно сказать, трофей!

О высоком положении пленника свидетельствовали не только роскошные эполеты на белоснежном плаще, но и доспех под ним. Точнее, материал, из которого он был изготовлен. Этот сероватый композит я узнал без труда. Такой же использовался в «непробиваемых» щитах папских рыцарей.

Идея взять заложника пришла ко мне не сразу. Сначала я собирался лишь задержать продвижение диверсионной группы. Думал установить на пути врага несколько ловушек, да и дело с концом. Но к моему удивлению, создание графеновой нити для ловушек далось на диво легко. Казалось, будто моя мера не уменьшилась даже после создания двух сотен метров такой нити. Я определённо стал сильнее. Возможно, проведённый с Алатырь-камнями ритуал не только наделил меня заёмной силой, но и порядком расширил первоначальный резерв.

Осознав этот момент, я немного подкорректировал план. Решил не просто задержать врага, обезглавить ударный кулак крестителей. Для этого при помощи ловушек я стал понемногу замедлять продвижение вражеских войск. А когда те совсем забуксовали, взял и сделал подкоп под стоянкой главнокомандующего.

Так, командир крестителей и оказался в моих руках. С ним даже возиться особо не пришлось. Во время падения неудачливый креститель сломал ногу и крепко приложился головой о стену. А после, ещё и я добавил протезом по затылку — чтоб наверняка.

И вроде стоило бы порадоваться успеху, как-никак ценного языка взял. Да только куда его этого языка девать, не стаскать же всё время с собой? Вот и пришлось тащиться обратно в лагерь. Была правда мыслишка тут его и прикопать, но я от неё быстро избавился. По правде говоря, я и сам был непрочь потолковать за жизнь с высокопоставленным крестителем. Узнать, как им там живётся на чужбине и чего это они каждую пятилетку к славийцам в гости захаживают? А ещё хотел наконец выяснить, что это за материал живой из которого крестители броню делают?

Плестись по узкому тоннелю вместе с обузой оказалось на диво затруднительно. Темп передвижения резко снизился. И это притом, что за последние дни я порядком поднаторел в хождении под землёй. А уж с недавних пор, после того как мера резко увеличилась, я и вовсе мог чуть ли не на бегу прокладывать себе путь. Теперь же всё изменилось. Контроль и резко возросшая мера вроде как были на месте, но к ним в довесок добавился ещё и здоровенный мужик. Благо, я вовремя смекнул, что к чему и избавил пленника как от сбруи с оружием, так и от тяжеленного плаща. Оставил только доспехи и одежду.

Ещё была идея тележку на скорую руку сварганить, но я от неё быстро открестился. Это же придётся ещё и пол тоннеля до идеального состояния ровнять — на это тоже немало времени уйдёт. Примерно то на то и выйдет. Да и был в таскании тяжестей один немаловажный плюс. Лучше уж вернуться в лагерь уставшим и вонючим, чем бодрым и свежим. Так хотя бы меньше шансов снова на передовую отправиться, лагерь оборонять. А ещё можно прикинуться смертельно уставшим и рухнуть в обморок. Авось пронесёт.

Всю дорогу я шёл, так сказать, по приборам. Мне приходилось лишь изредка выныривать из земли и оглядывать окрестности, чтобы не сбиться с пути. И вот в один из таких моментов я внезапно для себя обнаружил, что уже пересёк границу лагеря.

Моей радости не было предела, и я уже было собрался вылезать наружу, когда звуки артиллерийской канонады оказались заглушены рёвом сотен глоток.

— СТРИБОГ В ПОМОЩЬ!

Задрав голову, я опешил. Над лагерем величественно парили люди в бежевых полевых мундирах.

Подмога наконец пришла!

В зеркале отражался светловолосый коротко стриженный юноша с суровым лицом и задумчивым взором. На его плечах висел коричневый мундир с отпоротой нашивкой гридня.

Я отвёл взгляд от отражения и обречённо вздохнул. Кто же мог знать, что мой трусливый побег обернётся чем-то подобным. Теперь-то уж точно не отвертеться от предначертанного.

— Пора, — отворилась за спиной дверь. Я обернулся. На пороге комнаты стоял закованный с ног до головы в броню витязь. То ли охранник, то ли конвойный.

За три дня, что провёл в Стужгороде, я так и не разобрался с местными порядками. Да и не смог бы этого сделать, даже если бы захотел. В связи с началом Крестового похода в столице княжества творился форменный переполох. И будто этого было мало так меня ещё и посадили под домашний арест. Словно боялись, что я могу удрать. И правильно боялись: подобные мысли не раз посещали меня за прошедшие трое суток. Но все они разбивались о набившую оскомину истину: предателей нигде не любят. А жить отшельником — это не моё.

Да и грех в такой ситуации жаловаться. Пока остальные воюют, я сижу себе в тепле и горя не знаю. Ну а то что гулять не выпускают — так это из соображений безопасности. Ведь не абы где сижу, а на знаменитом Тайном подворье. Именно здесь проводятся все важные дознания касательно государевых тайн.

А попал я сюда довольно просто. После того как стрибожичи пришли на помощь и помогли отбить нападение на лагерь, всех отроков, до этого проходящих обучение передислоцировали обратно в Ратную школу. А меня под белы рученьки в сопровождении Баламута отконвоировали в столицу.

Здесь-то я и познакомился с карательным аппаратом Стужгородского княжества. В первый день меня тщательно допросили. Во второй сверили наши с Баламутом показания и повторно приступили к дознанию. Ну а на третий день, судя по всему, вынесли свой вердикт и теперь готовы были его озвучить. А иначе зачем было меня обряжать в парадный мундир без знаков различия и приглашать не к дознавателю как раньше, а в главное административное здание Тайного подворья. Явно ведь не пряники собрались выдавать. Скорее всего, память подтирать будут.

Пока мы с витязем спускались по лестнице, я всё раздумывал над тем как быть. То ли сопровождающего своего по-тихому прихлопнуть и в бега податься, то ли вынесения приговора дождаться и там уже решать?

На душе у меня в тот момент было тревожно. Как-никак на заклание иду, памяти лишаться.

Переживаний добавлял ещё и «пустой» правый рукав. Меня всё-таки вынудили на время расстаться с верным протезом. Теперь я чувствовал себя беззащитным как никогда. Даже порядком увеличенная мера и та не вселяла былой уверенности.

После того как мы с конвоиром вышли из здания временного содержания, то сразу же направились к монументальному сооружению из чистого мрамора. Там мне бывать ещё не доводилось.

У самого входа нас встретил вооружённый до зубов караул из четверых витязей. Опустив привычное воинское приветствие, здоровяки без лишних расшаркиваний распахнули перед нами двустворчатую дверь.

Внутри административное здание поражало не меньше, чем снаружи. Опять вездесущий мрамор. Только на этот раз в основном на полу. Из-за этого наши с конвойным шаги разносились раскатистым эхом по всему огромному залу, а после уносились куда-то вверх по широкой лестнице.

Людей вокруг не было. За нами никто не следил. Разве что многочисленные портреты вдоль стен нет-нет да провожали нас взглядами. И тут уже было не угадать: то ли это за картинами прячутся особые соглядатаи, то ли так падает свет от огромной хрустальной люстры? Да и не нужно мне этого знать наверняка. От подобного знания разве что лишней головной боли прибавится. А мне она ни то чтобы сейчас так уж необходима и той, что есть, пока хватает.

Двенадцать ступеней. Именно столько я насчитал пока неторопливо, шаг за шагом поднимался по лестнице. Там меня уже поджидала распахнутая дверь и вела она в огромный зал. В конце этого самого зала виднелся подиум. А по бокам от него ровными рядами стояли люди в серо-стальных мундирах. На их нашивках был изображён сокол с молнией в когтистых лапах.

Когда я пересёк порог зала, дверь за моей спиной с сухим щелчком захлопнулась. Мой сопровождающий остался снаружи.

С этого момента бежать было некуда.

В гнетущей тишине я зашагал по направлению к своему то ли пьедестал, то ли эшафоту. Там меня уже ждали. Знакомый полутысячник в сопровождении престарелого мужчины и какой-то девицы лет пятнадцати. И если первые двое как и остальные присутствующие придерживались строгого стиля в одежде, то последняя будто на выданье собралась. Я впервые видел, чтобы славийская девушка так «изгалялась» над собственной внешностью. Мало того что незнакомка щеголяла в атласном синем платье с дутыми рукавами, так она ещё и диадему на голову нацепила.

Ну вылитая царевна! — я едва сдержал предательскую улыбку. Не к месту она была в тот момент.

Когда я подошёл ближе, то просто остановился. Даже говорить ничего не стал, всё и так было понятно.

— Отрок, давай-ка шустрей у меня и без тебя дел невпроворот, — проворчал пожилой мужчина и указал взглядом на лесенку слева от подиума.

Пришлось подчиниться. Я стал подниматься по ступенькам и незаметно для других распалять в себе искру Сварога. В случае чего я планировал перековать каменное возвышение и взять в заложники эту троицу.

— Приблизься, — снова отдал приказ мужчина.

Я послушно сделал два шага вперёд. Расстояние между ним и мной сократилось.

— За дело, — я не сразу сообразил, что на этот раз обращаются не ко мне, а к расфуфыренной девчонке. Это она что ли память будет стирать? На волхва вроде непохожа, да и приговор ещё не озвучили. Странно всё это.

— Батюшка…

— Нечего было хвостом вертеть, — с холодком выпалил мужчина. — Раньше надо было думать. Шей, чего стоишь.

Девица повиновалась. Она подошла ко мне на расстояние вытянутой руки, и только в этот момент я заметил одну прелюбопытную деталь. В левой ладони девчонка сжимала какую-то тряпочку, а в правой — нитку с вдетой в неё иголкой.

— Плечо подставь, — цедя слова произнесла взбалмошная девица. — Правое.

Когда я повернулся как было велено, соплячка приложила к моему рукаву тряпочку, что до этого сжимала в левой ладони. А правой рукой принялась эту самую тряпочку пришивать. К своему неудовольствию, я не смог разглядеть изображение на новеньком шевроне. Зато в полной мере прочувствовал недовольство портнихи. Она то и дело «нечаянно» цепляла иглой кожу.

Впрочем, её криворукость меня не особо расстроила. Даже наоборот, я был полон надежд. Кажется, на этот раз буря миновала и меня всё-таки решили помиловать. Оттого теперь и возвращают отобранное раньше звание.

Стоило об этом подумать, как от сердца отлегло. Похоже, память моя останется при мне.

А затем отгремел приговор.

— Стоум Железнорук именем своим я лишаю тебя звания гридня! — громко произнёс мужчина. — За знание государевых тайн приговариваю тебя к пяти годам службы на чужбине, в рядах карательных отрядов Велесовых погонщиков. Слово моё твёрдое и возврату не подлежит. Выживи и вернись с честью! И помни, твои подвиги не забыты! За героическую оборону учебного лагеря близ Восточной заставы, за проявленное мужество и за взятие в плен воеводы крестителей дарую тебе самое ценное. Родную дочь. Клянусь честью рода князей Стужгородских, что не выдам её ни за кого другого, покуда ты будешь жив. Моё слово гуще славийской крови! Так, давай же скрепим его рукопожатием…

Он внезапно прервался. Мазнул холодными как льдинки глазами по пустому рукаву на месте моей правой руки и только после этого продолжил свою речь:

— Хотя хватит и моего слова!

Закончив говорить, князь Стужгородский развернулся ко мне спиной и зашагал в противоположном направлении. Его дочь посеменила следом, только бросила напоследок презрительный прищур в мою сторону. А вот сын, знакомый мне полутысячник ненадолго задержался. Он смерил меня каким-то потерянным взглядом, и тихо — так, чтобы никто не услышал, произнёс:

— Жди полуночи.

Засим княжич откланялся. А я так и продолжал стоять на месте как вкопанный и не мог оторвать взгляда от новенького шеврона. На треугольной нашивке был изображён висельник.