— Серёга, ты встрял, — сказал Сергей Петрович Порошин.
Он покачал головой.
— Говорил я тебе, — добавил Порошин, — твои интрижки с бабами до добра не доведут.
Я пожал плечами и ответил:
— Сергей Петрович, откуда же я знал, что та девица — жена генерала ФСБ? Она младше меня! Говорила, что учится в МГУ. Прилипла ко мне, как тот банный лист. Красивая. И вот…
Я развёл руками, спросил:
— Сергей Петрович, с какого перепугу они объявили меня террористом? Я думал, что ты пошутил. Но они и моим родителям то же самое сообщили. К ним приходили с обыском.
Я вошёл следом за Порошиным на кухню его квартиры.
Заметил: из неплотно закрытого крана в мойку капала вода — она дублировала удары моего сердца.
Порошин кивнул и сказал:
— Про наркотики ты тоже слышал? Попал ты, Серёга. Сочувствую.
— Про какие наркотики? — спросил я.
Пятернёй взъерошил на своей голове волосы.
— Которые у тебя дома нашли, — ответил Сергей Петрович. — В твоей съёмной квартире. Мне шеф об этом говорил.
Я буквально рухнул на стул около кухонного стола. Поднял на Порошина глаза.
Уточнил:
— Сергей Петрович, какие ещё наркотики? У меня? Много?
Мой коллега по работе… теперь уже бывший… покачал головой.
— Достаточно, — сказал он. — Хватит, чтобы упрятать тебя за решётку. За распространение.
Я облокотился о столешницу, недоверчиво хмыкнул.
Протянул:
— Дела-а-а. Осталось только в шпионаже меня обвинить. Или в изнасиловании.
Порошин ухмыльнулся, покачал головой.
— Ещё и неделя не прошла с того вечера, когда ты повалял на бильярдном столе генеральскую жену. Погоди, Серёга. Всё ещё будет. Впаяют тебе и шпионаж, и изнасилование, и совращение малолетних до кучи.
Я нервно хмыкнул.
— Добрый ты, Сергей Петрович. Только… там непонятно было, кто кого валял. Она мою рубаху в клочья разорвала…
— Вот тебе и признаки изнасилования…
— Иди ты!‥
Я махнул рукой.
— Я-то пойду, Серёга, — сказал Порошин. — А вот куда теперь пойдёшь ты? Уже подумал над этим?
Сергей Петрович подошёл к окну, задёрнул штору — в кухне воцарился полумрак.
Порошин прогулялся до двери, щёлкнул выключателем — кухню залил яркий желтоватый свет.
— Серёга, — сказал Порошин, — тебя сейчас менты и фээсбэшники всей страны ищут. Не только московские. Твою смазливую морду не сегодня, так завтра по телеку покажут. Не в приключенческом кино, а в программе «Их разыскивают…». Работы у тебя больше нет: из клуба тебя выперли — мне об этом позавчера директор сообщил. За квартирой твоих родителей наверняка присматривают. Появишься дома — тебя сразу же скрутят и доставят прямиком в подвал на Лубянке…
— Я сам кого угодно скручу…
— И увеличишь себе срок, Серёга. Хотя… куда уж больше? Ты на том бильярдном столе сразу пятнашку заработал.
Сергей Петрович ухмыльнулся, покачал головой.
— В общем, встрял ты, Серёга, — повторил он. — Глубоко. По самые помидоры.
Я нервно усмехнулся, пожал плечами.
— М-да, уж. Без вариантов.
— Ты фотографии принёс? — спросил Порошин.
Я вынул из кармана сложенный пополам конверт, положил его на стол.
— Вот, Сергей Петрович, — ответил я. — Сделал всё, как ты говорил. Для паспорта и для военника.
— Молодец, Серёга, — сказал Порошин. — Это был самый рисковый момент в моей задумке.
— В какой задумке, Сергей Петрович? Ты так ничего и не объяснил.
Порошин покачал головой.
— Всё расскажу, — пообещал он. — Только позже. Сейчас на долгие разговоры у нас нет времени: скоро мои домашние вернутся. Им тебя видеть не нужно. Ты и сам это понимаешь. Того и гляди: их тоже о тебе расспросят. Как бы жена не сболтнула лишнего. Несколько дней поживёшь на даче у родителей моей соседки. Они на дачу в этом месяце не нагрянут: уехали. Там тебя искать не будут. Купишь еды дней на пять. Деньги у тебя на еду есть?
— На еду хватит, — заверил я.
Махнул рукой.
Порошин кивнул.
— Вот и хорошо, — заявил он. — Побудешь на природе. Отдохнёшь на свежем воздухе. Там река неподалёку — искупаешься. Я в четверг к тебе приеду, привезу новые документы и деньги.
На улице за окном раздался вой сирены.
Я нахмурился, сказал:
— Новые документы, конечно, хорошо. Только куда я с ними поеду? Я ж теперь… этот… террорист.
Сергей Петрович улыбнулся.
— Есть такое место, Серёжа, где тебя искать точно не будут. Там и трава зеленее, и небо голубее. Там не пугаются забытых в метро сумок, едят вкусное мороженое и знакомятся с неиспорченными деньгами женщинами. Почти как в сказке. Только климат там привычный. А главное: там никто не знает и не узнает о том, что ты террорист и наркоторговец. Поверь мне, Серёга: туда никогда не ступала и никогда не ступит нога российских фээсбэшников.
— Не знал, что существуют такие места, — сказал я. — Какие-то острова в океане?
Порошин покачал головой.
— Не острова, — ответил он. — Скоро всё узнаешь, Серёга. Одна проблема…
Порошин вздохнул.
— Какая?
— Не представляю, где жена ключ от соседской дачи спрятала, — сказал Порошин. — Боится, что девок туда повезу. Как будто для девок других мест нет. Найдёшь ключ, Серёга?
Порошин вопросительно приподнял брови.
— Запросто, — ответил я. — Без вариантов. Сергей Петрович, знаешь, как этот ключ выглядит?
Порошин кивнул.
— Конечно, — сказал он.
Я выпрямил спину.
— Тогда представь, что держишь его в руке.
Порошин зажмурил глаза, сказал:
— Представил.
Он склонил голову — я положил ладонь на его макушку.
С десяток секунд мы не двигались. Сергей Петрович сидел со склонённой головой — я прислушивался к своим ощущениям.
— Ну, — сказал Порошин, — чувствуешь его?
— Чувствую, — ответил я. — Вон в том шкафчике он лежит. Вверху.
Я указал рукой на дверку кухонного шкафа. Тут же прижал руку к виску, куда ожидаемо кольнула боль.
Сергей Петрович выбрался из-за стола. Достал из шкафа большой блестящий ключ. Показал его мне.
— Точно, — сказал Порошин. — Опять нашёл. Серёга, ты прямо как тот экстрасенс! Тебе нужно было фокусы на сцене показывать, а не охранником в ночном клубе работать.
Моя вишнёвая девятка уже пятый день стояла около дома родителей — я не рискнул колесить на ней по городу. До дачного посёлка я добрался на такси. В дом вошёл почти беззвучно. Убедился, что здесь меня не ждала засада. Не зажёг свет (подобно осторожному вору) — чтобы не привлечь внимание соседей по посёлку. На этой неделе я почти не спал: дремал не больше трёх-четырёх часов в сутки. Поэтому на даче я первым делом отыскал кровать и растянулся на ней в полный рост.
Впервые за неделю расслабился.
Провалился в сон, едва только коснулся головой подушки.
Утром моё настроение стало заметно лучше, нервы уже не походили на натянутые гитарные струны. Я позавтракал. Туман усталости покинул голову — я обдумал сложившуюся ситуацию. Проблемы с законом у меня за двадцать пять лет жизни ещё не возникали — опыта их разрешения я не накопил. На этой неделе я с удивлением обнаружил, что все мои приятели-спортсмены уже либо сидели за решёткой, либо лежали на кладбище. Поэтому я и воспользовался помощью коллеги по работе.
Теперь уже бывшего коллеги.
В окно дачного дома светило солнце.
— Как же тебя угораздило так вляпаться, Серёга? — сам у себя спросил я.
На даче время будто бы остановилось. Солнце сперва никак не желало подниматься в зенит. Затем оно непривычно медленно спускалось к горизонту. Первый день за городом мне показался едва ли не неделей. Привычный к столичной суете, я с удивлением наблюдал в окно за не менявшейся час от часу картиной — на ней лишь удлинялись к вечеру тени от кустов, деревьев и забора.
Жизнь за МКАДом поражала своей неспешностью и… бестолковостью.
Она не походила на московскую.
Я появился на свет в Москве, в тысяча девятьсот семьдесят пятом году. Урождённый москвич. Мои родители родились в небольших деревнях: папа к северу от столицы, а мамина деревенька находилась на западе Подмосковья. Вот только их деревни уже стали частью быстро разраставшейся Москвы. Поэтому я обычно всем говорил, что являюсь коренным москвичом: «в бог знает каком поколении».
Таковым я себя и считал.
Мысли о том, что теперь я покину столицу надолго, меня совсем не радовали.
Причиной смены моего образа жизни снова стала девчонка. Такое со мной уже происходило в прошлом. Потому что до школы я был тихим домашним мальчиком; с четырёх лет читал книги и даже сочинял стихи. Но в школе мой образ жизни изменился — после того, как мне впервые разбили нос… из-за симпатичной одноклассницы, которая в меня влюбилась «с первого взгляда».
Случилось это второго сентября.
Вид собственной крови на асфальте мне не понравился.
Поэтому я сообщил родителям, что запишусь в секцию бокса. Папа моё решение поддержал. Мама была категорически против: она заявила, что на боксе испортят моё «милое личико». Путём длительных споров мы пришли к устроившему всех решению. В пятницу третьего сентября восемьдесят второго года я отправился в ближайший к моему дому спорткомплекс и записался в секцию самбо.
Через два года я заработал первую золотую медаль на первенстве города.
В том же году мне всё же снова разбили нос — в уличной драке (и снова из-за девчонки).
В восемьдесят восьмом году к тренировкам по самбо добавились занятия рукопашным боем (под таким названием тогда пряталась секция карате). Три раза в неделю с того же года я посещал качалку. Времени на учёбу практически не осталось. Поэтому я и очутился после окончания школы не в МГУ или МГИМО, а в Московском государственном горном институте, ставшем через год университетом.
Моё отношение к девчонкам определилось ещё в детском саду.
Я их любил. Всех.
В детском саду я поцеловался со всеми красивыми девочками из своей группы — из любопытства. Вот только не всегда именно я был инициатором тех поцелуев. Девочки хвастались друг перед другом тем, что целовались со мной «в губы». Не представляю, как этот факт не стал достоянием общественности: воспитателей и родителей. Я тогда не видел в нём ничего странного и необычного.
Поцелуи с девчонками прекратились, когда я пошёл в школу.
Потому что я временно утратил к ним интерес.
В школе я едва ли не с первых дней получал от одноклассниц записки с признаниями в любви. Что очень не понравилось другим парням. Мне завидовали. Мне подражали. Я всегда был в своём классе на первых ролях. Особенно после того, как провёл на пустыре около школы несколько эффектных бросков через бедро — после этого сверстники со мной не ссорились по пустякам.
Девчонки по праздникам заваливали меня открытками и подарками.
Приглашения на девчачьи дни рождения я игнорировал: предпочитал походы на тренировки.
Всё изменилось, когда мне исполнилось тринадцать лет. Тогда я взглянул на девчонок «под иным углом». Учился в шестом классе, когда мои поцелуи с одноклассницей «засекла» математичка. Пусть те «безобидные обжимания» и случились на перемене — они вызвали… волнение среди учителей школы и представителей родительского комитета моего класса.
У меня после того случая состоялся разговор с отцом.
В результате, я услышал две папины мудрые фразы: «не гадь там, где ешь» и «всегда предохраняйся».
Этим двум правилам я следовал, когда учился в старших классах и когда числился студентом горного университета. Студенты особенно ценили дружбу со мной: у меня всегда был доступ в общежития будущих врачей, педагогов и театральных артистов. «Предложение» всегда опережало «спрос». Возможно, поэтому я так и не «влюбился» (что бы это слово ни значило). Уберёгся я и от женитьбы.
Хотя попытки меня окольцевать случались.
До двадцати пяти лет я дожил без «обременительной» печати в паспорте.
Потому что переключил своё внимание на женщин, для которых не был «завидным женихом». Такие красотки охотно проводили в моём обществе время. Но они не покушались на мой паспорт: видели себя жёнами «новых русских» или богатеньких иностранцев — не мечтали стать супругой «простого» охранника из клуба. Меня это обстоятельство полностью устраивало, как и работа в охране.
В миллионеры я пока не метил.
Съёмная московская квартира на улице Полярная и вишнёвая девятка вполне соответствовали моему нынешнему статусу.
В начале девяностых годов я не пошёл в криминал, как многие мои приятели по спорту. Довод «будут бабки — будут и крутые тёлки» не показался мне убедительным. Красивых женщин и без того вокруг меня было предостаточно. Перспективы бандитской жизни меня не привлекли: отец устроил мне прогулку по ближайшему кладбищу, где одна за другой появлялись могилы молодых мужчин.
Работать горным инженером я после университета не пошёл.
А вот работа в службе охраны ночного клуба мне понравилась.
Одним из плюсов этой работы были частые знакомства с красивыми, ухоженными и небедными женщинами. Женщины приходили в ночной клуб веселиться. Там же они подыскивали и своих будущих мужей. Но богатых и свободных мужчин они находили не всегда. Зато в зале клуба знакомились с симпатичным молодым охранником — переключали свои женские чары на меня.
Неплохая по нынешним временам зарплата и непыльная работа, частые знакомства с красивыми девицами.
Вот только неделю назад в моей отлаженной жизни случился сбой.
Хотя поначалу всё было, как всегда: я познакомился во время очередной рабочей смены со студенткой МГУ, явно не бедной, не заинтересовавшейся моим семейным положением, без обручального кольца на пальце. Девчонка была весёлой. Мы быстро нашли общий язык и общие желания. Я снова воспользовался преимуществами своей работы, которые на этот раз преподнесли мне сюрприз.
Сюрпризом стал ревнивый муж этой студентки: генерал ФСБ.
О котором мне по телефону сообщил мой коллега по работе Сергей Петрович.
С замужними дамами я раньше романы не заводил. Намеренно этого не делал. Женщин вокруг меня всегда было много. Молодых, не обременённых обязательствами. Думал я всегда головой — не иной частью тела. Поэтому и не встревал в необязательные неприятности: не видел в них необходимости. Да и мужская солидарность играла в моём решении не последнюю роль.
Генеральская жена стала «случайностью».
В моём варианте — несчастным случаем.
Выглядела девица лет на двадцать с небольшим. Дерзкая, самоуверенная, незакомплексованная. Забавная. Я посчитал её очередной охотницей за «выгодными» женихами. Поэтому и проявил к ней интерес (точнее, откликнулся на её призывные взгляды): посчитал её «разовым» вариантом, без угрозы «осложнений». Мы весело провели время, расстались без обмена телефонами.
Признаюсь: на следующий день я подумал, что встречусь с ней ещё пару раз.
Если она снова появится в нашем клубе.
Но в клуб явились люди из ФСБ — благо у меня тогда был выходной день. Сергей Петрович просигналил мне о появлении фээсбэшников на мобильный телефон (одним только этим звонком мой мобильник оправдал потраченные на него деньги). В тот же день представители власти нагрянули и в мою съёмную квартиру — об этом обыске мне рассказали слонявшиеся во дворе дома пацаны.
Пару дней я кочевал по Москве.
Точнее, гостил у знакомых: то у одних, то у других.
Затем я снова связался с коллегой по работе: с Сергеем Петровичем Порошиным, который предупредил меня о появлении ФСБ в клубе. Вот тогда Сергей Петрович и предложил мне свою помощь. Он заявил, что поможет мне спрятаться. Пообещал, что обеспечит меня новыми документами. Порошин ничего толком не пояснил. Лишь потребовал, чтобы я предоставил ему набор фотографий.
Порошин явился в дачный посёлок в четверг, как и обещал. Он положил передо мной на стол тонкую книжицу тёмно-зелёного цвета с изображением советского герба на обложке и надписью «ПАСПОРТ».
Я осторожно взял эту книжку в руки, открыл. Увидел в ней свою фотографию и надписи: «Паспорт. Действителен по 27 августа 1977 г». В графе «фамилия, имя, отчество» прочёл: «Красавчик Сергей Юрьевич».
Я поднял на Порошина взгляд и спросил:
— Сергей Петрович, что это?