Глава 18

Замок дважды щёлкнул. Простонали дверные петли. Дверь приоткрылась, и в комнату хлынул желтоватый свет из коридора. Путь ему частично преградила возникшая в дверном проёме фигура Аркадия. Я встал у Александрова на пути. Вдохнул запах человеческого пота и запашок советского мужского одеколона.

Аркадий при виде меня испуганно вздрогнул. Я заглянул в его большие чёрные зрачки, толкнул Александрова в грудь. Тот послушно шагнул назад, спиной навалился на Нарека. Голос Давтяна смолк. Я шагнул вперёд, заслонил своим телом вход в комнату. Пробежался взглядом по лицам собравшихся в коридоре людей.

Нарек и Аркадий устояли на ногах. Смотрели на меня с удивлением (в глазах Александрова я заметил обиду). Пётр Порошин при виде меня улыбнулся. Рита и Валентина опустили глаза, взглянули на мои китайские трусы с Черкизовского рынка. Я прикрыл дверь в комнату, поправил резинку трусов.

Сказал:

— Товарищи, всем привет и всем спокойной ночи.

Помахал рукой.

— Эээ… — простонал Александров. — Сергей, а мы за тобой пришли.

— Серёжа, мы так и не дождались тебя на танцах, — сообщила Рита. — Ты куда пропал?

— Серёга, предлагаю взять гитару и посидеть у фонтана, — сказал Порошин. — На улице сейчас хорошо.

— Серик, ты спишь, что ли? — спросил Давтян.

— Сплю, — ответил я.

Подтянул не рассчитанные на мою стройную талию трусы — стряхнул с них женские взгляды. Заметил, что Рита смущённо опустила глаза, а Кудрявцева посмотрела мне в лицо и усмехнулась.

— Пахнет кофе, — произнесла Валентина.

Александров шагнул вперёд — я поднял на уровень груди руки и снова преградил ему дорогу. Аркадий растерянно моргнул, застыл на месте. Он запрокинул голову и посмотрел мне в лицо.

— Мужики, погуляйте часа два, — сказал я. — Как мы с вами и договаривались. Пришло время.

Встретился взглядом с глазами Александрова, затем посмотрел на Давтяна.

Аркадий кивнул и с нотками обиды заявил:

— Мы сейчас уйдём. Не беспокойся. Я только переоденусь.

Он чуть склонился вперёд, но не сошёл с места: его придержал Давтян. Нарек положил Александрову руку на плечо. Приблизил свою голову к уху Аркадия.

— Арик, ты слышал, о чём Серик попросил? Плавки нам пока не нужны. Зачем они нам прямо сейчас? Сейчас мы музыку на улице послушаем. Свежим воздухом подышим. Чуть позже за плавками зайдём. Купаться ведь пойдём…

Давтян поднял на меня глаза и спросил:

— Через два часа?

— Двух часов хватит, — сказал я.

— Купаться пойдём не раньше, чем через два часа, — заявил Давтян. — Понял?

Александров дёрнул плечом, но руку Нарека с него не сбросил.

— Не понял, — ответил он. — Почему не сейчас? Я только…

— Не сейчас, Арик. Не сейчас.

Давтян снова дёрнул Александрова за плечо.

Аркадий на шаг попятился. Он гневно посмотрел на Нарека.

— Почему…

— Арик, ты забыл? — сказал Давтян. — Мы только сегодня днём пообещали Серику, что освободим ему на два часа нашу общую комнату. Как только он нас об этом попросит. Он попросил. Только что. Ты разве его не услышал?

Александров растерянно моргнул.

Гневные морщины исчезли с его лба. Аркадий повернулся ко мне.

— Что… — произнёс он. — Сергей, это правда? Ты… Уже?

Я кивнул и почесал живот.

— Уже. И буду ещё.

Александров приподнял брови, глубоко вдохнул. Глуповато улыбнулся. Качнул головой.

— Ну, ты даёшь! — выдохнул он. — Мы же совсем недавно… м-да. Когда ты успел?

Я улыбнулся и сказал:

— Все вопросы потом, товарищи. Сейчас я занят. У меня… дела. Важные. Хорошей вам ночи.

Взмахнул рукой.

— И тебе… хорошей ночи, — едва слышно ответил Аркадий.

Давтян улыбнулся, тряхнул кулаком.

— Молодец, Серик, — заявил он. — Настоящий мужик. Гордимся тобой.

Порошин и Рита озадаченно переглянулись.

Кудрявцева фыркнула.

* * *

— Ушли, — сказал я.

Увидел, что Алёна снова закуталась в простыню. Она уже допила кофе, поставила на тумбочку кружку. В её широко открытых глазах отражался проникавший в комнату с улицы лунный свет.

Я улыбнулся и заявил:

— Прекрасно смотришься в кадре, товарищ Лебедева. Сейчас отработаю с тобой пару постельных сцен. Смотри и запоминай.

* * *

Мы с Алёной покинули комнату за пять минут до оговоренного с моими соседями по комнате срока. В это время за окном ещё звучал голос Петра Порошина и бренчала гитара. Я проводил Алёну до лестницы. Пожелал ей спокойной ночи. Лебедева ушла наверх, к своей комнате — я вернулся к себе и бесстрашно шагнул под холодные струи душа: иди на пляж я попросту поленился.

Давтян и Александров тоже не пошли этой ночью купаться. Я слышал сквозь сон, как они вернулись с гулянки — за пять минут до их возвращения на улице стихло бренчание гитарных струн. Нарек и Аркадий вернулись в комнату осторожно, едва ли не на цыпочках. Огляделись. Убедились, что рядом со мной не спала женщина — обменялись шутками.

Они храпели в два голоса, когда я проснулся на рассвете. Будто бы в ответ на их храп на улице гневно перекрикивались чайки. Солнце сонно выбиралось из моря и неохотно заползало на небо. Я умылся, оделся и в хорошем настроении отправился на пробежку. Занимался на брусьях и на турнике, вспоминал подробности прошедшей ночи.

Едва я протиснулся через щель в заборе, как услышал:

— Сергей, я утром подумала и поняла, что ты мне вчера приврал. Ты наверняка помнишь название хоть одного фильма, в котором снялась Любовь Орлова. Иначе попросту не может быть…

* * *

— Как её зовут, Серик? — спросил Давтян. — Когда ты нас с ней познакомишь?

Я покачал головой, окинул взглядом расставленные на столе блюда. Сегодня на завтрак нам подали манную кашу и оладьи со сметаной. В стакане я увидел подкрашенное молоко с чуть смятой пенкой: какао.

— Дама предпочла сохранить инкогнито, — сказал я. — Пока она для вас останется прекрасной незнакомкой. Так надо.

Александров прижал столовым ножом кубик жёлтого сливочного масла к куску чуть подсохшего белого хлеба. Хитро сощурил глаза, взглянул поверх моего плеча и ухмыльнулся.

— А чего тут гадать? — сказал он. — Вон, Нарек, посмотри туда. Видишь, как эта рыженькая сегодня отводит от нас глаза? Небось, подумала, что мы её вчера заметили. Стесняется. Видишь? Ведь это она вчера была с тобой, Сергей?

Я поднял руки. Не обернулся.

Сказал:

— Без комментариев, мужики.

— Точно, она, — заявил Александров. — Я угадал.

Он усмехнулся и сунул ложку в кашу.

Давтян взглянул мимо меня, неуверенно повёл плечом.

— Какие у тебя планы на сегодняшний день, Серик? — спросил он. — Пётр предложил после обеда прогуляться на какую-то Птичью скалу, с которой рассматривают алые паруса. Оттуда до деревни недалеко. Заглянем в магазин. С нами пойдёшь?

Я покачал головой и заявил:

— После завтрака лягу спать. Наберусь сил: вечером рассчитываю на продолжение банкета — заранее вам об этом говорю. Так что вы, мужики, сразу возьмите с собой плавки… и всё остальное. Сегодня я снова закроюсь в комнате до полуночи.

* * *

Перед обедом меня разбудил Александров. Он потряс меня за плечо, выждал, пока я сфокусировал взгляд на его лице. Аркадий протянул мне «маленькую» чёрно-белую фотографию.

— С тебя пятьдесят копеек, Сергей, — сказал он.

Я уселся на кровати, громко и протяжно зевнул. Поблагодарил Аркадия, вручил ему пять десятикопеечных монет (мелочь я хранил в ящике тумбочки). Протёр глаза и взглянул на фото.

Принесённая Александровым фотография очень напоминала ту, которую мне дал Сергей Петрович Порошин. С той лишь разницей, что на фотографии теперь были не шестеро, а девять человек.

Люди на фото стояли в два ряда. Пётр, я, Нарек и Аркадий — мы улыбались на заднем плане (Пётр Порошин замер около пальмы). Ольга, Рита, Валентина, Вася и Серёжа Порошин стояли перед нами.

— Прекрасно, — пробормотал я. — Найди отличия… все три новых лица.

* * *

Мои соседи, как и запланировали, в начале второй половины дня ушли: на Птичью скалу и в деревню. Я с ними не пошёл (Нарек и Аркадий меня почти и не уговаривали). Попросил, чтобы они купили вина. Выделил на закупки купюру в двадцать пять рублей. Александров при виде неё одобрительно присвистнул. А я снова отметил: всё ещё не воспринимал советские банкноты, как деньги — для меня они выглядели, словно забавные фантики или как «бумажки» из игры «Монополия».

Давтян и Александров ушли — я вынул из рюкзака старую фотографию и сравнил её с той, которую получил сегодня. Я сознательно заказал у фотографа «маленькую», чтобы сравнить её с той, взятой у Сергея Петровича. Отметил: тень от пальмы на «свежем» фото лежала на песке иначе. Появились три новых персонажа. Порошины, Рита и Валя выглядели в точности такими же, как и на «прошлом» фото. Не изменилась и надпись. Она по-прежнему гласила: «Чёрное море, пансионат „Аврора“, 1970 год».

* * *

Спать я не лёг — отправился на пляж. Фотограф не обманул мои ожидания: я обнаружил его неподалёку от арки. Он прислонил к забору пальму, жадно пил из тёмной стеклянной бутылки пиво.

После обеда я стал его первым клиентом. Сфотографировался рядом с пальмой: в импортных плавках на фоне морских волн и безоблачного неба. Заказал «большое» фото — как и обещал Лебедевой.

Фотограф меня заверил, что в понедельник после обеда я заберу у него заказ здесь же: на пляже пансионата. Я сполоснулся в море, но на пляже не задержался. Прикинул, что ещё посплю до возвращения моих соседей по комнате.

* * *

Алёна постучала в дверь вечером, едва только за окном ожила гитара, и зазвучал голос Петра Порошина. Лебедева принесла с собой сладковатый запах французских духов. Посмотрела мне в глаза, улыбнулась.

«…И даже сам я не заметил, как ты вошла в мои мечты…» — это Порошин перепевал на улице (около неработающего фонтана) песню, которую я вчера вечером услышал в исполнении Муслима Магомаева.

Я впустил Лебедеву в комнату и спросил:

— Кофе будешь?

— Буду, — ответила Алёна. — Чуть позже. Через пару часов.

* * *

Комнату мы освободили ближе к полуночи (выпили напоследок по чашке кофе). Выходили осторожно, будто шпионы. Я прошёлся по коридору — просигналил Алёне, что «путь свободен». Лебедева поспешила вверх по лестнице. Я запер дверь комнаты и неспешно спустился к выходу. На ступенях задержался, огляделся. Пётр Порошин продолжал концерт. Рядом с ним на лавке сидела Ольга. Давтян и Кудрявцева заняли места напротив Петра. По соседству с ними разместились Рита и Аркадий. Вася и Серёжа ещё не отправились в комнату — развлекались около нерабочего фонтана. На площадке около фонтана собралось примерно три десятка человек. Зрители Петиного выступления стояли и на балконах: курили, прислушивались к пению Порошина.

Из жилого корпуса я вышел незамеченным (не увидел, что бы кто-либо повернул лицо в мою сторону). Спокойно спустился по ступеням, свернул к зелёному деревянному забору и замер там в полумраке. Слушал голос Порошина; слышал, как шумел на пляже за забором прибой. Пётр исполнил полторы песни, пока я дожидался Лебедеву. Он только приступил к исполнению новой композиции, когда я заметил на ступенях у входа в жилой корпус пансионата стройную женскую фигуру. Алёна вздрогнула, когда я шагнул к ней из-под деревьев. Узнала меня, схватила меня под руку. Пока шли до арки, мы почти не разговаривали. Будто переживали, что наши голоса услышат и узнают. Под аркой мы синхронно глубоко вдохнули.

— Как же здесь хорошо! — сказала Алёна.

Этой ночью я впервые вошёл в море вместе с Лебедевой. Алёна держала меня за руку, будто бы опасалась, что потеряется в темноте. Море казалось тёплым; волны покачивали нас, словно убаюкивали. В море мы с Алёной снова целовались. Её губы сменили вкус: стали горько-солёными, как морская вода. В вышине над нами застыла луна. Она нарисовала перед нами уходившую к горизонту дрожащую серебристую дорогу. К этой дороге мы с Лебедевой плыли вместе. Алёна то и дело поворачивала голову и смотрела мне в лицо. В лунном свете мне показалось, что улыбалась она печально. Зато моё сердце билось ровно и спокойно. Море, луна, звёздное небо и красивая женщина — этого вполне хватило для хорошего настроения.

* * *

Мы сидели в полумраке на пляже. Тёплое плечо Алёны прижималось к моему плечу. Смотрели, как накатывали на берег волны. Наблюдали за тем, как оседала на песок морская пена.

— Сергей, ты говорил, что у всех мужчин есть кумиры, — сказала Лебедева, — на которых они равняются. На кого равняешься ты?

Алёна взглянула на меня — наши взгляды встретились.

Я пожал плечами, ответил:

— Понятно на кого. На Арнольда… на борца Александра Медведя.

— Почему на него?

— Я раньше тоже занимался борьбой. Александр Медведь шестикратный чемпион мира. Всякий мужчина стремится к победам. Такова наша сущность. Я тоже стремлюсь к победам: всегда и везде.

Алёна сверкнула глазами.

— Одна победа у тебя, Серёжа, в пансионате уже есть, — сказала она. — Гордись собой. Ты вскружил голову заезжей актрисе из Москвы. Я не планировала курортный роман. Честное слово. Ты меня победил. Ты доволен победой?

Я покачал головой.

— Победы достаются в сражениях с другими мужчинами. Настоящие мужчины с женщинами не сражаются. Но я рад, Алёна, что ты изменила своё решение. Я за тебя рад. Где бы ещё ты встретила такого шикарного кавалера, как я?

* * *

Ночью я поспал чуть больше четырёх часов. На рассвете проснулся без будильника, отправился на пробежку. Утром на пляже снова встретил Лебедеву — Алёна зевала, но улыбалась.

Большую часть воскресного дня я провёл в столовой или в кровати. Александров пошутил: сказал, что я перешёл на ночной образ жизни. Я усмехнулся ему в ответ. Не уточнил, что подобную жизнь вёл давно: к ней меня приучила работа в ночном клубе.

Вечером в воскресенье снова пришла Алёна — сигналом для её появления послужило пение Петра Порошина. До полуночи мы вновь не выходили из комнаты. А после полуночи плескались в морских волнах.

* * *

Фотограф не обманул — я получил свой заказ в понедельник. Продемонстрировал фотографию задержавшимся в комнате Нареку и Аркадию. Через плечо Александрова я и сам снова взглянул на своё чёрно-белое изображение. Фотограф сработал хорошо: мои мышцы на фотографии выглядели рельефными, а улыбка весёлой и наглой.

— Серик, ты здесь на киноактёра похож, — заявил Давтян. — Высокий, крепкий, красивый. Одним словом: красавчик. Твои фотографии можно в киосках, как открытки женщинам продавать.

— На иностранного киноактёра он похож, — уточнил Аркадий. — На французского или на итальянского. Особенно в этих своих контрабандных плавках. В таких трусах советские люди не загорают.

— Я бы тоже такие плавки купил, — сказал Нарек. — И куплю! В следующем году, когда буду во Владивостоке.

— Лучше кофе оттуда привези, — сказал Александров. — Мужики, может, по чашке кофе выпьем?

* * *

— Красавчик! — сказала Алёна.

Она оторвала взгляд от моей фотографии, взглянула на оригинал.

— А ведь я действительно повешу твоё фото в гримёрке, — сказала Лебедева. — Только никому не скажу, кто ты и откуда. Посмотрим, что наши девчонки нафантазируют. Представляю, как они меня будут о тебе расспрашивать.

«…Отчего, отчего, — пел за окном Пётр Порошин, — отчего так хорошо…»

Сегодня днём Пётр в очередной раз попытался выманить вечером на улицу, чтобы я составил ему компанию во время концерта. Но я ответил Порошину, что у меня вечерам будет иная концертная программа.

Я обнял Лебедеву, прижал её к себе.

Посмотрел ей в глаза и сказал:

— Алёна, тебе будет о чём рассказать подругам. Я позабочусь об этом. Прямо сейчас.

* * *

В ночь с понедельника на вторник я на пляж не пошёл — взбодрился холодным душем. Дождался Лебедеву, сидя в кресле: на площадке между вторым и третьим этажами.

После полуночи я под руку с Алёной прогулялся по аллеям пансионата. Во время этой прогулки Лебедева была немногословна. Она всё больше слушала меня и будто бы рассеяно посматривала по сторонам.

Расстались мы с ней в начале третьего ночи — как обычно, около ведущих на третий этаж жилого корпуса ступеней. Поцеловались на прощанье, попрощались «до завтра», пожелали друг другу спокойной ночи.

На рассвете я в хорошем настроении отправился на пробежку. Позанимался на спортплощадке.

Вот только на этот раз, во вторник утром, около дыры в заборе я Алёну не встретил. Пляж был безлюдным. Грозно шумели волны, а у меня над головой нервно орали рано пробудившиеся чайки.

Загрузка...