Красавчик. Часть 1

Глава 12

Ещё днём я узнал, что горячую воду в комнаты жилого корпуса подавали лишь два часа в сутки: с семи до девяти часов вечера — в это время на аллеях пансионата становилось пустынно. Вечерний сеанс в кинотеатре начинался в девять — я пропустил вперёд себя на помывку уже отутюживших стрелки на брюках Давтяна и Александрова. Напор воды в кране под вечер стал слабым. Поэтому водные процедуры затянулись. Я вышел из душа — Нарека и Аркадия в комнате не застал. Исчезли наглаженные рубашки и брюки. В воздухе снова появился мощный и неприятный запах мужского одеколона.

Я сладко зевнул, но сразу же на кровать не завалился. Воспользовался отсутствием соседей по комнате — провёл ревизию привезённых из двухтысячного года вещей. Вынул из обёрточной бумаги стопки трусов и футболок. Убедился, что на них не сохранились бирки из будущего. Сложил их в тумбочку. Вытряхнул на кровать пачки советских денег и две картонные папки. Тонкую папку я уже видел раньше: на даче у соседей Сергея Петровича. Вторую папку (явно не пустую: пухлую и тяжелую) до нынешнего момента видел лишь мельком, когда Порошин позавчера запихнул её в рюкзак.

В тонкой папке лежали документы на имя Сергея Юрьевича Красавчика и та самая тетрадь с результатами спортивных соревнований, которая в теории гарантировала мне безбедную жизнь в капиталистической загранице. Я вспомнил, какие вопросы сегодня мне задали соседи по комнате и Валентина. Поэтому всё же заглянул в трудовую книжку Красавчика. Узнал, что до начала этого месяца Сергей Юрьевич числился слесарем на заводе «Металлист» во Владивостоке. Диплом о высшем образовании я в папке не нашёл. Зато увидел аттестат об окончании школы фабрично-заводского обучения.

С завязками второй папки я провозился почти минуту: они будто сопротивлялись моему вторжению. Я всё же добился желаемого — открыл папку и взглянул на её содержимое. Поверх прочего в папке лежала старая газетная статья с заголовком: «Где я бывал, там оставались трупы. Так получалось». С этой аккуратно вырезанной статьи на меня смотрело улыбчивое лицо немолодого мужчины. Я приподнял этот желтоватый клочок газеты, бегло взглянул на прочее содержимое папки: на стопку газетных вырезок и журнальных страниц. Заметил на заголовках знакомые фамилии и названия.

Хмыкнул, решительно зашнуровал папку — отложил её изучение до лучших времён. Пересчитал лежавшие на кровати пачки денег — тридцать штук. Отметил, что большей частью пачки состояли из сотенных и пятидесятирублёвых банкнот. Вспомнил, слова Сергея Петровича: «…Хватит, чтобы безбедно дожить до самой перестройки». Я аккуратно завернул пачки в обёрточную бумагу (по пять пачек в каждом свёртке), убрал их на дно рюкзака. Туда же сунул свой российский паспорт и бумажник с российскими деньгами, долларами и магнитными карточками метро. Накрыл всё это добро пухлой папкой.

Убрал в рюкзак джинсы, кроссовки и пару спортивных штанов. Туда же спрятал полиэтиленовый пакет с вещами, которые почти неделю назад привёз на дачу — его содержимое я примерно помнил. Банку с кофе оставил на тумбочке. А вот шампунь сунул в рюкзак, как и пену для бритья «Gillette» (долго прикидывал, не соскрести ли с неё список импортёров — решил, что пока попросту уберу её с глаз долой). Туалетную воду «Hugo Boss» тоже на всякий случай оставил в рюкзаке (хотя с её этикетки отскрести ненужные реквизиты было бы несложно). Бросил рюкзак под кровать, ногой подтолкнул его к стене.

Пробормотал:

— Всё. Спать.

Проснулся я на рассвете — по привычке. Почувствовал себя отдохнувшим и полным сил. О вчерашней головной боли остались лишь неприятные воспоминания. Я зевнул; отметил, что за окном уже рассвело. Взглянул на Давтяна и Александрова (ночью сквозь сон я слышал, как они вернулись). Нарек тихо похрапывал, Аркадий то и дело почёсывал комариный укус на своём плече.

Я встал с кровати (скрипнул пружинами), прошёл к приоткрытой балконной двери. Солнце уже оторвалось от линии горизонта и начало своё ежедневное путешествие по небу. Кричали разбуженные его светом чайки. Будто флажки, трепыхались на верёвке за окном полотенца и плавки. За верхушками деревьев маняще поблёскивала исчерченная волнами поверхность моря.

Я снова зевнул и побрёл в ванную комнату.

На пробежку я отправился во вновь извлечённых из рюкзака кроссовках. Надел шорты и футболку (футболку — чтобы не сгорели плечи). Отдыхающих я ни на первом, ни на втором этаже не встретил. Поздоровался с сонно потиравшей глаза пожилой вахтёршей. Отметил, что та уже извлекла из подсобки жестяное ведро и большую деревянную швабру, но пока не приступила к утренней уборке коридоров. На меня вахтёрша взглянула с нескрываемым недовольством, словно я прошёлся по только что вымытому полу. Но всё же она ответила на моё приветствие: едва заметно дёрнула головой.

На уже освещённой косыми солнечными лучами аллее к крикам чаек добавились трели и пересвист мелких птиц, прятавшихся в листве кустов и деревьев. Шелест листвы почти заглушил шорохи моих шагов. Подошвы беговых кроссовок пружинили, сердце в груди выстукивало неспешный ритм. Я пробежал по той части аллеи, где её ночью подсвечивали изогнутые буквой «Г» фонари. Обогнул здание столовой. Свернул на местами украшенную сигаретными и папиросными окурками дорожку, что вела мимо отделявшего территорию пансионата от проезжей части металлического забора.

Финальная часть моего утреннего забега прошла мимо украшавшей вход на пляж арки. Я пробежал рядом с ней, повернул голову и заметил, как разбивались о берег морские волны. К воде не пошёл — свернул в направлении спортплощадки, где вчера мы нашли сбежавшего от матери Васю. Людей я на площадке не встретил. Спугнул собравшихся там птиц. Солнце пока не припекало — ещё чувствовалась утренняя свежесть. Я неспешно и с удовольствием выполнил комплекс разминочных упражнений. Под присмотром рассевшихся на детских качелях чаек позанимался на брусьях и на турнике.

Я помнил о расписании подачи горячей воды. Поэтому после утренней зарядки отправился не в свою комнату, где сейчас ещё наверняка спали Александров и Давтян — побрёл к морю. Вдохнул полной грудью пропитанный запахом морской воды воздух. Снова отметил, что аллеи пансионата рано утром были непривычно безлюдны: даже здесь, вблизи пляжа, где днём не иссякали шумные людские потоки. До арки я не дошёл. Прогулялся пешком вдоль зелёной изгороди (подстриженных кустов). Свернул за неё и проник на территорию пляжа через найденную вчера дыру в заборе.

Увидел сидевшую на песке около забора (в трёх шагах от дыры) женщину, наряженную в жёлтый сарафан с тонкими золотистыми бретельками, прятавшую голову под широкополой соломенной шляпой. Она тоже меня заметила — повернула в мою сторону лицо, едва ли не наполовину спрятанное за солнцезащитными очками. Я невольно улыбнулся при виде её очков: вспомнил мультфильм «Как Львёнок и Черепаха пели песню» — там похожие очки с большущими стёклами скрывали черепашьи глаза. Увидел, как губы женщины изогнулись в усмешке. Приметил родинку под губами.

— Привет, — сказала женщина. — Похоже, ты следишь за мной. Зачем? Что тебе нужно?

От звуков её голоса вздыбились волоски у меня на руках, по моей спине прокатилась приятная волна тепла. Я на мгновение замер. Затем сменил намерения: подошёл к женщине. Посмотрел на потёртые края шляпы, на отражения моей головы в стёклах очков, на родинку (диаметром она была чуть меньше булавочного ушка). Скользнул взглядом по неприкрытым подолом сарафана коленям (загорелым, с двумя крохотными белыми полосками-шрамами на правой ноге). Посмотрел на окрашенные красным лаком ногти на ногах женщины. Не увидел на безымянном пальце обручальное кольцо. Заглянул в декольте.

— Привет, — сказал я. — Неожиданная встреча. Знакомый голос.

Я резко наклонился, снял с лица женщины очки.

«Лет двадцать пять, — подумал я. — Примерно моего возраста. Симпатичная».

Заметил, как женщина сощурилась. Увидел растерянность в её взгляде.

— Лицо тоже знакомое, — сообщил я. — Где-то я его уже видел. Где?

Почудилось, что женщина нервно дёрнулась. Из-под шляпы выглянули пряди светло-русых волос.

Я указал на кончик носа женщины пальцем и сказал:

— Вспомнил! Точно. Видел. Прошлой ночью. На этом же пляже.

Я указал рукой в направлении моря, где ещё сохранились на берегу остатки песчаной крепости.

Женщина пристально взглянула мне в глаза. Нерешительно улыбнулась.

— Ихтиандр, ты уверен, что не обознался? — спросила она. — Ночью на пляже было темно.

По моим рукам и ногам вновь прогулялся табун мурашек.

— Без вариантов. Ты меня, как вижу, в темноте тоже неплохо рассмотрела.

Женщина покачала головой — из-под шляпы выглянула ещё одна светлая прядь.

— Никого я не рассматривала. Я любовалась ночным морем, небом и горизонтом.

Я усмехнулся, кивнул.

— Точно. Горизонтом. То, что ты вчера дольше всего рассматривала, находилось для тебя примерно на линии горизонта.

Женщина пожала плечами.

— Не знаю, о чём это ты вспомнил. Темно было. В таких потёмках особенно не разглядишь… мелкие детали.

— Не такие уж они и мелкие, — ответил я, — раз даже в потёмках привлекли твоё внимание.

Женщина хмыкнула, протянула в мою сторону руку. Я вернул ей очки.

Женщина не спрятала глаза за очками — хитро их сощурила.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Сергей. Сергей Красавчик. Красавчик — это моя фамилия по паспорту.

Женщина продемонстрировала мне голливудскую улыбку.

— Говорящая фамилия, — сказала она.

Я пожал плечами.

— Обыкновенная.

— Как скажешь, Красавчик. Прости… что назвала тебя по фамилии. Не удержалась.

— Бывает. Меня часто так называют. Привык.

Я снова чуть дёрнул плечом.

Женщина демонстративно пробежалась по моему телу взглядом: от головы до ног и обратно.

— Не сомневаюсь, — сказала она.

— Не сомневайся, — согласился я.

Тут же сказал:

— Мои имя и фамилию мы выяснили. Пошутили. А тебя как зовут?

— Меня?

В голосе женщины мне почудилось удивление.

— Да, тебя, — сказала я.

Сделал шажок вправо: убрал тень от своей головы с женских коленей. Женщина выдержала паузу. Посмотрела мне в глаза. Наши взгляды встретились. Я тут же почувствовал, что у меня пересохло в горле — невольно пожалел о том, что не взял с собой на утреннюю тренировку питьевую воду. Улыбнулся — женщина улыбнулась мне в ответ. На её щеках появились две глубокие симпатичные ямочки. Я не отвёл взгляда — женщина будто соревновалась со мной в игре, кто дольше не моргнёт. Я отметил, что в её глазах сейчас будто бы отражалось безоблачное небо: они были ярко-голубыми, задорно блестели.

Я снова подумал о том, что похожий задорный взгляд уже видел…

Женщина моргнула, ответила:

— Меня зовут Алёна. Алёна… Просто, Алёна.

— Рад познакомиться с тобой, просто Алёна. Что тебя привело в такую рань на этот безлюдный пляж?

— Ты сам ответил на свой вопрос. Пришла сюда, чтобы побыть в одиночестве. Любовалась морем. А ты? Следил за мной?

— У тебя мания величия, просто Алёна. Или мания преследования. Я пришёл сюда, чтобы искупаться после тренировки. Горячая вода появится только вечером. Так что… пардон, мадам.

Я развёл руками. Затем стянул с себя футболку, бросил её на песок у ног своей новой знакомой. Заметил, что Алёна тут же опустила взгляд на мой торс. Улыбнулся. Снял кроссовки, прикрыл их от посторонних глаз шортами.

— Не буду тебе мешать, — сказал я. — Любуйся морем. Наслаждайся одиночеством. Погода сегодня хорошая.

Я расправил плечи, поиграл грудными мышцами. Алёна снова оглядела меня с ног до головы. Сделала она это без особого смущения, словно подсматривала за мной в дверной глазок. Надела очки — вновь спрятала под ними едва ли не половину своего лица.

— Присмотри за моими вещами, ладно? — сказал я.

Тут же добавил:

— Счастливо оставаться, просто Алёна. Не скучай. Скоро вернусь.

Я развернулся и зашагал к морю. На ходу помахал рукой — в точности, как сделал это на этом же пляже прошлой ночью. На этот раз я тоже не обернулся. Хотя и чувствовал, что Алёна проводила меня пристальным взглядом.

Я уже привычно доплыл до буйка — лишь тогда повернул обратно. Окинул взглядом пляж, когда выходил на берег. Алёну на пляже не увидел. Свою одежду нашёл на том самом месте в паре метров от забора, где я её оставил перед утренним купанием. Вот только теперь она была не аккуратно сложена. Шорты прикрывали кроссовки, на шортах лежала футболка.

Поверх стопки одежды, точно вишенка на торте, лежала похожая на взмах крохотного лебединого крыла белая ракушка: скафарка, примерно трёхсантиметровой длинны.

Я улыбнулся, поднял ракушку и одежду с песка. Снова окинул взглядом безлюдный пляж. Побрёл к дыре в заборе.

Прихватил я с собой и ракушку — на память о том, что утро четверга (шестнадцатого июля тысяча девятьсот семидесятого года) началось для меня с приятного знакомства.

— … Сергей, твоя воображаемая стрелка компаса, — говорил Александров, — очень важная способность. Это я тебе говорю, в том числе и как советский милиционер. Ты только представь, какие возможности для следствия она открывает! Любую похищенную вещь или пропавшего человека ты отыщешь в два счёта. Раз-два, и пропажа найдена. Мы с делом об ограблении сберкассы в прошлом году провозились семь месяцев. С твоей помощью мы бы его раскрыли за несколько дней. Раз — и в дамки. Это же… невероятно!

Александров в очередной раз взмахнул руками. Никого не задел ложкой. Давтян этот его жест вновь будто бы и не заметил. Сегодня утром в столовой мы с Аркадием поменялись местами. По обоюдному согласию. Александров теперь тыкал столовым прибором в мою сторону (я заранее сдвинул свой стул ближе к Нареку), а я уселся спиной к окну и посматривал на приходивших в столовую людей. Нарек остался на прежнем месте за столом; он слушал рассуждения Аркадия, разглядывал сидевших за соседним столом девиц.

— Сегодня мы выясним, какой примерный радиус действия имеет эта твоя, Сергей, уникальная способность, — вещал Александров. — Я уже придумал, как мы это сделаем. Мы прогуляемся до магазина в Григорьевке, прикупим там продуктов для вечерних посиделок. Оставим там некий предмет: к примеру, мою старую майку. Между пансионатом и деревней больше четырёх километров. Солидное расстояние. Вернёмся в номер и проверим: почувствуешь ли ты на таком отдалении от предмета направление, где он находится.

Аркадий улыбнулся и спросил:

— Как тебе, Серёга, моя идея?

Я пожал плечами. Зачерпнул из тарелки ложкой манную кашу.

— Попробуй, — сказал я, — но без меня.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Аркадий.

— Мне этих фокусов с поисками хватило вчера. Головной боли тоже вчера было предостаточно. Сегодня я в похожих развлечениях не участвую. В магазин вместе с вами пойду, если хотите. Но майку ищи сам. Без меня.

Я затолкал порцию манной каши в рот. Подумал о том, что не ел манную кашу со времён учёбы в школе. Вкус чуть подслащённой каши мне понравился. Хотя мне запомнилось: в школьные времена я эту кашу ел неохотно.

— Серёга, ты не понимаешь, — сказал Александров. — Этот эксперимент очень важен. Если мы поймём примерный радиус твоих способностей поиска, то сможем в будущем правильно ими воспользоваться.

— Я не хочу ими пользоваться, — пробубнил я с набитым кашей ртом. — Ни сейчас, ни в будущем. Без вариантов.

Бросил взгляд в направлении входа в столовую, где промелькнуло светлое «каре». Тут же снова посмотрел на Александрова. Потому что обнаружил: замеченная мною причёска «каре» была на голове у представительной дамы предпенсионного возраста.

Прожевал и добавил:

— Аркадий, мне с лихвой хватило вчерашней головной боли. На новые игры с поисками я сегодня не подпишусь. Головная боль мне сегодня вечером не нужна. Вы делайте, что хотите: я вам свои желания не навязываю. Но я сегодня предпочту иные развлечения.

— Почему ты не понимаешь…

— Арик, Серик прав, — сказал Давтян. — Мы приехали сюда, чтобы отдохнуть. А головная боль — не лучший спутник при отдыхе. Арик, твои эксперименты, безусловно, важны. Но оставь их на потом: на «когда-нибудь». Сегодня нас ждут солнце, море и красивые женщины.

После завтрака мы вернулись в свою комнату — не ждали, пока Порошины, Валя, Рита и Вася завершат завтрак. Полчаса мы провалялись на кроватях: обсуждали плюсы и недостатки семейной жизни (Давтян и Александров в этом вопросе были опытнее меня: они уже по разу женились и оформили развод). Дискуссия у нас получилась интересной и весёлой.

Были и споры, которые привели к нашему общему решению выпить «мировую»: по чашке кофе (с «капелюшечкой» коньяка). Александров отправился в ванную кипятить в кружке воду. Давтян пошёл на четвёртый этаж, чтобы скоординировать с Петром Порошиным время нашего совместного утреннего похода на пляж. Я занялся «сервировкой» стола.

Нарек вернулся, когда над наполненными тёмным ароматным напитком кружками уже клубился пар. Давтян бросил на край стола журнал — пояснил, что взял его у Порошиных. Александров откупорил бутылку — к запаху кофе в воздухе комнаты добавился аромат коньяка. Аркадий плеснул в кружки по «бульку» и поставил бутылку на пол. Я взглянул на обложку журнала.

«Советский экран», одиннадцатый выпуск — тот самый, который я видел позавчера в руках у своего моржеродобного соседа в поезде. Я придвинул журнал к себе. Присмотрелся к лицу блондинки, изображённой на его обложке. Заглянул в игриво блестевшие голубые глаза, мазнул взглядом по светло-русым волосам, увидел приметную родинку под губами.

— … Сергей!

— Серик, ты уснул? Аркадий уже тост сказал.

Я повернулся к Давтяну, указал пальцем на обложку журнала и произнёс:

— Знакомое лицо. Где-то я его уже видел… и эту родинку. Кто эта женщина?

Нарек покачал головой.

— Серик, ты с луны свалился? — сказал он. — Это же Елена Лебедева. Актриса.

— Которая играла Алёнку в фильме «Три дня до лета», — добавил Александров.

Он снова приподнял на уровень своего лица парящую кружку и сказал:

— Повторяю свой тост. Для тех, кто к нам вернулся. Выпьем за красивых и честных женщин!