Красавчик. Часть 1

Глава 7

Пётр, Ольга и Сергей Порошины прошли за ворота пансионата и остановились. Я подошёл к ним — понял, что именно их насторожило. Дорога за воротами бежала между кустов в темноте. Уже в пяти шагах от нас она разделялась на три узкие тропки, уходившие в разных направлениях: прямо, вправо и налево. Я не увидел впереди света фонарей или светящихся окон. Из темноты доносились громкие голоса цикад. Ветер шуршал в листве деревьев и кустов. Ещё мне почудилось, что я услышал шум прибоя.

Пётр поставил на дорогу перед собой чемоданы, достал сигарету, закурил. Дрожащее облако серого дыма неспешно поплыло в темноту. Я скорее почувствовал, а не увидел, как замерли у меня за спиной Валентина, Рита и Вася. Прислушался — попытался понять, откуда доносился шум накатывавших на берег волн. Почувствовал запах морской соли. Он смешивался в воздухе с ароматом табачного дыма. Порошин поправил на плече лямку гитары, взглянул сперва на жену — затем посмотрел на меня.

— Ну, и куда нам идти? — спросил Пётр.

— Мы вообще туда приехали? — сказала Ольга. — Тут вообще люди есть?

— Море там, — сказал я.

Махнул рукой — указал в темноту.

— Есть же здесь хоть кто-то? — произнесла у меня за спиной Валентина. — Ещё не очень поздно. Не верю, что мы тут никого не встретим. Да и дорога эта ведёт не в пустоту.

— Согласен с Валей, — отозвался я. — Двинемся вперёд. Куда-нибудь да выйдем. Или встретим отдыхающих и спросим у них дорогу до жилого корпуса пансионата.

Я поправил на плече лямку рюкзака и первым шагнул в направлении пока невидимого побережья. Шоссе осталось за спиной. Шаркающие шаги известили, что мои спутники зашагали за мной следом. Ветер подтолкнул меня в спину. Над моей головой проплыл дым от Петиной сигареты. Активно зашелестели листвой кусты. А вот цикады словно испугались: они притихли. Впереди, за ветвями деревьев мелькнул огонёк: крохотный, похожий на звериный глаз. Огонёк приближался.

— Вот и люди, — пробубнил Пётр. — Щас мы дорогу и спросим.

Я бросил взгляд через плечо — увидел, что Порошин дымил зажатой между губ сигаретой.

— Жутковато здесь, — произнесла Рита.

Ветер исчез — зато ожили голоса цикад. Я услышал прозвучавший впереди, женский смех. Ему вторил мужской бас. Я сообразил, что тот самый огонёк светился в руке обладателя баса. Если только с сигаретой в руке не шагала обладательница звонкого смеха. Я ускорился, потому что шагавшие по тёмной аллее люди свернули в сторону. Увидел между ветвей деревьев огни, которые принял сперва за звёзды. Но тут же сообразил, что это горел свет в окнах здания, прятавшегося впереди за деревьями.

Я указал на эти окна рукой и теперь уже уверенно заявил:

— Нам туда.

Обнаруженное мной шестиэтажное здание действительно оказалось жилым корпусом пансионата. Мы поднялись по широкой каменной лестнице к главному входу. Занесли в вестибюль свои вещи, сгрузили их около стола вахтёра. Изнутри жилой корпус походил на студенческое общежитие: тот же длинный коридор на этаже, кадки с фикусами под окнами. Вернувшиеся с гулянки отдыхающие помогли нам отыскать вахтёршу.

Пожилая хмурая женщина появилась из своей комнатушки, зевнула, сощурила заспанные глаза. Пётр предъявил свою путёвку. Вахтёрша отмахнулась от неё и порадовала нас тем, что заселение будет только в восемь утра — после того, как мы отметим свои путёвки (у кого они есть) в администрации пансионата. Порошины растерянно взглянули на часы.

— Ещё часа ночи нет, — сказал Пётр. — Что нам делать до утра?

— Вовремя приезжать нужно, — буркнула вахтёрша. — Все ждут, и вы подождёте.

Она ушла в свою комнатушку.

Я сообразил, что Сергей Петрович мне о подобном повороте не рассказал.

— Куда же мы пойдём? — спросила Рита.

Она погладила по голове потиравшего глаза сына.

— А какие варианты? — сказала Валентина. — Останемся здесь. Будем ждать.

Сергей Порошин заявил матери, что хочет спать.

Ольга прижала его затылок к своему животу; печально вздохнула, выжидающе посмотрела на мужа.

— Сейчас что-нибудь придумаем, — сказал я.

Прогулялся по коридору, дошёл до ведущей на второй этаж лестницы. Увидел стоявший между этажами старый диван с протёртой обивкой и два кресла из того же гарнитура — оповестил об этом своих спутников. Мы дружно перенесли свои вещи на площадку между этажами. Мальчишки улеглись на диван «валетом» — их матери разместились на стоявших около дивана креслах.

Я отметил, что воздух в жилом корпусе был влажным и пропахшим карболкой, как в больнице. Порошин чиркнул спичкой, закурил. Струйка табачного дыма зазмеилась в воздухе и медленно поплыла к окну. Я посмотрел на Валентину — та уселась на чемодан, вытянула едва подкрашенные слабым загаром ноги (стройные и симпатичные, почти как у генеральской жены).

Я отмахнулся от проплывшего у моего лица дымного облака и спросил:

— Раз уж нам нечего делать… Может, на пляж сходим? Заодно разведаем, где он находится. Море сейчас тёплое. Искупаемся. Ветер слабый — больших волн не будет.

Кудрявцева дёрнула плечом.

— Почему бы и нет? — сказала она. — Неплохая идея, Серёжа. Я бы тоже окунулась в воду. Смыла бы с себя дорожную грязь. Только я купальник не одела.

Валентина посмотрела мне в глаза.

Рита усмехнулась.

— Кудря, зачем тебе сейчас купальник? — спросила она. — На пляже темно. Кто тебя там будет разглядывать? А Сергей отвернётся. Ведь так же, Сергей Юрьевич?

Я кивнул. Не отвёл взгляда от глаз Валентины.

— Сейчас можно и без купальника, — сказал я. — Вряд ли это нарушит общественный порядок.

Кудрявцева улыбнулась, чуть приоткрыла рот — блеснула зубами.

Пётр Порошин махнул рукой, оставил в воздухе шлейф из табачного дыма.

— Мои плавки тоже где-то в чемодане лежат, — сообщил он. — Да и чёрт с ними. Пусть себе лежат. Обойдусь без них. Действительно: кто там нас в темноте увидит?

На прогулку к морю мы отправились втроём: я, Валя и Пётр. Рита и Ольга остались рядом с задремавшими на диване детьми. Я первым покинул душное здание, замер на верхней ступени широкой лестницы. Огляделся. Там, откуда доносились звуки разбивающихся о берег волн, сейчас я заметил лишь деревья — тропинок, ведущих напрямую к морю, я не увидел. Спустился по ступеням к дороге, что проходила вдоль жилого корпуса. Повернул вправо: в сторону, противоположную той, откуда мы недавно пришли. Валентина и Порошин последовали за мной — к аллее освещённой изогнутыми буквой «Г» фонарями.

Дорожка между фонарями была не заасфальтирована, а вымощена крупной тротуарной плиткой. Она вела вдоль тёмного забора из аккуратно подстриженных кустов и мимо стоявшего за этим забором частокола деревьев, мимо однотипных скамеек и урн. Из щелей между плитками то здесь, то там выглядывала трава. Около ярких ламп фонарей беззвучно кружили мотыльки и мошкара. На фоне негромкого, но вполне различимого шума морского прибоя звучало многоголосое стрекотание прятавшихся в траве газонов цикад. Беззвучно покачивали ветвями ивы. В воздухе витали ароматы сухих трав и морской воды.

— Как здесь тихо, — едва слышно произнесла Валентина.

— Это тебе не Москва, — в полный голос ответил Порошин.

Он закурил — ветер унёс в темноту к деревьям облако табачного дыма.

Посмотрел на меня и добавил:

— Даже не Владивосток.

— Серёжа, а ведь у вас во Владивостоке тоже есть море? — сказала Кудрявцева.

Я кивнул.

— Есть.

— Ваш город находится примерно на той же широте, что и Сочи. Но я ни разу не слышала, чтобы Владивосток называли городом-курортом. Почему так? Все мои знакомые летом рвутся к морю в Крым и в Сочи. Но не во Владивосток. Это потому что ваш город далеко от Москвы? Какое у вас там море?

Я почувствовал, как Валентина плечом будто бы случайно коснулась моей руки.

Представил географическую карту, мысленно нашёл на ней Владивосток.

— Владивосток находится на берегу Японского моря, — ответил я.

— Летом оно тёплое?

— Широта крымская, долгота колымская, — произнёс Пётр. — Японское море — это тебе, Валечка, не Чёрное. Чёрное море — внутреннее море. Оно хорошо прогревается. Здесь нет океанских ветров и холодных течений. Я правильно говорю, Серёга?

Петр сейчас говорил в точности, как мой бывший коллега по работе Сергей Петрович Порошин: тот же голос, те же интонации.

Я невольно взглянул на лицо своего спутника, кивнул.

— Всё верно, — сказал я. — Океан. Течения. Далеко от Москвы. К нам на поезде примерно неделю ехать.

— Неделю? — переспросила Валя. — Если столько ехать в поезде летом по жаре…

Она покачала головой — в её глазах отразился свет фонарей.

— … Я бы такое не выдержала.

— На такие поездки никакого отпуска не хватит, — добавил Порошин. — Неделю туда, неделю обратно…

— На самолёте быстрее, — сказал я.

— Быстрее, — согласился Пётр. — Но только билеты на самолёт дорогущие. На них моей зарплаты точно не хватит. Особенно если со всей семьёй к вам лететь.

— Это потому что ты мало зарабатываешь, Петя, — сказала Валентина. — Во Владивостоке, наверняка, зарплаты побольше московских. Я права, Серёжа? Сколько ты получаешь?

— Сейчас я временно безработный. Уволился. Забыла?

— Точно. Ты же говорил. В автобусе.

— Почему уволился? — удивился Пётр.

Он взмахнул сигаретой.

— Серёжа к нам в Москву переезжает, — сказала Кудрявцева. — Работу там найдёт. Невесту будет искать.

— Ну, а когда ты, Серёга, работал, сколько ты получал? Рублей… триста выходило?

Порошин стряхнул с сигареты пепел — тот подобно снежинкам полетел к кустам.

Я пожал плечами и ответил:

— Выходило.

Кудрявцева улыбнулась.

Пётр присвистнул.

— Тогда поня-я-ятно, — протянул он. — Получается: ты, Серёга, буржуй. Все вы там буржуи. Не удивительно, что вы к нам ездите, а мы к вам — нет. С вашими заработками и на самолётах полетать можно.

Я снова почувствовал прикосновение тёплого плеча Валентины. Отметил, что волосы Кудрявцевой сейчас, в свете фонарей, выглядели тёмно-рубиновыми. Встретился взглядом с Валиными глазами. Кудрявцева снова прикоснулась к моей руке: прижалась к ней плечом — теперь уже точно не случайно. Улыбнулась. Краем глаза я заметил примыкавшую к аллее дорогу, не освещённую. Она вела влево: туда, где разбивались о берег пока невидимые для меня волны. У самого поворота я увидел очередную иву. Над ней, будто маяк-указатель застыл чуть приплюснутый с правой стороны лунный диск.

Пётр указал на иву сигаретой и спросил:

— Нам туда?

— Похоже на то, — ответил я.

Разорвал контакт между своей рукой и Валиным плечом, повернул влево. Луна сменила положение на небе: зависла над смутно видневшейся впереди аркой. Следила за нашим приближением. Шум прибоя звучал всё громче. Теперь он заглушал и наши шаги, и стрёкот цикад, оставшихся в траве около освещённой аллеи. Шумно выдохнул табачный дым Порошин. Струя дыма устремилась в направлении арки (всё чётче проявлявшейся на фоне усеянного звёздами неба) и примыкавшего к арке забора. Уже через пару секунд струя дыма превратилась в туман. Затем она и вовсе растворялись в темноте.

Мы прошли под аркой, остановились. Почти минуту стояли плечо к плечу и смотрели, как не далее чем в двадцати шагах впереди нас набегали на берег и разбивались о песок пляжа волны. Волны бежали нам навстречу. Они расстилали на тёмном песке ковер пышной белой пены. Ковёр тот жил недолго. Он тут же распадался на клочки, когда вода замеляла ход, а потом и вовсе поспешно отползала обратно: прочь с пляжа. Несильный порывистый ветер то и дело швырял мне в лицо тёплые капли. Одна из них замерла на моей губе. Я прикоснулся к ней языком, почувствовал её солоноватую горечь.

— Вот оно… море, — тихо произнесла Валентина. — Как же красиво.

— Красиво, — согласился я.

Посмотрел на едва заметную вдали линию горизонта, улыбнулся.

Порошин отбросил сигарету и шагнул вперёд. Он запрокинул голову, с громким сопением втянул в грудь воздух. В театральном жесте развёл в стороны руки.

— Свершилось, товарищи, — сказал Пётр. — Мы на море.

Он обернулся; посмотрел сперва на меня, затем на стоявшую рядом со мной с босоножками в руках Валентину.

— Я ждал этого момента весь год, — сообщил Пётр.

Он снова запрокинул голову и прокричал:

— Ура-а-а!!!

Я снял кроссовки и носки, ступил босыми ногами на холодный песок. Пошел к линии прибоя, оставляя за собой похожие на ямки следы. Сделал два десятка шагов, прежде чем моих ног коснулась теплая морская вода. Её прикосновение было ласковым и нежным. Пусть она и накатывала на берег стремительно, разбрасывала пену. Очередная волна обогнула меня и пробежала ещё пару метров за моей спиной — туда, где тихо взвизгнула от испуга встретившаяся с ней Валентина. Я невольно усмехнулся и обернулся. Увидел, что Кудрявцева замерла, пугливо приподняла плечи. Она посмотрела мне в лицо — в свете луны я увидел её улыбку.

— Вода тёплая, — сказала Валя. — Но я испугалась… Интересно, здесь есть медузы?

— Тут даже акулы водятся, — ответил Порошин.

Он тоже снял обувь, но в воду пока не пошёл.

— Не шути так, Петя.

Кудрявцева качнула головой.

— А я и не шучу, — сказал Порошин. — Водятся. Только очень мелкие, нестрашные.

— Акулы все страшные.

— Кричи погромче, если с ними встретишься, — предложил Пётр. — Мы с Серёгой примчимся к тебе на помощь. Спасём тебя и от акул, и от медуз. Мы парни смелые. Вот увидишь.

Валентина посмотрела на меня.

В её глазах отразилась луна.

— Мальчики налево, девочки направо, — скомандовал Пётр. — Надеюсь: нашу одежду не сопрут, пока мы искупнёмся.

«Налево» вдоль кромки воды мы с Петром отошли лишь на пару шагов. Встретили по пути полуразрушенную песчаную крепость — её сохранившаяся стена доходила мне почти до колена. Около крепости Порошин остановился, бросил задумчивый взгляд вслед удалявшейся от нас по тёмному пляжу Кудрявцевой. Небрежно уронил себе под ноги на песок сандалии. Воровато огляделся. Стянул с себя футболку, брюки и трусы. Посмотрел на меня. Он выждал, пока я пристрою свои кроссовки рядом с его одеждой. По-молодецки расправил плечи и втянул живот.

— Серёга, ты хорошо плаваешь? — спросил Порошин.

— Неплохо, — ответил я.

Пётр махнул рукой.

— Точно, совсем забыл, — сказал он. — У вас же там под боком это… Японское море. Понятно.

Порошин шагнул на мокрый песок — вода намочила его ноги.

— Тёплая водичка, — обронил Пётр.

Он решительно зашагал к морю.

Бросил через плечо:

— Серёга, догоняй.

Я разделся, сложил одежду на свои кроссовки. Сопровождавший очередную накатившую на берег волну ветер взбодрил меня холодными брызгами. Я видел, как Порошин всё глубже заходил в море. Пошёл за ним следом. Вода действительно была тёплой: ещё не остыла после дневного солнцепёка. Она поглаживала моё тело, с каждым пройденным мною шагом поднималась всё выше. Я выждал, пока она доберётся до моих рёбер и лишь тогда поплыл — неспешно и почти бесшумно. Кровь прилила в соскучившиеся по физическим нагрузкам мышцы. Сердце отстукивало ритм, будто барабан, поторапливавший гребцов на галере.

Стало заметно темнее: луна спряталась за облаком. Зато стали ярче звёзды. Они будто подмигивали мне, подначивали плыть всё быстрее и дальше. Мои движения были плавными, уверенными. Я наполнял легкие чётко дозированными порциями воздуха, всё ускорялся, разрезал волны. Плеск воды, горечь морской соли на языке, ровное биение сердца. Я погрузился в собственные ощущения и едва не потерял счет времени. Пальцы ноги в очередной раз коснулись чего-то твердого, вероятно медузы. Лишь после этого я сбавил скорость, затем и вовсе почти замер. Лишь слегка шевелил руками. Не позволял, чтобы тело полностью погрузилось под воду.

Запрокинул голову и взглянул на небо. Сообразил, что за время моего заплыва, все вокруг изменилось. Море больше не сливалось с небом. И звезды теперь не казались самыми яркими огнями. Свой небесный трон вернула избавившаяся от плена облаков луна. Она нависала над хорошо различимым теперь горизонтом, отражалась в барханах волн, расстилала в мою сторону мерцавшую призрачным серебристым светом серебристую дорожку. Я почти минуту покачивался на волнах, заворожено смотрел на бескрайнюю водную гладь, на усеянное звездами небо. Пока к ноге вновь ни прикоснулось тельце медузы — это касание развеяло сказку.

Я повертел головой — Порошина и Кудрявцеву на морской поверхности не заметил. Оглянулся — увидел возвышавшееся на берегу за деревьями здание жилого корпуса профилактория. Оно смотрело на меня десятком беспорядочно разбросанных по его фасаду окон, светившихся сейчас желтоватым светом. Я слизнул замершую у меня на губах каплю, почувствовал её горечь. Сплюнул её на гребень волны и неспешно поплыл обратно к берегу. Потому что не забыл, зачем затеял этот ночной поход на пляж. В очередной раз вспомнил слова Сергея Петровича Порошина: «Я тебя не ограничиваю в средствах. Хочешь, утопи её в море…»

К берегу я плыл неторопливо. Не по кратчайшему пути — сместил конечную точку своего маршрута в ту сторону: туда, где по моим прикидкам оставила на песке пляжа свою одежду Валентина Кудрявцева. Посматривал вокруг себя на гребни волн. Луна снова погрузила морское побережье в почти беспросветный мрак: спряталась за облаком. Многочисленные звёзды с функцией ночников явно не справлялись. Я сплюнул попавшую мне в рот каплю. Не без удовольствия отметил, что короткий заплыв взбодрил меня, прогнал навеянную долгой поездкой в автобусе сонливость, вернул игривое настроение.

«…Хочешь, вскружи ей голову. Чтобы она ни о ком, кроме тебя не думала…» — всё ещё бормотал в голове воскрешённый моей памятью голос Сергея Петровича. Я вспомнил, с каким интересом «пару недель» назад следили за моим выходом из воды собравшиеся на берегу гребного канала в Крылатском девицы. Улыбнулся. Вновь пробежался взглядом по морской поверхности в поисках копны рыжих волос, украшавшей голову Валентины. Волны настойчиво подталкивали меня к берегу. Светящихся окон-глаз на фасаде жилого корпуса пансионата стало меньше — теперь светились только четыре окна.

Я всё ещё шарил глазами по волнам, но посматривал уже и в сторону берега. Белая полоска пузырившейся на песке морской пены заметно приблизилась. Усилился шум прибоя. Меня снова погладило по ноге похожее на комок желе тельце медузы. Оно будто напомнило о том, что я сейчас не отдыхал в свой выходной в Москве на гребном канале, а плыл в Чёрном море… бог знает в каком году. В голове опять возникла мешанина из мыслей на тему «где я». Я потеснил её чётким пониманием того, зачем я здесь. Снова ухватился за данное Сергею Петровичу Порошину обещание, точно за спасательный круг. Сдул с губы вновь застывшую на ней каплю.

Луна будто бы почувствовала моё душевное смятение: она выбралась из плена облаков, подсветила гребни волн и побережье. Валину голову и плечи я на воде поблизости от себя не увидел. Зато разглядел очертания темной человеческой фигуры, застывшей на берегу в паре шагов от края дрожащего ковра из морской пены. Я прекратил движение, присмотрелся. Через секунду понял, что не ошибся: на берегу действительно был человек. Он сидел на песке, неподвижно; смотрел в сторону моря. Мне почудилось, что я заметил блеск его глаз. Ветер и волна подтолкнули меня к земле. Они будто бы хотели, чтобы я поторопился.