Красавчик. Часть 1

Глава 22

Вечером я с неохотой вновь натянул джинсы. Сначала подумывал посетить кинотеатр в шортах, но Аркадий подсказал: «Загрызут комары». Я не достал из рюкзака туалетную воду: поленился. Сменил резиновые тапки на кроссовки, надел часы. До начала сеанса было ещё полчаса, когда Александров выглянул на балкон и сообщил, что рыжая девица уже явилась к фонтану.

Я кивнул. Снова посмотрел на лежавший около моей кровати журнал, с обложки которого мне улыбалась Елена Лебедева. Подумал о том, что сейчас снова увижу Алёну: после ужина я задержался около информационного стенда и узнал, что сегодня в кинотеатре пансионата покажут художественный фильм «Три дня до лета».

Нарек проследил направление моего взгляда и сказал:

— Хороший фильм. Интересный, душевный. Лебедева в нём — просто богиня! Тебе понравится. Да и компания у тебя сегодня неплохая. Глянь-ка: эта рыжая причёску сделала, принарядилась. Как бы ты, Серик, тоже с моря себе невесту не привёз.

Давтян указал за окно.

К окну я не подошёл — лишь пожал плечами.

Я спустился по ступеням — отметил: небо уже потемнело, но всё ещё пестрело цветами заката. Птичьи голоса смолкли. Из распахнутых окон жилого корпуса пансионата доносились голоса людей. На площади рядом с фонтаном уже собралась шумная компания: людей тут было много, как в те вечера, когда тут выступал Пётр Порошин. Сегодня бренчания гитары не было. Но наряженные в пёстрые платья и сарафаны женщины и их кавалеры в мешковатых штанах будто бы чего-то дожидались. Я предположил, что они пока ещё не знали о порванной струне и об отмене сегодняшнего Петиного концерта.

Рыжая девица меня заметила, вспорхнула со скамейки и рванула мне навстречу. Она придерживала на ходу руками подол короткого цветастого платья, поправила появившиеся у неё к вечеру на голове завитые локоны. На посыпанном веснушками лице сверкнула приятная улыбка. Я улыбнулся девице в ответ. Дождался её около ступеней. Подставил ей локоть. Рыжая робко прикоснулась к нему, словно испугалась: моя рука ударит током. Разряд электричества не случился, или я его просто не почувствовал. Но на лице у рыжей девицы вспыхнул румянец — он словно подсветил её глаза и улыбку.

Давтян и Александров мне рассказали, что вечерние киносеансы в пансионате обычно начинались с десятиминутным опозданием. Поэтому до кинотеатра я вёл свою спутницу неспешно. Узнал по пути её имя: девица мне сообщила, что родители её назвали в честь Надежды Константиновны Крупской. Надя рассказала, что приехала в пансионат «Аврора» из Москвы. Призналась, что я первый «не москвич», которого она в этом году тут встретила. Расспросила меня о Владивостоке и о Японском море — я выдал ей полученную от Петра Порошина информацию о холодных океанских ветрах и течениях.

Название фильма, который покажут нам в кинотеатре, Надя выяснила без моей помощи. Призналась, что видела «Три дня до лета» уже четыре раза. Заверила, что с удовольствием посмотрит в пятый. Удивилась тому, что я этот фильм ещё не смотрел. Я не почувствовал в её голосе недоверия. Надя заверила меня, что фильм превосходный. Сказала, что в фильме снялись «замечательные» актёры. Без ноток ревности в голосе пообещала, что особенно мне понравится Алёнка, которую «здорово» сыграла Елена Лебедева. Она повторила утверждение Александрова о том, что Лебедева — будущая Любовь Орлова.

На аллее уже зажглись фонари, за деревьями в стороне моря виднелось зарево заката. Я слышал шум накатывавших на берег волн — сейчас он походил на гул. Вдыхал аромат моря и ненавязчивый запах Надиных духов. За время похода к кинотеатру Надя подрастеряла смущение. Она уже уверенно держала меня под руку. Рассказывала о кино, о своей работе, о Москве. Говорила она без занудства. Её голос звучал негромко, но чётко и приятно. Он не пробудил на моей коже стаи мурашек — я слушал рассказы своей спутницы спокойно, изредка поощрял Надю улыбкой и короткими репликами.

Мы прервали беседу, когда пристроились в конец небольшой очереди, которая выстроилась рядом с входом в кинотеатр. Я отогнал от нас облако табачного дыма — мой взгляд и взмах руки прогнал и куривших рядом с нами мужчин: они отошли от нас на пять шагов в сторону. Я кивнул — поблагодарил курильщиков за понятливость. Прочёл над входом в кинотеатр надпись: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино. В. И. Ленин» Очередь двигалась быстро. Я купил два билета и повёл свою спутницу к деревянным лавкам, которые расположились напротив украшенной белым экраном сцены.

Сообразил, почему Давтян и Александров назвали этот кинотеатр летним: в нём не было крыши — над нашими головами вместо ламп уже зажглись звёзды. Я выбрал для нас места в самом центре зрительской части кинотеатра. Мест, как таковых там не было: лавки располагались сплошными рядами. Начала сеанса на лавках уже дожидались примерно три десятка мужчин и женщин разных возрастов. То здесь, то там над головами зрителей поднимались в воздух струи табачного дыма, превращались в серый туман. В этом тумане, на фоне светивших у забора фонарей, мелькали насекомые.

Мы с Надей обменялись в кинозале лишь парой фраз, прежде чем фонари погасли. Из колонок послышался треск и шипение, а на белом экране перед нами замелькали картинки. Вечерний сеанс сегодня начался с показа сатирического художественного журнала «Фитиль». Я не без интереса просмотрел короткий не лишённый юмора ролик о вредном влиянии собутыльников. Услышал, как прижавшаяся к моему плечу Надя пару раз тихо хихикнула. Оба раза Надя прикрыла рот ладошкой, словно опасалась: своим смехом помешает другим зрителям… которые в это же время без стеснения смеялись во весь голос.

Показ фильма «Три дня до лета» начался с долгой демонстрации титров. Под звучавшую из колонок бодрую мелодию я прочёл фамилии и имена снявшихся в кинокартине артистов — едва ли не в первую очередь мне сообщили, что в роли Алёны Тереховой снялась Елена Лебедева. С появления на экране Лебедевой и начался фильм: в кабинет директора завода буквально ворвалась молодая энергичная женщина с косынкой на голове и с родинкой под губой. Сидевшие в зрительном зале мужчины поприветствовали появление Лебедевой аплодисментами и задорным свистом.

Надя поднесла губы к моему уху и чуть слышно шепнула:

— Вот это и есть Елена Лебедева. Та, с родинкой на лице. Правда, она красивая?

Надя улыбнулась и снова отвернулась к экрану.

Я услышал Алёнин голос — отреагировал на него, как и прежде: по коже пробежали приятные мурашки. Я наблюдал за тем, как героиня фильма высказывала директору завода недовольство из-за задержки в поставке неких «комплектующих». Затем следил за беседой этих двоих с начальником снабжения и с главным инженером завода. Параллельно нам показали, как переживали за Алёну собравшиеся в коридоре у директорской приёмной молодые рабочие завода. Я выслушал пламенные речи комсомольцев, прослушал невнятные отговорки заводских начальников. Любовался гневным блеском в Алёниных глазах.

Долгие беседы героев фильма на производственные и комсомольские темы оставили меня равнодушным. Хотя моих соседей по залу эти разговоры явно увлекли (в том числе и Надю): зрители в кинотеатре их внимательно слушали, кивали головами, то улыбались, то хмурились. Я улыбался всякий раз, когда на экране появлялось лицо Елены Лебедевой. В образе комсомолки-активистки Алёна выглядела убедительно. Завораживала своей харизмой. А вот её партнёры по фильму временами переигрывали: они произносили с экрана уж слишком пафосные речи, похожие на рекламные слоганы или лозунги.

Во время «знаменитой» сцены купания сидевшие в зале мужчины затаили дыхание. Они смотрели на экран, позабыли о своих спутницах и о дымившихся в руках папиросах и сигаретах. Из колонок звучал хорошо мне знакомый Алёнин смех и плеск воды — эти звуки органично вплетались в тихую, ненавязчивую музыку. Я невольно отметил, что на экране Алёнина фигура выглядела хуже, чем в реальной жизни. Но зрители кинотеатра об этом явно не знали: они смотрели на входившую в воду актрису, едва ли не с гастрономическим интересом. Их жёны и подруги недовольно и завистливо хмурились.

Главным минусом вечернего кинопоказа для меня стали те самые комары, о которых меня предупреждали Давтян и Александров. То и дело звучавший над ухом едва слышный комариный писк то и дело развеивал для меня созданное Алёниной актёрской игрой очарование вечера. К середине фильма я заподозрил, что многие мужчины в летнем кинотеатре потому и курили: отпугивали табачным дымом назойливых насекомых. К финалу фильма я отметил, что комары были единственным неприятным моментом во время вечернего киносеанса. Незатейливый сюжет фильма мне понравился, как и игра Лебедевой.

«Три дня осталось до лета, — произнесла с экрана Алёнка Терехова (романтичная и патриотичная работница завода, чей образ в фильме создала Елена Лебедева). — Мы его так долго ждём. Жаль, что оно промчится быстро». Сидевшие в зале люди тоскливо вздохнули. Словно тоже почувствовали, что лето стремительно проходит. Прозвучал финал песни. На фоне финальной картинки (солнца, поднимавшегося над горизонтом в степи) появилась надпись «Конец». Вспыхнули фонари. Люди на скамейках в зале ожили, завертели головами. На их лицах были печальные улыбки: зрители будто бы сожалели о том, что фильм закончился.

Посмотрела на меня и Надя (я заметил у неё на щеке след от комариного укуса).

— Сергей, как тебе фильм? — спросила она. — Правда, хороший? Тебе понравился?

— Неплохой фильм, — ответил я.

В кинотеатре мы пробыли меньше двух часов. Поэтому к жилому корпусу я сразу не пошёл — повёл свою спутницу на прогулку по аллеям пансионата. Теперь я уже не сомневался в том, что фильм «Три дня до лета» раньше не смотрел. Усомнился, что в восьмидесятые-девяностые годы вообще подобные фильмы показывали: в перестроечные и послеперестоечные времена тема активистов-комсомольцев на заводе мало кого интересовала. Такое кино привлекло бы к себе внимание лишь актёрским составом. Вот только в известном мне будущем Елена Лебедева звездой уровня Орловой так и не стала (теперь я догадывался, почему).

Ярко светили фонари — я вспоминал, как буквально светились на экране Алёнины глаза. Надя мне рассказывала о том, как она пять раз приезжала в пансионат «Аврора» вместе с родителями. Рассказ о том, как изменился за эти годы пансионат, я почти пропустил: у меня в голове всё ещё звучала музыка из только что просмотренного фильма и голос Елены Лебедевой. Я лишь отметил, что Надя сейчас жила в Москве вместе с мамиными родителями и со своим младшим братом. Услышал, что Надя не была в пансионате «Авроре» в прошлом и в позапрошлом году. А этим летом Надина бабушка снова «достала» путёвку.

«…Это бабушка настояла, чтобы я сюда поехала…» — выделил я фразу из Надиного монолога. Надя рассказала, что провела в пансионате уже полторы недели. Подружилась со своими соседками по комнате. Упомянула о том, как впервые увидела меня в столовой. Призналась, что вместе с подругами наблюдала за мной. Надины щёки после этого признания вновь подрумянились. Я улыбнулся, обронил дежурную шутку. Посмотрел на часы. Обещанные Нареку два часа уже истекли. Я довёл свою спутницу до перекрёстка и свернул туда, где за кронами деревьев светились окна жилого корпуса.

Надина комната находилась на пятом этаже.

Я довёл свою спутницу до двери, где красовалась надпись: «507». Улыбнулся. Посмотрел Наде в глаза.

— Спасибо за приятный вечер, — сказала я.

— И тебе… — едва слышно произнесла Надя, — спасибо.

Я шагнул к Наде. Поцеловал её… в румяную щёку.

Почувствовал себя персонажем из фильма «Три дня до лета».

— Спокойной ночи, — сказал я. — Увидимся завтра в столовой.

— Увидимся, — выдохнула Надя.

Я развернулся и зашагал к лестнице.

На четвёртом этаже столкнулся с Александровым.

— Валентина вернулась к себе в комнату, — сообщил Аркадий. — Путь свободен.

— Прекрасно.

— Где твоя рыженькая?

— Её зовут Надя, — сказал я. — Только что проводил её до комнаты.

— Ну…

Александров развёл руками.

— … Сегодня, Сергей, не твой день, — сказала он. — Сегодня праздник у Нарека.

— Видел Валентину? — спросил я. — Как она?

— Видел, — ответил Аркадий. — Сияет, как новогодняя елка.

— Значит, у них всё прошло нормально.

— Ага, — согласился Александров. — Хорошо отмерил Нарек. Семь раз, наверное, как и собирался.

Аркадий взмахнул руками.

Мы подошли к своей комнате. Я на всякий случай постучал в дверь. Она тут распахнулась, и мы увидели у порога по пояс голого Давтяна.

— Вот теперь я точно женюсь! — заявил Нарек. — Арик, Серик, приглашаю вас на мою свадьбу! Обижусь, если не придёте!

Он радостно улыбнулся и заявил:

— Это дело надо отметить коньяком!

— У нас есть коньяк? — удивился Аркадий. — Ведь прошлая бутылка был последняя. Ты сам так сказал.

— Конечно, — согласился Давтян. — Сказал. Прошлой больше нет.

Нарек вынул из своей тумбочки и продемонстрировал нам ещё запечатанную бутылку с коньяком.

— Арик, это совсем другая бутылка, — сказал он. — Этот коньяк для особого случая. Для такого, как сейчас.

В пятницу утром мы давно привычным маршрутом пришли в столовую на завтрак. Надя с подругами уже сидели за своим столом. Я махнул им рукой — Надя радостно улыбнулась и махнула мне в ответ.

Её подружки зашушукались, Давтян и Александров усмехнулись.

— Серик, сегодня вечером комната в твоём распоряжении, — сказал Давтян. — На два часа, как обычно.

Он посмотрел на Александрова и добавил:

— Если, конечно, Арик не возражает.

— Не возражаю, — сказал Аркадий.

Он вздохнул, придвинул к себе тарелку.

— Что, Арик, ещё не надумал жениться? — спросил Давтян.

Александров бросил на него взгляд из-под бровей и будто бы с неохотой ответил:

— Раздумываю над этим.

— Правильно делаешь! — похвалил Нарек. — Тут всё нужно хорошенько обдумать. Какой месяц и день выбрать для свадьбы. В каком ресторане её отметить. Сколько гостей пригласить. Я тебе всё это подскажу, Арик! Ты только попроси!

Давтян хитро сощурился.

Александров вонзил зубцы вилки в творожную запеканку.

— Подумаю, — едва слышно произнёс он.

Нарек улыбнулся и посмотрел на меня.

Он кивнул в сторону Надиного стола и похвалил:

— Молодец, Серик. Недолго скучал в одиночестве. Комната сегодня вечером твоя.

Я вдохнул аромат запеканки, покачал головой.

Поднял глаза на Надю — та заметила это и снова просияла улыбкой.

— Не надо, мужики, — сказал я. — Надя прекрасная девчонка. Умная, симпатичная. Но совершенно не мой вариант.

— Это ещё почему? — спросил Аркадий.

— Из Нади получилась бы прекрасная жена, — ответил я. — Не сомневаюсь в этом. Но я не рисковый, как вы, мужики.

Развёл руками и сообщил:

— Жениться я пока не намерен.

— Не женись, — сказал Нарек. — Это же курорт. Здесь все женщины заводят интрижки, даже замужние.

— Надя — это не тот случай. Она не для курортного романа. Точно вам говорю: я в таких делах разбираюсь.

— Думаешь, вечером к тебе не придёт? — спросил Давтян.

— Придёт, — ответил я. — Вот только для неё всё это будет серьёзно, не случайная интрижка. Влюбится ведь в меня. Если ещё не влюбилась.

— Так может, Серик, это и хорошо? Может, и ты в неё… со временем…

— Плохо это, Нарек. Я в неё не влюблюсь.

— Почему ты так решил?

Я посмотрел на всё ещё улыбавшуюся Надю.

— Надя хорошая, Нарек. Говорю тебе это, как эксперт по женщинам. Для кого-то она станет прекрасной женой. Но она не мой вариант. Мне нужна другая.

— Такая, как та Алёна из Москвы? — спросил Александров.

Я пожал плечами и ответил:

— Возможно.

Александров хмыкнул.

Давтян развёл руками.

— Как скажешь, Серик. Не нам тебе советовать.

— Тогда, Серёга… не обижай девчонку, — сказал нахмуривший брови Аркадий. — Я о рыжей Наде говорю.

Он указал вилкой мне за спину (вглубь зала столовой) и добавил:

— Вон их сколько… других. Выбирай любую. Думаю, ни одна из них тебе не откажет.

Я кивнул.

Увидел, что Надины щёки снова подрумянились.

— Не обижу, — пообещал я.