Мёртвые души. Книга 1 и 2

Глава 9

Сажусь. Медленно. Плечо ноет. Левая ладонь — в мозолях, сдиралась до мяса. Щека опухла от удара, губа порвана.

Я чувствую, как по позвоночнику прокатывается дрожь. Не холод, не страх — изнеможение.

Я выуживаю последний фрукт. Мягкий, перемятый, но не гнилой. Жую медленно, стараясь не думать, что завтра, возможно, будет только камень и голод. Глотать тяжело — всё внутри сжалось.

Открываю флягу. Остался один глоток.

Я пью.

И сразу накрывает пустота.

Не голод, а голодное сознание. Как будто мозг — это язык, и он пробует всё вокруг на вкус.

Металл.

Пыль.

Мясо.

Запахи.

Тепло чужой плоти.

Сладковатый, железистый аромат внутренностей.

Нет. Стоп. Стоп.

Я зажмуриваюсь, кусаю себя за язык, чтобы вернуть контроль.

— Нет, — шепчу. — Ты не тварь. Ты человек.

Вдох. Медленный. Выдох.

Я смотрю на мёртвое тело у ног. У него была почти человеческая челюсть. Узкие, длинные пальцы. Оно умерло, уставившись в небо — так, будто в последнюю секунду что-то осознало.

Я не знаю, сколько времени проходит. Час? Два?

Глаза закрываются сами собой. Нельзя спать. Но я не могу не спать. Я просто… прижимаюсь к скале, чуть повыше, и позволяю телу обмякнуть. Рука всё ещё держит копьё — это важно. Как якорь. Как память.

Перед сном я приказываю себе:

— Завтра. Идёшь. Ищешь воду. И еду. Только живую. Только не… не это.

Мир темнеет. Лишь ветер шумит внизу, в расщелине, перешёптываясь с мёртвыми.

А где-то далеко — уже намечается утро.

Тяжёлое.

Но, если повезёт, не последнее.

Утро приходит без предупреждения. Не вспышкой — а липкой тяжестью в груди. Глаза открываются сами собой, хотя веки будто налиты свинцом. Первое, что я ощущаю — жажда, пересохший язык шершаво трётся о нёбо. Второе — боль. Повсюду. Как будто меня разобрали, перебрали, кое-как собрали заново и забыли прикрутить пару креплений.

Медленно поднимаюсь. Мышцы ломит, но уже не так, как вчера. Тело будто укрепилось, стало плотнее, но всё ещё не привыкло к себе. Новые сухожилия — как новые струны, гудят при каждом движении.

Я отталкиваюсь от камня, поднимаясь на ноги. Щит еле держится — трещина по центру, обмотал ремнём, чтобы не развалился. Копьё по-прежнему у меня в руке. Оно стало как часть тела — как шестой палец. Пальцы не разгибаются до конца, но это уже мелочи.

Надо искать воду. И еду.

Иду вдоль скал. Медленно, с остановками. Камни скользкие от влаги и слизи. На солнце поднимается пар от гниющих тел — мерзкий, густой. Но уже вдали — покой. И запахи. Земляная сырость, мох, нечто сладковатое.

Сначала вижу куст. Плоды — как помесь граната и сливы. Я уже ел такие раньше — только зрелые, мягкие. Они всё ещё вызывают сомнения, но выбора нет. Надрываю кожуру одного, пробую на вкус. Нормально. Слегка кисло, но съедобно. Срываю ещё три, осторожно складываю в боковой мешочек.

Иду дальше — и наконец вижу лужу. Маленькая, полузасохшая, в углублении между двух корней. Над ней жужжат мелкие насекомые.

Но это вода.

Опускаюсь на колени. Темнеет в глазах — то ли от обезвоживания, то ли от усталости. Дрожащими пальцами достаю из рюкзака аптечку. Там — бинты, вата, шприц, фляжка с дезинфектором и пара саше с антисептиком.

Слава богам, что дали хоть это.

Я собираю вату в плотный ком, закладываю его в горлышко фляжки, делаю простейший фильтр. Медленно черпаю воду из лужи в крышку и по капле выливаю в фляжку. Осадка много, мутная жижа остаётся на вате. Процеживаю так две фляги. Долго, медленно, но эффективно.

Чуть позже добавляю в одну из фляг пару капель дезинфектора. Вкус будет мерзкий, но я не хочу умирать от поноса, когда вокруг толпы чудовищ. Да и без чудовищ дезинтерия — не лучшее развлечение.

Пью понемногу. Осторожно. Насыщение приходит не сразу — сначала просто уходит сухость, потом оживают внутренности, потом возвращается что-то похожее на ясность.

Сижу, привалившись спиной к дереву. Мох мягкий, фрукты в руке тёплые. Впервые за два дня не чувствую, что вот-вот умру.

Ненадолго.

Потому что я знаю: этот лес не прощает ошибок. И отдых — это только передышка перед следующим боем.

Но сейчас… я жив. Я дышу. У меня есть еда, вода и оружие.

И я не сожрал никого из них.

Это, чёрт возьми, уже победа.

Сижу, прижимая флягу к губам, и размышляю.

Всё это время… мысль крутилась где-то на задворках сознания. В тени боли, голода и усталости. Но сейчас, когда я хоть немного привёл себя в порядок, она выходит на первый план. Настойчивая. Острая.

Я не стал жрать трупы.

Это казалось бы очевидным решением в такой ситуации. Мозг подавал сигналы: "мясо рядом", "энергия доступна", "просто сделай укус". И ведь я ловил себя на этих мыслях. Задумывался. Представлял. Один раз даже рука потянулась — машинально. Просто посмотреть… просто подумать, а если…

Но я удержался. И теперь… чувствую, что поступил правильно.

Не из-за морали. Здесь, в этом мире, мораль — это роскошь.

Нет, дело в другом.

Я вспоминаю лица тех, кого мы встречали в поселении. Странные, искажённые черты. Человеческие, но… что-то не то. Словно кожа натянута не на те мышцы. Зрачки слишком широкие. Речь — слишком медленная или слишком быстрая.

А потом — эти разумные в бою. Те, что были сильнее, чем обычные монстры. Странные, как будто мутировавшие.

Я тогда подумал, что это результат местной эволюции. Или результат силы, накопленной за счёт убийств.

А теперь думаю: а может, они просто начали есть?

Тех, кого убивали. Без разбору.

Может, с этого всё и началось — один укус, один выбор, сделанный не умом, а желудком.

И тогда я понимаю… возможно, человек здесь исчезает не от ран, не от яда или зверей.

Он исчезает внутри.

Когда уступает.

Когда говорит себе: "ну, только раз…"

Я не хочу стать таким. Пусть я останусь голодным, пусть еле держусь на ногах, пусть трясёт от боли и ломает тело — но я не дам этой твари внутри меня вылезти наружу.

Может, именно поэтому у меня получилось дойти до третьего уровня средоточия.

Может, потому и система молчит о каннибализме. Не поощряет. Не предлагает.

Может, она следит.

Или кто-то за ней…

Я тяжело выдыхаю, закусываю фрукт и прижимаюсь затылком к дереву. Он тёплый, шершавый. Настоящий.

— Я всё ещё человек, — шепчу вслух. — Пока.

И с этого "пока" начинается следующее утро.

Я проснулся чуть раньше рассвета — инстинкты не подвели. Слишком тихо стало. Опасно тихо.

Съел последний фрукт, отпил немного воды, привёл в порядок снаряжение. Доспех держался, но выглядел… уставшим, как и я. Латка тут, обрывок ремня там. Щит треснут по центру, перевязан, чтобы не развалился. Копьё — целое, к счастью, но наконечник уже потемнел от засохшей крови.

Солнце только начало касаться кромки холмов, когда я двинулся дальше. Шёл медленно, чутко, внимательно. Каждый куст — потенциальная засада, каждый камень — тень, где может затаиться новый кошмар.

В голове всё ещё гудело от перенапряжения, но тело слушалось лучше. Кажется, перестройка почти завершилась — движения стали точными, резкими, экономными. Я чувствовал копьё. Не просто держал его — чувствовал, как продолжение руки.

Ни следа орды. Лишь редкие следы — обломанные ветки, клочья шкуры на сучьях. Но никаких голосов, ни топота.

Я не верил в удачу, но всё же… что-то ушло. Или затаилось.

Очередной бой был тяжёлым, но коротким. Двое бездушных — тощие, когтистые, с глазами, похожими на пустые дырки. Один прыгнул из-за куста, второй попытался обойти.

Удар щитом сбил первого, копьё воткнул во второго, потом добил и первого. На автомате. Быстро.

Я шёл дальше.

И вдруг… наткнулся на него.

Полузасыпанное земляное углубление, будто чья-то старая засада. Листья, пыль, и — тело.

Я сначала застыл. Присмотрелся.

Мертвец. Не бездушный. Человек. Или, по крайней мере, был им.

Лежал на боку, сжимая копьё. На лице — пустота. Без ужаса, без гнева. Просто — тишина.

Но то, что по-настоящему привлекло внимание — доспехи.

Старые, но почти не повреждённые. Пыльные, да. Кровь на плече, на боку — но металл цел.

Шлем — плотно сидел на голове, с тёмным забралом. Наплечники — не гнулись, как мои.

Да и само копьё — на вид крепче, с утолщённым древком и стальным навершием у основания, будто им можно и бить, и рубить.

А второй — короткий клинок у пояса. Нож, но явно боевой.

В дополнение рядом лежал щит, в отличие от моего — целый.

Я осмотрел тело. Телосложение похоже на моё. Рост почти такой же.

Может, он погиб недавно. Может, давно. Неважно.

— Прости, — пробормотал я и начал переодеваться.

Сначала снял его поножи — кожаные, усиленные металлическими вставками. Плотно облегали мои икры, сидели идеально. Затем — кираса. Пришлось возиться с креплениями, но стоило того.

Шлем оказался настоящим подарком. Прорезиненные прокладки внутри, подвижное забрало, боковые фиксаторы. Надёжный.

Я надел его и почувствовал себя укрытым, как под броней танка.

Копьё закрепил за спиной, второе — своё — оставил в руке. Старый, неоднократно разбитый и залатанный, щит уже не имело смысла таскать: тяжёлый, трещина пошла почти до края. Оставил его рядом с телом.

— Надеюсь, ты не обидишься.

Взял боевой нож с пояса погибшего. Рука сама легла на рукоять.

Подумал, что надо будет запомнить место. Возможно, он из нашей деревни. Возможно, его будут искать.

Хотя, скорее всего, уже нет.

Я отошёл на пару шагов, вдохнул и огляделся.

Доспехи сидели хорошо. Шлем слегка приглушал звук, но усиливал ощущение защищённости. Новое копьё — идеально сбалансировано. Рука не уставала.

Я пошёл дальше.

Осторожно. Молча. С чувством, будто теперь мой шанс стал чуть выше.

И где-то внутри мелькнула мысль — а вдруг у него тоже был масштабируемый средоточие?

И не справился. Или… не успел.

Я должен успеть.

Я двигался быстрее, чем когда-либо. Не просто бежал — скользил по земле, как будто она больше не держала меня. Тело отзывалось на каждый импульс мысли. Повернуть — поворот. Удар — удар. Прыжок — взлёт.

Эти новые доспехи будто дополняли меня. Лёгкие, надёжные, подогнанные по телу, они не мешали ни движению, ни дыханию. Щит я уже не носил — в этом этапе он только замедлил бы. Теперь я полагался на скорость, рефлексы… и мощь.

И она была.

После активации третьего уровня средоточия тело изменилось глубже, чем я ожидал. Кожа стала плотнее, мышцы налились, но не разбухли — скорее, уплотнились, стали собранными, как стальной трос. Сухожилия подрагивали от нетерпения, когда я стоял слишком долго. Зрение — чётче. Слух — острее. Реакция… иногда казалось, я вижу нападение ещё до того, как оно начнётся.

Слабые бездушные — те, что в первые дни вызывали панику и адреналиновый всплеск — теперь не могли даже приблизиться.

Я не чувствовал гордости. Не чувствовал и презрения. Просто — осознание разницы.

Они прыгали — я отводил их наскоком. Они рычали — я слышал это, как комариный писк.

Один — удар, второй — прокол, третий — разворот и метательное движение.

Порой даже не останавливался.

Но… энергии от них больше не поступало. Ноль. Ни искры. Ни вибрации внутри.

И это… имело смысл.

Я вспомнил блокнот. Тот, что нашёл в заброшенном укрытии — в рюкзаке человека, превратившегося в окаменевшее, искривлённое нечто.

На одной из страниц, наискосок, каракулями, он написал:

"Абсолют не даёт лёгких шагов. Ты становишься сильнее — мир становится тише. Если ты хочешь подняться выше, ты должен искать угрозу, а не удобство."

Сначала я принял это за поэтичную чушь умирающего. Но теперь…

Теперь это звучало как инструкция.

Слабые исчезают из уравнения, потому что они не дают вызова. Не дают возможности расти.

Система, эта… субстанция… она не ведёт за руку. Не подсказывает. Но она реагирует. Анализирует. И направляет.

Награда — только за предел, только за борьбу.

Я перешёл на бег. Не потому, что спешил. Просто — чувствовал, что могу.

Копьё в руке было продолжением тела. Новое, тяжёлое, острое, уравновешенное. Как и я.

Мир казался прежним — заросшие тропы, вялые заросли, скалы, камни… Но всё внутри меня ощущалось по-другому.

Я чувствовал, что вырос.

И вместе с этим пришло чувство ожидания.

Будто где-то там, впереди, уже ждал следующий враг. Не просто сильный.

А достойный. Тот, кто сможет вновь сделать бой настоящим, а не рутиной.

Я вышел на небольшой уступ. Ниже — долина, заросшая полевыми кустарниками, с одинокой скалой посреди.

В воздухе витал запах.

Гнилостный.

Свежий.

Я улыбнулся, впервые за долгое время не из иронии, а потому что сердце почувствовало зов.

Значит, будет бой. Настоящий.

И, возможно, ещё один шаг к четвёртому уровню.

Я увидел их раньше, чем они меня. Стая. Сначала послышался глухой ритм шагов, потом шорох, а уже спустя несколько секунд на тропу выскочили первые силуэты.

Бездушные. Привычные, обычные, с ссутуленными плечами и шаркающей походкой. Они не рычали, не шипели, просто… шли. Иногда срывались на бег. Иногда — останавливались и поворачивались всем телом, будто прислушиваясь. Один даже встал на четвереньки и замер, втянув воздух, но тут же рванулся дальше.

Мимо.

Меня они не заметили. Я сидел в тени густого папоротника, у основания сухого дерева, прижавшись спиной к стволу. Доспех сливался с корой, лицо закрыто шлемом, копьё лежало на коленях. Я затаил дыхание. Не из страха — просто не хотел лишнего звука.

Пусть проходят.

Они всё равно мне неинтересны.

Ни одной единицы энергии я с них не получу, только трата времени, сил и — что хуже всего — шанс на ошибку.

Даже самый слабый может дёрнуться не туда, поцарапать, ухватить за ремень, увлечь в завал. Нельзя недооценивать стадо, даже если ты сильнее каждого в нём.

Но потом…

Позади шли другие.

Совсем другие.

Их было меньше. Десять? Может, двенадцать. Передвигались не в одной куче, а клином, как охотники. Один — впереди, два — по флангам, остальные чуть дальше. Координация. Позиции. Не случайность.

Словно они подрезали стадо, загоняли, искали момент.

Бездушные — как мясо, которое не осознаёт, что его едят.

И эти хищники были… внушительными.

Высотой с меня. Четвероногие, но позвоночник выгнут так, что при необходимости могли встать на две лапы. Кожа — серая, в прожилках, плотная, почти каменная. Глаза — глубоко посаженные, чёрные, с тонкой кромкой света у зрачка.

Они не рычали. Они ждали.

Один из них опустился на брюхо, прячась за пригорком, двое других начали обходить стадо с боков.

Я даже не сразу понял, что смотрю, затаив дыхание.

Это было… красиво.

Жутко — да. Но в этом был порядок, стратегия.

И — сила.

Их движения выдали уровень. Это не просто мутанты. Они понимали, что делают. Не разум в человеческом смысле — но инстинкт, доведённый до предельной точности.

Я остался в укрытии.

Наблюдал.

Они атаковали молниеносно.

Один выскочил из-за холма, сшиб переднего бездушного, впившись зубами в шею. Второй обошёл с тыла и вонзил когти в спину и череп другой твари. Третий прыгнул через всю стаю, приземлился на плечи третьему, смял, перекувыркнулся и тут же снова встал на лапы.

Бездушные заколебались. В панике — кто-то бросился в кусты, кто-то начал пятиться.

Но уже поздно. Остальные хищники выдвинулись вперёд.

Менее чем за минуту всё было закончено.

Я выдохнул, медленно. Легко. Без звука.

Силы.

Я почувствовал, как внутренне где-то в груди сжимается узел.

Эти твари… в них была энергия. Много. Я почти чувствовал её.

Каждое движение — экономное. Лишних жестов не было.

Каждая смерть — точная.

Они не дрались. Они уничтожали.

И теперь стояли в тишине, среди трупов, словно прислушивались к себе.

И я понял — если выйду сейчас, это будет бой.

Настоящий.

Опасный.

И, возможно, достойный шаг вперёд.

Но я не шевелился.

Пока.

Я хотел увидеть всех. Понять, кто из них лидер. Кто агрессор. Кто обороняется. Есть ли слабые.

Любая информация — шанс на жизнь.

Потому я просто сидел. Дышал. И наблюдал.

Я дождался, пока стая насытится. Двое начали рвать бездушных, третий сел на корточки — да, именно сел, не просто опустился на брюхо. Передние лапы вытянуты, когти подогнуты — в глазах… спокойствие.

Уверенность.

Сытый хищник.

Но пока — не подозревающий, что за ним охотятся.