Я толкнул створку. Дверь издала сухой скрип, как будто вздыхала мёртвой пылью.
За ней — покои. Высокий зал. Потолки терялись во мраке. Тяжёлые шторы из бордового бархата. Стены с портретами — искажёнными, злыми, как воспоминания сумасшедшего.
На троне у дальней стены сидел он.
Высший.
Худой, как высохшее дерево, кожа белее пепла. Глаза… не просто алые — светящиеся, горячие, как раскалённое железо. Они не смотрели, они прожигали.
Он улыбался.
— Человек. — Голос был бархатистым, глубоким. Ни капли страха. Только интерес. — Я ждал тебя.
Я не ответил. Просто сделал пару шагов внутрь. В голове — тишина. Только гул пульса в висках.
— Не часто ваши доходят так далеко, — продолжил он, не вставая. — Тем более, днём. Я оценил.
Он действительно был слабее. Днём вампиры медленные, уязвимые. Даже высшие. Но не беспомощные.
— Ты не дрожишь, — заметил он. — У тебя… другой взгляд. Холодный. Отрешённый. Ты не ради славы. Не ради кого-то.
Он встал. Медленно. Величественно.
— Ты — как я. И это… делает тебя ценным.
Он начал спускаться с платформы. Вблизи — ещё страшнее. Лицо без пор, гладкое, будто фарфоровое. Зрачки с вертикальными щелями. Пальцы длинные, с когтями, как у зверя, но всё же — изысканный, словно граф на приёме.
— У тебя есть выбор, человек. Ты можешь стать ничем — и умереть здесь, никем не запомненным.
Он приблизился. Не нападал. Просто наблюдал.
— Или… ты можешь остаться. Добровольно. Стать моим оружием. Моей правой рукой.
Он провёл пальцем по воздуху между нами. Я почувствовал, как будто воздух сгустился.
— Я дам тебе силу, которой у вас нет. Слуги, ставшие по воле, — иные. Мы не лишаем их воли. Мы лишь направляем.
Он замолчал, давая мне почувствовать тяжесть слов. Потом добавил тихо, почти ласково:
— Ты чувствуешь, как умирает этот мир. Ты знаешь, что всё, что вы строите — труха. Мы — порядок. Мы — продолжение.
Он протянул руку.
— Прими меня. И ты не умрёшь. Никогда.
Я смотрел на него. На руку. На лицо.
И ни на миг не почувствовал сомнения. Не потому что я знал, что он лжёт. Нет. Он говорил правду.
Именно в этом и была суть.
Правда была хуже, чем ложь.
Я не ответил сразу. Дал себе насладиться моментом.
— Ты ошибаешься, — сказал я наконец. — Я не как ты.
Он наклонил голову.
— Нет? Но ты не спасаешь. Не плачешь. Не зовёшь к свету. Разве не это делает нас одинаковыми?
Я чуть прищурился.
— Разница в том, что ты хочешь, чтобы это продолжалось. А я здесь, чтобы поставить точку.
И в следующий миг я двинулся.
Быстро, резко, пока он ещё верил, что всё под контролем. Пока не понял, что человек может быть сильнее, чем кажется.
Он всё ещё говорил. Высший. Улыбался устало, с небрежной ленцой того, кто привык править, не напрягаясь.
— Ты не один из их слуг, — сказал он наконец. — Слишком свободен для этого. Но неужели ты всерьёз полагаешь, что человек… человек способен победить меня?
Я не отвечал. Пальцы сжимали рукоять ножа — тот самый, с чёрной костяной гардой, хищно изгибающейся в сторону лезвия. Он пульсировал в ладони. Будто чувствовал, кого должен убить.
В груди шевельнулась злость. Не яркая, не пылающая — тёмная, густая, тяжёлая, как сажа.
На этого лорда, восседающего в полумраке, будто тень с короной.
На тех, кто подчинил себе людей, как скот.
На того, кто выдал нож и даже не сказал, кем я стану после.
На себя — за то, что принимаю всё это как должное.
Я уже убивал. И буду убивать. И не потому, что хочу. Потому что иначе — сломают. И забудут.
Он двинулся первым — резко, почти неуловимо. Мелькнул, как вспышка, и я едва успел подставить руку. Удар отшвырнул меня к колонне. Воздух вышибло из лёгких.
Боль. Хорошая. Живая.
Я перекатился, и он снова был рядом. Его когти прочертили воздух. Я ушёл вбок, оттолкнулся, вскочил. Кровь стучала в ушах. Он был быстрее, сильнее. Но не неуязвим.
Я видел. Лёгкое замедление перед выпадом. Плавный перекат стопы. Мелькание клыков, когда он раскрывался.
Я нырнул под следующий удар, нож полоснул по его боку. Он зарычал. Ничего серьёзного — но это начало.
— Ты выдыхаешься, человек, — усмехнулся он. — Скоро сдохнешь, как те, чьими жизнями ты пробуждался.
Эти слова ударили сильнее кулака.
Он знал. Он чувствовал.
Тот же запах на мне, что и на его лабораторных столах.
Я не отрицал. Просто двинулся вперёд, низко, быстро, почти без звука. Он ожидал прямой атаки — и я дал её. Но не с силой, а с уверенностью. Я знал, куда он двинется. Знал, как поведёт плечо, как снова попытается поймать меня в захват.
Я ударил в тот момент, когда он открылся. Клинок врезался в его грудь — не глубоко, но с силой, вырывая шипение и тень из раны. Он отпрянул.
Мир вокруг дрожал. Камень — трон, пол, стены — всё будто дышало вместе с нами. Слишком жарко. Тяжело. Тело отзывалось болью, но я продолжал.
Потому что у меня не было пути назад.
Каждое движение становилось чище. Быстрее. Резче. Я уже не отступал.
Он — да.
Он знал, что проигрывает.
— Кто тебя послал?.. — прохрипел он, отступая.
Я молчал.
Это не его дело.
Сила нарастала. Словно душа вытягивалась наружу — не даром, не милостью богов, а через кровь. Через чужие жизни, что легли у меня под ногами.
Я — не герой. Я даже не знал, кто я теперь. Но я знал, зачем пришёл.
Убить.
И уйти.
Пока не исчез.
Он двигался уже осторожнее. Прежняя снисходительность исчезла. Я видел это в том, как его зрачки сузились, как он держал дистанцию, словно противник стал вдруг настоящей угрозой.
Я сделал пару шагов в сторону, чувствуя, как лезвие ножа пульсирует в руке. Это был не просто металл — оружие, выкованное не людьми, не в этом мире. Оно отзывалось на мою злость. Оно жаждало крови.
— Он тебя убьёт, — голос вампира был ровным, почти ласковым, как будто он говорил с ребёнком. — Как только ты выполнишь его поручение. Он не терпит тех, кто знает слишком много. Не терпит тех, кто выходит из-под контроля. А я… я могу дать тебе выход. Ты не потеряешь ничего. Даже силу оставлю.
Он сделал шаг ко мне — медленно, без резких движений. В этом был расчёт: не спровоцировать, не напугать, а убедить. Слова скользили, как яд, будто могли растворить решимость.
Но я уже сделал выбор.
Я бросился вперёд.
Вампир едва успел парировать удар. Сталь рассекла воздух, задела его плечо — тонкая кровавая линия, которая тут же начала затягиваться, как будто ничего не было. Я ударил ещё раз, и ещё — быстрые, резкие выпады, острые, как крик внутри. Он уходил от них, пятился, скользил вдоль стены зала, но уже не играл. Он бил в ответ — быстро, точно. Разок его когти вспороли кожу на моём боку, я зашипел от боли, но не отступил.
— Ты слаб. Ты человек, — прорычал он.
— Уже нет, — выдохнул я, и в следующую секунду ушёл в подкат, уходя от его удара, и всадил нож ему в живот.
Металл скользнул, пробив плоть и кость, но не там, где нужно. Он отшатнулся, с рёвом вырывая оружие из себя, кровь чёрными каплями брызнула на пол. Его глаза горели. Теперь — настоящая ярость. Настоящий бой.
Я ловил ритм, чувствовал, как моё тело откликается быстрее, чем раньше. Как будто то, что я взял у погибших, вливало в меня не только силу, но и саму суть охоты. Всё внутри горело. Я двигался, как будто знал, куда он ударит до того, как он начнёт. Один выпад — рана на боку. Второй — вспоротое бедро. Третий — нож срывает кожу с груди. Он затягивается почти мгновенно, но я успеваю.
— Ты не понимаешь, — выдохнул он. — Я мог сделать тебя вечным…
— А я — тебя мёртвым, — прошептал я, и шагнул вперёд.
Он дернулся, на секунду потеряв равновесие — и я нырнул вниз, будто инстинктом ведомый. Лезвие ножа вонзилось ему горло, но не остановилось — ушло под челюсть, в основание черепа. Я чувствовал, как что-то внутри сопротивляется — как будто я резал не плоть, а саму суть. И потом — мягкий хруст. Резкий стон. И… всё.
Он застыл.
Глаза — удивлённые, полные недоверия, как будто он не успел осознать, что действительно может умереть.
Я держал нож, пока он не обмяк. Пока тело не осело на пол, а воздух не стал тише.
Только потом выпрямился. Глубоко вдохнул.
Где-то в груди стучало. Не сердце. Что-то иное.
Живой.
Пока — да.
Тело вампира рухнуло на пол с влажным глухим звуком, будто мешок с падалью. Его лицо всё ещё застыло в недоумении, как будто смерть не вписывалась в его картину мира. Как будто он был слишком древним, чтобы умереть от руки человека.
Тело Высшего повержено, но я всё ещё стою, сжимая рукоять ножа. Лезвие выскальзывает из плоти, оставляя за собой слабый шипящий след — будто сама тьма недовольна тем, что насытилась. Я не могу отпустить его. Пальцы будто приросли к оружию.
И тут воздух в зале гудит, сжимается в точку — и расползается в стороны, как ткань, разрезанная изнутри.
Портал.
Из него выходит мужчина. Нет — не совсем человек, но и не тот монстр, каким был только что поверженный.
Высокий. Плащ как у знати. Руки за спиной. Черты — почти человеческие, пугающе правильные. В глазах — нет алого блеска, только серое, холодное равнодушие.
— Поздравляю, — говорит он, делая несколько шагов по разбитому залу. — Ты превзошёл ожидания. Даже лучше, чем рассчитывалось.
— Так это был… экзамен? — голос мой хриплый. Я ощущаю, как сердце бьётся слишком быстро. Кровь ещё пульсирует в висках. Нож будто горит.
— Можно и так сказать. — Он останавливается, глядя на меня с легкой усмешкой. — Но, увы, всё хорошее имеет цену.
Я чувствую, как рукоять обжигает ладонь. Пальцы не слушаются. Я пытаюсь разжать руку — не выходит. Лезвие будто вросло в мою плоть.
Гнев зашевелился внутри. Живой, тёплый, голодный.
Он видит это. И тихо вздыхает.
— Ты чувствуешь это, да? Как всё внутри горит? Это не ты. Не твоя воля. Это нож. Я же предупреждал, что его нельзя держать слишком долго.
Он делает шаг ближе.
— Этот гнев не твой, Игорь. Это он дышит через тебя. Пробуждает всё, что было спрятано глубоко. Ты думаешь, что злишься на нас. Что мстишь. Но ты — просто сосуд.
Я молчу. Но внутри всё клокочет. Он прав? Это не моя ярость? Не моя боль?
— Брось оружие, — продолжает он спокойно. — И можешь идти. Я не стану тебя убивать. К чему это всё? Уходи. Пока ещё можно.
Рука дрожит. Нож пульсирует, как живой.
Я не делаю ни шага. Ни слова. Только смотрю в его лицо — спокойное, уверенное, слишком правильное.
И ощущаю, как где-то в глубине меня что-то улыбается.
Я щурюсь, сдерживая дрожь. Он близко. Слишком близко. Его голос — спокойный, бархатистый. Слова ложатся на сознание мягко, почти ласково. И всё же от них тянет холодом. Я знаю этот голос.
Память поднимает образ. Коридор. Каменные стены. Он сидел в тени, за высоким столом. Не приказывал — предлагал. Уговаривал. Давал выбор, который на деле выбором не был.
— Это… ты, — выдавливаю из себя.
Он кивает, чуть склонив голову.
— Узнал. Приятно. Не всем удаётся сохранить ясность рассудка, держа этот нож слишком долго.
Гнев вспыхивает в груди, снова и снова. Теперь он окрашен не просто яростью — предательством.
— Ты знал, что я сделаю всё, чтобы выжить… Что даже возможные последствия от использования твоего оружия, меня не остановят…
— Разумеется, — прерывает он меня. — Я ведь не скрывал, что ты — часть плана. Инструмент, да. Но эффективный. Ты же справился, Игорь. Убил того, кого нужно было убрать. И сделал это достойно.
— Ты, всё-таки мог сделать это сам. — Я сжимаю зубы. — Почему я?
Он отводит взгляд. Вздыхает.
— Потому что он был моим братом. И по древнему закону я не мог пролить его кровь. Даже если он перестал быть тем, кем был. Ну и пакт о ненападении между Высшими всё же есть.
Тишина. Только слабое потрескивание факелов над головой. Я слышу собственное дыхание — резкое, поверхностное.
— Тебе нужно было оружие. А не человек, — говорю. — Ты выбрал меня, потому что знал, что мне нечего терять.
Он не отрицает. Только кивает.
— Именно. Ты — почти пустой. Плоть с живой искрой внутри. И это делало тебя идеальным.
Мои пальцы всё ещё горят. Я пытаюсь разжать кулак, но нож словно прирос. Он живёт. Он радуется.
— Зачем ты пришёл? — шепчу.
Он делает шаг ближе. Его тень тянется по полу.
— Чтобы завершить. Чтобы дать тебе выбор. Всё ещё можешь бросить оружие. Вернуться. Тебе даруется уход. Без боли. Без последствий. Даже память сотрётся, если хочешь.
Я смотрю на него. На того, кто пустил меня в пасть чудовищ, зная, что назад дороги нет.
И слышу внутри себя голос. Не ножа — свой:
«Я был никем. Теперь я пламя. Ты дал мне искру. И хочешь затушить её?»
Я делаю шаг вперёд. Медленно.
— Нет. Я не выберу забвение. Ты тоже нарушил правила. Пролив чужую кровь моими руками. И теперь заплатишь.
Он смотрит без страха. Только с лёгкой… печалью?
— Значит, ты хочешь умереть. Что ж… Я приму этот выбор.
И тьма снова двинулась.
Поединок начался.
Он исчез. Просто исчез из поля зрения — и через мгновение я почувствовал, как воздух позади сминается, словно от удара плетью. Я не успел обернуться — просто прыгнул вбок, инстинктивно, как зверь, спасая шкуру.
Камень на месте, где я только что стоял, вспучился, как бумага.
Слишком быстро.
Он не просто сильнее того, кого я убил — он иначе устроен. Играет в другом темпе.
— Ты стал быстрее, — сказал он, не спеша. Голос — как сталь по льду. — Но ты всё ещё человек. И я… всё ещё Высший.
Я не ответил. В груди бился гнев. Он не гас, не угасал. Он жил во мне. Оборачивался волной. Я двинулся вперёд, не думая.
Рывок — и нож в руке рванулся навстречу его тени.
Столкновение — как удар молнии. Я ударил — он отразил. Снова. И снова. Каменные плиты под нашими ногами трескались от давления. Каждый его блок — как молот. Каждый мой выпад — как вспышка, вырванная из внутреннего ада.
— Этот гнев… — бросил он сквозь удары. — Не твой. Это клинок. Он подчинил тебя. Посмотри на себя, Игорь. Ты уже не ты.
— Нет. — Я скриплю зубами, отмахиваясь от его слов. — Это… всё, что у меня осталось.
Он отступает, разрывая дистанцию, и пристально смотрит на меня.
— Я предупреждал. Этот нож, он — сосуд. Не просто оружие. Он питался смертью, а теперь питается тобой. Если продолжишь — он вытеснит тебя полностью. Ты станешь новым чудовищем. Только не осознаешь этого.
— Значит, я стану тем, что вы все боитесь? — Я выпрямляюсь. Кровь пульсирует в висках. — Прекрасно. Значит, я на верном пути.
Он качает головой.
— Я даю тебе последний шанс. Брось клинок. Уйди. Ты уже сделал то, что должен. Не становись ещё одной сломанной игрушкой в руках Абсолюта.
Слова… они бьют, как плеть. Но поздно. Слишком поздно.
Я чувствую, как нож больше не просто в моей руке. Он во мне. Его гнев и мой — переплелись. Неотделимы.
— Я не прошу пощады, — говорю я, и голос мой уже не звучит как раньше. — Я пришёл сжечь вас всех.
Он меняется. Его лицо — человеческое, почти живое — становится чужим. Маска сброшена. Клыки обнажаются. Глаза, как омут, чернеют до бездны.
— Тогда ты умрёшь как враг. Не человек. Не вампир. Просто ошибка.
Он двинулся. Я рванул навстречу.
И мир снова превратился в бой.
Он атакует первым. Не спешит, но каждое движение — выверено, идеально. Как будто он уже бился со мной десятки раз.
Я уклоняюсь, но один из ударов всё же находит плечо. Не прорезает — врывается в плоть, как гвоздь в дерево.
Боль. Настоящая. Чистая. Я отскакиваю, срывая ткань и клочок кожи, и уже на этом рывке оборачиваю удар.
Нож почти поёт в руке — будто рад. Будто ждал этого.
Он скользит по воздуху — и на этот раз встречается не с блоком, а с кожей врага. Удар вскользь — но кровь брызжет. Почти чёрная, густая, как смола.
Вампир отступает. На его лице — удивление.
— Ты уже наполовину не человек, — произносит он. — Быстрее. Злее. Но и ближе к безумию. Ты слышишь его голос, да?
Я не отвечаю. Я и правда слышу. Где-то глубоко внутри — тихий, низкий шёпот. Он не на языке, но я понимаю. Он не даёт приказы. Он предлагает.
"Дай мне волю — и я закончу это за нас обоих."
Я срываюсь в наступление.
Мы сталкиваемся в вихре ударов. Нож не просто режет — он горит в руке. Он рвёт ткань мира, оставляя позади едва заметные алые следы, будто бы пространство отказывается лечить нанесённые им раны.
Я вижу — вампир начинает терять равновесие. Не физически — внутренне. Он считал, что знает, с кем дерётся. А теперь — не уверен.
— Почему ты сражаешься? — бросает он сквозь удары. — Ради чего? Ты ведь всё равно исчезнешь. Утром тебя здесь уже не будет. Этот мир — не твой.