Мёртвые души. Книга 1 и 2

Глава 7

Он встал, закладывая руки за спину.

— Разума тебе не дадут. Поглощение разума доступно только элите. Те, кто убивает разумных существ, получают не только силу, но и знание. Но ты… — он окинул меня взглядом, — …ты не из их числа.

Я молчал. Не было смысла спорить. Убеждать. Он и так решил, кто я есть. И в каком-то смысле был прав — пока.

— Есть десять уровней развития у средоточий. Простые — до третьего уровня. Их большинство. У меня — редкое, до пятого. Легендарные — до седьмого. И у самого Старшего — эпическое. До десятого.

Я с трудом сдержал внутреннюю дрожь. Значит, если я и правда получил масштабируемое, оно может быть чем-то даже большим?

— Говорят, Старший убил существо равное по силе трем наполненным средоточиям редкого уровня всего через пару дней после появления. Сам. На второй охоте.

Его голос прозвучал с уважением и страхом одновременно.

— Ты завтра выйдешь на охоту. Один. Вернёшься — продолжим. Не вернёшься — никто плакать не будет.

Он отвернулся и пошёл прочь, не дожидаясь ответа.

Я остался лежать на спине, глядя в темнеющее небо.

Масштабируемое средоточие. Я не знал, как далеко оно способно меня завести. Но знал точно — если кто-то узнает, пока я слаб и один, меня просто прирежут. Или отдадут на что-то, что хуже смерти. Здесь каждое преимущество надо прятать за маской беспомощности. Иначе тебя съедят свои же.

Инструктор был прав в одном: слабость — это не приговор. Только если ты умеешь молчать.

— У тебя три недели, — инструктор сунул мне под рёбра деревянной палкой. — Не для того, чтобы выжить. А чтобы довести своё средоточие до потолка. Выжить — это само собой. Но если ты не выжмешь из себя всё за это время, на турнире тебя порвут.

— Каком турнире? — выдохнул я, вставая, чувствуя, как в боку всё горит.

— Ты же претендент, — фыркнул он. — Думаешь, тебя просто так в живых держат? У нас мало времени. Потому хватит бегать как подстреленная курица.

Он махнул кому-то, и через минуту мне поднесли снаряжение: длинное копьё из странного светло-серого металла — лёгкое, но острое как бритва. Даже просто сжав его в ладони, я почувствовал, что с этим оружием надо быть осторожным.

Следом — щит. Небольшой, но с плотным утолщённым краем. Как будто предназначен не только для защиты, но и для того, чтобы ломать чужие кости при прямом ударе.

— Привыкай. Это твоё, пока не сдохнешь или не разочаруешь Старшего. — Инструктор сунул мне копьё в руки и сделал шаг назад. — А теперь попробуй нанести удар. По вон той кукле.

Кукла была из плоти. Точнее, из какой-то замотанной шкурой туши, закреплённой на толстом шесте. Пахло от неё мерзко. Я сжал копьё, чуть отступил, выставил ногу — как помнил из пары фильмов про спартанцев — и ткнул.

Неловко. Угол неправильный, копьё соскользнуло, даже не пробив верхний слой.

Инструктор усмехнулся.

— Да ты убийца, конечно. Прямо бог охоты. — Он щёлкнул пальцами. — Ещё раз. И не размазывай силу. Вложи вес. Вот так.

Он сам взял другое копьё и показал: короткий шаг, лёгкий разворот корпуса, и железо вошло в тушу почти по самое древко. Без усилия. Чисто. Эффективно.

— Ты не дерёшься за стиль. Ты дерёшься, чтобы выжить. А теперь — тыкаем, пока руки не отвалятся.

И я начал. Удар за ударом. Первый десяток — мимо. Следующий — уже лучше. Потом я начал чувствовать инерцию, вес, как балансировать щитом, как шагать, чтобы не терять равновесие. Но всё равно двигался неуклюже, как будто управлял чужим телом.

— У тебя движения, как у пьяной козы, — буркнул инструктор, не скрывая насмешки. — Но ладно. Коза, если упорно долбит, и в стене дырку сделает.

Я снова ткнул. Потом отбил условную атаку щитом. Потом ещё. Руки болели, пальцы сводило. Ноги дрожали. Но я продолжал. Потому что альтернатива — смерть. Или то, что хуже.

И где-то глубоко внутри я знал: лучше быть живой костью для насмешек, чем мёртвой легендой без шанса на второй раунд.

Далее инструктор решил, что я готов для первой охоты. Или не готов, но ему некогда нянчиться с каждым новоприбывшим.

Я не знал, чего ждал от первой охоты. Может, визга, клыков, потерь органов. В моей голове всё рисовалось куда кровавее, чем оказалось в реальности. Но, когда мы вышли за периметр, где кончалась убогая ограда из кольев и острых костей, мир стал другим — тише, злее. Трава здесь была жёсткой, почти колючей, в воздухе висел металлический привкус, и каждый куст будто смотрел.

Инструктор шёл сзади, молча. Без шуток. Без насмешек. Только кинул:

— Найдёшь одиночку — действуй. Не тяни. Не отступай.

Скоро я его и нашёл. Бездушного.

Он вышел из-за камней — тварь на четырёх конечностях, с продолговатой мордой и абсолютно сухой кожей, будто его кто-то выварил и оставил на солнце. Вытянутые пальцы заканчивались когтями, но не хищными — скорее, как у больного насмерть человека, уцепившегося за край жизни.

Он зарычал, если это можно назвать рычанием, и рванул вперёд.

Моё тело отреагировало раньше, чем я успел испугаться. Щит вперёд, шаг в сторону — копьё вперёд!

Но я промахнулся. Не до конца — рассёк ему бок, но слишком неглубоко. Тварь ударила меня в грудь — удар глухой, тяжёлый, но броня выдержала. Я отлетел на пару шагов, но не упал. Щит — снова между нами.

Дышать трудно, сердце как барабан, но тело слушается. И это главное.

— Думай не о победе, а о точке, — шептал я себе. — Один укол. Один. Точно.

Он бросился снова, а я встретил его — не щитом, не копьём, а всей массой тела. Щит вперёд, шаг навстречу, и в тот момент, когда тварь чуть замедлилась, чтобы изменить угол атаки, — я вогнал копьё в её шею.

С хрустом.

Она завизжала. Дёрнулась. Тряслась и била лапами по воздуху. Я отступил, выдернул оружие и, не давая себе подумать, нанёс ещё удар. Ещё. И ещё.

Пока не затихла.

Тишина была оглушительной.

Кровь — если это была кровь — стекала вязкими чёрными каплями. Сердце грохотало в груди. Я дышал, как бегун на последнем круге. Ноги подкашивались. Но я стоял.

Я победил.

Я остался жив.

Инструктор подошёл только спустя пару минут. Окинул взглядом тело, меня, копьё.

— Для первого раза — неплохо. Жив, цел и не обделался.

— Почти, — прохрипел я.

Он хмыкнул, бросил мне флягу с чем-то горьким и сказал:

— Теперь снова. Ещё трое. Сегодня ты должен убить хотя бы четырёх. Иначе это не охота, а прогулка на кладбище.

И я пошёл дальше. Усталый, но — уже другой.

Я думал, после первого боя мне станет легче. Что адреналин сделает остальное, что руки сами найдут силу, а ноги — уверенность. На деле всё было иначе. Каждая схватка — как заново родиться. Больно, тяжело, страшно. И грязно. Адски грязно.

Второй бездушный был быстрее первого. Маленький, будто подсушенный шакал, но с когтями как ножи и глазами, которые не моргали. Он почти проскочил мимо щита — царапнул бедро, попал по руке. Только броня спасла. Я ударил копьём в грудь, но он не умер. Он продолжал ползти, скрёб по металлу, рыча так, будто его глотка полна пыли. Только второй удар в голову положил его окончательно.

Третий был легче. Или, может, я просто уже стал злее. Он вылез из-под поваленного ствола, пошёл в обход, думал, что я не замечу. Но я уже ждал. Щит в одну сторону — копьё в другую. Он не ожидал, не успел. Всё закончилось быстро.

Я даже не успел испугаться.

Но потом…

Потом всё изменилось.

Шорох. Ветер. И тишина, которая звенела в ушах. Я повернулся — и увидел их. Трое. Из-за зарослей. Сразу.

— Проклятье… — прошептал я.

Они бросились одновременно. Я отступил, едва не споткнувшись, поднял щит — и врезался в первого. Удар сбил его с ног, но двое других уже были рядом. Один ударил сбоку — щит спас, но плечо затекло. Второй с когтями — целился в лицо.

Я рванул вбок, перекатился, поднялся. Копьё — в одного, резкий выпад. Промах. Удар по шлему. Мир дрогнул. Звук звона внутри головы. Но я стою. Я держусь.

— Один шаг — один удар. Один вдох — одна цель. — Я повторял это себе, как мантру.

Первого я поддел снизу, в живот. Он заорал, вывалил внутренности, но не умер сразу. Второй схватил меня за ногу — щитом в морду, копьём по шее. Скользко. Скользит. Не входит. Давлю. Сил нет. Но он падает. Он не двигается.

Третий, самый осторожный, уже пытался бежать. Не дал. Не позволил. Копьё, крик, удар. Всё, что было. Всё, что осталось.

А потом — тишина. Только моё дыхание. И голос инструктора, сухой, как старая кора:

— Жив. Значит — готов.

Я молча кивнул, сжимая дрожащие пальцы на древке копья. Всё болело. Внутри — пустота. А снаружи — кровь, пыль, и едва различимое чувство… не гордости, нет. Скорее, странного понимания. Осознания, что назад дороги нет.

— Завтра пойдёшь один, — сказал он. — Увидим, выживешь ли без поводка.

Я кивнул снова. Устал, измучен, но жив. А значит — иду дальше.

Первый самостоятельный выход — как прыжок в прорубь. Даже если знаешь, что умеешь плавать, всё равно холод пронзает до костей.

Мне выдали стандартный набор: паек на два дня — вонючее, сухое мясо, больше напоминающее бересту, чем еду, флягу с водой, охотничий нож с зазубренным лезвием. Копьё я уже считал своим. Щит — чуть менее. Он всё ещё казался чужим, но я научился не спорить с вещами, которые спасают мне жизнь.

Я шёл по хрусткой траве, что-то между болотом и выжженным лесом. Воздух был тяжёлым — как будто сам лес не хотел, чтобы я здесь находился. Время тянулось медленно. Солнце висело где-то сбоку — и казалось неподвижным. Это место ломало ощущение реальности.

Первая пара бездушных вышла на меня неожиданно — как всегда. Один крупный, с раздутыми плечами, другой поменьше, но с челюстью, которая выглядела так, будто могла разгрызть камень.

Я не стал отступать. Щит поднят, копьё вперёд.

Первый бросился — я ловлю на щит, ощущаю вибрацию удара через весь скелет, но не падаю. Второй обходит — быстро, но я уже жду. Поворот корпуса, выпад, чётко в бок. Он дёрнулся, упал, заорал. Первый снова пытается атаковать — слишком поздно. Я вкалываю копьё ему под рёбра, вхожу почти по гарду. Он содрогается и сыпется, как мешок с тухлым мясом.

Я дышу. Глубоко. Не тяжело — не так, как раньше.

Двигаюсь дальше.

Теперь они встречаются чаще. Три, потом четыре. В одной группе была пятёрка — я чуть не сдох. Но не сдох.

Я стал быстрее. Точнее. Удар — отскок. Защита — выпад. Никаких красивых движений, всё по прямой. Мозг отсеивает всё ненужное. Он словно в фоне ведёт статистику:

“Ушло три удара — плохо. Попытка блока плечом — неэффективно. Челюсть бездушного — ломает копьё? Нет. Проверено.”

Он работает сам по себе, а я — просто позволяю телу двигаться.

Иногда ловлю себя на том, что почти не чувствую страха. Адреналин — да. Концентрация — безумная. Но паники больше нет. Вместо этого — ритм. Как будто я стал частью этого жуткого мира.

Я даже начал разговаривать с мёртвыми. Не вслух, в голове:

“Ты был хорош. Почти попал. Но не хватило. А теперь — спасибо за опыт.”

Это не делает их менее страшными. Но делает меня — живым.

Первый день почти закончился. Осталось найти укрытие, поесть, обработать ссадины и дыры в броне. Потом — спать.

А завтра… Завтра снова в чащу. В глубже. В ближе.

Пока метка на руке горит, я принадлежу охоте.

К сумеркам я начал выдыхаться. Мышцы гудели, как натянутые струны, рука дрожала, пальцы с трудом удерживали копьё. Осталось лишь найти укрытие, желательно без когтей, зубов и гнилого дыхания внутри. Я двигался на инстинктах, понизу, между полусгоревших деревьев, прислушиваясь к каждому треску.

Именно поэтому я услышал его слишком поздно.

Он не выл, не шёл громко. Просто… вышел из тени, как будто был частью этой тьмы.

Больше двух метров ростом. Обнажённая мускулатура, будто кожа сожжена и сорвана, обнажая пульсирующие волокна. Лицо искажено, один глаз затянут плёнкой, другой пылает зловещим жёлтым светом. И когти. Как у медведя, но длиннее.

Это не обычный бездушный.

Я отступаю — он бросается. Молниеносно. Удар — щит дрожит, я падаю на колено, едва не теряя копьё. Спину пронзает боль — камень или коряга, неважно. Живой. Пока.

— Спокойно, — шепчу сам себе, — не паникуй. Сейчас умрёшь — обидно будет.

Он атакует снова — я кувыркаюсь вбок, царапины по ребрам, но цел. Вскочить — и вперёд! Бью копьём в живот — как в дерево. Он дёргается, но не падает.

Щит — удар — назад. Я уже не думаю. Просто реагирую.

Бой продолжается — минута? десять? вечность? Щит треснул, левая рука не поднимается, я весь в грязи и крови — своей или чужой. Копьё вонзается в горло, когда он замирает на миг. И этого хватает.

Он начинает падать, а я падаю вместе с ним.

И тут — голос в голове. Холодный, чёткий, как всегда:

— Поздравляем. Получено 6 единиц энергии тела.

— Активирован второй уровень средоточия. В течение следующих суток будет незначительно укреплено физическое тело.

— До следующего уровня средоточия — 200 единиц энергии.

Я лежу на спине, смотрю в багровое небо и тяжело дышу. Рот расползается в кривую улыбку.

— Двести? Ну да. Ерунда. Всего-то тридцать три таких урода… и я как огурец, — хриплю я, и кашель сбивает дыхание.

Но я жив. А значит, пока — выиграл.

И надо найти укрытие. Пока ночь не выпустила из нор кого-то ещё хуже.

Проснулся от собственной дрожи.

Где-то внутри будто кто-то крутил шестерёнки, натягивал сухожилия, растягивал мышцы, как резину — на разрыв. Не боль в привычном смысле, а трансформация через пытку. Будто тело решило: «Раз ты выжил — держи обновление. С гарантией боли».

Я сжал зубы, когда попробовал пошевелиться. Каждый сустав отзывался хрустом, будто его заново вставили. Спина, плечи, колени — всё ломило, как после драки с трактором. Даже пальцы на ногах ныли.

— Ну ты и подарок, — пробормотал я, — спасибо, система. Будь ты неладна.

Сквозь сон и боль в голове билась мысль: «Второй уровень средоточия… круто. Только если не сдохну от внутренних разрывов по дороге до следующего».

Когда сел — чуть не вывернул себе поясницу. Стиснул губы, отдышался. Двигаться можно, но медленно, как будто тело вдруг стало в два раза тяжелее. Или я — в два раза слабее.

Но оставаться тут — не вариант. Если рядом был такой монстр, значит и другие не хуже где-то поблизости. А сидячая цель — это просто обед с гарниром.

С усилием нацепил броню. Лямки резали плечи, будто я впервые её надел, а не прожил в ней последние сутки. Щит — тяжёлый, рука не держит. Копьё — как шест, а не оружие. Но…

— Хватит ныть, Игорь, — сказал я себе вслух. — Сдохнуть можно и без боли. А если больно — значит живой.

Выбрал направление — там, где меньше следов, больше зарослей, и ушёл, чуть прихрамывая, сжав зубы.

Сейчас я уже не просто охотник.

Я — носитель масштабируемого средоточия, мать его.

Пускай никто не знает. Пускай я сам не до конца понимаю, что это значит.

Но если в этой заднице мне дали шанс — значит выйду, ползу, но выйду.

А пока — на охоту.

Утро встретило меня сухим ветром и тусклым солнцем, которое больше напоминало лампу в морге — холодное, безразличное. Ночью было паршиво. Мерещились звуки, будто кто-то дышал рядом, скрежетал когтями по камням. А может, и не мерещились.

Протянул руку к мешку — осталась пара кусков вяленого мяса и немного воды. Хватит на сегодня. Если повезёт — на завтра с натяжкой.

Местность изменилась.

Трава — выше колена, жёлто-бурого цвета, будто из неё высосали все соки. Среди травы — серые валуны, гладкие, как будто их шлифовали когтями столетиями. Деревьев почти не было, только какие-то корявые кусты, похожие на ожоги на коже земли. Воздух сухой, в горле першит после каждого вдоха.

И как будто вместе с пейзажем изменились и бездушные.

Они стали… ближе к "живому". Уже не те вялые, неуклюжие создания с пустыми глазами. Сейчас на меня вышел первый — двуногий, с наклонённой вперёд спиной и вытянутыми руками. Морда — как смесь крысы и летучей мыши, уши — длинные, глаза — тёмные щели, рот — полный мелких острых зубов. Он двигался рывками, но уверенно. Не спотыкался, не рыкал в воздух просто так. Он искал слабое место.

И нашёл бы, если бы я всё ещё сражался как вчера.

Копьё в упор под рёбра — и он взвизгнул, забрызгав мой доспех густой чёрной кровью. Щит вбок — отбил когти. Вторым ударом добил. Сел рядом, отдышался. Сердце колотилось, как бешеное. Мышцы ныли. Всё тело сопротивлялось движению.