Никольский. Выйти из Тени 2

Глава 24

— Петя! — Разумовская, едва сдерживая слезы, бросилась к высокому усатому мужчине в белом халате, едва он закрыл за собой стеклянную дверь. — Что с Виктором и Мартой? Они в порядке?

Я предпочел держаться неподалеку, чтобы быть в курсе, и прийти на помощь, если понадобится.

Веселовский посмотрел на Маргариту и покачал головой.

— Насколько мне известно, за рулем была Марта Ивановна. Барон и баронесса погибли, Софья в реанимации в тяжелом состоянии.

Я в три шага пересек коридор, и подхватил Марго как раз, когда она покачнулась. Разумовская судорожно вцепилась в мой пиджак и спрятала лицо у меня на груди. Я обнял ее левой рукой, прижав к себе, чтобы не дать княгине упасть.

— Петр Евгеньевич, я Тимофей Никольский, друг семьи Гроффов и Маргариты Павловны. Я готов взять все заботы о Софье и о… — горло вдруг перехватило спазмом, и я с трудом нашел силы завершить фразу, — похоронах барона и его жены. Насколько мне известно, у Виктора Викторовича и Марты Ивановны родственников не было…

— Как это не было? — отразился от отделанных белым кафелем стен каркающий голос вместе со стуком каблуков. — Я — родная сестра барона, Евгения Грофф. Вы, молодые люди никакого права не имеете здесь находиться! А уважаемый доктор, если скажет вам еще хоть слово, пойдет под суд!

Как я мог забыть о существовании этой крайне неприятной особы! Тощая фигура Евгении Викторовны возникла рядом.

— Мне позвонил следователь, который курирует это дело, — поджав тонкие губы и задрав острый подбородок, выплюнула она. — Заявляю официально, что этих людей я не знаю, и запрещаю передавать им любую информацию о моем брате и его семье. У меня есть основания подозревать, что у них недобрые намерения в отношении моей племянницы, опекуном которой я являюсь.

Пока она произносило все это, меня не покидало ощущение, что я нахожусь в страшном сне. Но самое ужасное было еще впереди. Об этом страшном сне мне еще предстояло рассказать Лешке и Даше.

— Это дело… — Марго вдруг выглянула из-за лацкана моего пиджака, все еще цепляясь за него. — Запрещаете передавать… Недобрые намерения… Виктор и Марта погибли, а вы говорите о каком-то деле?

Я чувствовал, как она вздрагивает при каждом слове, поэтому крепче прижал к себе в попытке успокоить.

— Евгения Викторовна, — нахмурившись, я посмотрел на баронессу. — А есть какая-то бумага, официально объявляющая вас опекуном Софьи?

Что-то мне не верилось, что Грофф, даже будучи уже не совсем в своем уме, доверил жизнь любимой дочери особе, с которой он не знался половину жизни. Да и жена вряд ли ему такое позволила.

Евгения Викторовна стрельнула в меня пронзительным взглядом маленьких злых глаз.

— Я ее родная тетя! Кому как не мне быть ее опекуном! Мой брат не мог предвидеть подобной ситуации, и, конечно, не оставил никаких распоряжений на этот случай. А кто вы такие, мне вообще не понятно! Немедленно уходите, или я заявлю в полицию и потребую выставить охрану у палаты Софьи!

— Евгения Викторовна, не нужно кричать, — Веселовский вдруг вклинился между баронессой и нами. — Здесь все-таки лечебное учреждение. Отношения выясняйте за его пределами.

Баронесса метнула в доктора гневный взгляд, но замолчала.

— Так-то лучше. А теперь позвольте сообщить вам, что ваш брат и его жена были доставлены в приемный покой госпиталя три часа назад, но, к сожалению, до операционной мы их не довезли.

Я внимательно наблюдал за реакцией «убитой горем» родственницы Гроффов. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Глаза продолжали сверкать хищным блеском.

Я почувствовал, как пошевелилась Марго в желании что-то спросить, но я едва заметно покачал головой, и она замолчала. Веселовский явно сам собирался все рассказать в нашем присутствии до требования баронессы вывести нас отсюда, но лишний раз нарываться на мерзкий визг Евгении Викторовны ему не хотелось.

— Софья Викторовна в очень тяжелом состоянии. Никаких прогнозов дать не могу. Ближайшие сутки будут решающими. На этом все. А теперь я попрошу всех покинуть госпиталь. Сейчас я никого не могу допустить к пациенту. Если что-то изменится, — обратился Веселовский уже именно к Евгении Викторовне, — я вам сообщу.

Посмотрев в нашу сторону, он медленно моргнул. То есть нам также следовало ждать его звонка. Но я боялся, что мегера все же выполнит угрозу и выставит пост охраны у палаты племянницы. И тогда ни о каком свидании речи идти не могло.

Не заставляя просить себя дважды, я подхватил под локоть княгиню Разумовскую и вместе с ней направился к выходу.

— Я не могу поверить… Виктор… Марта… Как же так? — прошептала Марго, вытирая слезы.

Она сидела на скамье возле центрального входа в госпиталь, уставившись невидящим взором в мокрый после дождя асфальт. Я стоял рядом и смотрел на нее.

— Я сердцем чувствую, что эта старая ведьма что-то замышляет. Я не собираюсь отдавать ей Софью.

Да и я не собирался этого делать. Что-то внутри буквально орало об опасности. Но я пока не видел тех шагов, которые должен был предпринять на пути избавления юной баронессы из когтей ее злой тетки. А еще у меня дома сидел Воронцов. Как и когда ему рассказать о случившемся? Он ведь однозначно захочет увидеть Софью.

— Маргарита Павловна, — я автоматически перешел на официальный тон. — Вы знаете поверенного барона Гроффа.

— Нет, но могу навести справки, — Разумовская подняла на меня глаза. — Зачем он тебе?

— Ну, во-первых, — протянул я, присаживаясь рядом с княгиней, — я хочу узнать, действительно ли Виктор Викторович не оставил никаких распоряжений относительно Софьи в подобном случае. А во-вторых, мне бы очень хотелось узнать, оставил ли барон завещание.

— Ты думаешь…

— Я подозреваю, что авария могла быть не случайной. Ведь Гроффы обычно пользовались услугами водителя. А в этот раз за руль села сама баронесса.

Прекрасные глаза Марго затопил ужас.

— Подстроена? Чтобы убить Гроффов? Евгения?

Я молча кивнул.

— Но зачем? Виктор жил не богато. У него кроме особняка и небольшого счета в банке не было ничего.

Родовое поместье, которым владеет его сестра, стоит не меньше.

— Ну, если соединить две небольших горстки зерна, будет не две маленькие, а одна большая. Два дома лучше, чем один. К тому же у Виктора Викторовича было кое-что, весьма ценное. За что некоторые заплатили бы хорошие деньги.

— Империй?

— Евгения Викторовна была на твоем приеме. Она вполне могла узнать от самого Дорохова или еще от кого-то, что месторождение империя весьма лакомый кусок, который можно продать за большие деньги. Но пока у меня нет доказательств.

— Тогда тем более Софью нужно спасать! Что нам сейчас нужно делать?

— Попробуй найти поверенного Гроффа. А я поеду домой.

— Алексей… Даша… — Разумовская зажала ладошкой рот.

— Я сам не представляю, как им это сказать. Куда тебя подвезти?

— Не надо, — Марго поднялась со скамьи. — Я вызову водителя. Мы и так почти выдали себя.

Я кивнул, но все же дождался пока за Разумовской приедет машина. Затем, сев в кабриолет, взял телефон и нашел номер Никиты.

— Тим, ты где? — голос друга прозвучал почти обижено. — Нас, значит, дома посадил, а сам развлекаешься?

— Ник, Воронцовы рядом? — у меня не было желания объяснять, где и с кем я провел это время.

— Нет. Лешка в библиотеке изучает какие-то старые газеты, а Даша что-то готовит вместе с Надеждой, — ответил Остапов, и вдруг, понизил голос до шепота, — Что произошло?

— Семья Гроффов разбилась на машине. Барон и его жена погибли, Софья в больнице. Но выживет ли она, пока не ясно. Врач говорит, что все решится в ближайшие сутки.

Я сам удивился, насколько мой голос прозвучал бесстрастно. Хотя внутри все клокотало. С минуту трубка молчала.

— Я сам им скажу, можно?

— Да, пожалуйста, я буду благодарен, если ты сделаешь это за меня.

— Тим?

— Да, Ник? — я устало потер глаза и откинулся в водительском кресле.

— Я тебя не вижу, но слышу твой голос. И кроме печали, я чувствую в нем ужасное напряжение. Может, расскажешь, в чем дело?

Друг-энергетик — это благословение или проклятие? Можно ответить на этот вопрос по-разному, но в тот момент я был рад, что Никита научился так считывать меня.

— У меня есть подозрение, что авария была подстроена.

Вновь пауза.

— Жданов оставил мне свой номер. Позвоню ему, попрошу помочь. Взамен пообещаю свою тушку в рабство после окончания университета.

— Ник…

— Если за случившимся действительно стоит преступление, то виновные должны быть наказаны. Ради этого я постараюсь быть убедительным. А ты, пожалуйста, держи в курсе, как дела у Софьи.

Я едва открыл рот, чтобы поблагодарить друга, как из трубки донеслось:

— Черт… Лешка, ты давно тут… — короткие гудки оборвали фразу.

«Дакхр! Мико, ты не владеешь способностью перемещения в пространстве?»

«К сожалению, нет», — вздохнула магия.

Я кинул телефон на пассажирское сиденье и завел мотор. Несмотря на поздний вечер, дороги были забиты. Думаю, я нарушил почти все существующие правила, пока добирался до особняка. К счастью, патрулей на улицах не было, и остановить меня в моем безумном стремлении оказаться дома как можно скорее было некому.

Холл встретил звенящей тишиной.

— Никита! — крикнул я, быстрым шагом направляясь к лестнице.

— Они в комнате Алексея, — ответил мне голос Игната со второго этажа, а через мгновение на лестнице появился и сам встревоженный гувернер. — Тимофей, что случилось?

— Барон Грофф и его жена погибли в аварии, Софья в больнице, — бросил я, пробегая мимо него.

Я рывком распахнул дверь Лешкиной комнаты и едва не снес Никиту, который стоял в дверях. Тот молча отступил в сторону. Воронцов лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку и редко всхлипывая. Рядом, положив ладонь на плечо брата, сидела заплаканная Даша. По ее сосредоточенному взгляду и напряженной спине, я понял, что сейчас она была не сестрой и подругой, а магом-энергетиком за работой.

— Я не успел позвонить Жданову. Лешка подслушал наш разговор… Пришлось объясняться, — шепнул Никита.

— Попробуй еще раз.

Остапов кивнул и молча вышел.

— Леш… — тихо позвал я, подойдя к кровати и примостив пятую точку прямо на пол.

Воронцов тут же сел, растерев ладонями слезы по щекам. Дашка выглянула из-за брата, одновременно полная печали и готовая в любую секунду прийти на помощь.

— В какой больнице Соня? Мне нужно ее увидеть! — затараторил Воронцов, шмыгая носом.

— Нет, Алексей, — твердо сказал я. — Я не скажу тебе этого.

— Почему⁈

— Потому что тебя все равно не пустят в реанимацию.

Я не собирался говорить Воронцову про свои подозрения относительно случайности аварии и про то, что Евгения Грофф собирается стать опекуном Софьи. По крайней мере, пока. Сейчас мне нужно было чтобы он не наделал глупостей и не спровоцировал старую баронессу на решительные действия. Я никогда не был влюблен, но примерно представить состояние друга мог.

— Заведующий реанимацией — хороший знакомый княгини Разумовской. Если будут какие-нибудь новости, он нам сообщит.

Но с влюбленными просто не бывает. Это я понял еще в прошлой жизни.

— Я не могу… — серые глаза напротив наполнились слезами. — Я не могу оставаться здесь… когда Софья там… Я должен… Мне нужно к ней!

— Говорю, сейчас нельзя! — сурово прорычал я, прерывая этот поток детского лепета. — Ты должен держать себя в руках! Ты — мужчина! Значит, должен быть опорой. Что толку Софье от тебя, если ты соплями по паркету будешь растекаться в любой трудной ситуации? Ей лучше не станет, если ты отсидишь свою задницу под дождем на крыльце больницы, подпирая спиной дверь, и заработаешь воспаление легких. Когда она придет в себя, тогда и увидитесь.

Лешка замер, уставившись на меня. Но в его глазах, кажется, мелькнуло понимание. Зато совершенно неожиданно включилась Даша. Она строго кивнула на дверь. Я поднялся и вышел первым, Воронцова за мной, оставив брата наедине с размышлениями.

— Тимофей, ты что такое говоришь⁈ — вполголоса произнесла она, прикрыв за собой дверь и отойдя от Лешкиной комнаты. — Ты был когда-нибудь влюблен? Дорожил кем-нибудь? Если да, то как можешь быть так суров к Лешке? Ему сейчас тяжело, разве не понимаешь?

Тонкие губы упрямо сжались, а в серых глазах отразилась ярость и готовность порвать за брата любого. О, как же она была хороша сейчас. Я мог бы долго любоваться неожиданно суровой юной графиней, но вспомнил, что момент сейчас совершенно не подходящий. Поэтому, также сдвинув брови, назидательно произнес.

— Любить — это значит в нужный момент стать надежным плечом, на которое можно опереться, или стеной, за которую можно спрятаться, а не только вздохи при луне и поцелуи на скамейке. Софье сейчас гораздо тяжелее, чем ему. И потом ей тоже будет тяжелее. Ей нужна будет поддержка, а какая поддержка от рыдающего в подушку мальчишки, который только и может, что капризничать и требовать исполнения своих прихотей? Если бы твой гипотетический возлюбленный распускал сопли в трудный для тебя момент, каково бы тебе было?

Даша пристально посмотрела на меня, а потом тихо произнесла:

— Не думаю, что тот, кого я люблю, в принципе способен плакать… У него сердце и нервы из империя.

Она развернулась и направилась обратно в комнату, а я остался стоять с открытым от удивления ртом. Я ждал ответа из рода: «Мне тяжело судить, у меня нет возлюбленного». А тут… «Тот, кого я люблю». Я уже собирался пойти вслед за Дашкой и выяснить, что это за тип непробиваемый, как из соседней комнаты вышел Никикта.

— Я дозвонился до Жданова. Он хочет с тобой поговорить.

Я указал другу на дверь, из которой он только что вышел.

— Петр Андреевич, дело очень серьезное, — поставив звонок на громкую связь, начал я, едва дверь закрылась за нами.

— А у вас другие бывают? — поинтересовался знакомый голос из трубки.

— Дело касается сегодняшней аварии, в которой погибли барон Грофф и его жена.

— Я не слышал еще об этом. Вы были знакомы с бароном?

— Да. Его дочь Софья, которая тоже пострадала, мой друг.

— Тимофей Александрович, я не совсем понимаю, чем могу помочь?

— У меня есть основания полагать, что авария не была случайной.

— Хм… Почему у вас возникли такие подозрения?

— Обычно семья барона пользуется услугами личного водителя, но в этот раз за рулем почему-то оказалась баронесса Марта Ивановна. А Евгения Викторовна Грофф совсем не похожа на убитую горем сестру. Скорее на расчетливую хищницу, которая в уме уже пересчитывает наследство. И думается мне, опекунство над племянницей она собирается оформлять совсем не из-за родственных чувств.

— А что думает ваш друг, барон Остапов?

— Я полностью согласен с графом Никольским, — ответил Никита.

— Что ж. Однажды ваше чутье уже вывело вас на нужных людей. Чем черт не шутит, возможно, вы и сейчас правы в своих подозрениях. Я направлю пару своих людей в отдел, занимающийся этим делом, чтобы узнать, что они нашли, да и самим посмотреть. Не обещаю, что все окажется так, как вы думаете. Но если мои люди узнают, что там действительно нечисто, то я постараюсь дать делу ход.

— Спасибо, Петр Андреевич!

— Спасибо не отделаетесь. Способности барона Остапова я как-нибудь использую в оперативной работе.

— Всегда готов! — отозвался тот.

Жданов повесил трубку. Мы с Никитой посмотрели друг на друга.

— А если все действительно окажется так? Что делать будем?

— Пока Евгения опекун Софьи, она может управлять ее жизнью и имуществом. Без ее согласия мы даже увидеться с ней не сможем.

— Но ведь Софье через три недели восемнадцать?

— Да, Ник. Но эти три недели ей еще надо прожить.

— Неужели у нее хватит решимости завершить начатое, когда ведется следствие?

— Она может поступить гораздо хитрее, — вдруг раздался голос Игната.

Мы с Никитой одновременно посмотрели на дверь. Гувернер стоял там, задумчиво поглаживая как всегда идеальную бороду.

— Что ты имеешь в виду?

— Евгения Грофф может признать Софью невменяемой и пожизненно стать ее опекуном. Ведь, скорее всего, завещание написано в пользу юной баронессы. Так или иначе, пока девушка в реанимации и к ней никого не пускают, в том числе и тетку, у нее есть шанс выжить и выздороветь, а вот если она попадет под власть баронессы, боюсь, ее уже никто не спасет.

— Попробую поговорить с Марго. Возможно, она сможет убедить Веселовского продержать Софью в больнице как можно дольше.

— Главное, чтобы она пережила эти сутки, — вздохнул Никита.