Никольский. Выйти из Тени 2

Глава 7

— Боюсь, он не в вашем вкусе, Маргарита Павловна, — опешил я от такого заявления.

— Тимофей Александрович, — с укором сказала княгиня, даже немного покраснев. — Я всего лишь хочу, чтобы этот молодой человек работал на меня после завершения обучения!

Вот это новость! Значит, изобретение Воронцова было действительно толковым.

— Подождите, ваше сиятельство, давайте поговорим, — я сел в кресло и подтянул к себе папку. — Полагаю, что не стоит торопиться. Для начала нужно изготовить опытную модель…

Ну не мог же я сказать: «Извини, дорогая, но я присмотрел этого парня для себя».

То есть для своих предприятий и для своей шахты. Переводить Разумовскую в разряд конкурентов мне сейчас было совсем не выгодно. Но и отдать ей так просто перспективного изобретателя я не мог. Да, возможно я слишком распылял свои силы. Тянуть и производство горнодобывающего оборудования, разрабатывать империй и при этом еще конструировать мехаботов — задача не то, что не из легких, а почти невыполнимая. Но с другой стороны, была высока вероятность того, что ни оборудование для шахт, ни мехаботов мне никто поставлять не будет, боясь навлечь на себя гнев Дорохова, либо просто из корпоративной солидарности. Поэтому мне было желательно организовать закрытый цикл добычи.

— Модель изготовим, само собой. На это уйдет два-три месяца, — начала Марго, но, вдруг замолчав, пристально посмотрела мне в глаза. — Вы чего-то не договариваете, ваша светлость.

— Смею вас заверить, я полностью откровенен, — не моргнув глазом, соврал я.

Разумовская вновь нахмурилась.

— Зачем он тебе, Тимофей? — отбросив официальность, негромко проговорила Марго, перегнувшись ко мне через подлокотник. — Мне бы не хотелось, чтобы мы были по разные стороны баррикад.

— Мне бы тоже, — я посмотрел на нее почти умоляющим взглядом.

Княгиня мне нравилась и как женщина, и как деловой партнер. И я почти с содроганием думал о том, что она может встать у меня на пути. И совсем не потому, что Разумовская была серьезной помехой, а потому, что мне не хотелось причинять ей вред.

Видимо догадавшись о моих намерениях, Марго покачала головой и, потянувшись через стол, накрыла мою руку своей.

— У тебя есть шахта? И ты хочешь добывать империй?

Я улыбнулся левым уголком губ, но промолчал.

— Нет, Тимофей! Дорохов не позволит тебе! — в ее красивых темных глазах я увидел тень страха.

— Марго, не стоит волноваться раньше времени, — я сжал ее пальцы. — Ну какое дело крупному дельцу до того, что я буду тихо ковыряться в своей маленькой шахте?

— Твоей маленькой шахте куда-то нужно будет сбывать продукцию. Это значит, что ты уведешь у Дорохова часть покупателей вместе с прибылью. А у него в последнее время и так дела не очень хорошо. Прорывы все чаще.

И тут княгиня вспомнила еще об одной стороне добычи империя.

— Беркутов не станет продавать тебе мехаботов. Против Дорохова он не пойдет. А без ликвидаторов открывать добычу бессмысленно.

— Да и ты не продашь мне горнодобывающее оборудование, потому что с Дорохова можешь поиметь больше.

Марго убрала руку и виновато опустила глаза.

— Прости, Тимофей.

— Ты боишься его, — догадался я.

— Я боюсь их, — прошептала Разумовская. — Не лезь в это. Занимайся сельским хозяйством. Эта отрасль в упадке, конкурентов будет мало, а спрос на продукцию большой. Сейчас зерно из-за границы завозят, закупая втридорога. С машинами я тебе всегда помогу. Через пару лет можно будет подумать о расширении посевных площадей.

Я сделал вид, что задумался над ее словами. Вступать сейчас в спор было бессмысленно. Пока у меня были деньги разве что на пару вагонеток и отбойный молоток.

— Хорошо, Марго, я обдумаю твое предложение.

— Так что, ты познакомишь меня с юным дарованием? — уже бодро спросила княгиня. — Должна же я знать, для кого буду переделывать целый цех на своем предприятии!

— Хорошо, — вздохнул я. Через неделю устрою вам встречу.

Я вернулся в общежитие вечером в воскресенье. Мой сосед был на месте. Сидел и усердно делал вид, что занимается. Я хоть и не был энергетиком, но его посеревшую ауру почувствовал, едва войдя в комнату. У парня на лице было написано, что произошла, если не катастрофа, то вещь, расстроившая его до глубины немаленькой души. Я положил папку с чертежами и письмом от княгини на стол и повалился на кровать. Выходные выдались насыщенные.

— Ник, ты чего такой мрачный? — по-дружески поинтересовался я.

Остапов несколько секунд смотрел перед собой, решаясь, стоит ли меня посвящать в тайну.

— Лешка решил бросить Университет. Уже и с Зябликовым поговорил.

— Почему? — воскликнул я, подскакивая на кровати.

Никита обернулся и удивленно посмотрел на меня.

— А ты чего так забеспокоился?

Так, значит, Алексей не рассказал лучшему другу про наш маленький спор. Тогда мне точно не стоит делать это первым.

— Вы так уговаривали меня участвовать в конкурсе танцев, а стоило мне согласиться, так сразу в кусты! А я уже настроился! — попытался я оправдать свою неожиданную заинтересованность вопросом.

И вроде мне это даже удалось. Но на вопрос он мне не ответил, видимо, сдерживаемый обещанием не распространятся о причинах Лешкиного ухода.

— А Даша остается?

Остапов покачал головой.

— Вот гад! Ни себе, ни людям! Что ж ты не уговаривал?

— Я уговаривал! — возразил Никита. — Думаешь, у друга жизнь под откос идет, а я на это молча смотреть буду? Но это же Алексей! Где сядешь, там и слезешь.

Последнюю фразу, он пробурчал, раздраженно откинув ручку.

— Ну что ж, все что ни делается, к лучшему. Значит мне не придется позориться, выделывая танцевальные па, — притворно облегченно сказал я, непринужденно подхватывая папку со стола. — Я тут вспомнил, что по геологии кое-что забыл найти. Я в библиотеке, если что.

Остапов укоризненно посмотрел на меня.

— Я за книгой! — попытался я предупредить волну нотаций и упреков.

— Тим, ты хоть когда врешь, делай это более убедительно.

Я непонимающе уставился на друга.

— Сейчас вечер воскресенья. Библиотека не работает, — терпеливо пояснил Никита.

Упс! Впервые Адарис прокололся в подобных вещах.

— Иди уже, куда шел, — проворчал он, возвращаясь к своим молчаливым переживаниям за друга и учебе.

Я вылетел из своего корпуса общежития и понесся в сторону Лешкиного, едва не сбивая по дороге редких студентов.

— Воронцов? — спросил я, подскакивая к стойке дежурного.

На этот раз там стоял долговязый рыжий парень с оттопыренными ушами и кучерявой шевелюрой.

— У себя, — неспешно протянул он.

Но еще на «се» я был на последней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж. Только перед дверью комнаты, в которой жил Воронцов, я остановился, чтобы отдышаться и успокоиться. Досчитав до десяти, я выдохнул, и, вновь не постучавшись, нажал на ручку. Дверь широко распахнулась, и я походкой триумфатора вошел внутрь.

Алексей сидел на подоконнике, подтянув колени к груди, и смотрел в окно. Своим вторжением я заслужил лишь мимолетный усталый взгляд и почти равнодушный вопрос:

— Что вы хотели, граф?

— Что так официально? Я думал, мы стали друзьями, когда я не дал Беркутову замесить твою физиономию, — я приземлил пятую точку на незанятую кровать и небрежно бросил папку рядом.

— Чего ты пристал, Никольский?

— Возможно, мне следовало бы доделать то, что не завершил Гришка. Но если ты такой смелый, чтобы огрызаться с теми, кто может тебя по стенке растереть, от чего ты бежишь, поджав хвост? Да еще и сестру за собой тянешь!

— Не твое дело! — крикнул Воронцов.

Да, Лешка загорался от малейшей искры. Тяжело ему будет в высшем свете.

— Как это не мое, ваша светлость? Мы пару дней назад на этом самом месте поспорили с тобой, что, если я найду, где изготовить твое чудо техники, то ты мне должен одно желание, — этот прием я беззастенчиво позаимствовал у Винокурова. — Ты уже тогда хотел свалить и согласился, чтобы я от тебя отстал? Или потом понял, что придется отдавать долг, и решил по-тихому удрать?

— Что за чушь ты несешь? С чего мне бояться, если ты все равно не выиграешь спор? — процедил сквозь зубы мелкий демон.

— Потому что я слово свое держу. Надеюсь, ты свое тоже сдержишь.

— Ты чего приперся, Никольский? Чего тебе надо? — Алексей спрыгнул с подоконника и сделал шаг в мою сторону, сжав кулаки.

— Я пришел за фуэте, — ответил я, ехидно улыбаясь и потирая руки.

— Что? — взревел мелкий демон, готовый броситься на меня.

— Спокойно, — произнес я ледяным тоном, стирая со своего лица улыбку и остужая Лешкин пыл.

Воронцов замер, озадаченный внезапной сменой моего настроения.

— Я же сказал, что держу слово, — я взял папку и, положив ее на соседнюю кровать, легко толкнул в его сторону. — Посмотри.

Алексей не спеша раскрыл папку и вынул конверт.

— Что это? — спросил он, не удосужившись даже прочитать подпись.

— Это письмо от человека, готового воплотить твои фантазии в реальность.

Воронцов, все еще считая мои слова шуткой, небрежно перевернул конверт стороной, заклеенной печатью, и побледнел. Видимо, и в геральдике парень хорошо разбирался, раз узнал герб Разумовских. Дакхр, есть хоть какая-то область, в которой этот парень полный профан⁈ Бросив на меня растерянный взгляд, Алексей с хрустом надломил печать и достал письмо. Глаза тут же торопливо забегали по рукописным строчкам. Лешка дочитал до конца, а потом, видимо еще не веря в происходящее, начал читать заново. Когда чтение пошло на третий круг, я не выдержал.

— Да хватит уже. Поверь, наконец, своим глазам. Княгиня Разумовская готова на своем заводе изготовить опытную модель и испытать ее.

На мгновение в глазах парня мелькнула радость, граничащая со счастьем, но потом, видимо, он вспомнил про наш спор, и искры в глазах померкли.

— И что же я вам за это должен, Тимофей Александрович?

Я еще немного помолчал, купаясь в излучаемых Воронцовым волнах отчаяния, злости и обиды, а потом сказал:

— Обойдемся без фуэте.

Алексей фыркнул, давая понять, что угрозу взыскать долг балетными выкрутасами он в серьез не воспринимал.

— Откровенный разговор в качестве платы меня вполне устроит.

— Насколько откровенный?

— Ну… — я хитро прищурил глаза, поймав суровый Лешкин взгляд, передумал говорить пошлости.

Если я хотел действительно откровенного разговора, то унижение собеседника — путь, который явно не приведет к результату.

А с Алексеем хотелось поговорить. Просто, без препирательств и игры. Он был весьма интересным человеком: умным, одаренным, со стержнем. Поэтому, не желая больше злить собеседника, я перешел на серьезный тон.

— Обещаю, вопросы будут в рамках приличий.

Лешка сел на кровать напротив, перед этим аккуратно положив письмо княгини обратно в папку.

— Спрашивай, — резко ответил он, все еще ожидая подвоха.

Но в этом я сам виноват. Переиграл.

— Во-первых, скажи, пожалуйста, почему ты решил все бросить и уехать? У тебя вроде здесь все было хорошо? Неужели один отказ убил веру в себя?

— Это пока один, — горько усмехнулся Алексей. — Для таких, как я, двери закрыты.

— Это для каких таких? — уточнил я.

— Для отребья из провинции. Мой титул без денег — ничего не значащая приставка к фамилии. Да, благодаря этой приставке, я получил право поступить в Императорский Университет. Но дальше-то что? Ты думаешь, что тому предприятию действительно сократили финансирование? Да они просто узнали, что за мной нет ни звучной фамилии, ни денег, и решили не связываться. Я же просто Воронцов, а не Беркутов.

Лешка низко опустил голову, накрыв ее руками и сцепив пальцы в замок.

— Между прочим, княгиня Разумовская даже выяснять не стала, насколько благородного ты происхождения и есть ли за тобой богатое приданное. Как чертежи увидела, так и влюбилась! — попытался я разбавить юмором поток безнадеги.

Где-то в глубине серых, как хмурое осеннее небо, Алешкиных глаз мелькнул проблеск надежды.

— Да и у меня на твой инженерный талант кое-какие планы имеются. И не смотри, что пока я не далеко от тебя ушел. Я не дам таким, как Беркутов, растоптать меня. Мне казалось, что и ты такого мнения. Когда ты успел перейти Гришке дорогу?

— С чего ты взял?

— Ты ведь предлагал мне легальный способ мести, а значит, тебе тоже есть, за что ему мстить? Кстати, как ты узнал про нас с Болотовой?

— Я в читальном зале сижу каждый день прямо напротив двери в тот самый отдел библиотеки. Ты меня не заметил. Зато я видел вас несколько дней подряд заходящими и выходящими почти друг за другом. Да и счастливый вид этой Болотовой говорил, что она явно не от справочного материала кайфовала. Два раза — совпадение, три раза — тенденция.

— Ну допустим, — усмехнулся я. — Так что там у вас произошло с Беркутовым?

Я выдержал тяжелое молчание Алексея все с тем же заинтересованным выражением лица.

— Хорошо, — глубоко вздохнув, выдал Воронцов. — В первый день в столовой мимо нас с Дашкой проходил Беркутов с компанией своих прихвостней. Он посмотрел на Дашку и довольно громко, так чтобы слышали не только стоявшие рядом, сказал…

Тут Лешка замолчал. Я вопросительно поднял бровь.

— Что такую, как Дашка, он и с доплатой не стал бы… — ответил, скрипя зубами он, но не договорил.

— Я понял.

— Я хотел дать ему в морду, честно! — пальцы сильнее сжались

— Ага, до его морды даже я с трудом достану. Так что ты сделал.

— «Случайно» задел локтем поднос, с которым он шел, — наконец, поднял глаза. — Насколько знаю, форма его так и не отстиралась.

— И как ты жив до сих пор?

— Я для него — лишь надоедливая мошка, которая жужжит, но не жалит. На следующий день он просто разбил мне нос в первый раз. Без свидетелей. Но весь Университет знал, почему у Воронцова опухший нос, — хмыкнул Алексей.

— А, то есть тот раз, когда я его остановил, был не первый?

— Второй. Тогда Беркутов узнал, что я собираюсь участвовать в конкурсе.

Теперь уже я пристально посмотрел на Лешку.

— А в конкурсе ты ведь тоже из чувства мести собрался участвовать?

— Да, — честно признался он. — Я танцами с детства занимаюсь. Друг отца держал танцевальную школу напротив нашего дома и учил меня бесплатно. Я отлично танцую.

Вот теперь я услышал уже знакомые интонации Воронцова.

— Беркутов и его команда побеждают в этом конкурсе с первого курса. Ходят слухи, что он нанимал профессионального хореографа, хотя правилами это запрещено. Но для Григория конкурс — это еще один повод показать свою «исключительность». Поэтому он не гнушается нарушением правил.

— Организаторы не в курсе?

Лешка пожал плечами.

— Этот год у него выпускной. Если он и сейчас выиграет, то это будет триумф. Таких за всю историю конкурса не было. Если что, на выступлении присутствуют ректорат, попечительский совет и даже члены императорского дома. А теперь представь, если победит не Беркутов, а никому не известный Воронцов.

— Он тебя на лужайке закопает, — ответил я.

— Я даже на это готов пойти, только бы увидеть его лицо, когда объявят не его фамилию.

— Так в чем проблема?

— Зачем, если такие, как он — победители по жизни. Лучше я вернусь в свое болото, чтобы не видеть его самодовольной рожи. Да и команды у меня нет, — покачал головой Алексей.

— Минуточку, вообще-то я согласился. Мне Гришка тоже поперек горла стоит. И, если ты хоть немного прижмешь хвост своей гордости, то мы надерем Беркутову задницу. В смысле, выиграем конкурс. А потом соорудим твой агрегат! Алексей Константинович, перед тобой такие перспективы открываются. Или ты остаешься и побеждаешь, или отказавшие тебе были правы, и ты не достоин того, чтобы тебя воспринимали всерьез.

Алексей молча уставился на меня. Я ясно видел борьбу на его лице, но больше не говорил ни слова, давая ему возможность самому принять решение. Минута тянулась долго, но она стоила того.

— Тимофей, ты будешь участником моей команды? — наконец произнес Воронцов.

— Буду. Утрем нос Беркутову!

Мы пожали друг другу руки. Итак, перед нами стояла весьма нелегкая задача перетанцевать трехкратного призера Университетского конкурса танцев. И если в возможностях Алексея я был уверен, то мои способности к танцу оставляли желать лучшего. Адарис ненавидел танцы.