Последний менталист. Том 2

Глава 19 Пробужденный

Мы втроём, с Олей и самим Ефимом, расположились в выбранной стариком комнате. Вся обстановка здесь ярко свидетельствовала об аккуратности, даже некоторой щепетильности слуги в вопросах порядка.

ни пылинки, каждая вещь лежит геометрически верно относительно соседних, кровать без единой складочки заправлена. На чистой от прочих вещей тумбочке у кровати стоит одинокий стакан с водой.

— Ну что, Ефим, располагайся. — кивнул я старику, указывая на кровать. — Сейчас объясню, что должно происходить.

Когда мужчина улёгся, накрывшись тяжёлым одеялом, мы с Олей присели слева и справа от него. Марию я оставил следить за окружающей обстановкой, ибо сейчас мы с Олей, скорее всего, полностью погрузимся в мир родовой памяти Ефима, и не сможем поддерживать сигнализацию.

Я начал объяснять старику суть дела, особо уже не выбирая выражения. Дураков здесь нет, и все в этой комнате прекрасно понимают, что я знаю то, чего никак не должен знать. Чего никто другой не знает.

Как это себе объясняет Ефим — его дело. Он твёрдо поклялся мне служить, покуда я действую в интересах Рода Вольновых и Лены, и с тех пор вопросов не задаёт. Но и какого-то опасения я в его чувствах не вижу.

Ну а Оля… С Олей всё и труднее и проще. Точнее, было бы вообще очень просто, если бы не Триумвират и Айлин в их руках. Тогда я бы просто не стал ничего предпринимать — ведь Оля никогда не знала Андрея до моего перерождения, никак, в отличии от Лены, не зависела от парня.

Ей будет легче всего принять, что я — не тот, кем кажусь. Ведь спас и обучаю её именно я, кем бы я ни был, а не старый Андрей.

Но что если её мысли всё-таки где-то как-то просочатся в руки врага?.. Или я излишне паранойю? Неважно. Будем решать проблемы по очереди. Сейчас — Ефим.

— Сейчас я погружу тебя в транс, Ефим. Если ты дашь на это своё согласие, никаких проблем с этим не будет. Затем, когда твоё сознание замкнётся в себе, обратившись ко внутреннему миру, мы с Ольгой проникнем туда следом, это я обеспечу. Я начну разрушать барьер — и тебя захлестнёт воспоминаниями. Не твоими собственными, а воспоминаниями твоих предков и родичей.

В глазах старика мелькнул живой интерес. Я почувствовал, как его увлекла мысль о возможности приобщиться к собственному прошлому.

— Предупреждаю сразу. — прервал я его размышления. — Среди тех, кого ты «вспомнишь», скорее всего будет и твой сын. Если он в итоге всё-таки погиб — точно будет.

Глаза Ефима расширились, он шумно сглотнул, сжимая сухими, но всё ещё мощными пальцами край одеяла. Даже в постели он отнюдь не походил на немощного деда, широкие плечи бугрились закалёнными мышцами.

— Я готов, Ваше Благородие! — в нетерпении произнёс он с пересохшим горлом. — Я хочу узнать… Что точно с ним случилось. Но, чего греха таить — меня от таких новостей потряхивает.

Старик старался бодриться и сохранять лицо, но я уже увидел, как сильно его тронула эта новость. Ещё бы — тебе говорят, что вот-вот ты можешь узнать о смерти собственного ребёнка, пропавшего десятилетия назад…

Могу его понять. Уж я-то точно могу.

— Вот чтобы не потряхивало, — продолжил я. — Ольга должна будет обеспечивать эмоциональную стабилизацию. Оля.

— Да! Сделаю всё, что смогу! — встрепенулась девушка.

— Молодец. Для нас с тобой эти воспоминания будут выглядеть как хаотический поток. Для тебя, вероятно, ещё и раскрашенный в цвета, в зависимости от вызываемых у Ефима Викторовича чувств. Твоя задача не окрашивать что-то в позитив, а максимально выравнивать, нейтрализовать и негатив, и позитив. Чем больше этих воспоминаний сумеет усвоить Ефим, тем легче ему будет адаптироваться к силе. А для этого ему нельзя ни на чём надолго зацикливаться. Ефим, понял меня?

— Так точно, господин. Буду представлять, что смотрю кино, хех…

— Ну и отлично. Основная работа на мне. Ефим — сохраняй концентрацию и хладнокровие. Оля — помогай ему их сохранять. Поехали!

Ефим искренне думал, что в целом трудностей у него не возникнет. Нет, ну правда — что он, кина в своей жизни мало посмотрел? В том числе магографического, когда тебя прямо в фильм погружают. Была мода на такое, ещё лет сорок назад…

И по началу-то так оно и было, чего уж. да, закрыв глаза он тут же очухался, осознав себя… Собственным отцом.

Ну да, батя, как Ефим и сам его помнил, только помоложе и ещё без своего фирменного шрама через всё лицо… А кругом-то — война.

Да не простая! Делать Ефиму ничего было не нужно, события неслись сами, он просто смотрел как бы из глаз своего отца, а ему в голову лился всё ускоряющийся поток его памяти.

Оказалось, что свой фирменный шрам батя получил именно здесь, на Всемирной Войне, аж сто два года назад… Выследили его немецкие ассасины, да напали…

Ефим даже с какой-то возрастающей гордостью смотрел, как отбивается один сразу от семерых подлецов. А ведь его застали в окопе, можно сказать, в одних трусах!

Потом, правда, гордость поубавилась. Будто рубильник выключили. Видимо, юная Ольга взялась за работу, чтоб Ефим уж слишком не расслаблялся.

А он и не расслаблялся. Расслабишься тут! С каждой секундой события всё ускорялись, смазывались, он будто начал видеть одновременно множество реальностей. Они накладывались друг на друга, в ушах звучали сотни голосов, а в голове всё появлялась и появлялась чужая память…

Учёба отца, юность вместо с аж прапрадедом Андрея, голодное детство… Земли у Вольновых в те времена, полтораста лет назад, ещё и уже не было…

Ефим справлялся, внутренне улыбаясь — ох, наивная молодёжь, рано ещё старика со счетов списывать!

Улыбка исчезла, когда отцовские воспоминания сменились… Нет, не дедовскими. Тётиными. Ефим никогда об этом не слышал, но у отца, выходит, сестра была. И вот её судьбе уже вообще не позавидуешь…

Всё быстрее летели картины, судьбы его предков, знакомых и незнакомых… И всё страшнее становились они по мере погружения вглубь веков.

Ефим заживо горел на кострах чароборцев, умирал под шквалом заклинаний, прикрывая отход четы Вольновых. Проживал жизнь обречённых на вечные муки нищенок, изгнанных из Рода и гонимых толпой, ужасающейся силе и долголетию этих женщин…

Он даже подумать не мог, сколько девочек так вот изгнали из Рода. И скольких матери душили прямо в колыбелях, страшась кары мужей. Ефим побывал и этими несчастными детьми.

Но это были лишь вспышки, мгновения боли. А у некоторых его предков боль была частью их долгой жизни. Очень долгой. Оказалось, что ещё триста лет назад они жили веками…

Впрочем, мало кто из них мог позволить себе смерть от старости. И гордость за предков, исполнявших свой долг до конца, помогала ему справляться.

Помогала… До того, как память добралась до момента Исхода. А точнее, пришествия — попадания предка Вольновых и предка Ефима в этот мир…

— Вот те на… — как-то совершенно отстранённо подумал Ефим, глядя на зияющий чернотой рваный портал, на огромных фантасмагорических чудовищ, прижавших почти разгромленный отряд к стенке…

Предок пропустил перед собой юношу и девушку. Юноша очень напоминал Андрея. Затем, голыми руками оторвав покрытую пластинами брони башку громадной твари с кучей щупалец, прыгнул и Ефим.

Выходит, их предки бежали в этот мир, от чего-то спасаясь?.. «В этот мир», надо же! Как звучит-то!

Ещё пару часов назад Ефим искренне считал эту семейную легенду просто сказками. Да и кто бы в здравом уме не считал⁈

Прошлое летело теперь уже в звёздной круговерти, всё сильнее подавляя утомлённый разум. Кратно выросли масштабы событий — Ефим видел гибель целых планет, видел исполинские живые корабли, в брюхах которых пересекали космос целые города. Видел грандиозные орбитальные крепости и блистательные шпили всепланетных городов, пронзающие облака…

Но видел и другое — дикие выжженные миры, отсталое в развитии вечное средневековье, варваров, дорвавшихся до технологий межмировых перелётов…

И войну, войну, войну. Масштабы боли, потерь и страданий росли и росли. Ефим, уже почти не перестававший мучиться от какой-нибудь очередной боли в очередном сражении, краем ускользающего разума осознал, что никаких Вольновых… или кто они там, рядом уже нет.

Что он — Аттлан Фиеррон, вольнонаёмный убийца, к услугам которого не брезгуют прибегать и другие Предтечи… нет, так их будут называть потом. Сейчас они…

Что-то не давало Ефиму слишком зациклиться ни на каких деталях. Видимо, Андрей и Ольга исправно берегут его разум от сгорания под натиском чувств и слов… И не зря.

Когда Ефиму пришлось безучастно смотреть на то, как этот Аттлан полтысячелетия бороздит пространство сотен миров и без тени жалости расправляется с теми, за кого ему заплатили…

О, эта боль, духовная, сразу пересилила все те случаи, когда его жгли заживо, вмораживали в ледник, или разбирали на запчасти.

Только постоянно возникавшая из ниоткуда в голове мысль, что все эти люди давно мертвы, что с тех событий прошли тысячи лет, помогала не закричать от бессилия.

Простой старик, слуга провинциального барона, за короткое время он успел повидать тех, о ком жители сотен планет и миров, наверняка, с упоением читали в учебниках и романах. Звёздных Императоров, глав Родов Предтеч… И тех, кто жил во времена, когда их не называли Предтечами.

Грандиознейшие миры-сферы и миры-кольца, силой магии и науки соединившие свои звёздные системы в единые города… И опустошённые руины этих городов, в которых разные жуткие силы вымаривали миллиарды и триллионы разумных.

А иногда и он сам вымаривал — в войнах между кланами все и всегда обращались к Истинным. Да, так их назвали создатели. Их и создали для этого — благословив как бесконечно растущее в мощи орудие бесконечной войны.

Сознание старика давно уже висело на краю. На какой-то незримой тонкой ниточке, не дающей ему сгореть, раствориться в сотнях судеб, разбросанных на тысячи лет. Быть может, эта ниточка — незримая ментальная нить, протянутая к нему от хрупкой юной Оли…

— Надо будет проставиться… — как-то неожиданно подумал старик. И эта глупая мысль освежила его. Дала вспомнить, что он всё ещё тут, что ещё не растворился насовсем…

Последним, что он увидел, было лицо. Мертвенно-бледное лицо, целиком изрезанное старыми шрамами… Нет, какими-то символами, вырезанными прямо на коже. Впалые бескровные щёки, слегка заострённые уши, и огромные алые глаза. Холодная сухая рука легла ему на грудь.

— Восстань и служи, Зариан Фиеррон. — молвил еле слыный мертвенный голос. Но в этом голосе чувствовалась внутренняя сила, способная сдвинуть звёзды со своих мест. — Отныне ты — Истинный воин. Именем…

Реальность потонула в звонком шуме и белой вспышке. Всё его несуществующее тело наполнилось болью, разум будто раскололся на части. А затем старик очнулся.

Почти ничего не способный видеть, он слепо глядел в мутный потолок. Тяжёло дышал… Наверное. Ни слуха, ни чувства собственного тела у него не было.

В поле зрения появилось еле различимое пятно. Затем второе, с длинными волосами.

— Он… Выглядит неважно. — возникли прямо в голове слова испуганной и какой-то раздавленной девушки.

— Ещё бы. — пожало плечами второе пятно, также заговорив прямо у Ефима в голове. — У тебя чуть энергопсихоз не случился, хотя ты со стороны смотрела. А он всё это пережил. И даже намного больше, чем ты видела — просто зацикливался не на всём.

Чувства понемногу возвращались к старику. Из ушей будто начали выковыривать раскалённый воск, наполнивший голову острой болью. Руки и ноги свело мгновенной судорогой, заставившей оба «пятна» отшатнуться.

Всё это он ощущал на грани восприятия. Всё ещё не очнувшийся, обременённый теперь памятью тысячелетий, он ощущал себя то за рулём звездолёта, то на поле брани, голыми руками сокрушающим замковые башни, то в постели с очередной красавицей, ставшей затем матерью очередного его предка… Парадокс.

Мать… Мать…

Какая-то острая как шило мысль не давала старику покоя. Не давала отрубиться и уйти в забытие. И «пятно» Андрея уж больно пристально на него глядело.

Мать… Предок… Сын!!!

— Сынок!

Ефим, с широко распахнутыми глазами, рванулся вверх, желая сесть…. Что-то больно ударило его в лоб, раздался хруст. Зрение заволокло темнотой. Что за… На него что, напали⁈

— Ефим Викторович!!! — взвизгнула ошарашенная Оля… Откуда-то снизу.

— Хорошо что потолки здесь толстые, а над нами никто не живёт. — насмешливо добавил Андрей.

Только теперь чувство тела наконец вернулось к старику. Оно всё равно было совершенно чужим… Но зато он ощутил, как в щёки и подбородок впиваются острые доски, как рот набился деревянной и бетонной пылью. Понял, что темнота вокруг это…

Когда Ефим наконец очнулся достаточно, чтобы вынуть свою голову из пробитого им потолка, я уже еле сдерживал улыбку. Смеяться мешала лишь тяжёлая боль и усталось по всему телу, особенно в голове.

Хотя потолок ей пробил как бы он, а не я. Но многочасовое напряжение меня доконало — ужасно непросто было раздолбать барьер, который не вскрывали уже сотни лет!

Старик же, буквально пулей вскочивший с кровати, ловко приземлился на неё же, осоловело озираясь и отплёвывая известь. Оля смотрела на деда, одним рывком подлетевшего на три метра и без вреда для себя проломившего башкой прочный потолок. как на инопланетянина.

Да он теперь и есть… В каком-то смысле.

Старик сидел на кровати, покачивался и широко открытыми глазами смотрел на меня. Наконец, я решил нарушить тишину:

— Вы поняли всё верно. — обратился я к нему на «вы». — Памяти вашего сына среди этих образов не было. А значит… Он до сих пор жив.

— Сын… — хрипло проговорил старик, глядя на свои руки так, будто видит их впервые. — Ох…

Он собрался уложить себя обратно на кровать. Дёрнул на ажурную деревянную конструкцию у изголовья, желая подтянуть себя к подушке…

Громкий хруст сломанной древесины огласил комнату. Ефим посмотрел на смятый голой ладонью кусок лакированной спинки. Затем тяжело вздохнул и предельно осторожно улёгся в постель.

— Не переживайте слишком сильно. — вновь улыбнулся я, глядя на реакцию Оли и особенно вбежавшей к нам Марии. — Теперь вы сможете регулировать доступную вам силу. Черпать лишь столько, сколько нужно, будто вы практик… Э-э, маг.

— Практик… — хрипнул старик, глядя в дыру на потолке. — Там… Я очень часто слышал там это слово. Вот значит, как… Практик.

На какое-то время мы все втроём оставили Ефима. Раз он сумел остаться в своём уме, то теперь ему уже ничего не угрожает.

— Заметила? — тихо шепнул я Оле, когда мы сели на кухне.

— Ага… — протянула она. — Я теперь вообще никак его не чувствую…

— Очень мощная защита. Ну, ты и сама видела, как её применяли в прошлом.

Да, кого-кого, а убийц и диверсантов среди предков Ефима хватало с лихвой.

В том числе поэтому именно мы, Орден Разума, издревле стремились дружить со всеми Истинными, до которых только дотягивались. И преуспели в этом. Раз один из них даже бросился за одним из нас в тот портал.

Интересная история, вообще-то. Как предки Вольновых попали сюда. Интересная — но не наша.

Марии мы с Олей, не сговариваясь, поведали лишь ту часть памяти старика, которая касалась Земли. Как-то так вышло, что мы с девушкой сразу решили, что плодить сущности ни к чему.

Не хочу я думать ещё и над тем, как Марии память зачищать…

Ефим действительно освоился очень быстро. Процесс пробуждения занял около семи часов, и за окнами уже стемнело. А ближе к утру Ефим уже вовсю демонстрировал нам абсолютно нечеловеческую скорость, силу, защиту и реакцию.

А ещё появившуюся у него теперь очень прочную связку с мирозданием. О чём говорить, если он без особого труда шагнул с балкона, пробежал по воздуху десяток метров, и вернулся назад на балкон.

Сделав это с такой скоростью, что было не видно человеческому глазу. Я и сам успевал улавливать лишь ментальную сигнатуру — в отличии от Оли мне хватало умения, чтобы её ощущать.

Когда Ефим взял, с позволения Марии, один из охотничьих ножей, оставшихся тут от её отца, и одним движением сломал в осколки лезвие, попытавшись всадить его себе в ладонь, девушки ахнули.

— Главное не зазнавайся. — улыбаясь говорил я, оставшись с ним наедине. — Может, местные маги тебе практически не ровня… Но ты теперь знаешь, какие бывают практики. И противостоим мы именно им, а не местным. Мои враги… Если они сумеют окопаться в этом мире, рано или поздно они разорвут его границу, включив в межмировое сообщество… На правах своей монопольной колонии, разумеется.

— И всё-таки даже не верится… — ответил Ефим, стоя вниз головой на мизинце левой руки и удерживая идеальный баланс. — Будто всё это сон…

— Если это и сон, — ответил я. — То он легко может стать кошмаром. И чтобы этого не произошло, завтра нам нужно отправиться на собрание этих юных бунтарей. И найти там либо временных союзников, либо информаторов… Либо внедрённых туда агентов наших врагов.

А ещё придумать что-то с Олей. Уж очень ловко у нас выходит работать сообща, и разрывать этот альянс не хочется… В конце концов, это нечто очень интимное. Со мной у неё случился первый раз…

М-да. Каким я становлюсь сентиментальным. Но, с другой стороны — е будь я таким, разве я бы не оставил свою месть давно в прошлом? Это было бы куда проще, чем перерождаться здесь, делать что-то…

Нет. Меня движет вперёд именно желание возродить всё вновь. Отстроить сначала. А что хорошего можно построить на фундаменте из бросания родни в беде и распоряжения памятью соратников как своей собственной?