Последний менталист. Том 2

Глава 23 Столкновение взглядов

Разумеется, по прибытии домой никто и не подумал о сне, хотя стояла уже ночь. Все мы, включая новоприбывших Ирину, Кирилла и Айлин, сидели на небольшой кухне. На плече сестры неизменно покоилась крепкая ладонь Ефима.

Поначалу она пыталась возмущаться, но я сразу дал понять — хоть я искренне рад, что так вышло с её освобождением, но её непозволительного отношения к другим, её попытки закрывать разум и слать ментальные сигналы, я не забыл и не оставил.

— Да это же просто первая реакция! — хлопнула она ладонью по столу в ответ на напоминание об этом. — Я же не знала, что это ты, брат!

— И когда умалчивала о висящих на тебе метках, прося поскорее увезти — тоже не знала, правильно я понимаю? — скептически спросил я.

Я понимаю, что говорю с недоучившимся подростком, и она могла чего-то не знать, или не предвидеть — передо мной не какой-то коварный враг. Но не наличие на ней меток, только не его.

Может, Айлин и не прошла высший круг посвящения, может и не может считаться настоящей менталисткой, но и судить её как обычную беспечную девочку не стоит.

Я лично немало сил вложил в её обучение. Брал в экспедиции, излагал ей азы разведки и контрразведки. Не скрою — я желал ей того же пути, которым прошёл в своё время сам.

От агента по особым поручениям в телохранители, затем в личные ученики главы, то есть, меня, затем вновь в агенты, но уже по-взрослому… Это лучшая школа жизни из тех, что я знаю.

Увы, моим планам не суждено было сбыться. Да и Айлин вписываться в них не желала с самого детства. Мы, Род Дайвэров, всегда отличались свободолюбием, и взращивали его в своих потомках.

И теперь Айлин вполне могла посчитать, что с Триумвиратом ей удастся получить больше этой самой личной свободы, чем со мной.

— Брат… — тихо и, вдруг, очень серьёзно произнесла девочка. — Слушай… А можешь ты просто оставить меня?

— Оставить? — приподнял я брови. — В каком смысле? Если ты думаешь, что я вновь стану готовить тебя к будущему в Ордене… Нет больше никакого ордена, сестрёнка. Пока нет.

Остальные сидели, пили чай, и молча слушали наш диалог. Каждый думал о своём, и что я, что Айлин, без труда улавливали эти мысли.

В головах нашего микроскопического войска царило полное смятение. Особенно смущалась чему-то Мария, переводящая взгляд с меня на сестру и обратно.

Ну да. Девушке явно нравится Андрей Вольнов, как она меня представляет. Думает, что знает меня. А теперь оказывается, что с выдуманным ей образом что-то не так.

— Это понятно. — пожала плечами сестра. Привычный жест, мелкий бзик, передающийся в нашем Роду от родителей к детям через подражание. Я и сам постоянно к нему обращаюсь. — Я больше не стану никому сигналить, ибо верю, что ты можешь победить. Желаю тебе этой победы, если она тебе нужна… Но…

У меня в груди потеплело. И отнюдь не в положительном смысле. Не скажу, что я воспылал гневом, или вроде того… Трудно выразить это чувство.

— Но участвовать в мести за сотни тысяч, а может и миллионы загубленных невинных братьев и сестёр ты не считаешь достойным делом⁈ — приподнялся я со стула, глядя на девчонку сверху вниз. Остальные отшатнулись. — Ты…

— Мстят за то, что дорого, брат! — неожиданно резко выпалила девочка. — Ты возглавлял Орден, ты был обязан обо всех заботиться, и не сумел! И от обиды и бессилия решил убить ещё кучу народа! И ты один убил больше, чем каждый из твоих врагов.

Остальные глядели на меня расширенными от удивления и непонимания глазами, но я замечал это лишь краем разума. Всё моё внимание сосредоточилось сейчас на холодных изумрудных глазах передо мной. Эта… Она…

— Я преподал им хороший урок. — процедил я. — В отличии от них, я не уничтожал невинных. Ты хоть знаешь, сколько сил ушло на то, чтобы вычислить причастных, и!..

— И уничтожить всё, на чём стоял Орден Врат. — поджала губки сестра. — Обречь всех, кто уцелел, этих «непричастных» на жизнь в руинах, на последующее завоевание ещё каким-нибудь уродом…

— Это я-то⁈

— Да не ты! Брат, ну ты дурак, но не урод же! Я про такого же, как Триумвират, который просто придёт и возьмёт что захочет! Это ты у нас в семейке такой великий моральный подвижник… — и добавила, уже намного тише: — А я — пленница.

На болтовню в духе «вы все меня не понимаете» я не обратил никакого внимания. Возраст такой… Но возмездие… Неужели, Триумвират настолько промыл ей мозги, что смысл с них кровь погибших⁈

— Завершив своё дело, я очищу мир как минимум от трёх подонков. — отрезал я. — И это будет не демагогический трёп ребёнка, а настоящее деяние во благо всех. Хочешь ты этого, или нет.

— Хочу, конечно. — вздохнула сестра, опустив глаза. — По итогу размышлений считаю абсолютно бессмысленным… Но сердцем хочу. Пусть я в любом случае собиралась бежать из выстроенного тобой и нашими предками мира, но я никогда не желала ему гибели. Хотя, уверена, сейчас ты думаешь, что я просто бунтующий против «системы» ребёнок… Это неизбежно, ещё несколько лет так будут думать все.

В её лице я вдруг увидел себя самого. Не в трусливом желании куда-то убежать, нет. В этой горячей уверенности в своём пути. В этом вот «по итогу размышлений», которым я сам козырял перед старшими, излагая им инновационные взгляды на мир, выдуманные на днях перед сном…

Давно это было. Хотя я и до перерождения не был стариком, переживал самый расцвет сил. Но успел увидеть слишком многое, чтобы хорошо помнить себя юного.

А теперь вспомнил. И вместе с этим вспомнил слова отца, которые он сказал мне, когда я, младший ребёнок почти без права наследования, пришёл к нему и заявил: батя, я собираюсь занять твой трон, а ну отдавай! Я сделаю всё лучше, чем ты!

— Я не стану противиться твоим желаниям, сестра. — вторил я голосу отца, колоколом зазвучавшему в памяти. — Ибо задача молодых — презирать всё то, что взрослые считают незыблемым. Иначе ничто в этом мире никогда бы не менялось, а человечество не освоило бы тысячи звёзд в тысячах миров. Но я предложу тебе выбор, ибо задача взрослых — каким-нибудь способом передать молодым знания, которые они считают незыблемыми, чтобы молодые могли презреть их не вслепую, а со знанием дела.

— Какие варианты? — насупилась сестра. Всегда бывшая непоседой, она не терпела этих пафосных речей… А вот я в этом плане всегда любил слушать отца. Особенно на великих пирах в Вэрлианде…

Опалённые Хаосом руины нашей крепости, символа всего, что я любил и уважал в этом мире, вновь встали перед мысленным взором.

— Первый — ты можешь уйти прямо сейчас. Я, разумеется, зачищу тебе память о деталях встречи со мной, оставив лишь память об этом факте. Всё равно Триумвират уже понимает, что я здесь. Твою же память о Триумвирате, его силах, связях и местоположении, я выкачаю, раз саму мою месть ты не отрицаешь — это будет бесценной помощью. Тогда я, пусть мне будет тяжело, пусть я не хочу этого, вычеркну тебя из списка близких мне людей, и ты больше не будешь значимым для меня фактором в этой войне. Даже если Триумвират вновь тебя схватит.

— Ты как всегда специально описал всё в таком мрачном свете! Манипулятор, блин! — насупилась девочка, глядя на меня, однако, с интересом. — Давай уже второй. Расскажи, как здорово и правильно мне будет его выбрать!

— А второй — ты остаёшься со мной и всячески помогаешь нам в этой битве. Становишься моей второй ученицей…

— А почему не первой⁈ — перебила меня Айлин. Я улыбнулся — всё-таки я неплохо знаю сестрёнку, и что-то в ней осталось неизменным.

— Потому что первая ученица сидит напротив тебя. — кивнул я на Олю. — И она делает блестящие успехи, пусть её Источник был создан лишь из кусочка твоего. Кстати, оля… Можешь сбросить эту маску. Она уже сыграла свою роль. Если бы Айлин увидела твой настоящий облик издалека — низачто бы к нам не пожаловала.

Айлин приоткрыла рот, глядя на Олю… На то, как та, кивнув, с неприятным хрустом и болезненными стонами начала преображаться. На неё ведь была наложена не просто иллюзорная «вторая кожа» — мы оплатили качественную биомагическую личину.

Не учли только одного. Того, что эта биомагия сделала Олю ещё более худенькой, чем она была до превращения, свернув лишнюю массу. А теперь эта масса вернулась на своё место, грудь увеличилась, рост тоже… И рубашка с треском разошлась на плечах, держась теперь только на груди и угрожая таки сползти ещё ниже.

— Ай! — пискнула Оля, встряхивая ставшими лишь до плеч пшеничными кудрями. — Неужели меня настолько сильно уменьшили⁈

— Ничего. — улыбнулся я. — Так — гораздо лучше.

И тут же уловил печальную, но, на самом деле довольно спокойную, даже с долей облегчения, громкую мысль Марии:

«М-да. Тут я явно в пролёте. Не того полёта птица… Ну и чёрт с ним».

Пока Айлин отходила от шока после встречи с той, кого не так уж давно лично «обрабатывала» в лаборатории Чеканова, я обернулся к Стрельцовой. Лицо её не выдавало мыслей обо мне… Но, когда наши глаза встретились, мы всё-таки улыбнулись друг другу.

А затем я сказал то, за что многие могли бы заклеймить меня сухарём, или прямолинейным скучным дураком, не знающим, что такое намёки и романтика. Но я сказал именно то, что думал, без лукавства:

— Зря ты так думаешь, Мария. Вы с Олей действительно самые близкие мне девушки… Помимо сестры, разумеется. Причём, и этой вот, мелкой, и той, что ждёт нашего триумфального возвращения в поместье. И, если я и влюблюсь в кого-то, если и захочу строить с кем-то семью, то с кем-то из вас двоих. Но сейчас я не то что не сделал выбора — даже не начинал его делать.

— В смысле «мелкая»⁈ Какая ещё другая сестра⁈

— В смысле «не начинал»? Как можно «начать влюбляться»?..

— Элементарно. — привычно пожал я плечами. — «находят» любовь либо в сказках для девочек, либо в несчастных браках, заключённых в состоянии аффекта. В реальности действительную любовь создают, причём, оба. Работают над ней… Если, конечно, хотят. А желание возникает в общем деле.

— Это называется «давать ложную надежду», барон. — вклинился вдруг Кирилл. — Выстраивать ситуацию, в которой кто-то обречён проиграть, но давать иллюзию шанса.

— Это так лишь в том случае, когда шанс — иллюзия. — возразил я. — И в том случае, когда человек движим лишь примитивными страстями, лишён разума, позволяющего ему сознательно от чего-то отказаться, или принять поражение. Принять, что усилия не гарантируют победы в чём-то, и с этим знанием решать.

— Вы описываете такое высокое чувство, как любовь, будто это игра в гольф, барон! Это не так работает!

— Может и не так. — пожал я плечами, не желая вести этот спор. Ибо для себя я закрыл этот вопрос ещё в юности, и без труда общаклся с дамами, с которыми не вышло отношений.

Жизнь — это борьба. Вечная борьба, как в негативном, уничтожающем, смысле, так и в позитивном, дающем шанс сделать что-то лучше. Я давно не самовлюблённый юнец, чтобы обижаться на эпизоды поражений.

Но не в моём праве навязывать эту позицию другим. Мне лишь нужны соратники здесь и сейчас, и сейчас я говорю им то, что считаю истинным. А затем они вольны делать, что пожелают.

И вообще, какого чёрта беседа сместилась в это русло⁈ На нас там, вообще-то, скорее всего скоро нападут!

— В общем, Айлин. — вновь обратил внимание на сестру.

— Ну наконец-то. — усмехнулась она, хоть и слегка краснела. — А то я, знаешь, боялась вмешиваться в эти ваши сло-о-ожные взрослые дела и ненароком что-нибудь сломать. Так что там с вариантом твоим? Давай уже, поманипулируй мной как-нибудь, чтоб я обиделась и свалила. А то мне так начнёт с вами нравиться! То, что это ты раздолбал Гилиану его лабораторию, я уже поняла. Надеюсь, Чеканов подыхал долго! Вот уж на ком клейма ставить негде!

Я лишь махнул рукой. Сейчас её слова почему-то у всех вызвали улыбку. И даже Оля, которая слушала наш с Марией разговор в лёгком напряжении, вновь расслабилась.

— Увы, недолго. Нам нужно было быстро отступать. Так вот, второй вариант. Ты остаёшься, помогаешь мне, становишься попутно моей второй ученицей. Я доучиваю тебя и экзаменую по Высшему Кругу Посвящения. После победного, разумеется, окончания моей мести, я планирую возродить наш Орден. Если понадобится — одарив других частями своего Источника, и ты можешь облегчить мне эту работу. Ну а затем, когда ты официально станешь посвящённой, когда сможешь называться менталисткой — я выдам тебе Знамя, и отпущу на все четыре стороны. Но говорю сразу — никаких поблажек, учить я собираюсь так, как учили Предтечи на заре нашего Ордена, а не так, как тебя натаскивали в школе. Ты знаешь, не все ученики… доживали раньше до конца обучения. Но все, кто доживали, становились известны на века вперёд.

— Эй! — вмешалась Оля. — Что-то меня никто не предупреждал, что тут можно и помереть!

— А ты теперь против? — улыбнулся я в ответ.

— Ага, непременно. Уже бегу как можно дальше. — тоже улыбнулась девушка.

— Ну вот.

Айлин же, выслушав моё предложение, насупилась. Её явно удивило, что план «пахать как проклятый, имея шанс помереть, да ещё выслушивать нотации от брата» не выглядит очень заманчивым. И не предполагает никакой награды, кроме…

— Знамя. — повторила она это слово. — Право официально основать свою ветвь Ордена с собой во главе и по своим правилам, которую сам Орден не будет преследовать. Я… Никогда не слышала, чтобы кто-то это Знамя получал. Но что толку со знамени Ордена из двух человек⁈

— Вот так, значит, ты веришь в своего брата. — погрозил я ей пальцем. — В его способность возродить всё из пепла… Шире смотреть надо, сестрёнка, шире. Моя старшая кровь никуда не делась, я жив, моя душа при мне — а значит жив и Орден. А значит силу данного мной Знамени увидит любой из Предтеч. Чем ты хочешь заняться, когда уйдёшь.

— Я… — замялась девочка. Но, когда я уже уверился, что она и сама не знает, она горячо выпалила: — Я хочу найти способ прекратить междуусобицы, отличный от завоевания! А для этого мне нужно стать самой сильной, чтобы никто не мог принимать мою доброту за слабость!

На лицах собравшихся появились нервные улыбки.

— Занятная логика. — усмехнулся и я. — Особенно в свете того, что ты не сумела удержаться даже от издевательств над несчастными, порабощёнными тобой ментально. Самой-то не смешно сейчас такое говорить?

С ответом сестра не нашлась, но я и не ожидал от четырнадцатилетней девочки глубоких этических штудий. Для подростка свойственно иметь высокие идеалы и сомнительный образ жизни. Вопрос всегда в том, первое ли победит, или второе, когда он вырастет.

Однако то, что Айлин не опустила глаз, не отвела взгляд, не стушевалась, уже похвально.

— Я работают над этим. — тихо, но твёрдо сказала она. — Это уже моё дело. Кто как не ты может видеть, что я не вру, говоря о своём желании, брат?

— Ну… В таком случае, я жду твоего ответа. И, чую, времени на ответ у тебя немного.

— Да. — кивнула она, глядя на также встревожившуюся Олю. — Я тоже чувствую, как по городу рыщут гвардейцы. Псы Гилиана.

— Ну так…

— Я согласна. — кивнула Айлин. — Останусь с тобой. Всё-таки эти уроды и правда заслуживают смерти. Даже если ничего в мире от этого не изменится.

Все облегчённо выдохнули. Даже на морщинистом лице Ефима, который весь разговор хранил напряжённое молчание, появилась слабая улыбка. Я же обратился теперь к Ирине и Кириллу.

Они тут единственные, оказавшиеся с нами в одной лодке отнюдь не по своей воле.

— Знаю, что вы многое не понимаете, и что эта девочка не сделала вам ничего хорошего, и это мягко сказано. Но, если Айлин не врёт, о вашем обществе знают и те, кто стоял за ней.

— Знают. — угрюмо кивнула Айлин. — Они его и создали.

— Что⁈ Что ты такое… — надрывно воскликнул граф. — Это…

— Я знаю, что клуб недовольных дворян, как его свысока окрестил Гилиан, организовал ты. Он, кстати, уважал твой талант при слабом здоровье. Но я в это не углублялась… Уж прости.

— Для тебя я был просто пешкой?

— Ага. — не особо смутившись кивнула Айлин. — Ну так вот… Когда ты искал своего брата… Увы, покойного. Но с ним я не работала, он умер ещё во время первых опытов Чеканова. Так вот, тогда ты засветил всех своих друзей… И Гилиан быстро придумал, что с этим сделать.

Судя по беглому рассказу Айлин, оказалось, что в обществе Кирилла состояло немало детей высшей питерской знати. И сам факт бунтарства отпрысков очень напрягает многих именитых господ.

Тогда Гилиан и Аргон Форсекты предложили им сделать этот клуб юных радикалов ручным. Искусственным и всегда находящимся под наблюдением… Но таким, чтобы детишки не могли его покинуть никак, кроме как полностью разочаровавшись в своих идеях.

Разумеется, всё это должно было основываться, и основывалось, на ментальной работе Айлин. Долговременно менять убеждения она, конечно, не умеет даже близко — маловато училась, да и профиль не тот.

А вот внушить что-то быстро — пожалуйста. И это работало, юные радикалы зависали в этом клубе, разводя бесконечные беседы ни о чём, а от реальных дел их «оберегала» Айлин и Форсекты. Как и от расколов и ухода в свои собственные, уже не засвеченные, тусовки.

Когда Айлин закончила изложение, Кирилл и Ирина выглчдели просто уничтоженными.

— Но вы втроём с тем неприятным парнем начали ломать все планы. — лучезарно улыбнулась сестра, нарочито не замечая их состояния. — Ты оказался слишком умным, Ирина — слишком убеждённой, она ведь даже в эти ваши старинные социализмы искренне верит, а Матвею просто слишком на всё пофиг, его через эмоции даже менталисту трудно контролировать, знаете ли!

Кирилл с Ириной хотели что-то ответить, но тут раздался пронзительный звонок. А затем, через энергопередатчик из коридора донёсся голос:

— Гвардии капитан Горский! Откройте, господа. Плановая проверка!

— Ну вот. Началось… — устало вздохнула Ирина вместо ответа Айлин. — И что теперь будет? Это же тот самый…

Мы с Олей, Ефимом и Марией переглянулись.

— Ага. — улыбнулся я. — Тот самый. Мария, впусти-ка нашего капитана. Он, похоже, с весточкой.